Один солнечный день

Длинная чёрная мантия скользила по полу кабинета, едва поспевая за своей обладательницей. Макгонагалл по обыкновению прочла студентам получасовую лекцию о важности ПАУК, доведя некоторых особенно впечатлительных девчонок до полуобморока, а теперь диктовала какие–то определения, правила, чары, заклинания... А весна уже вовсю вступила в свои права, и погода стояла чудесная: солнце заливало класс густыми медовыми лучами, воздух из приоткрытой форточки волновал волосы учеников и шуршал бумагами конспектов, на берегу озера Гигантский кальмар перекатывал свои блестящие щупальца, а цветы прямо под окнами издавали такие умопомрачительные ароматы, что Хвост со своей аллергией успел получил по затылку от Бродяги, чихнув раз пять подряд. Заниматься в такую погоду трансфигурационными чарами было решительно невозможно, так что даже Эванс вытянула ноги под партой и изредка делала пометки в свою тетрадь. Она сегодня надела белую строгую блузку и совершенно маггловские синие джинсы. И хотя образ выглядел весьма сдержанно и просто, Сохатый пропялился на неё, как на седьмое чудо света, все сорок минут урока. Поначалу Мародёры, как обычно, всем скопом завалились в конец класса, на свои закреплённые многолетним стажем парты. Но, в самый разгар спора о том, какие в "Сладкое королевство" завезли достойные внимания новинки, к ним подошла кошка и потребовала Джеймса повторить, что именно она только что сказала. —Что...у нас на носу экзамены и нужно...расслабиться, отдохнуть... —Отдохните от такой оживлённой дискуссии за первой партой, мистер Поттер. Ибо вы совсем плохо слушали мою речь,— она прицокнула языком —У нас не такой хороший слух, как у вас, профессор. —Отлично, значит, вам будет лучше слышно. И улыбнулась совсем–совсем чуть–чуть, но Ремус готов был поклясться, что в больших голубых глазах на секунду мелькнули озорные искорки. Недовольный Джеймс сгрёб вещи и отправился за позорную первую парту, но отчаиваться не стал: сначала отправил коротенькое послание в виде бумажного самолётика, попал Сириусу(он сидел в обнимку с Марли) промеж глаз, а затем принялся за вторую записку. Когда Ремус на него взглянул, тот, запустив руку в волосы, старательно выписывал какие–то каракули. Затем он свернул бумажку, прицелился и любовное письмо, описав красивую догу, приземлялось ровнёхонько Лили в тетрадь. Несколько человек, наблюдавших за этой сценкой, переглянулись и хихикнули. Та переговаривалась с Алисой и вздрогнула, когда что–то пролетело у неё перед глазами. Повернулась к Джеймсу, который смотрел на неё в упор и пялился с этой своей идиотской улыбкой. Она с невероятно скучающим видом повертела огрызок бумаги в руках, потом бровь её поползли вверх и она посмотрела на капитана Гриффиндорской сборной с таким видом, будто он предложил прокатить её на рогах по периметру кабинета. Алиса тут же заинтересовалась содержимым и с глупым хихиканьем заглянула внутрь. Джеймс, явно довольный собой, сложил руки за голову, обернулся к доске, наткнулся на гневно раздутые ноздри Макгонагалл и последние пять минут сидел, как прилежный ученик, подперев подбородок рукой и сведя брови к переносице. Если бы не подозрительно весёлые карие глаза, мятая рубашка и волосы, по обыкновению стоящие ёршиком, он бы вполне сошёл за какого–нибудь отличника. Наконец, раздался звон колокола и голодные ученики рванули на встречу долгожданному обеду. Лили Эванс складывала учебники и сама не заметила, как Стоун ускользнула на перемену. Она обернулась и увидела, что Поттер, нарочито медленно двигаясь к двери, сказал что–то вроде «До завтра, да, Эванс?», и был утащен Мародёрами. Лили ещё какое–то время постояла одна, в задумчивости прикусив губу, и тоже пошла в Большой зал. Впереди её ждали ленивые, беззаботные выходные, наполненные сонной дымкой, свежим воздухом и вылазкой в Хогсмид.