Stars Die

*** Она была олицетворением церковной девушки. Первое, что он заметил — ее поза. Она не сутулилась, даже несмотря на то, что все утро ей приходилось стоять у входа в церковь. Как под линеечку, которая держала её тело прямо, начиная от макушки головы до ступней, обутых в аккуратные черные мокасины. Его это очень впечатлило. Эстебану было интересно узнать о ней и её родителях. Каждую неделю они стучались в дверь, чтобы пригласить его на службу. Супруги придавали этому такое значение, что он, по сути, запомнил всю их болтовню. Для них это была прекрасная возможность для привлечения к их культуре других мексиканских прихожан. Эстебан отмахнулся и даже не подумал пойти, пока Рейнольдсы не упомянули о молодежной группе их дочери. Эстебан согласился только чтобы узнать, кто же такая дочь Рейнольдсов. И был изумлён, когда они встретились. В ней не было ничего кричащего, но Эстебан не мог не посмотреть на нее. Он отмечал в ней всё, ее ногти идеально овальной формы, покрытые прозрачным лаком. Как выглядела юбка-карандаш, тянущаяся ниже колен, будто ее выгладили этим утром. То, как выглядели ее волосы, девушка никак не могла решиться, быть блондинкой или шатенкой. Она была красивой, и Эстебан не мог описать, как и фотографии, сделанные во время стихийных бедствий. Такое сравнение он дал из-за её штормовых серых глаз или же холодной улыбки. Единственное, в чём он был уверен, это то, что его тянет к ней. Такое сильное чувство Эстебан никогда прежде не испытывал. Стараясь не думать об этом дольше, мужчина просто позволил своим ногам подойти к ней. — Привет. — Hola. На лице Эстебана появилась улыбка. Он склонил голову набок. — Ты говоришь по-испански? — Примерно так же хорошо, как ты говоришь по-английски, — поддразнила его она. Когда девушка улыбнулась ему в ответ, её глаза засверкали словно звезды. Он и не думал, что его присутствие заставит стойкую церковную девочку буквально растаять. — Я помогаю моим родителям приглашать новых прихожан с юга, поэтому только начала практиковать язык. — За все время этого короткого диалога, она, наконец, прекратила удерживать свою идеальную позу и встала в дверной проём. Эстебан повторил её действие. — Значит, с юга? — Он проглотил ухмылку, скривившую уголки его губ, и пожал плечами. — Место, откуда я родом, немного южнее, чем юг, понимаешь? — обратился к ней, подойдя чуть ближе. В ее глазах мелькнуло тихое понимание. — Ах да? Может быть, ты как-нибудь расскажешь мне об этом. Я Карен Рейнольдс, — Она протянула ему руку. Эстебан оглядел ее с ног до головы и взял за руку. — Приятно познакомиться, Карен Рейнольдс. Я Эстебан Диас. Они не отпускали руки до тех пор, пока над ними не зазвонил церковный колокол, возвещавший о начале службы. *** — Это твой камень, — произнесла Карен, протягивая Эстебану крошечный рубин. Он повертел его в руках, восхищаясь тем, как он блестит. Карен же наблюдала за ним. Она любила смотреть на него, особенно тогда, когда он не видел её взгляда. Однако это было не совсем так, мужчина всегда замечал, но продолжал незаметно подыгрывать. Глядя на его профиль, Карен улыбнулась и полезла поглубже в сумку, вытащив из неё еще один камень. Сверкающий пурпурный камень глубокого цвета, который со стороны казался почти непрозрачным. — А это мой камень, аметист. Думаю, он подходит мне, — сказала она. Эстебан взял камень, чтобы положить его рядом со своим. — И ещё, — продолжила Карен после того, как достала ещё один камень и поднесла к свету. Это был треугольный зеленый камень. — … Это для ребенка. Хризолит. Она протянула последний камень Эстебану, чтобы тот вставил его в свою маленькую дорожку. Карен внимательно посмотрела на него и снова заговорила. — Он должен родиться в августе и, скорее всего, будет таким же упрямым, как и я. — Он? — Спросил Эстебан. Карен погладила свой выпирающий живот. Она была на исходе второго триместра, поэтому чувствовала движения ребёнка: топот маленьких ножек, перекатывание и потягивание. От этих ощущений она не испытывала чувство эйфории, как обычно описывали другие матери. Для неё это было тяжестью, будто ребенок был якорем. С некоторым трудом Карен отогнала эту мысль подальше и снова сосредоточилась на их разговоре. — Да. Моя беременность полностью противоположна той, что была у моей мамы, поэтому