Все будет хорошо

Сегодня опять тянет. Ноет. Вот там, внизу - и в спину отдает. Больно... А ты что смотришь?.. Смотрит она… Вылупится вечно и смотрит… Ты не думай, что я тебя не достану - надо будет и достану. Да я бы давно уже, только он огорчится… Чем-то ты ему нравишься, морда твоя электрическая. Я потому тебя и не трогаю, а то бы… Ох, что ж так тянет-то, с прострелами… Влажность, небось. Вчера вечером гулять ходили - по снегу хорошо, сухо. А сегодня я в окно глядел - все растаяло. Вот и тянет. Он всегда знает, когда у меня болит… Руку положит и гладит. Сначала тяжело и колет неприятно, хочется сбросить. Но если перетерпишь, там тепло становится, под рукой. И по всему телу потом идет, как у огня лежишь. И полегче тогда. Только он так умеет, больше никто. Гладит и смотрит. У него глаза знаешь какие? Знаешь?.. Добрые. Как будто гладит не только по шкуре, но и внутри, где мясо. Я, может, чего другого не знаю, а в таких вещах понимаю. Добрые у него глаза. Посмотрит, улыбнется - хочется скулить и плакать. Но от радости, а не как когда меня машина сбила. Нет, не так. Хорошо плакать. И под бок ему лезть. Брюхом прижаться и лежать. И чтобы еще гладил. Вот он смотрит-смотрит, а потом скажет - тихо, чтобы никто не слышал, чтобы только я слышал, только для меня одного скажет: “Ты у меня молодец. Ты у меня хороший”. Вот так, слыхали?.. Слыхали, да?! Я у него - молодец. Я хороший. Вы не думайте, что раз у меня борода, ухо рваное и один глаз только, то и сердца нет. Доброе слово любому отродью приятно, даже ей вон - на окне. Она в банке живет, через стекло смотрит. Иногда думаешь: ну что там, бестолковая совсем, ничего же внутри нет, только батарейки. А она знаете, как?.. Он подойдет, руку сунет - и она сразу будто с ума сходит: вокруг запястья крутится, то одним боком потрется, то другим. Лампочками мигает со всей силы, что дурная. Любит его. А как его не любить?.. Он смеется, гладит ее, а я смотрю. Хорошо смотрю, во весь глаз, чтобы ей чего в голову не взбрело. Все ж змея, хоть и искусственная. Хозяин у меня - всем бы такого. Самый на свете лучший хозяин. Мы с ним - душа в душу, не разлей вода. Он все понимает. И добрый. Один раз только за шкирку тряхнул. Но я тогда и сам, чего говорить… А чего он, он первый начал!.. Тот, другой - он сам виноват! Я же думал, он на хозяина нападает!.. А я хозяина в обиду не дам, помирать буду - а защитю!.. Защи… за… В общем, со мной что хочешь делай, а хозяина обижать не моги. Он даром что высокий и ноги длинные, а все ж его охранять надо, это сразу понятно. Добрый он потому что. Добрых всегда обидеть просто, добрые - они бессловесные. Но ничего. Ничего, теперь попробуй обидь!.. Попробуй, зубы видал?.. Видал?! Не смотри, что я на один глаз слепой - где надо, я все подмечаю. Как вцеплюсь - так до самого Неаполя побежишь!.. Будешь знать. … Тянет, тянет… Лапа тянет… Иногда сижу один дома, думаю: отрубили бы уже эту лапу, оттяпали бы. Я бы и без лапы прожил. А что?.. До миски-то доковылял бы как-нибудь, и с лестницы тоже, а зато мы с хозяином на диване бы лежали… Он бы мне за ушами чесал. Он хорошо чешет, от души. Как начнет - сначала только пальцами, за ухом, потом за другим, потом по голове, на шею переходит и оттуда на спину - всей ладонью… Так хорошо, аж лапы не держат и глаз сам собой закрывается… Прижмешься к нему боком, приластишься и стоишь. Думаешь: вот оно, счастье. Еще он пахнет вкусно. Чем - не знаю, но вкусно. Хозяинов человек тоже иногда его нюхает, когда думает, что не видит никто - но я все вижу. Сзади подойдет и носом в шею тычет - там ему, видать, больше нравится. А хозяин ничего, не возражает: дает себя нюхать, ему не жалко. Хозяин у нас добрый. Как ведь