Глаз бури

Надёжный. Целеустремлённый. Отважный. Самоотверженный. Да. Мэн Яо не мог забыть и выкинуть из головы все эпитеты, которыми его так ошарашил глава клана Не. Так чувствует себя человек, стоящий на кромке урагана — опасно, и стоило бы бежать, но очаровывает, пропитывает первобытным безумием неудержимой стихии. А потом ураган захватывает тебя, стремительно куда-то несёт, и приходишь в сознание в самом центре. Да, вокруг беснуется хаос, но здесь тихо, потрясающе уютно, тепло, и буря обнимает со всех сторон, прячет от мира. Глаз бури смотрит на тебя с безжалостных небес, и если хватит ловкости остаться в этом центре навсегда, ни один порыв яростного ледяного ветра не коснётся твоего тела. — Как она? — Не Минцзюэ попытался смягчить резкий голос и вошёл беззвучно, деликатно отодвигая тонкую кисейную завесу, не пускавшую докучливых мух. Мэн Яо осторожно приложил к губам указательный палец, сокрушённо покачал головой. Пожилая женщина на кровати действительно была очень плоха, смерть уже простёрла над ней властную руку, и единственное, что он мог сделать для несчастной — облегчить её страдания. Слуги шептались, превознося самоотверженность Мэн Яо, ходили на цыпочках. Он мягкими движениями, чтобы не тревожить умирающую плеском воды, отжимал мягкую ткань, менял примочку на её пылающем лбу. Поил травяным настоем, капая в приоткрытый рот с кончиков пальцев — она не могла глотать, но лекарь надеялся, что если вот так, бесконечно долгими часами, по капле, то хоть что-то усвоится, поможет ей не мучиться. — Ты должен поспать, — выдохнул в самое ухо еле слышный голос Не Минцзюэ. — Третий день не спишь. Глаза красные. Он только помотал головой, упрямо растирая ей руки лёгким маслом с нежным цветочным ароматом. Служанки рассказали, что старая нянька главы клана любит этот запах. Мэн Яо окружил её любимыми вещами, с целеустремлённостью фанатика добывая сведения у всех подряд. Рядом с кроватью — ваза, полная красных яблок. Да, она не может есть, но когда гаснущий взгляд скользил по сочным плодам, на бледных губах появлялось подобие улыбки. Она заставляла маленького Не Минцзюэ съедать каждый день по спелому яблоку, считая это лучшим средством от всех болезней. Мэн Яо оставался с ней до конца. Успел послать за главой, когда нянька беспокойно пошарила пальцами по лёгкому одеялу, чтобы он смог проститься. Отчаянно ловил Не Минцзюэ за руки, когда он в бешенстве начал было крушить комнату — слуги суеверно шептались, что Мэн Яо точно решил умереть, никто не осмеливался попадаться ему в моменты гнева. И награда, упавшая в руки, была воистину огромной. Слёзы. Злые бессильные слёзы по-настоящему сильного человека. Эти слёзы пропитали ханьфу на плече. Да, Не Минцзюэ вырвался из рук, едва не свернув ему шею, ушёл, предоставив ему заниматься похоронами, но до этого… Мэн Яо не мог перестать трогать влажное пятно на плече, что-то внутри сладострастно дрожало, вынуждая сгибать пальцы хищными когтями. Как он неумело рыдал, стыдясь этих жалких звуков… Стоило закрыть глаза, и этот плач шёпотом нежной музыки ласкал слух. Один за другим при разных обстоятельствах умирали люди, которые так или иначе были дороги главе клана. Мэн Яо самоотверженно боролся за каждого. Не было человека более преданного, его самоотречение в служении господину вызывала суеверную оторопь. Иногда ему удавалось вырвать человека из когтей смерти — Не Минцзюэ не помнил себя от радости, а радость выражал своеобразно. Один раз хлопнул по плечу, счастливо оскалившись, и Мэн Яо долго лечил тяжёлый ушиб. Но это такие мелочи. — Господин Не, — Мэн Яо склонился в безукоризненном поклоне, глядя на разгорячённого тренировкой главу клана, как он опускает саблю и хищно поворачивается. — Вы велели сразу бежать к вам при любых новостях. Он снова еле дышал от возбуждения, когда в тёмных глазах Не Минцзюэ расширившиеся зрачки плеснули глубокой темнотой, губы недоверчиво дрогнули, как будто боялись выпустить улыбку. — Ты пришёл сам, значит… — Да, — Мэн Яо склонился ещё ниже, спрятав раскрасневшееся лицо. — Жизнь вашего родственника вне опасности. Конечно, нужно будет строго соблюдать рекомендации врача, лежать, принимать лекарства, но уже через пару недель он сможет сесть в седло. — Ох, — Не Минцзюэ резким жестом послал саблю в специальную подставку, махнул рукой, отпуская прислугу, и Мэн Яо ошарашено застонал