Назовём её Лирой

      Мариса Колтер для себя всё решила. Это её последняя встреча с Азриэлом один на один. Поиграли в запретную любовь, хватит. Они оба взрослые люди. Наделали ошибок, одна из которых теперь толкалась в её растущем животе, давно пора остановиться. Не следовало и начинать.       Мариса знала, на что шла, когда приняла предложение руки и сердца Эдварда Колтера, мужчины в два с лишним раза её старше, богатого, влиятельного… и опасного. Это был Шанс. Шанс стать по-настоящему значимой. Мама ей говорила: «Миром управляют мужчины, а мужчинами — мудрые женщины». Так всё и было. Но у этого имелась своя цена. Брак, в котором не было не то, что любви, даже намёка на тепло. Точь-в-точь как у её родителей. «Как ты справлялась, мам?» — думала Мариса в минуты, когда тоска становилась особенно сильной, и тут же спешила топить мысли в вине, потому что на самом деле знала на них ответ. Никак. Её мать напоминала мраморное изваяние с застывшим навсегда во времени отпечатком печали и усталости на красивом лице. Она почти никогда не улыбалась. Мариса и сама не смогла вспомнить, когда в последний раз улыбалась искренне. Но этому всему легко удавалось не придавать значения большую часть времени. Муж, пусть и был холоден, как айсберг, никогда не скупился на подарки. Перед ней открылось множество дверей, в которые раньше она не осмелилась бы и постучать. Её уважали, ей завидовали. У неё было почти всё.       А затем в её жизнь огненным смерчем ворвался Азриэл, и это грозило обернуться потерей всего. Вот-вот. Их судьбы повисли на волоске. А он всё так же смотрел на неё дерзко, говоря без слов «ты моя», и сердце Марисы предавало её. Отвечало «Я твоя». Даже сейчас, когда всё кончено, осталось лишь объясниться в последний раз.       — Убери руки. — Она столкнула его горячие ладони со своей талии, и дуновение прохладного вечернего ветерка заставило остро ощутить эту потерю тепла. — Я пришла не за этим.       — Разве? — спросил он чуть насмешливо.       «Подлец!» — сердито подумала Мариса. Ей на самом деле невыносимо хотелось оказаться в его объятиях. В них она ощущала себя совсем юной, хрупкой, уязвимой, но это не было чем-то плохим. Просто женщина в руках мужчины, что может быть естественнее, правильнее этого? Вот только ничего в этом правильного не было, ведь узы брака связывали её с другим.       — Нам нужно прекратить всё это. Я устала бояться, что кто-то увидит нас, расскажет… Порой мне кажется, что даже у стен есть уши. Если Эдвард узнает… — Руки Азриэла схватили её за плечи, встряхнули, заставляя умолкнуть.       Стельмария, сидящая у его ног, грозно рыкнула, и золотой тамарин Марисы сжался в испуге.       — Поздно бояться, Мариса. Подумай о ребёнке…       — Это его ребёнок, — из упрямства сказала Мариса, сама в это до конца не веря.       Это должен быть ребёнок Эдварда. Иначе… Иначе придёт конец миру, который она так долго вокруг себя строила.       — Ты не можешь этого знать. Уйди от него, уйди сейчас! Потребуй развод! Я обеспечу безбедную жизнь тебе и ребёнку, чьим бы он ни был! — а в глазах непоколебимая уверенность, что ребёнок — его. И она тоже.       Мариса покачала головой, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Она так устала быть сильной, но и быть слабой позволить себе не могла. Развод? Ну какой к Дьяволу развод? Эдвард его ни за что не даст, а даже если и даст, это огромным несмываемым пятном ляжет на её репутацию. Навсегда. А что предлагал Азриэл? Не женитьбу ведь, нет, роль содержанки. Да она скорее умрёт, чем примет эту унизительную роль.       — Пусти, ты мне делаешь больно! — зло зашипела она ему в лицо, и её деймон, сидящий на траве, взвизгнул, ощетинился.       Он улыбнулся, хищно, чуть снисходительно, вызывая в ней внутренний трепет.       — Неправда.       Азриэл, в отличие от остальных мужчин, часто угадывал, когда она врала. Как и в этот раз. Она ненавидела его за это.       Она любила его.       И это заставляло ненавидеть ещё сильнее.       — Я сказала: пусти!       — Ты этого не хочешь, — ответил он, наклоняясь ближе.       Его голубые глаза в вечерних сумерках блестели, завораживали. Он был так горд, красив и непокорен, опасный и прекрасный хищник, точь-в-точь как снежный барс, сидящий у его ног. И к нему тянуло с невероятной силой. На секунду Мариса поддалась, закрыла глаза и встала на носочки, чтобы соприкоснуться с ним губами. Но раньше, чем случился поцелуй, она услышала хруст сломавшейся ветки и испуганно отпрянула. Осмотрелась вокруг. Не заметила никого, лишь ветер слегка покачивал листья на декоративных кустах и деревьях. Но сердце бешено колотилось в дурных предчувствиях. Что-то было не так. Всё, на самом деле.       — Не ищи больше со мной встреч, Азриэл, — она попятилась, отрезвлённая вспышкой страха. — Между нами всё кончено.       — Ты об этом пожалеешь, — сказал он без угрозы, просто констатируя факт.       — Я всего лишь принимаю правильное решение за нас обоих, — сказала она, пытаясь убедить в этом в первую очередь саму себя.

