Пятьдесят оттенков Винчестеров

Всё началось с того, что Сэм допрашивал билетную кассиршу, и нечаянно приглянулся ей так сильно, что она подарила ему два бесплатных билета на вечерний сеанс «На пятьдесят оттенков темнее», в надежде, что Сэм поймет намек и пригласит именно её, а после фильма, возможно даже, станет ее Греем. Её мечты самым грустным образом не сбылись, потому что Сэм, если что-то и понял, так это, что сегодня вечером он идет в кино с Дином. Поглядев билеты, Дин не выказал ни радости, ни благодарности. — Видел я первый фильм, Сэмми. Его нужно было назвать «Пятьдесят оттенков серого кино». Просто признайся, что облажался с выбором. Причем крупно облажался даже для тебя. Узнав, каким именно образом оказались у Сэма билеты, Дин окончательно расстроился и упал духом. Вернулся в прекрасное настроение он только после того, как перед самым показом старательно выфлиртовал у продавщицы две пачки халявного попкорна, и так его ненормальное эго старшего брата успокоилось. Дин нес этот попкорн Сэму, как кубки победителя — доказательства несомненного превосходства и неотразимости старшего Винчестера. — Дин, это же солененький, — поглядев, заметил Сэм. — А я ем с медом и карамелькой. — Я сейчас тебе его на башку одену, медовая карамелька, — огрызнулся Дин,— Сегодня будешь есть соленый, как настоящий мужик! — Разве? Ты-то ешь соленый. — Сучка, — припечатал Дин, который сам был чрезвычайно слаб до всего сладкого, и любил карамельный попкорн, но обычно просто черпал его загребущей рукой из ведерка Сэма, невозмутимо выслушивая тонны недовольства. — Ладно, Дин, но только один раз. И тогда еще попить принеси, на случай если мне захочется после всей этой… соли, — поморщился младший Винчестер. — А если тебе еще после этого пи-пи захочется, то мне и бутылку держать? — подъебнул Дин. Сэм покраснел и отверг это предложение, потому что «всегда терпеть не мог делать это в бутылку, и Дину об этом прекрасно известно!» — Ну, смотри. А то вдруг фильм окажется таким офигенным, что ни минуты пропустить не захочешь. Шутка. Гляди-ка, Сэмми, у нас места для поцелуев, — многозначительно посматривая на него, усмехнулся Дин. — Там лучше пересядем. — Это еще почему? — А ты как думаешь? Там вообще-то не только целуются, но и… — неловко замялся Сэм. — Ну, гораздо дальше заходят. — Насколько дальше? — До конца, Дин! — Что? — старший Винчестер был снова потрясен до глубины своей чистой души. — Но там же люди кругом. — Вот именно поэтому. Для этого такие и ходят в кино. Сидения потом, конечно, чистят, но все равно как-то мерзко. — Блядь… Почему об этом предупреждающих табличек не вешают?! — Да вроде и так ни для кого не секрет, хотя… Дин, почему мне всё всегда приходится тебе рассказывать? Почему ты вечно ничего не знаешь? — А я знаю? — проворчал Дин. — Скажи лучше, откуда ты всё всегда знаешь. Это ужасно бесило, но мелкая заноза постоянно просвещала старшего по любым, самым разным моментам, и как бы упрямо Дин не старался стоять на своем, делать по-своему, заноза обычно оказывалась права. И особенно обидным ощущалось Дином то, что тоже самое касалось и его излюбленной темы — секса. Почему-то даже здесь он на фоне Сэма оказывался далеко не всеведущ. Сэмми просвещал Дина по теме слешеров. Сэмми буквально на пальцах объяснял Дину, что на свиданиях существует еще и пятая база (а потом, по секрету, что есть и шестая, и седьмая). Сэмми учил Дина и учил, и открывал брату его большие потрясенные глаза на разные пикантные вещи, всегда с этим вечным своим видом «не позорь нас, Дин». И, пожалуй, самое