в крепких объятиях. От главы клана пахло свежим потом, разгорячённой кожей, как от сильного зверя. — Спасибо, — глухое рычание прокатилось по всему телу, ноги сами подогнулись. Упал бы, если бы не крепкие руки. — А-Яо, спасибо. Всегда жёстко сжатые губы оказались такими сладкими в неистовом поцелуе, Мэн Яо только задыхался, захваченный этим ураганом, еле слышно стонал от боли — Не Минцзюэ никогда не контролировал силу рук, но именно это и нравилось. Ему хотелось большего, но не осмелился. Нет, не осмелился. Нужно очень быстро бежать в глазе бури, чтобы не попасть под порывы жестокого ветра. Это ничего, что чудом спасённого дядюшку спустя пару месяцев насмерть затоптал взбесившийся жеребец. Только дядюшка умел так воспитывать боевых коней. Рано или поздно его мастерство должно было ему изменить. Чудо по имени Мэн Яо убивалось больше всех, ведь он столько сил приложил, чтобы вылечить страдальца. Жестокие небеса, жестокая судьба. Почерневший от горя глава клана не отпустил его в тот вечер — уснул, лёжа головой на коленях Мэн Яо, а тот побоялся пошевелиться и потревожить своего свирепого господина. Сидел до утра неподвижно, с упоением выглаживая суровое лицо, стирая горькую складку у губ. — У меня остался только брат, — прошептал Не Минцзюэ, и Мэн Яо вздрогнул от неожиданности. Не смог определить, что глава клана уже не спит, одёрнул руки. — Нет, продолжай. У меня остался только младший брат… и ты. Мэн Яо. Сохрани для меня Не Хуайсана. Ты сможешь, я знаю. — Вы доверите мне молодого господина? Вместо ответа Не Минцзюэ порывисто сцапал его за волосы, потянул согнуться. Держал крепко, дышал в губы, как будто пытался влить в него часть своей силы. Мэн Яо не нужно было так держать, он и не хотел вырываться. Ощущение власти вползало под кожу медленно, опасно трогало острыми когтями бешено стучащее сердце. — Обещай мне. Мэн Яо осторожно накрыл пальцами его судорожно сжатый кулак. Наклонился ниже — задеревеневшая от долгой неподвижности спина жалобно заныла. — Обещай. — Господин Не, — он еле задевал губы сдавленным дыханием, почти ощущал прикосновение. — Обещай, что умрёшь, но сохранишь. Для меня. Что оставалось делать? Мэн Яо не мог не восхищаться фанатическим чутьём своего господина. Вряд ли он догадался, вряд ли понял. Чуял на уровне звериных инстинктов? Обезоружил одной лишь просьбой. В груди ломило от желания прижаться к его губам, выпить эту горечь. Эта просьба поселила в нём страх. Безотчётный жадный ужас не давал спать ночами. Мэн Яо столько раз стоял над спящим Не Хуайсаном, перебирая в уме способы, как избавиться от него и остаться единственным в сердце Не Минцзюэ… и не мог найти. Здесь не подошёл бы яд, как в случае со старой нянькой — было интересно поить её отравой, медленно сводящей в могилу, вместо назначенного лекарем снадобья. Здесь не годился и подстроенный несчастный случай — к боевому коню Не Хуайсана было не подтащить. В горле давил скомканный вопль… этот сопляк занимал его место. Даже подушкой не удушить. Мягкий. Слабый. Глупый. Бестолковый младший братец. Оберегать его от опасностей было не сложно, личное чудовище на страже — это выгодно, это лучший способ защитить кого угодно. Мэн Яо распознавал риск ещё до того, как он становился очевидным, чувствовал кожей. Пусть лучше эти его приятели из ордена Юньмэн Цзян станут причиной его смерти, раз тянут его на рискованные приключения. День за днём. Месяц за месяцем… годами не позволять себе ничего, кроме жалких крох внимания, таких драгоценных… — Моя любимая жертва, — Мэн Яо время от времени укладывал отрубленную голову Не Минцзюэ себе на колени, как тогда. — Как я мог позволить тебе любить кого-то ещё, кроме меня? Они должны были умереть, а покойники быстро забываются… Он ласково причёсывал и переплетал волосы Не Минцзюэ, скользил пальцами по его лицу, непримиримому даже в смерти. Теперь можно было целовать его столько, сколько душе угодно, сколько угодно сладострастному чудовищу где-то внутри. — И уж конечно я не мог позволить никому другому убить тебя. Только я… только мне можно. Только я знаю, что с тобой стало, Не Минцзюэ. Только мне плакать над тобой. Глаз бури. Единственное спокойное место в этой жизни. Как его найти теперь, если он убил бурю своими руками? Оставалось только по возможности выполнять последнее обещание — хранить молодого господина Не… до самой смерти.