получилось: я на него прямо упал, у забора-то. Бежал себе через дорогу, а потом вдруг - бах!.. А машина дальше поехала, чтоб ей костью подавиться. Они нашего брата сильно не любят: если зазеваешься, могут и цапнуть. Но ты не думай, мы в долгу не остаемся: облаиваем по матушке только так!.. Только в тот раз я ответить не успел: в сторону меня отбросило, к забору. И я, видишь, еще не сразу понял: подняться-то поднялся, да так и стою - ни туда и ни сюда. Лапы не слушаются совсем, как не мои, что, думаю, такое. Только где хвост покалывает слегка. Как будто иголочками мелкими внутри, щекотно. Ну, думаю, ничего, пронесло вроде. А потом как накрыло!.. Как заорало во всем теле, как завыло! Ну я и повалился. Скулить стал, как щенок, все отползти хотел - от задних лап отползти, так прямо драло внутри… Откусил бы, если б дотянулся… Хозяин как раз мимо шел, и человек его с ним. Мог бы плюнуть - что мы там, уличные, шваль всякая, чай не крыса какая породистая в бантиках - таких в сумках таскают, они, видать, и ходить-то не умеют. Нет, нашему брату бантик не повяжешь… Не пнут - да и ладно. Шерсть не подпалят ради смеху - вот спасибо, вот хороший человек, этот… как его… гума… гуманист, вот!.. А чего ты так смотришь?.. Ты не смотри, что я не ученый, да без родословной: я разные слова знаю! Всякое бывает. Ежели удачный день у тебя, так, может, остатки какие бросишь: наш брат бумажку оближет - и сыт. И ему хорошо, и ты доброе дело сделал. Ну а если все же день-то не задался, осерчаешь на что, да заедешь ему меж ребер ботинком - так не переживай, не кручинься: богу своему помолись, он все простит. Так вот: хозяин добрый у меня - не плюнул, подбежал. Я тогда соображал плохо, все ему в руки тыкался да скулил - ей-богу, что щенок, все скулил и скулил, аж стыдно. А он говорил что-то, да я не помню - что именно. Я, видишь, еще не знал тогда, что выпал мне самый что ни на есть счастливый на свете собачий билет. Ну и в глазу как-то мутно было. Я постоял, сколько смог, а потом упал. И сразу темно стало. Очухался после в каком-то доме: вроде сухо, не дует нигде, пахнет только острым чем-то неприятно, аж в носу свербит. Чихнул пару раз, да, видать, оно мне мозги-то и прочистило. Вспомнил, что старые псы рассказывали: заводят тебя в такой дом - и все. С концами. Иголкой тычут в лапу, засыпаешь - и поминай, как звали. В общем, думаю, надо когти рвать. Спасибо, люди дорогие, дальше уж я сам. Уж как-нибудь справлюсь. Лапа хоть и болит, а все ж помирать я не согласный. Вы не смотрите, что глаза нет и ухо рваное: я еще ого-го! В самом расцвете сил! Огляделся вокруг: сейчас или никогда. Пан или пропал!.. Помирать-то сильно не хотелось. Всем спасибо, говорю, а теперь мне пора, делов невпроворот: там у одной ресторации… Хотя нет, название не скажу: в этом деле каждый сам за себя, уж не серчайте… В общем, скоро объедки вынесут, посему мне с вами прохлаждаться некогда: глазом не успеешь моргнуть, как не останется ничего, все сожрут подчистую… Так что низкий поклон и - чао! А сам думаю: мне бы только до двери добраться, оттуда уж я подворотнями уйду. За угол завернуть, а там - ищи свищи!.. И со стола на пол-то и сиганул. Какой тут переполох поднялся!.. Рядом подставка стояла с маленькими бутылками какими-то и железными всякими штуками, так я ее задел нечаянно, подставку-то. Нечаянно, не специально!.. Ну и попадало все. Зазвенело, поразбивалось-поразливалось… Врачиха кричит, хозяйский человек ругается, на шум еще один прибежал со шваброй - ох, я эти швабры-то не люблю, натерпелся от них по хребту… Зубы показал: только подойди, говорю, уж я тебе!.. В общем, все голосят, крики на луне слышно, и только хозяин - вот человек, а?! Человечище!.. Хозяин