смешное и дикое было то, что именно Сэмми преподнес Дину первый настоящий урок полового воспитания… ФЛЭШБЭК 1992 год Сэму — девять, Дину — тринадцать. Это был жаркий пыльный день летних каникул, когда Винчестеры, как все обычные заброшенные родителями дети, слонялись по улицам, пиная банки. При этом Дин молча выслушивал очередную лекцию из бесконечного цикла новых хобби и увлечений Сэмми. — …это и есть лесбиянки. Ну, это мне понятно. Но есть те, которые любят делать это с животными! Их называют зоофилами. В их вкусах: крупный рогатый скот, кони, собаки, ну, некоторые там со змеями любят, и даже с крокодилами… не знаю, как у них такое получается. Но больше тех, кто любит на это смотреть. Это тоже зоофилы. Еще есть те, которые любят делать это с растениями. Флорофилы. Эти трахаются с деревьями, тыквами, вишневыми пирогами, огурцами… Это всё фигня, педофилы — вот это ужас. Они тоже могут прийти за нами, Дин. Мы попадаем под их вкус, поэтому нужно быть осторожными, не только с монстрами… — Ты это точно знаешь? — перебил Дин, которому очень не хотелось верить во все эти гадости. — Про флорофилов я выдумал. — И про все остальное тоже! — заявил Дин. — Никто не станет делать это с животными, Сэмми! — Дин?! Ты мне не веришь?! — Неа. Потому что ты хрень какую-то порешь. — А помнишь два месяца назад в соседнем номере были лесбиянки? — Да, и папа сказал, что лесбиянки — это очень близкие подруги. — Они близкие, потому что сексом занимаются. Это все знают, ты что? — Да? — обиделся Дин. — Ну вот и трахайся со змеями и конями, раз ты в это веришь. — При чем тут я?! Дин, зачем ты сразу… — Ой, принцесса надулась и нюни распустила. Скажи-ка, чем это вы там занимались с твоим обожаемым Бонзи? — Дин… — Сэмми и его хвостатая любовь. Лижутся не налижутся! — Дин, ты такой придурок, что я даже комментировать не стану. Я еще не всё рассказал. Еще есть фетишисты. Это те, кто любит делать это с разными предметами… — Всё, заткнись, Сэм! Папа не говорил ничего ни о каких предметах! — И о чем же говорил папа? О тычинках и пестиках? Да, здесь всё началось за пару недель до этого, когда Джон позвал Дина для _важного разговора_, а Сэмми велел идти мыть машину. Сэму это сильно не понравилось, так как главный секрет — про существование монстров — он раскопал, и теперь меньше всего ожидал, что брат с отцом снова будут от него что-то утаивать. Это был самый дурацкий разговор и самый тупой день в небольшой на тот момент жизни Дина. Потому что папа действительно говорил о тычинках и пестиках, а ему приходилось неловко слушать и кивать. Кстати говоря, Джон планировал такую родительскую беседу с сыном еще на момент, когда старшему исполнится двенадцать, но целый год с хвостиком прошел, пока Джон Винчестер собирался с духом. И когда он наконец закончил выдавливать из себя загадочные формулировки, Дин поблагодарил его и с облегчением вышел. На вопрос Сэма ответил прямо и сердито: «Про секс». На следующий вопрос Сэма — что именно про секс, Дин сказал: «Не твое дело». Сказал это, чтобы не опускать отца в глазах младшего брата, который и так был о папе не такого высокого мнения, какого Джон заслуживал по святым убеждениям Дина. Но так как между братьями по уговору не должно было быть никаких секретов, в этот раз Дин все-таки выложил всё как есть: — Типа того, — ответил он. — В общем, папа говорил что-то такое: «если пыльца попадает с тычинки на пестик — образуется ребенок. Поэтому в момент опыления нужно надевать защиту. Или покидать пестик до того, как произойдет выброс пыльцы…» — Серьезно? Папа такое