***

      Кошмары начали сниться ей всё чаще, почти каждую ночь. Те же, что донимали её с самой юности. В них она падала и падала вниз, в тёмную бездну. В свисте рассекаемого воздуха она слышала чей-то недобрый шёпот о том, что внизу ничего нет. Что её больше ничего не ждёт после этого падения, даже смерть. Мариса просыпалась в холодном поту от этих кошмаров, когда падение всё же обрывалось.       Чем дальше, тем сильнее ей казалось, что это дурной знак. Она не родит, умрёт вместе с ребёнком в утробе. Или муж узнает о её изменах и убьёт. Внутри неё постепенно нарастала паника, и когда начались схватки (рано, на месяц и неделю раньше положенного), она едва в ней не захлебнулась.       Ей очень не хватало Азриэля, того спокойствия, что он излучал. Хотелось, чтобы он взял её за руку. Пусть бы ничего не говорил, только был рядом в этот момент. Она так отчаянно нуждалась в нём, что, если бы он был поблизости, перешагнула бы гордость, позвала бы.       Но Азриэл был далеко. По счастью, её муж — ещё дальше, так как находился в отъезде. Вот его присутствия она бы точно не вынесла.        — У вас девочка, — Кэтти, девятнадцатилетняя служанка и помощница зрелой повитухи, улыбалась, как идиотка, держа на руках орущего ребёнка. — Здоровая, красивая девочка.       Мариса устало откинулась на влажные простыни, испытывая ненависть ко всему. Особенно к радостной глупой девчонке, наверняка верящей, что дети — это счастье. «Если бы…». Она не чувствовала себя ни капельки счастливой. Напротив, её как будто могильной плитой придавило.       — Покажи мне её, — хрипло потребовала Мариса, когда Кэтти бережно обмыла ребёнка и запеленала.       — Конечно, миссис, — та снова просияла, как будто имела к этому ребёнку прямое отношение.       «Хоть кто-то счастлив», — мелькнула ядовитая мысль, пробудившая желание дать служанке хорошую затрещину. Сил на это, конечно же, не было. Мариса со вздохом приняла ребёнка и нетерпеливо вгляделась в его маленькое раскрасневшееся личико. И рассмеялась. Хрипло, истерично, игнорируя острые вспышки боли в животе и ниже.       — Миссис! Миссис Колтер! — заохала повитуха.       Мариса не обратила на её причитания никакого внимания. Отсмеявшись, смотрела на дочь сквозь навернувшиеся на глаза слёзы. Ну конечно же, она оказалась копией своего отца. Этого и следовало ожидать. Азриэл и его чёртовы гены, судя по всему, удачно взявшие верх над её собственными. Будь малышка больше похожа на неё — и можно было бы попытаться обмануть мужа. Но нет, вот же оно, красноречивое свидетельство измены. А Эдвард не слепец и не дурак.       — Миссис Колтер, вы хорошо себя чувствуете? — спросила Кэтти, в растерянности заламывая руки. — Принести вам воды?       — Принеси, — сухо ответила Мариса, лихорадочно соображая. Безвыходных ситуаций не бывает, разве нет? Во всяком случае эта не должна стать одной из них. Азриэл хотел обеспечить, содержать? Что ж, самое время подловить его на слове.