ко мне приблизился - я-то только до двери успел, дальше лапы отказали, предатели проклятые. Мешком повалился, в угол заполз, снова ощерился: нет, живым не возьмете!.. Живым я вам не дамся. А хозяин рядом присел, молча руку протянул - на, мол, кусай, если хочешь. Кусай - мне не жалко. И только я его тяпнуть собрался - небольно, для острастки, как вдруг запах его мне в нос ударил. Вроде и незнакомый, а будто бы я всегда его знал, запах этот. Запах моего хозяина. А он руку все держит и смотрит. Ждет. У хозяина глаза синие, взгляд ласковый и как будто смеется все время… Молчит, не кричит на меня. И все вокруг затихли тоже. Тогда-то я и понял: вот он, мой человек. С ним я на край света. Куда скажет - туда и пойду. Ни на кошек не посмотрю, ни на белок, пропади эта зараза пропадом!.. Мой человек. Хозяин мой. Я так долго тебя ждал. Дальше я плохо помню, что было. Помню, что хозяин меня погладил и лапу попросил. Я дал, конечно. Лапу давать я давно научился, дело нехитрое. Дал ему и говорю: на, хозяин, тыкай иголкой, если тебе хочется. Я не против. А потом опять темно стало. Потом ехали куда-то. Я у хозяина на коленях лежал, а человек его рядом сидел. И, видать, спор у них был. Или, вернее, хозяйский человек все спорил, спорил, говорил что-то: что, мол, места мало, куда такого монстра. Мне голову не поднять - отчего-то тяжесть такая навалилась, как камнем придавило, так я хвостом хозяину по ноге выстукивал, я вообще очень сообразительный. Не слушай, говорю, хозяин, какой же я монстр, сам он монстр, ты его не слушай!.. Ты меня слушай: я много места не займу, лишнего не съем… Тише воды, ниже травы буду - ты меня и не заметишь!.. Стану палки тебе приносить, я слышал, что люди такое любят… Могу хвостом вилять, могу на задних лапах прыгать… Все сделаю, что попросишь! Все-все!.. И охранять буду. И даже вот от этого - глянь-ка, разорался!.. Ну погоди у меня, ишь распоясался - видать, некому было хозяина защитить. Ну ничего! Ничего, теперь ты у меня присмиреешь. Хозяина любить надо, на то он и хозяин, бестолковая твоя башка!.. Выгонит тебя на улицу - что будешь делать?! Нет, вы посмотрите: вот же надрывается! Моя бы воля, я бы тебе прямо сейчас показал, как надо с уважением разговаривать... Добрый у тебя хозяин слишком, распустил тебя!.. А я… Я так не буду, хозяин, слышишь?.. Я на коврике буду, тихо буду, ты меня, хозяин, и не заметишь… Только, пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста, возьми меня к себе… Уж не знаю, услышал ли он все, что я ему думал - люди иногда все же довольно понятливые, - а может, больше почувствовал, что нам с ним на роду вместе быть написано. Как бы там ни было, а только руку положил мне на голову и стал гладить. А потом подмигнул тихонько, пока тот, второй, не видел. Подмигнул!.. Я его всеми лапами за колени обнял, глаз закрыл, уши прижал, лежу и думаю: пусть тот орет, если надо, пусть даже шваброй треснет, я все стерплю, все-все, только не прогоняй меня, хозяин!.. Хочешь - бантик повяжи, а хочешь… Что хочешь, только не прогоняй! И не прогнал, представляешь!.. Не прогнал. Как приехали, на руки взял и наверх понес: я сам-то и стоять не мог, лапы все подкашивались. А он меня… на руках! Как породистого!.. Как чихуйню!.. Меня сроду никто на руках не носил!.. Я ему хотел лицо облизать, а потом думаю: а ну как он такого не любит?.. Знамо дело, не всякий любит, чтобы ему в морду тыкались!.. И не стал. Вдруг рассердится. Так дошли мы до дома, все втроем - правда, я тогда не знал еще, что это не наш дом, что настоящий-то дом у нас совсем в другом месте будет. Дошли, а за дверью старуха какая-то оказаласть. Старух-то я не очень: то тряпкой по ушам заедут, то орут вот тоже. Но эта