говорил? -- Да… Он говорил: «Когда мужчина очень-очень любит женщину, то его тычинка тычется и трется о ее пестик, и от трения накапливается заряд, как при статическом электричестве, и этот заряд, постепенно нарастая, приводит к взрыву, то есть к выбросу пыльцы…» — Может, папа технофил… — Что?! — Дин, не слушай папу. Слушай лучше меня! И Сэмми продолжил просвещать Дина по полной. И если от отца Дин не услышал фактически ничего, то от девятилетнего младшего брата ему пришлось услышать слишком много. Гораздо больше того, что он хотел знать в свои тринадцать. — И откуда ты всё это знаешь? — спросил Дин с издевкой, стараясь не показывать, что Сэм его просто бесит. — О, может тебе рассказал твой воображаемый толстый друг? — Не трогай его… И нет, об этих вещах он, кажется, вообще ничего не знает. Это хорошо, а то он был бы похож на педофила. Сэмми остановился и выудил на свет из рюкзака толстую книженцию. На обложке была совершенно голая, очень сексапильная и аппетитная женщина с какой-то палкой в одной руке (на вопрос Дина Сэмми объяснил, что это — фаллоимитатор) и с пушистыми наручниками в другой. Женщина таинственно и коварно улыбалась. Вверху было название: «Всё о сексе». — Нашел ее у Бобби, — пояснил Сэмми. — Но надо как-то поскорее вернуть, пока он не заметил. Только, судя по тому, каким взглядом он сверлил тебя в последний раз, он уже заметил. — Блин, Сэм, да тебя связывать надо, чтобы ты больше ничего не находил! — выпалил Дин, уже уставший от находок Сэма, будь то отцовский дневник или любимая Камасутра Бобби Сингера. У Бобби по всему дому валялись миллионы книг, и Дина поразило, как Сэмми умудрился нарыть именно вот это. Такой вездесущий и везде лезущий младший брат, вверенный его заботам и присмотру, конкретно напрягал. Но главное, Дин почувствовал себя очень плохо: ему было неприятно думать о Бобби, что у него почему-то есть такая книга. Ему хотелось верить, что если она и пылилась где-то у него в доме, то Бобби об этом не знал. И еще, что мама с папой занимались сексом всего два раза в жизни. Или даже один, а Сэма принесли инопланетяне, в чем Дин был почти уверен. — Связывать? Связывать любят садо-мазохисты, Дин, — заметил Сэм. — Отдай сюда, мелкий извращенец, — вырвал старший книжку из рук Сэмми. — Тебе нельзя такое читать. — Бери, я с ней уже закончил. Значит, ты закинешь ее потом к Бобби? Спасибо, Дин! Дин понял, что попался, и что Сэмми, вероятно, спланировал это заранее. Ну и ладно. Книжка-то была офигенная, да еще с картинками. Дин начал с раздела Камасутры, который по словам Сэма был самым интересным и стоящим, а дальше продолжил по своему усмотрению. Когда через неделю он залез рано-рано по утру в окошко к Бобби и поставил книгу на полку, его остановил знакомый голос. — Дин. Стой. Дин оглянулся. Откуда ему было знать, что у Бобби по утрам бессонница в компании со стаканом виски? — Я всё могу объяснить. — Не надо, Дин… сядь. Ругая про себя Сэмми всеми словами, Дин подчинился. А Бобби уселся в кресло напротив и подлил себе в стакан. Дин был весь как на иголках: предчувствовал, что сейчас будет. — Итак, Дин. Я понимаю, что в твоем возрасте это нормально… интересоваться… и задаваться всякими вопросами… Не надо стесняться, это так и есть, не спорь! Было бы ненормально, если бы тебя _не_ интересовало.  — Послушай, Бобби. Это не я взял, а Сэмми. Нехорошо было сдавать его, но Дину всего лишь хотелось услышать, что и в возрасте Сэма нормально этим интересоваться. А то на душе было как-то неспокойно. — Говорю же, тебе совершенно нечего стесняться! — вспылил Бобби, явно ни на секунду не поверив. — Ты бы мог просто попросить эту книгу. И я бы дал ее… лишь когда тебе исполнится восемнадцать!!! Дин вздрогнул от этого неожиданного рассерженного крика. В духе Бобби, тем не менее. — Что ты там читал? Отвечай! — Ничего. Только начало осилил, — соврал Дин. — А про фетишистов? Про садомазу? Камасутру зоофилов не читал?! — Нет! Нет, нет!!! — клялся Дин. — Хорошо, — успокоился Бобби. — Я тебе верю. Но тебя, конечно, все еще мучают… некоторые вопросы, я так полагаю… — Не мучают, — быстро возразил Дин, но Бобби снова его не услышал, задумчиво потягивая выпивку и продолжая свое. — …Конечно, у Джона как обычно нет времени на всякие «пустяки»! Ничего, Дин, тебе повезло, что у меня всегда найдется время для тебя. И для тебя, и для твоего брата. — Я его позову, — вскочил Дин цепляясь за любой шанс смыться, пока не стало слишком поздно. — Ты в своем уме? Сэмми пока рано, у него еще молоко на губах не обсохло. Сядь, Дин, сядь. Итак, из курса биологии ты наверняка знаком с понятиями пестика и тычинки…

КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА

Узнав пикантную тайну последнего ряда, Дин наотрез отказался пересаживаться, с бывалым и матерым видом похвастав, что «ему доводилось бывать и в худших местах». — Ты о борделях? — Именно о них, малышка Сэмми, — ухмыльнулся Дин. — Посидишь хоть раз на местах для взрослых, ничего с тобой не случится. А потом сделаем то, что, как ты говоришь, тут принято делать, — добавил Дин как ни в чем не бывало. — Даже и не думай, — предупредил Сэм. — Боишься, что будешь стонать слишком громко и все оглянуться? Расслабься, Сэмми, я всё равно это с тобой сделаю. А если кто увидит, чур я не виноват. — Ну и флаг тебе в руки, — пробормотал младший Винчестер, понимая, что спорить сейчас с Дином бессмысленно. «На пятьдесят оттенков темнее» за первые полчаса соскучил братьев до смерти. — Ну твою-то мать!.. Его нужно было назвать «На пятьдесят оттенков серее», — ворчал Дин, то и дело как-то нетерпеливо поглядывая на Сэма. — Я так и знал. Ты ей НЕ понравился! Она возненавидела тебя с первого взгляда, раз послала на такой фильм! — Тогда почему она дала два билета? А знаешь, что, Дин? Давай уйдем, если тебе настолько не нравится! Тебя никто не держит. — Халявой не разбрасываются, Сэмми, — заявил Дин. — Сколько лет и все столькому тебя учить приходится, что я уже прихожу в отчаяние. Вот если бы это мы купили билеты… А так, нужно сидеть до конца. Придется. Это ты обрек нас на это! Сэм фыркал, поражаясь очередным строгим и бредовым принципам Дина. А тот всё не затыкался, ворча и поругивая брата, нетерпеливо ерзая, словно Сэмми его на осином гнезде заставлял тут сидеть, и осы уже пробрались старшему в самые темные и труднодоступные места. — Девчачий фильм, Сэм! — Сколько можно?! Не я выбирал, Дин! Потеряв всякое терпение, Дин резко и неожиданно взял его красивую кисть, и, завороженно глядя на нее, словно впервые видит, точнее, каждый раз как впервые, ласково покрутив и потискав в своей руке, опустил себе на вздыбленную ширинку: — Отрабатывай. — Дин?! — возмутился Сэм, но руку не убрал, и уголок его рта снова подозрительно поехал вверх. — Скотина. Чувствуя, как под его рукой выдающийся член совсем твердеет и рвет ширинку, Сэм уставился в лицо уже откровенно изнемогающего Дина. — Ого. Похоже, что фильм тебе все-таки нравится, — довольно «разоблачил» брата Сэм. — И еще как. — Да я последние двадцать минут вообще не смотрю, — признался Дин. — Господи, Сэмми, только не убирай её… Можешь ничего не делать… только пусть она