Хотел как лучше

Саша устало трёт виски и понимает, что терпению пришёл конец. — Заебал. — Прости, что? — всё ещё что-то втиравший ему Ярик прерывается на полуслове и ошалело хлопает глазами. — Ты. Меня. Сегодня. Заебал, — в сашином голосе даже раздражения нет, только какая-то вселенская тоска. Он и не злится, просто уже не может слушать этот воодушевленный монолог. Хочется спустить чёртова мечтателя с небес на землю, чтобы не был таким… недосягаемым. Баярунас молча смотрит на друга, кусая губы. Что он опять не так сделал? В последнее время Саша срывается на него всё чаще. — Ярик, ну серьёзно. Идеи — это классно, но если тебе что-то приспичит, ты же до мёртвого докопаешься! Неужели ты не понимаешь, что люди не любят, когда им выносят мозг. А ты этим занимаешься просто профессионально! И по любому поводу. — Саш, что именно… — Послушай, — Казьмин отмахивается от попытки его перебить, — я же из лучших побуждений. И ведь проблема ещё в том, что чем ближе тебе человек, тем более капитально ты задалбываешь. И на шею садишься. Под неожиданным потоком обвинений Ярослав только неловко переминается с ноги на ногу. Да что на него нашло?.. — Ты же зачастую такое дитё до сих пор, вообще удивляюсь, как до своего возраста дожил. Ну скажи, кто с тобой захочет вечно нянчиться? Кто этот вечный вынос мозга терпеть согласится? Где ты найдёшь такую сумасшедшую? — Саша знает, что бьёт по больному, но убеждает себя, что так надо. Для них обоих. — Пора повзрослеть, Ярик, «за красивые глаза» любить не будут. — А как же ты? — Баярунас улыбается, но взгляд выдаёт с потрохами. — Тебе вроде моих «красивых глаз» достаточно. — Яр, я не… — Знаю-знаю! — нервный смех с нотками истерики, отвернуться, не видеть. «Я тебя не люблю» он сейчас слышать точно не хочет, а другого продолжения у этой фразы никогда не будет. Правду говорят, что больнее всего нам делают самые близкие люди. Вот и Саша сейчас очень метко прошёлся по его слабым местам. Ярик только понять не может зачем. Ведь ясно же, что специально. Саша взрослый, Саша всё видит и понимает. Саша не может не знать, какой эффект имеют его слова. Так какого чёрта? Разве мало ему того, что такой правильный Сашка от него навсегда в сотне световых лет? Саше бы девушку с чувством юмора и третьим размером, вроде той, с которой он промелькнул вчера в сторис у общей знакомой. Может, между ними что-то и есть — от этой мысли грудь словно сдавливает стальной обруч. Зачем Саше неуклюжий мальчишка, что вечно в облаках витает. Глаза жгут предательские слёзы. Казьмин на ссутулившиеся острые плечи смотрит и ненавидеть себя начинает. Конечно, он говорил всё это осознанно. Но ведь это правда во благо. Ярику действительно вырасти надо и как-то уже заняться «любовью всей жизни». Саша же знает, что в его шутках всегда только доля шутки, и вечных самоуничижительных фразочек про отсутствие личной жизни это тоже касается. Пусть он и делает вид, что всё прекрасно, но не может Волшебник один. А Саша… Ему тоже, наверное, пора бы наконец вспомнить про свои тридцать лет и выкинуть уже всю эту дурь из головы. Он давно ведь таким сознательным мазохизмом занимается и ждёт, когда уже Яр найдёт себе кого-нибудь. Тогда хотя бы появится повод со всем этим покончить. Тогда хотя бы будет на это шанс. Потому что надежда — живучая сволочь, и пока её ничего не берёт. Этот вечер пошёл слишком неправильно. Они могли просто порепетировать и разойтись по домам, но разве с Баярунасом бывает просто? Снова куча безумных идей, планов, проектов. И почти в каждой его очередной авантюре фигурирует Казьмин. «Саш, ну вот прикинь, как мы с тобой круто сделаем!» И столько запала в нём, столько азарта и любви к своему делу — голубые глаза светятся, как две яркие звёздочки. Сашу эти звёзды ослепляют. Он и так за Яриком не поспевает уже, боится когда-нибудь остаться позади, остаться забытым где-то на земле, когда этот невозможный человек в полную силу расправит крылья. Ещё и в воодушевлении своём он прекрасен как никогда. У