ничего оказалась, нормальная, сразу поняла, что к чему. Сначала запричитала чего-то - но, вроде, незлобное, вроде, кажись, даже наоборот: назвала меня бедняжкой и лапочкой. Я хвостом ей вилять стал: да, мол, я хороший! Хороший, хоть и без бантика! Я могу голос подавать и садиться по команде, я умный… Вот немного лапы поокрепнут, я все покажу! А потом спросил глазами: а у вас немного еды не найдется?.. Совсем чуть-чуть, на донышке. Или, может, есть бумажка какая - облизать?.. Я хорошо облизываю, чисто. Старуха на меня глянула и как хозяин - все сразу поняла. Миску вынесла, а там… там… Курица! Настоящая!.. Я понюхал и заплакал. Хозяин на корточки присел рядом: - Чего ты? Больно тебе? Как ему объяснишь… И не объяснишь никак, и не расскажешь. У нас ведь не только лапы болеть могут. У нас ведь еще и сердце есть. И душа - хоть и собачья, но все же. Тоже живая. Курицу я съел, конечно. Старался не сильно заглатывать, чтобы хозяину стыдно за меня не было. Подумает еще, что я манерам не обучен. Я хоть и уличный, а тоже кое-что понимаю!.. Как надо себя в приличном обществе вести - вон, хозяйский человек нос сморщил, тоже мне - белая кость нашелся!.. Ну подавился пару раз, ну кусок изо рта выпал - подумаешь! На ночь мне у двери постелили. Я тихо лежал, чтобы хозяин не рассердился и не передумал, да и лапа побаливала. Не так, чтобы сильно: терпимо. Перед сном мне еще кусок курицы дали, а в нем такие белые круглые штучки. Я курицу съел, а штучки на пол выплюнул - что ж я, дурачок какой, не понимаю, что можно в пасть пихать, а что нельзя?.. Очень даже понимаю. Старуха только руками всплеснула и воскликнула что-то. Я не понял, что именно, но, должно быть, что-то вроде “какой умный пес, как же мы раньше без него жили!” Хозяин тогда подошел, рядом присел. Новый кусочек взял, снова белые кружочки туда сунул и на ладони мне протянул. Я на него посмотрел, потом на кусок, потом снова на него и говорю: “Сроду я такого в рот не брал, и сейчас бы не стал, но раз ты, хозяин, просишь, я тогда съем. Я ради тебя все сделаю”. И съел. И руку лизнул. А потом нос. Хозяин засмеялся и стал меня по голове гладить. “Sei un cane bravo, vero? Si, un cane buono… (Ты у нас хороший пес, да?.. Хороший…) Поедешь с нами домой?.. Поедешь домой?..” Я хотел ему сказать, что хоть на край света за ним, но он все равно по-собачьи не понимает, хоть и умный очень. Так что я просто на пол лег и лапы поднял, брюхо ему подставил, мол, делай со мной, что хочешь, хозяин, я весь твой. Он сразу все понял, что это у нас вроде как важное дело - живот показать. Сначала погладил, а потом чесать стал - пальцы у него длинные, теплые, и так хорошо мне стало, так сладко, что даже задняя лапа сама-собой в воздухе задергалась. Тут хозяин на своего человека оглянулся, смотри, мол, какой отличный пес, вот как нам повезло, никак нельзя такого упускать. Тот смотрел секунду в ответ, а потом глаза закатил, рукой махнул и в комнате скрылся - тоже мне, фифа!.. Хозяин тогда засмеялся, а потом снова на меня посмотрел и подмигнул: фифа и есть. Потом я летел в самолете. Сначала было страшно, а потом я нашел в клетке какую-то тряпку, она хозяином пахла. Я ее обнял, глаз закрыл и уши покрепче прижал. А потом уснул. *** Больше всего я люблю воскресенья. Утром, когда хозяин и его человек еще спят, я дверь открываю. Надо сначала лапой толкнуть, потом нос просунуть, потом голову - а там уж все войдет. Перво-наперво смотрю, чтобы все в порядке было: за ночь всякое случиться может. Углы проверяю и под кроватью, чтобы ничего подозрительного. Потом захожу с хозяйской стороны, нюхаю: не заболел ли, пока без моего присмотра, хорошо ли спал, добрые ли сны снились. Хозяин обычно спит, уткнувшись