будет там. — А ты так можешь кончить? — с любопытством спросил Сэм. — А то. Если еще поцелуешь, — намекнул Дин. Сэм наклонился, касаясь губами приоткрытых пухлых губ Дина. Оба любили эти первые ощущения, такие необходимые, до боли желанные и одновременно невинные. Но все эти легкие неторопливые поцелуи обычно быстро переходили в напористые и жаркие, голодные. Скоро Дин, забыв обо всем, вылизывал и трахал рот податливо уступающего ему Сэма, крепко удерживая его расслабленную руку на своем изнемогающем члене. — Дин… Дин, — прошептал Сэм в поцелуй и медленно с усилием освободил свою руку. А затем мягко провел ею по внутренней стороне бедра старшего. Дин замер от ласки своего Сэмми, почти не дыша, обмирая и впитывая каждое его легкое прикосновение, и как будто боясь, что Сэмми остановится. Но настырная ладонь продолжала обхаживать чувствительные зоны Дина, попутно всё шире раздвигая бедра охотника, податливо дающего сажать себя в какое-то бесстыдное положение. Оставив старшего в такой раскрытой позе, рука Сэма нырнула ему под рубашку, поглаживая его сильный пресс в самом низу живота. — Дин, Диин… — тихое, интимное, произнесение просто магическое, от которого вся душа стекает в переполненные яйца и сдавливает сердце почти до остановки. — Какой же ты… Если бы ты себя сейчас видел. Такой блядский вид, словно тебя часами трахали. Скажи, ты же там уже весь полностью готовый… Только и хочешь, до дрожи, чтобы тебя выебали в твои пошлые губы… и жестко заездили твою вечно приоткрытую… Сэм сладко целовал его куда-то в шею, в ухо, посасывая, опаляя дыханием, шепча что-то немыслимо постыдное, особенно для старшего Винчестера. Чувственно приоткрытые губы Дина раскрылись больше, являя облик полной беззащитной открытости. — Сэмми, я… Сэм догадывался, что он пытается сказать. Рука младшего Винчестера соскользнула еще ниже, практически в интимную зону, под пояс. Дина повело до низких брутальных стонов, из-за которых всё больше зрителей оглядывалось назад и отдавало предпочтение этому неожиданному шоу. А потом рука Сэма просто вернулась на распертую перенапряженным членом ширинку. — Блядь, Сэм… — выдавил Дин, крупно вздрогнув и распахнув пушистые ресницы, а его пошло разведенные бедра сами вульгарно вздернулись в кресле, пока старший Винчестер сдавленно стонал, обильно спуская в эту восхитительную тяжесть Сэмовой ладони, выталкивая всё новую и новую сперму из напряженных яиц. — Черт… Несколько особо веселых зрителей тихо зааплодировали, прежде чем отвернуться обратно к экрану. — Боже, Дин, как подросток, — усмехнулся Сэм и убрал руку с повлажневшей ткани, довольный собой, как будто большое дело сделал. — Ты что наделал? — хрипло выдохнул Дин после того, как смог снова дышать. — Я?.. — не сразу понял Сэм. — Что?! Я думал… Ты же этого хотел! — Чего хотел — обкончать себе штаны, как последний мудолох? Сэм недоуменно пялился на брата, не собираясь брать на себя вину за очередной неуместный оргазм Дина. Также, как не брал, когда как-то раз их слишком тесно прижали друг к другу в лифте, и Дину и этого хватило. — Тогда зачем вообще ты это начал? — Я хотел, чтоб ты взял его в рот! И потом всё проглотил! — с претензией выпалил ему Дин громче, чем следовало, из-за чего на них снова обернулась почти вся зрительская аудитория из пятнадцати человек. — Слишком многого ты хотел, — прохладно прокомментировал Сэм, не глядя на него, усиленно делая вид, что он здесь просто смотрит фильм, — придурок. Дин не нашел слов, посчитав «сучку» слишком слабым выражением своих чувств после всего этого. А потом