Саши сердце сжимается, когда он этот сияющий взгляд перехватывает. Хочется обнять покрепче и уже никуда не отпускать, и если уж взлетать — то только вместе. А упрямый голос разума твердит: «Не вздумай! Только друга потеряешь. Научись уже фансервис от жизни отличать!» И Саша терпит, сжав зубы, слушает Ярика, чьим идеям конца-края нет. Но в какой-то момент всё же ломается. Опять. В этом месяце в его жизни слишком много Баярунаса, а это всегда означает, что эмоции через край. Иногда это заканчивается просто срывами, иногда — такими вот приступами мазохизма, когда он мелкого в нужном направлении пинать пытается. И сейчас Саше от самого себя погано: слишком уж очевидно, что больно он сделал не только себе. — Ярик? — тот в ответ только плечом дёргает, да голову ещё ниже опускает. — Яр, я же действительно хочу как лучше. — А получается как всегда, — невесело хмыкает Ярик, и Саша от его тона вздрагивает, как от пощёчины. Такой голос он слышит иногда со сцены: ломкий, напряжённый, на грани то ли крика, то ли слёз. На концертах Саша в эти моменты мурашками покрывается и кулаки до боли сжимает, потому что слишком… по-настоящему. И услышать этот голос вне выступлений — для Казьмина подобно воплотившемуся в жизнь кошмару. Саша машинально шаг вперёд делает и руку протягивает — обнять, успокоить. Вот только Баярунас на звук оборачивается и отшатывается, снова увеличивая расстояние между ними. В зелёных глазах недоумение с обеспокоенностью вперемешку, а где-то в глубине затаилось отчаяние. Ярослав это замечает почти неосознанно, но от мыслей упорно отмахивается. Может, Сашу совесть замучает — и поделом, Ярик тоже не железный. — Ты прости, вот ведь я сволочь неблагодарная, — усмехается криво. — У меня такой друг заботливый, прям куда деваться! А я никак своего счастья не пойму, выделываюсь тут. Температура в комнате словно сразу падает на несколько градусов. Баярунас очень редко отгораживается сарказмом, тем более от Саши, но сейчас уже просто нет сил на что-то другое. Хочется хоть как-то задеть, разбить идеальный фасад, поэтому Ярик в каждое слово весь тот тёмный клубок своих эмоций вкладывает — пожёстче, порезче. Ведь он устал, чёрт возьми! Устал строить воздушные замки, которые по одну сашиному слову рассеиваются. Устал делать вид, что всё нормально, когда впору выть от понимания, что не в силах ничего изменить. Устал прощать в конце концов. Саша иногда как будто поиздеваться над ним решает, советы насчёт личной жизни даёт, методично ему нож под рёбра вгоняя. Многие говорят, что Ярослав выгорит когда-нибудь, что нельзя так все выступления через себя пропускать, но он-то знает, что только на сцене демонам своим волю дать может. Это без сцены он бы выгорел: от этих чувств, от невысказанных слов, что каждый раз опаляют лёгкие, от безысходности, что страшнее любой бездны. — Мне, наверное, пора бы к твоим советам прислушаться, — Ярик одними губами улыбается, не скрывая ядовитую насмешку в голосе, — девушку найти. Побудешь свахой, Саш, а то куда ж я без твоей неоценимой помощи? У Казьмина всё внутри холодеет от этих слов. Доигрался, благодетель хренов. — Так что, есть кто-нибудь на примете? Вроде той девушки, с которой вас вчера Оля сняла. Может, у неё подруга симпатичная есть? Сама-то она, видимо, уже занята, — последние слова Баярунас цедит, не сводя с Саши глаз. Всё-таки он грёбанный мазохист. Что-то — Саша и сам не знает, что именно, — в этот момент его с толку сбивает. То ли он в словах улавливает слишком хорошо ему самому знакомую боль несбыточных надежд, которую никакая злость и обида скрыть уже не могут. То ли упрёк и тоску в насмешливом взгляде замечает. Вывод из этого получается настолько внезапным, что Казьмин даже толком осознать смысл своего вопроса не успевает. — Ты что, ревнуешь? — вот ведь глупость сморозил, да разве… — Представь себе! — плевать Ярик хотел на всё, какая уже разница. — Я тоже умею ревновать. Не думал, что это так удивительно. Больше всего сейчас на Сашку наорать