Аномалия

      …Двери, повинуясь лёгкому мановению руки, мягко прошуршали в пазах и захлопнулись, оповестив о блокировке кратким звуковым сигналом. Мантия послушно скользнула с плеч, выстилая собой подлокотники кресла; его высокая спинка будто приглашала опереться.       Сидиус довольно сощурился: возведённая на Биссе цитадель как нельзя лучше подходила для сосредоточенного уединения. Причиной тому была не только и не столько удалённость Бисса от столичной суеты, — в конце концов, Император оставался и здесь Императором, — сколько особенности этого места.       Центр Галактики отличался обилием вспыхивающих сверхновых звёзд, электромагнитных возмущений, гравитационных аномалий и иных подобных явлений; в свою очередь, Бисс и систему Бешквек отличала непосредственная близость к Центру. Вероятно, именно по этой причине злые языки объявили уютную планету средоточием тёмной стороны. Безмятежные виды планеты и неспешный ритм жизни действительно контрастировали с довольно мрачным фоном галактических окрестностей. Палпатину же были глубоко чужды подобные выкладки ограниченных умов, над которыми всецело властвовали страх перед неизвестностью и жалкая иллюзия предсказуемости. Если для кого-то Бисс и был гиблым местом, то для Императора он стал твердыней.       Наблюдать сквозь медитативную отрешённость процессы, что происходили в космическом пространстве, было не просто возможно, но даже увлекательно.       Особенно сегодня.       Бушующие стихии — разумеется, неосознанно, но абсолютно закономерно — метались в поиске новой точки отсчёта, новой формы, которая смогла бы вместить их потенциал без остатка, позволяя при этом остановиться и не разрушить всё остальное. Взаимодействие — или, вернее, противоборство неведомых сил, прихотью случая выведенных из хрупкого динамического равновесия, заполняло окружающий космос вспышками энергии и отзывалось в висках рваной пульсацией.       Мощные потоки заряженных частиц, порождённые галактическим ядром, струились и клокотали всюду, насколько хватало глаз, и затихали лишь где-то далеко вдали. Казалось, сама Сила вторила им — или, быть может, служила источником чистой энергии, воспринятой ими и подхваченной в мире материальном... Тем занятнее было заметить в потоках и вихрях практически неразличимую искру, которая, однако, выделялась среди всего происходящего. Откуда она взялась, оставалось загадкой; но и когда картина вновь поменялась, а крохотная точка спокойно устремилась вперёд в русле очередного потока, Палпатина ещё долго не оставляло ощущение, что она имела прямое отношение к нему самому. Впрочем, в произошедшем он не усмотрел ничего угрожающего или отчётливо значительного — и, как прежде, продолжал наблюдать.       Мало-помалу, однако, сияние меркло, начиная всё чаще напоминать заурядные вспышки на экране закрытых век. Буря утихала — и отпускала восвояси того, кто с жадным вниманием созерцал её, черпая из хаотичной угрожающей мощи силы и вдохновение.       Потребовалось какое-то время, чтобы полностью прийти в себя: вернее — вновь сосредоточиться на повседневной реальности. Та выглядела гораздо тусклее и однообразнее космических вихрей; но кому, как не Палпатину, было знать, какие сокровища и опасности могут таиться за этой серой завесой. И в каком изобилии.       Он набросил на плечи мантию и покинул свои покои — бодро, легко, почти стремительно. Там, по эту сторону действительности, Императора давно уже ждали.