заметил, что Сэмми теперь еще и улыбается, словно ему весело. — Что смешного? — Представил, как ты будешь отсюда выходить. Отличная реклама. В смысле, будет же выглядеть, как будто ты финишировал от этого фильма. — Поздравляю, а то я этого еще не понял! Мало было просто притащить меня на вот это? Никогда тебе не забуду. — Я тоже никогда не забуду, как тебя не по-детски вставило от Грея и Анастейши. — Если у тебя еще хватит совести меня этим подкалывать — я за себя не ручаюсь, Сэм! Я серьезно. Дин действительно был чертовски сердит. «Рассерженный хомячок, сердитая белочка» — любя всем сердцем, называл это его состояние Сэм, но не вслух, разумеется. И правда, долго и серьезно злится на него Дин не умел, и всё больше и чаще поглядывал на младшего брата, который, прямо-то и строго говоря, был старше его по всем параметрам, кроме разве что года рождения и внешнего вида. Не удовлетворившись случившимся, теперь уже Дин сам невозмутимо рискнул опустить руку Сэму на самые интересные места. Не отрывая глаз от экрана, Сэм накрыл его руку своей и, крепко сжав, мягко переложил на подлокотник, переплетя их пальцы. Дин глубоко вдохнул, набираясь терпения. Сэм продолжал сидеть, удерживая руку Дина от всяких шальных действий и непристойных поползновений. Что же он такой сильный — снова и снова, приятно и неприятно удивлялся Дин. Теперь старшему совсем не сиделось. Словно на горячих углях, а не в удобном кресле. Он оглядывался, облизывал губы, ерзал и чувствовал, как будто у него огонь по телу расползается от этого их соприкосновения. Огонь похоти и еще чего-то. — Сэмми… Тебе еще не надо? — наконец спросил Дин, кивая в сторону туалетов. — Вроде нет. А что, без сопровождения никак? Дин снова облизал губы, и произнес неуверенно: — Пойдем? Вдвоем?.. Сэм закатил глаза, понимая, к чему он это. — Так бы прямо и сказал. — Говорю. Так что? Пошли, Сэм… я дам, — трепетно и открыто глядя, словно предлагает какое-то свое главное, сокровенное сокровище, произнес Дин. — Если хочешь, будешь сверху. — Разрешаешь? Обоим было известно, что в сексе Сэм имел полную и безграничную власть над Дином, и мог творить с ним, если кратко и не вдаваясь в подробности, всё, что угодно. А Дин совершенно терял себя и плавился в руках Сэма словно воск, принимая любую нужную форму, забываясь и отдаваясь так, что страшно становилось. Это было естественно, потому что в большом отличие от Сэма Дин всегда был хронически слаб до наслаждений и крайне зависим от удовольствий. А вершиной и заоблачным пределом всем возможным удовольствиям для Дина был как раз Сэм. Сэму даже вдруг стало любопытно, реально ли было бы ему раздеть Дина прямо тут, у всех на виду, поставить раком, ввести в это великолепное ослепительное тело, скажем, бутылку, широко растянув это всеми желанное брутальное очко, и хорошенько оттрахать ею ебливую и сильную дырку самого Дина Винчестера. Зная Дина, это выглядело весьма заманчиво, и как в живую — как бы Дин низко стонал и порыкивал, и сам резко насаживался всем корпусом, подмахивал бедрами, пошло распахивал свои неприличные губы… всё это не ново, только теперь под наблюдением десятка потрясенных и возбужденных глаз. Да, скорее всего, это было вполне реально и осуществимо. Но водворять такое в жизнь точно не стоило. И за этот вывод поблагодарить стоило только душу Сэма, потому что всё остальное в нем было очень даже за. — Так что? Сэм очнулся из задумчивости и вспомнил, что не дал ответа. Он неопределенно пожал-передернул плечами: — Успокойся уже наконец. Веди себя прилично. Дина слегка выводило из себя, потому