я уверена, что это мальчик. По крайней мере, она надеялась, что будет мальчик. Как бы эгоистично это не звучало, она всегда мечтала уехать. Возможно, подобное желание появилось у неё в результате строгого консервативного воспитания, но она не могла себе представить, как оставит дочь. В детстве её родители часто говорили, что в матери нуждается только девочка, мальчик может обойтись и без нее. Именно таким утверждением она пыталась оправдать свои мысли. *** Изначально Эстебан всего боялся. Ребенок был таким маленьким и постоянно плакал при любой возможности. Все, что Карен могла сделать, это лишь улыбнуться мужу еле заметной улыбкой и хлопать ресницами на кричащего младенца в ее руках.  — Наверное, я была права. Он будет таким же, как я, — шепотом произнесла она, тактично кивнув. Вопреки всем мелким замечаниям, Клэр и Стивен влюбились в своего внука с первого взгляда. Словно последние два года любопытства и допросов по отношению к молодожёнам внезапно перестали существовать. Исчезли, будто кто-то дочиста вытер классную доску. Все, что они могли сейчас делать — восхвалять Карен и радоваться тому, как прекрасен был малыш. Эстебан старался не злиться. Это было не в его характере. Но ему было сложно сдержаться, когда Клэр и Стивен взяли на себя обязанность выбрать имя ребёнку. Уже несколько недель они с Карен называли его Эдуардо, но у Рейнольдсов были другие планы. — Какое глупое имя, Эстебан! — возмущалась Клэр, находясь напротив больничной палаты. Карен кормила ребенка грудью и выглядела довольно сонной, поэтому не могла внести большой вклад в дискуссию. К сожалению, это заставило Рейнольдсов думать, что они тут главные. Стивен, вероятно, остался в палате, чтобы предложить Карен варианты имён, пока они разговаривали. — Это не глупо, это часть его культуры. Он все равно останется мексиканцем, как бы вы его ни называли, — огрызнулся Эстебан. Он не злился, особенно на Рейнольдсов, потому как хотел быть хорошим зятем. Однако этот разговор выводил его из себя. Клэр посмотрела на него поверх оправы очков и нахмурилась. — Тогда прислушайся к своему же совету. Он все еще будет мексиканцем, так что давай назовём его как-то. . . попроще. Пожалуйста. Мы просто хотим, чтобы в будущем ему было легко. Эстебан собирался возразить, но понял, что, если вмешается, это никогда уже не кончится. Рейнольдсы всегда хотели, чтобы Карен вышла замуж за милого американского прихожанина. Завела милых американских детей и жила долго и счастливо в красивом доме, окруженном идеальным белым штакетником. Выгода явно была не на его стороне, поэтому для него это казалось лучшим, что он мог сделать, чтобы договориться. Эстебан с трудом выдохнул через нос. — Хорошо. Ты победила. Клэр улыбнулась так, словно выиграла в лотерею, и поспешила обратно в палату. Эстебан покачал головой и последовал за ней. Карен передала Стивену ребёнка и с тоской стала наблюдать, как её близкие выглядели тронутыми. Когда малыш понял, что его больше нет рядом с матерью, он открыл рот и издал самый громкий крик. Это был Шон Эдуардо Диас. *** Карен нравился Шон. И дело не в том, что она была его матерью. Ей нравилось, как он похож на Эстебана, но так сильно отличается от них обоих. Он был угрюм. Эта черта проявлялась не так, как у детей, а как у взрослого человека. Несмотря на заверения Клэр, что с возрастом он перерастет из этого периода, Карен знала, что это не так. Шон вел себя как маленький фейерверк, был смышлён, хоть порой и не слушался. Эстебан не был властным человеком, и Карен не могла себе представить, что тот будет наказывать Шона так, как это делали ее родители. Именно поэтому они старались как можно реже видеться с ними. Ее отец постоянно ругал их, что, если они пощадят розгу, то испортят ребенка. Эстебан всегда говорил ему, что при таком выборе они решили пощадить ребенка. Тем не менее, Шон не был избалован, так как у них не было достаточно средств, чтобы разбаловать его. И все же хорошо, что Шон был таким, какой он есть, потому что среди них должен хоть кто-то быть решительным. Эстебан был мягким человеком, а Карен постоянно грустила. Она не знала, в чем именно причина невыносимой тоски. Ей было трудно поделится с кем-нибудь об этом, поэтому она позволила Шону говорить самому. Карен проводила с ним все свое время, и