хочется. Потому что сколько можно уже! В голове не укладывается, как человек, который себя его другом называет, иногда настолько жестоким быть может. Задавать такие вопросы, когда и так всё понятно, — чистое издевательство. А уж Саше давно всё понятно, в этом Яр не сомневается даже, он ведь не дурак… Только почему-то в его широко распахнутых глазах сейчас такое искреннее изумление и даже шок, что Баярунасу неуютно становится и весь его боевой запал куда-то пропадает, сменяясь растерянностью. Да бросьте, не может же быть, чтобы Саша всё это время не замечал. Ярик ведь никогда ничего скрыть и не пытался. Уже все их общие знакомые, кажется, в курсе были, а Казьмин не знал?.. Нееееет. Нет-нет-нет! — Блять! — тихо выругавшись, Ярослав пытается так же тихо ретироваться: разбираться с последствиями своего незапланированного признания сейчас он точно не готов. Но уже в дверях его ловят за руку и утягивают обратно в комнату. — И далеко ты собрался? — Саш, давай потом дорепетируем, а? Мы с тобой сейчас оба на эмоциях, разругаемся ещё. Да и вообще… — он всю эту тираду выдаёт со скоростью пулемётной очереди, при этом старательно разглядывая пол. — Ярослав, посмотри на меня, — у Саши голос такой серьёзный, что все слова где-то в горле застревают, и Баярунас только молча головой мотает. — Пожалуйста, — тёплые пальцы крепче сжимают запястье. Ярик медлит ещё несколько секунд, но голову всё же поднимает, в зелёные глаза всматриваясь с опаской, и замирает. В ответном взгляде нет ни осуждения, ни разочарования, ни даже сомнений. Там всё ещё заметно удивление, но больше облегчения и чего-то подозрительно похожего на нежность, от которой дух захватывает. Лишь бы это был не сон. — Никак не пойму, чудо ты у меня или всё же чудовище? — вздыхает Казьмин, а уголки губ сами собой в улыбке поднимаются. — Что мне делать-то с тобой? За это «у меня» Яр сразу цепляется — ведь не послышалось же? Надежда, которую он уже столько раз хоронить пытался, фениксом из пепла восстаёт и в груди вновь ярким пламенем разгорается. В этом огне разом исчезают все обиды, упрёки, претензии, ведь всё можно переписать начисто, если только… Терять сегодня уже нечего, и, зажмурившись, Баярунас выпаливает: — В идеале — любить, — сердце заходится в абсолютно бешеном ритме. А Саша только хмыкает тихонько и это недоразумение в объятия заключает, улыбается ещё шире, чувствуя, как Ярик носом ему в плечо утыкается. Кажется, где-то наверху решили, что он намучался уже достаточно и можно ему наконец шанс на счастье дать. Даже не верится. Этот момент он точно запомнит надолго. — Я, может, и чудовище, — вдруг подаёт голос Ярослав спустя несколько секунд блаженной тишины, — зато ты слепой идиот. — Спасибо, что просветил, но я и сам в курсе. — Ну серьёзно, Саш, — он пытается отстраниться и в глаза заглянуть, но Казьмин его крепче к себе прижимает, одной рукой голову придерживая. — Ты действительно думал, что всё это фансервис? — Я иногда даже на это надеялся… — в ответ на возмущённый возглас Саша продолжает: — Да пойми, у тебя бы ведь тогда нормальная жизнь была, а не это вот всё. — Не говори глупостей, нормальная жизнь и я в этой реальности несовместимы! — И то верно, о чём это я, — усмехается Казьмин, в тёмные пряди пальцами зарываясь. Ярик с готовностью под ласку подставляется, поудобнее в его объятиях устраиваясь, и удивительно, что ещё мурлыкать не начинает. — Саааш? — Чего тебе неймётся? — Ты же понимаешь, что теперь от меня не отделаешься? — и голос при этом невинный-невинный, в комплект к такому у него обычно идут «глаза кота из Шрека». — Я не особо-то и против. И к тому же, кто тебя кроме меня терпеть сможет? — Баярунас снова возмутиться пытается, но Саша его перебивает: — А теперь будь добр, помолчи хотя бы пять минут. Ты можешь быть на удивление милым, когда рот не открываешь. Ярик демонстративно фыркает в ответ, но замолкает и удовлетворённо глаза прикрывает, когда его снова по волосам начинают гладить. Может, он и чудовище, зато счастливое.