***

      Она провела с дочерью сутки, муж должен был вернуться через неделю. Ему уже донесли радостную весть о том, что жена родила, но на его планы это никак не повлияло. Мариса благодарила Создателя за то, что супруг и в этот раз проявил привычное равнодушие. Вероятно, его ко всему прочему раздосадовало, что родилась девочка, а не мальчик. Что ж, Эдвард даже не представлял себе, что его ждало куда большее разочарование… если бы Мариса собиралась допустить, чтобы он взглянул на ребёнка. Но она не собиралась.       Мариса дрожащими руками вложила короткое письмо в конверт, выдохнула. Завернула ребёнка в одеяло и спрятала конверт внутри. Подозвала к себе Кэтти. Та была послушна и пуглива: лучшей кандидатуры не найти.       — Закрой за собой дверь и подойди, — потребовала Мариса, покачивая засыпающую Лиру на руках.       Кэтти последовала указаниям.       — Слушай сюда внимательно. Жизнь этого ребёнка будет целиком зависеть от тебя. — Мариса передала Лиру ошарашенной служанке. — Ты должна будешь отнести его в поместье лорда Азриэла так, чтобы никто об этом не знал. Для всех остальных ребёнок умрёт этой ночью.       Кэтти смотрела на неё широко распахнутыми испуганными глазами. Искала признаки безумия, догадалась Мариса. Она встала с кровати и, цепко обхватив острый подбородок служанки пальцами, грубо вздёрнула её голову, заставив посмотреть в глаза.       — Кэтти, ты меня знаешь… Сделаешь всё правильно — я тебя щедро вознагражу. Ты ведь копишь на учебу, мечтаешь вырваться отсюда. И это всё реально, я легко осуществлю твои мечты. Но если ты ослушаешься или проболтаешься, — Мариса угрожающе осклабилась, — шкуру спущу. Ты меня поняла?       И Кэтти, и её деймон — рыжая миниатюрная собака — тряслись от испуга.       — Да, миссис, я сделаю всё, как вы сказали.       — Умница. — Мариса вновь устало опустилась на кровать.       — Сейчас? — неуверенно спросила Кэтти.       — Да, сейчас. Уходи через чёрный вход, никому не попадайся на глаза. Благо, сейчас ночь, сделать это будет нетрудно.       — Хорошо, миссис. Я вас не подведу, — пылко заверила Кэтти, прижимая к груди спящую Лиру.       — Я очень на это надеюсь, — сказала Мариса.       Дверь за Кэтти закрылась. Мариса зажмурилась, чувствуя ужасное опустошение. Она сделала всё правильно, но почему-то в который раз эта мысль не приносила ей ни облегчения, ни удовлетворения. Лишь пустоту, похожую на ту, в которую она падала в кошмарах.       В памяти строчка за строчкой ожило написанное её рукой письмо.       «Я говорила, что между нами всё кончено, и это правда. Но как только ты посмотришь на неё, то сразу поймёшь: она твоя дочь. Возможно, даже гораздо больше твоя, чем моя. Позаботься о ней, потому что я не смогу. П.С. Назовём её Лирой».