в своего человека носом, ногу поверх закинет и еще рукой держит - видать, чтобы тот не убежал. Эх, хозяин, да кто ж от такого тебя убежит!.. Если все в порядке, подхожу, где у них ноги, с той стороны. Там места больше. Сначала передние лапы на кровать ставлю, потом задние подтягиваю. Хозяин просыпается, голову поднимает. Он смешной, когда только со сна: волосы в разные стороны, глаза щелочками, на щеке от подушки след. Смотрит на меня ошалело, будто не видит. Вспоминает. Я тогда пару раз хвостом вильну, мол, я это, хозяин, я - самый твой лучший друг. Спи, не беспокойся, я тебя никому в обиду не дам. Он вздохнет глубоко, глянет на человека - не проснулся ли. Подвинется. Ноги-то у него длинные, так он их согнет и в сторону двинет: мне место дает. Потом снова на подушку ляжет и человека обнимет. Так ему, видать, спокойнее. И мы спим тогда еще, все втроем. По воскресеньям первым всегда хозяйский человек встает. Глаза открывает, зевает, в хозяина тихонько мордой тычется. Я вполглаза присматриваю, чтобы не укусил - кто его знает, вдруг покажется что спросонья. Но голоса не подаю: во-первых, хозяин спит, его будить нельзя, а во-вторых, уж больно на кровати мягко. Жду. А, вот: заметил. Нахмурился и рукой на дверь показывает, мол, иди давай к себе!.. И еще глазами зыркнул. Я молчу - делаю вид, что не понимаю. Пару раз из вежливости хвостом шевельну, но не двигаюсь: знаю, что ругать не будет. Он хозяина тоже не будит, смотрит на него иногда украдкой, пока тот спит. Думает, я не вижу. Я все вижу, даром что только один глаз. Потом человек осторожно из-под одеяла вылазит, одевается. Еще раз тычется мордой, поглубже вдыхает - нюхает. Я его понимаю: хозяин так хорошо пахнет. Сладко. Хочется на спину брякнуться, пузом кверху и лапами в воздухе дрыгать. Понюхает его человек, накроет поплотнее, на меня напоследок глянет со значением, мол, охраняй, пока меня нет, и выходит. Это время я больше всего люблю - когда мы с хозяином только вдвоем, он и я. Он дышит ровно, лежит тихо, спит. Спит, а я охраняю - за себя и за человека. С хозяйским человеком мы не сразу подружились. Это уж потом я понял, что к чему. А сначала-то… Сначала, как домой приехали, он на меня шипел и гнал отовсюду. Туда не ходи, тут не лежи, не прыгай, лаять нельзя, палки в дом носить не смей, опять шерсть по всем углам, фу чем от тебя несет. Чем несет, чем несет… Чем надо, тем и несет! Себя понюхай! К хозяину не лезь. Да вот еще!.. Это мой хозяин, он меня выбрал и к себе взял!.. Ну и что, что ты у него первый появился?! Подумаешь!.. Еще разобраться надо, кого из нас он больше любит, понял?! Тоже мне… фифа! Хозяин меня любит. Один раз только наказал, один-единственный - и все из-за него!.. Откуда же мне знать было, что это у них игра такая?.. Я-то думал, человек на хозяина нападает!.. Лежу себе на месте в коридоре, за ужином хрустящих шариков налопался от пуза - красота!.. Лежу, значит, и думаю: от повезло мне, это ж как повезло!.. Никому так не везло - а мне повезло. Собачьи думы-то нехитрые, коли в брюхе тепло. И вдруг слышу - из комнаты звуки подозрительные раздаются. Я уши насторожил, прислушался: точно! Будто удары глухие, и стонет кто-то. И голос хозяйский!.. Это что же получается: там хозяина мучает кто-то, а я - тут разлегся?! Ему помощь нужна, а я бездействую?! Ну уж нет, не бывать такому! Не в мою сме… Да что ж ты!.. Что вы дверь-то закрыли, ироды!.. Не в мою смену, слышите?! - Держись, хозяин, - кричу, - я тебя спасу! Держись, миленький, я скоро! Обежал я коридор, кухню, другую комнату: ни одной лазейки! Ни одной! Замуровали хозяина и измываются! А он там, бедный, стонет! Уже, может, и всякую веру потерял, что мы с ним еще гулять пойдем. - Не