***
Если бы была возможность мотнуться в прошлое и изменить что-то, что ты точно знаешь вредило тебе, сделал бы ты это? Даже если это нарушило бы всю временную петлю? Если бы можно было избежать ошибки, той, которая навсегда изменит тебя на «до» и «после», разве не воспользовался бы ты таким соблазном и не крутанул спираль времени назад? Не ошибки делают тебя тем, кто ты есть. Не они определяют тебя как человека. А то, как ты реагируешь на события, на свои промахи, влияет на становление твоей личности. Бывает ли тебе стыдно, после того, как ты объективно налажал? Рвёшься ли ты исправить ситуацию или тебе плевать на всех, за исключением себя драгоценного? То, как мы чувствуем себя после своего наихудшего поведения, даёт звоночек о том, кто мы.////////
Я пропускаю все вечеринки. Первые годы ещё звали, стремились уговорить, потому что «Эдди, ну чего ты такой нелюдимый?» и «нет вреда в том, чтобы повеселиться». Дело лишь в том, что после подобного отдыха мне самому нужен отдых. Тогда какого чёрта, спрашивается? Я уже не в том возрасте, чтобы соглашаться на всё, лишь бы меня приняли люди, на мнение которых мне плевать с высокой колокольни. Я тут как бы учусь говорить «нет», так что, ребят, окститесь. Более того, есть один пунктик, из-за которого я просто обязан держать себя в руках. На пьяную голову я тот ещё геморрой. Стоит мне переборщить с алкоголем - любым алкоголем - будь то слабое пиво или крепкий вискарь, старый Эдди отключается, уходит на перезагрузку, и появляется совершенно неизведанная и нелепая версия меня. Я абсолютно не помню, что со мной происходит после того, как в организм попадает бухло. Даже минимальное его количество. И это пугает до жути. Мне хватило всего пары раз, когда мой мозг вырубало так, что только благодаря рассказам окружающих я мог собрать воедино кусочки проведённого вечера. Первый раз, когда я ощутил на себе всё пагубное воздействие спиртного (в тот раз это был дешевый, разбавленный коньяк, который по вкусу подозрительно напоминал медицинский спирт) был в последний год обучения. Это же выпускной, Эдди. Хоть сейчас позволь себе расслабиться, приятель. Я проснулся на утро в чужой кровати, с огненной болью в заднице и замечательным желанием поскорее сдохнуть. Кто со мной рядом лежал, я в душе не ебал. Но на этом наше общение с этим парнем прекратилось. Я всегда знал, что меня влекло к мальчикам больше, чем к девочкам. Когда я смотрел на девчонок из своего класса, то ничего кроме объективного восхищения не отмечал для себя. Да, некоторые были офигеть, какие горячие. За последний год мы все изменились, и гормоны творили несусветную хрень со всеми. Я не мог не отметить, как округлились их формы, какие замечательные изгибы хрупкого тела приобрели мои одноклассницы. Но это не шло ни в какое сравнение с тем вулканом чувств, которое я испытывал, когда оказывался в мужской раздевалке. Тела парней, гладкие, подкаченные, сильные, одолевали мои мысли гораздо чаще, чем очередной глубокий вырез на блузке главной красотки школы. К девочкам не хотелось прикасаться т а к. От парней же у меня пересыхало во рту, и когда я сталкивался с кем-то взглядом в раздевалке после физ-ры, в раздевалке, где все стояли почти голые, мне хотелось провалиться сквозь землю. Потому что к а к о г о хрена? Пульс бил в виски, а перед глазами плыло, будто зрение упало до минуса. В такие моменты я ощущал себя преступником, пойманным на месте преступления. Нельзя было ни при каких обстоятельствах выдать себя. После занятия мы все были распаренные, разгоряченные, поэтому меня спасало то, что многие здесь красные как рак. Но только у меня одного лицо горело совсем по другой причине. Поэтому нет, совсем не удивительно, что ночь выпускного я провел в объятиях парня, а не девушки. Удивительно то, что я не помнил ни-ху-я. Ночь, когда я лишился девственности, навсегда останется для меня тёмным пятном в памяти, и тут уже ничего не подпишешь. Единственное, что я запомнил - пиздецкую боль, от которой тело орало, умоляло меня не двигаться ни на сантиметр. Если и было какое-то удовольствие - что ж, оно прошло мимо. Этого мне уже никогда не узнать./////////
В колледже любое предложение прибухнуть компанией я пресекал на корню и обходил бары десятой дорогой. Первый год одногруппники еще пытались, уламывали меня. Но к третьему году сдались все, и меня, наконец, оставили в покое. Странно, но подружиться ни с кем так и не удалось, несмотря на то, что пить - это ведь не всё, что мы можем делать вместе, ребята. Правда, ребята? Оказалось, что моё резкое нежелание пить сделало меня белой вороной, и многие начали думать, что я высокомерный. Что я брезгую их компанией, и для меня они второй сорт людей, поэтому я сторонюсь их. Ебать, я просто боюсь, что могу свалиться с окна, когда буду бродить по подоконнику в попытках показать свою охуенную координацию. Или что очнусь выебанным во все дыры и обнаружу, что меня прекрасным образом засняли на видео. Я ведь ничего не соображаю, могу согласиться буквально на всё. Но да, ребят, я просто стыжусь вашей компании, точно.***