что опять это его «Веди себя прилично»! Как будто он Дину и папочка, и мамочка в одном лице! Хотя, конечно, кого он обманывает, Сэм ему действительно и строгий папочка, и заботливая мамочка, форевер, без выходных и без надежды, что Дин когда-нибудь «вырастет» и перестанет в этом нуждаться. Когда после смерти отца Дин пытался найти Джону замену, Сэм весьма оперативно «сместил» с этой вакансии беднягу Гордона, и тихо и незаметно занял ее сам, показывая Дину новое направление. Когда не было Мэри, Сэм покупал Дину пироги, трепетно заботился и беспокоился, лучше любой матери, и уж точно лучше Мэри. Сэм заменил Бобби, поругивая Дина прямо как он, заставляя взять себя в руки. Дину всё это казалось удивительным, потому что сам-то он всегда оставался просто Дином — идеальным телохранителем, преданным псом, наглым старшим братом, который глубоко внутри сходит с ума по младшему, не всегда признаваясь в этом даже самому себе. А еще он был главным человеком в жизни Сэма. Дин не считал, что заслуживает этого, но Сэм так упрямо и неоднократно это доказывал, что пришлось смириться. А Сэм был универсален, какой-то «супер-Сэмми», как про себя назвал его Дин — он словно гениально считывал и впитывал в себя всех, включая самого Дина, и в нужный момент просто вытаскивал из рукава то, что было более всего необходимо. Сэм мог заменить кого угодно, Лизу, Бена, Каса, Равенну, Боже… Но никто никогда не мог заменить Сэма, даже близко. И Сэм разрастался в сердце, как неистребимый паразит, присваивая, заставляя чувствовать нехватку и постоянную потребность. И Дин всё больше только ее и чувствовал. Сэм обладал какой-то неповторимой и непонятной внутренней красотой. Не добродетелью, не святостью, не совестью, не светом, а именно красотой. Такой красотой, которая вызывала привыкание и зависимость. Становилось жизненно необходимым видеть ее каждый день, чувствовать, что вот, рядом, с тобой, вместе, для тебя. Но может быть именно поэтому, бесить Сэм тоже умел изрядно. — Не тебе после сегодняшнего говорить о приличиях. Так, что, Сэм? Понимая, что Дин так и не успокоится, младший Винчестер, который не слишком любил потрахушки по туалетам, недовольно скривил губы. Вообще-то предложение было заманчивое, но его удивляло, ведь Дин-то со своей микробофобией по туалетам тискаться еще больше не любил, и что, неужели у него зуд настолько перевешивает? Ладно там первый год, но они уже столько лет вместе. — Давай потом. -- Что, не хочешь?.. -- Нет. — Ну и иди к черту в задницу, — вспылил-обиделся Дин, выдергивая руку из захвата. — Я тем более не хочу. — Ага. — Не «ага», а так и есть. И вот даже не смей делать такое лицо. Терпеть не могу, когда строишь из себя… и мнишь что-то, чего и близко нет. — И ты о чем вообще? — О том, что я только из жалости предложил. Потому что ты так и не… сам знаешь. «Так и не слил в штаны, как ты?» — предположил мысленно Сэм. — Ну, из жалости-то мне тем более не надо, — приподняв брови, серьезно ответил он, несмотря на то, что в глубине души Дин опять его ужасно веселил. — А без жалости ты хрен что от меня получишь, — подвел черту Дин, как отрезал. Еще у Дина возник обычный мстительный порыв подцепить здесь же и сейчас же какую-нибудь доступную девицу. Но вспомнив, в каком позорном виде передок его штанов, старший Винчестер вынужден был отбросить эту идею, что стало еще одним поводом посетовать на Сэма. Надо же, как этот сучонок его сегодня унизил! И как только всегда умудряется. Ну, ничего, ответит за всё после. И пока Сэм досматривал кино, Дин со светлой таинственной