он заполнял каждую спокойную минуту детской болтовней. Она не получала особого удовольствия от поцелуев и объятий в качестве мамы после детских кошмарных снов. Карен просто наслаждалась компанией, которую обеспечивал Шон. Благодаря ему, она смогла на определенное время отодвинуть нависшую над ней тень. До тех пор, пока Карен не поняла, что снова беременна. Она почувствовала, как все темные эмоции, которые преследовали ее во время первой беременности, вернулись волной. Похожие на тени стежки прижимали её так крепко, и Карен понимала, что никогда не сможет вырваться. Они навсегда привязывали ее к одному и тому же месту, к одним и тем же людям. Получив подтверждение от второго и третьего теста, она села на унитаз и стала плакать два часа, пока Эстебан не ушел с работы. Шон сидел за дверью ванной комнаты и через дверной проем просовывал ей маленькие записочки. У нее не хватило духу прочесть ни одной из них. *** Карен понимала, что не должна была так думать, потому что ни одной здравомыслящей матери это несвойственно. Но она искренне не любила Даниэля. Карен любила его, только потому что обязана это чувствовать как мать, но она не могла признаться себе, что он ей нравится. С того момента, как Даниэль родился, он не был похож на Шона. Будто розовые очки, которые Карен носила раньше, были сорваны, и она увидела Даниэля таким, какой он есть: суетливым, цепким, кричащим ребенком, вечно нуждающимся в матери. И хуже всего то, что он сильно любил ее. Она не могла сделать и двух шагов, чтобы не почувствовать, как маленькие ручки хватают ее или тихий голосок зовёт маму. Мама. Мама. Мама. Всегда нуждающийся, обнимающийся и ласковый. Он напоминал того щенка, которого родители подарили на Рождество, хотя Карен просила кошку. Или, скорее, подарок щенка человеку, который даже не любит домашних животных. Тот, кто сразу понял, что, возможно, у него на них аллергия. Однажды холодная решимость поразила её, когда она оставила Даниэля в детском саду. Он продолжал плакать у двери, и никто не мог заставить его пошевелиться. Когда его спросили, что произошло, он объяснил, что не хочет идти туда, потому что будет скучать по своей маме. Карен с трудом сглотнула. Он держал её, плакал и сморкался в рубашку, прижимая к себе так, чтобы она не могла уйти. Карен осознала, что именно так люди относились к ней всю жизнь. Будто она не могла уйти. Воспитатели детского сада сочли эту сцену восхитительной и отметили, что маменькины сыночки самые милые. Конечно же, Карен не видела в этом ничего миленького. Также они рассказали ей, что дети, которые закатывали истерику почти каждый раз, когда их родители уходили, к обеду были в полном порядке. Иногда, если они находят друзей, то еще быстрее избавляются от слез. Их комментарии поразили ее, как откровение. Последняя капля. Так оно и было. С ним все будет в порядке. Даниель был еще достаточно мал, чтобы забыть её. Сначала ему будет грустно, но она знала, что он справится с этим. У него были Эстебан и Шон. Бабушка и дедушка, которые любили его. Он пройдет через это, как и все остальные. Именно в этот момент Карен, наконец, решила уйти. *** У Эстебана не нашлось слов, чтобы попросить Карен остаться. Он знал, что, если их дети не повлияли на её решение, то его слова вряд ли смогут. Карен поцеловала его в лоб, в щеки и в уголки губ. Она подняла на него глаза, а он смотрел на нее сверху вниз. Они соприкоснулись лбами, а когда разошлись, на её щеках виднелись дорожки от его слез. — Ты не должна уходить, — тихо попросил Эстебан. Карен вытерла слезы с его лица и посмотрела через его плечо обратно в дом. Шон стоял в конце коридора и наблюдал за ними. Он был маленьким, но не настолько, чтобы не помнить этого. На мгновение, каменное личико ребёнка остановило её больше, чем слезы Эстебана и Даниэля, но мир за дверью притягивал ее. Кричал, чтобы она присоединилась к нему. Она отвела взгляд от Шона, коснулась лица Эстебана и вышла за дверь в безмолвную ночь. Черное небо было пустым и бесконечным, и когда она уезжала, дом стал все меньше похож на здание, а больше — на крошечную желтую звездочку на горизонте. Одинокий ориентир и единственная точка соприкосновения. Северная звезда. Карен знала, что все звезды в конце концов умирают. Как и знала то, что никогда не вернется. ***