В ту новогоднюю вечеринку всё пошло через жопу ещё с самого начала. Я не собирался туда идти, по привычке хотел закрыться у себя в комнате, включить новогоднюю серию Шерлока в очередной раз и упиваться охуенным ощущением тоски и безразличия ко всему. Отличный способ провести Новый год. Снова. Хорошо ещё, что общага работает и на новогодних каникулах, хоть большая часть студентов и укатила к себе домой, по своим уютным уголкам, к семье, которая ждёт их с распростертыми объятиями. Мои родители вряд ли даже утруждают себя тем, что читают открытки, которые я шлю им ровно три раза в год - две, чтобы поздравить с Днём рождения, ещё одну - с Рождеством. Уверен, они тут же летят в мусорное ведёрко, как только на марке мамочка с папочкой видят отправителя. Я до сих пор не могу понять, на какое чудо я надеюсь? Почему так упорно позволяю им втаптывать себя в грязь. Всего-то нужно не слать им эти долбанные открытки, но эта мелочь кажется сильнее меня. Рука всё равно выводит всего пару строк о том, что я жив и здоров. Даже если всем глубоко поебать. И, бинго, мой тугодум сосед по комнате, Стэн Урис, (полностью отмороженный парень, который за все три года учебы сказал мне слов десять) перепутал наши телефоны. Снова. Блять, в новом году точно куплю себе другой, чтобы эти конфузы прекратились. Я обнаружил это слишком поздно, когда Стэн был на вечеринке несколько часов кряду. Во мне тут же проснулась паника, хоть из-за моей повышенной тревожности и паранойи я обновлял пароли блокировки каждую неделю. Но этот головастый Стэн без труда сможет взломать любой пароль и залезть внутрь. Не то, чтобы там был какой-то стыдный пиздец. Мне абсолютно плевать на то, что он увидит историю поиска (окей, покажите мне человека, который не посматривает порно), что я зарегистрирован на парочке сайтов знакомств (совершенно бесполезная штука). Там сохранены миллиард заметок касательно всего, что приходит в мою голову. Личные, небольшие записи, которые не хотелось ни с кем делить. Переживания, которые были явно не для глаз Уриса. Этот отморозок не покривит душой распиздеть всем, что он увидел. Он может даже вслух зачитать. Ему, кажется, похуй вообще максимально. — Твою налево, — раздражённо выдыхаю, когда с его телефона, который точь-в-точь, как мой, звоню на свой сотовый. Конечно же, Стэн не отвечает. Он, наверное, угашенный в хлам давно. Это было бы прекрасно, если бы он вообще не вытягивал телефон из кармана и не обнаружил свою ошибку – понимаю уже слишком поздно. Проклиная всё на свете, я отбрасываю тёплый плед, набрасываю пальто, и как есть, в растянутой толстовке и спортивных штанах вылетаю из комнаты общежития.////////
Я знал, что «большая вечеринка» проходит в доме Беверли Марш, одной из самых популярных девчонок потока. Староста, дочь влиятельного бизнесмена, сногсшибательная красотка. Жаль только, что стерва последняя, которая для поддержания статуса якшается только с людьми её круга. На остальных же она смотрит как на грязь из-под ногтей. И ещё меня называют высокомерным. Благо её дом был совсем недалеко от общаги, и добежал я в максимально короткие сроки. — Какого лешего ты тут забыл, Каспбрак? Вот уж и правда под Новый год чудеса случаются. Беверли выглядит просто потрясно, облегающее платье с пайетками и высокие до бедра сапоги. Но у меня нет времени заценить прелести её фигуры. Я кладу руку на свой колющий бок и пытаюсь не дышать как собака, которая пробежала марафон. Я стар для такого дерьма. — Стэн здесь? — еле дышу и пытаюсь заглянуть через плечо девушки. — Урис который? А тебе он зачем? Да ты проходи, отдышись, выпей чего-нибудь. Беверли осматривает меня с головы до ног, и я каждой клеткой ощущаю этот взгляд. Как на экспонат какой-то. Липкий, оценивающий. — Нет, нет. Мне только Стэна быстренько увидеть и я свалю. — Вот уж фигушки, — Беверли поджимает губы и как никогда некстати решает взбунтоваться. Блять, ну почему именно сейчас? В обычное же время она даже не обращает на меня внимание. Но она подвыпившая, и спорить с ней явно не лучшая идея. На правах хозяйки она может просто не пустить меня на порог. — Ты зайдёшь, выпьешь ради приличия, побудешь моим гостем хотя бы полчаса, а потом катись со своим Стэном куда хочешь, — она хихикает и щёлкает меня по носу. Бокал в её руке опасно кренится вниз, едва не проливаясь на землю. — Он не мой Стэн, вообще-то. Беверли похуй, она развлекается от души, а я не нахожу лучшего варианта, как согласиться. На самый крайний случай можно притвориться, что я выпил этот ссанный алкоголь. Но надеюсь, что до этого не дойдет. Ничего спиртного мне в рот лучше не брать. Беверли тянет меня за руку удивительно крепко, как для нетрезвой. И сердце моё замирает внутри, сжимается от странного нехорошего предчувствия. Как будто собачку ведут без её ведома якобы на прогулку, когда на самом деле за следующим поворотом покажется ветеринарная клиника.