Савамура

Суга пытается улыбаться коллеге, но даже не слышит, что та тараторит уже на протяжении пятнадцати минут, в голове снова и снова прокручивается дурацкая утренняя ссора. И в реальности это выглядит просто смешно, но Суга накручивает себя, продолжая смаковать в уме особо сочные моменты. Дайчи – невыносимый. Спорить с ним невозможно хотя бы потому, что этот его взгляд, твердая линия челюсти, крепко сжатые кулаки, когда он пытается парировать его, Сугавары, выпады, ужасно раздражает. Дайчи словно стена, через которую пробиться — все равно, что таранить камень. Суга хмурый почти весь день и невероятно задумчивый, даже дети заметили. Дети, уже совсем не дети, к слову, а вполне себе подростки с собственными драмами. И Коуши сам невольно вспоминает школу, все эти первые влюбленности, расставания, ссоры и примирения. Сравнивает невольно, а куда без этого? Вот те две девочки — вылитые Хината с Кагеямой на первом году, а вот этот мальчик — один в один Цукишима, разве что очков не хватает и Ямагучи. А вот они с Дайчи, по крайней мере, Суге хочется в это верить, вот Атсуши, такая волевая, сильная, совсем как Савамура, она и старостой класса стала именно поэтому, а Кусакабе всегда рядом с ней, и Суга уверен, что в школе он был точь-в-точь такой же — совершенно влюбленный взгляд, когда он смотрел на Дайчи. Сугавара надеется, что никто не замечал этого, как сейчас замечает он, и невольно возвращается к их ссоре. – Сугавара-сенсей, у вас что-то случилось? – интересуется Атсуши на уроке, и Суга вздрагивает, понимая, что слишком сильно ушел в себя. – Да нет, я… – он совсем недолго думает, а потом вспоминает, как сильно любит этих детей, как они любят его, и что они не меньше его семья, чем Дайчи. – Ну, я поссорился со своим парнем. Коуши снова прокручивает события утра в голове. Дайчи – упрямый. – У-у-у, дело серьезное, – бросает Акихико. – А что случилось? – интересуется он совершенно искренне. – Дайчи думает, что брать смену в Рождество — нормальная затея, но я так не считаю. Суга думает, что Дайчи просто ужасен. – Ваш парень ведь полицейский? – интересуется серьезно Момои, Суга кивает, и она добавляет тут же: – Он может спасти кого-нибудь в Рождество. И Коуши думает, какие мудрые у него дети на самом деле. После урока к нему подходят сразу впятером, и Атсуши как, очевидно, предводительница этой банды спрашивает: – Вы будете встречать Рождество один? – Ну, у меня и выбора особо нет, но я в порядке, – отвечает Суга, слегка морщась. – Но никто не должен отмечать Рождество в одиночестве, – тут же отзывается Кусакабе, и остальные громко соглашаются. – Так случается, ничего не поделаешь, – объясняет Коуши растерянно. Дети переглядываются между собой и, словно что-то задумав и кивнув, в разнобой уходят из класса. Остаток дня Суга никак не может выкинуть из головы проклятое: "но никто не должен отмечать Рождество в одиночестве" и думает, что это, наверное, правда. Коуши уже всерьез обдумывает мысль прийти к родителям и позорно попроситься под крыло, но в конце концов отказывается от нее. Это, должно было быть, их первое Рождество в новом доме, и Коуши так важен факт встречи праздника именно там, что одиночество не кажется настолько пугающим, как хотелось бы. Тем более, что он не одинок: да, Дайчи на смене, но он придет рано утром, поцелует его, и все снова будет чудесно, потому что импульсивность — плохой советчик, а работа Савамуры очень важна. Суга заканчивает работу и отправляется домой с более легким сердцем, чем мог бы.

***

Сугавара входит домой, вешает ключи на ключницу и разувается, прежде чем понимает, что что-то не так. Он проходит вглубь комнат и с удивлением застает своих учеников, столпившихся в гостиной. Коуши слегка в шоке и вообще не понимает, что происходит. – Вы, ребята, не должны разве сейчас отмечать Рождество со своими семьями? – Но никто не должен отмечать Рождество в одиночестве, Сугавара-сенсей, – мудро напоминает Атсуши. Суга расплывается в теплой, искренней улыбке и, честно говоря, ему хочется расплакаться, потому что эти дети такие восхитительные. – Сугавара-сенсей, у нас для вас есть подарок, – бодро улыбается Кусукабе, и Суга прищуривается, уже прикидывая, откуда они могли взять денег и во сколько им это обошлось, как в эту же минуту открывается противоположная дверь и в гостиную входит Дайчи. И Сугавара отдал бы все на свете, чтобы эта картина осталась в веках. Дайчи – возмутительно очаровательный. В своей полицейской форме, с румянцем на щеках и в красном колпаке. Савамура подходит к нему, и Суга почти всем телом чувствует выжидающие взгляды. – А ну-ка, тащите еду в гостиную из холодильника, будем встречать Рождество, – строго приказывает Коуши, и дети тут же начинают суетиться. Они наконец остаются относительно вдвоем, и Суга, прижавшись телом к Дайчи, проводит пальцами по красной щеке. – Твои дети — это что-то невозможное, – жалуется Савамура. – Явились прямо в участок и начали объяснять мне, как важно отмечать Рождество с любимым человеком. Сло́ва вставить не давали, а я ведь и так поменялся сменами. – Ужасно, – шепчет Суга, но, кажется, уже совсем не слушает и тянется к Дайчи, прикасаясь губами к его. Через полчаса они сидят за столом и шумно празднуют, смеясь. Дайчи с удовольствием рассказывает всякие рабочие страшилки, Суга одергивает его, едва Савамуру заносит, а подростки заинтересованы настолько, что буквально в рот Дайчи заглядывают. А еще через какое-то время они дружно провожают ребят по домам, чтобы, вернувшись, наконец оказаться вдвоем. И Суга в очередной раз с невероятной нежностью, с переполняющим теплом думает, что Дайчи восхитительный. Надежный, светлый, добрый, веселый, замечательный и самый любимый. Коуши больше не нужно Рождество, ему плевать на любые праздники, на все в этом мире, потому что в его руках сокровище. Сугавара тянет Дайчи за собой в комнату, врезается поцелуем в самые любимые губы, путается в пуговицах, пытаясь сорвать эту форму, которую Савамура так и не успел переодеть. И Суга в миллионный раз готов любоваться им, потому что он восхитительный, самый лучший, его. Дайчи ласкает его, любит его, собирает губами стоны Сугавары, разложенного на их простынях. В каждом движении, во всем его чувства, и Суге даже стыдно за недавнюю сцену, за импульсивность, потому что сейчас это выглядит смешно и глупо. Потому что принимать такое чувство, любить такого человека — это невероятно, несмотря ни на что. Суга выгибается над кроватью, он стонет, мучительно долго, протяжно, он вздрагивает в удовольствии в руках самого лучшего во всем мире. Потому что Савамура Дайчи — самый любимый и это, пожалуй, самая главная черта. Суга сонно моргает, улыбается, наклоняясь к Дайчи и целуя, шепчет: – Счастливого Рождества, Дайчи-сан!