полуулыбкой снова смотрел сквозь экран, по-разному прокручивая в уме и фантазируя, как много и жестко Сэмми будет за всё отвечать. Когда пошли титры, и Сэм пошел выходить из зала через ближайший, правый, выход, Дин молча и с демонстративно независимым видом вышел через левый. А спустя сорок минут Импала стояла посреди очередного попутного поля и резко ритмично раскачивалась. Сэм лежал крепко вжатый лицом в обивку заднего сидения, а Дин неистово долбился в него, точно не трахнуть хотел, а убить. Или банально затрахать до смерти. Спустя полтора часа, когда всё небо было сплошь усыпано звездами, а Винчестеры валялись всё там же в обнимку, Сэм покрепче приобнял Дина, как прикованный, не отрывая взгляда от его лица, произнес: — Так люблю тебя. А у Дина всегда с трудом шло это слово по отношению к Сэму — настолько сильным преуменьшением оно ощущалось старшим Винчестером. — А я тебя ненавижу, — спокойно и не глядя ответил он. — И это чистая правда, чтоб ты знал. Дома их ждал Кас, которому очень интересно было узнать мнение Винчестеров и послушать лично их впечатления от раскрученной ленты. — Как фильм? — спросил он первым же делом, едва Винчестеры переступили порог бункера. — Отличный, — сам от себя не ожидая, очень сильно соврал Сэм. — Вообще… просто нечто. Шедевр. — Да, просто очешуенный фильм! — охотно присоединился Дин. — Только его бы и смотрел всю оставшуюся жизнь. Сэмми, помнишь, как он её?.. — А как она его!.. — Оо!.. А как они вместе!.. — Так не объяснишь, Кас, — пояснил Сэм ничего не понимающему ангелу, — это надо видеть. — Да-а, это точно, — протянул Дин и душевно поделился своим главным. — Лучшее, что я видел за последние десять лет. — А мне так писать хотелось, — поделился и Сэм своим главным, — но я весь фильм протерпел — невозможно было оторваться. — А какая давка была за билетами! Народу — не протолкнуться. — Дополнительные стулья в зал приносили! — сморозил Сэм. — Все проходы заставили, в толчок при всем желании было не выйти! Дин удивленно уставился на Сэма. Врать-то врать, но стебаться и завираться до такой степени? Вот нету у Сэма тормозов, никогда не было — жутко раздражающая и опасная черта! Но воспринимая своим ненормальным эго старшего брата так, словно Сэмми снова его в чем-то превзошел, Дин воодушевленно выдал Касу последнее: — Не только дополнительные стулья, еще и вторым слоем усаживали! У Сэма вон на плечах сисястая тетка весь фильм просидела. Вот с такими вот буферами! Бедный Сэмми почти не слышал ничего: так плотно ему уши облепили её огромные титьки. Которые сдавили ляжки, — добавил Дин и сам запутался. — Так ляжки или сиськи? — насмешливо поинтересовался Сэм. — Сисько-ляжки! Вот Сэм и сам тоже не разобрался. — А у Дина сидел жирный мужик и с него пот просто рекой лился, — рассказал Сэм. — Не знаю, как Дин такое выдержал и чем дышал. Он вышел из кинозала мокрый как после душа! Меня чуть не стошнило. В общем, фильм — слишком супер, но вечером лучше не брать. — Ничего себе, — произнес Кас, удивляясь, но доверяя братьям Винчестерам. — Надо тогда и мне будет сходить как-нибудь. Только в дневное время. — Да. Обязательно сходи, — злорадно поддакнул Дин. — И друзей побольше позови. Грех ведь на такой фильм не сходить. Дин и Сэм переглянулись, довольно и понимающе читая друг у друга притаившееся в глазах коварство. Потом они оправдаются перед Касом, что просто «немножечко приукрасили». Врать и заливать — оба брата были огромные таланты. «Сучки» — не в первый раз понял про них Кас, два часа зевая в полупустом кинозале под «На пятьдесят оттенков серее».