унывай, хозяин! - это я в коридоре стал гавкать, погромче, чтобы ему слышно было. - Держись, помощь близка, мы с тобой еще ого-го!.. Я тебе таких палок натаскаю - все обзавидуются! Так вот я его подбадриваю, а сам думаю: батюшки-батюшки, где же вход-то найти?! Как же в казематы-то проникнуть?! И свезло мне, натурально свезло! Я дверь-то лапой толкнул - а она возьми да и приоткройся! Слава всем собачьим богам! Ну, думаю, теперь вы уж меня не остановите! Теперь уж вам меня нипочем не остановить! Теперь я точно успею! Забегаю в комнату, смотрю - вот изверги!.. Хозяин - на кровати, голый! Одеялом не укрытый! А он же без шерсти совсем, даже без подшерстка! Ах вы, сволочи, кричу, мало того, что мучаете, так еще и заморозить хозяина удумали?!! Он спиной к двери был и меня не увидел сначала, не понял еще, что помощь ему подоспела. Я только одним глазом глянул и сразу понял: плохо дело! Ой, плохо!.. Хозяин стонет, рукой хватается - то за стенку, то за кровать, аж пальцы белеют. Голову запрокидывает - явно худо ему! А над ним… Над ним этот его, с позволения сказать, человек - тоже голый. И толкает его вперед, и пихает, и так часто, резко, прямо сразу понятно - с ненавистью!.. Никак отомстить хочет! Может, хозяин его игрушку забрал любимую или с кровати спихнул - так на то он и хозяин, ему лучше знать!.. Ах ты, думаю… змей! Ах ты предатель проклятый! Хозяин тебя к себе забрал, своим человеком сделал… Еду тебе в миску кладет, нюхать себя разрешает... А ты ему так за доброту отплатил?! Ну ничего, сейчас я тебе покажу, как надо благодарным быть!... Разбежался я посильнее, значит, и вцепился, куда пришлось. А пришлось как раз туда, где хвоста у него нет - ясно теперь, за что тебе хвост оборвали, кошка ты неблагодарная!.. У него там мягко оказалось, было за что ухватить. … Да я несильно-то и куснул!.. Так-то если разобраться… Ну, может, не подрасчитал слегка, переусердствовал. Но тут, я считаю, надо на обстоятельства смотреть! А обстоятельства были однозначные: хозяин без одежды, беззащитный, мерзнет, стонет, по стене рукой бьет. Явно же пощады просит!.. А этот предатель над ним измывается... И какой приличный пес такое бы потерпел, я вас спрашиваю?! Кто же знал, что это у них игра такая?! Хозяин меня оттащил, за шкирку тряхнул и больно за ухо дернул. А потом прикрикнул, чтобы на место шел. Не вмешивайся, мол! И дверь закрыл. В общем, орать он перестал не скоро… Хозяйский человек, я имею в виду. И не так, чтобы сильно разнообразно, кстати: все какое-то слово короткое повторял, на “б” начинается, я такого не знаю. И что, мол, теперь два идиота на него одного - это я тоже не понял, что он в виду имел. Громко орал, будто я ему ногу откусил... Будешь знать, думаю. Так тебе и надо! Что?! Что ты сказал?! Кто это бесполезный мешок дерьма, я бесполезный?! Я?! Ну я тебе покажу… Давай-давай, выходи!.. Я тебе покажу!.. ...Ой!.. Хорошо-хорошо, хозяин, лаять не буду!.. Прости, не буду больше… Все-все молчу. Вот, на месте сижу, смотри, какой я хороший… Смотри как я на задних лапах умею! И хвостом по полу: бамс, бамс!.. Хочешь, мертвым притворюсь?.. Может, пойдем гулять?.. Нет?.. Ладно, я могу и подождать. Как ты скажешь, хозяин, так и будет. Я очень послушный… Угу, в том ящике у нас пластырь лежит, в том… Неси ему, хозяин, пусть он себе задницу заклеит, глядишь и верещать перестанет… А что я, я ничего… Молчу-молчу. Ты иди, хозяин иди, не беспокойся… Иди-иди… Мешок дерьма бесполезный, вы посмотрите на него… Это какие недавно он себе ботинки купил?.. Вот эти, да?.. Угумн, эти… Дорогие, наверное… Кожа мягкая - прелесть. Прямо как масло, на зубах так и тает... И по швам хорошо расходится, ровненько - что значит качественный товар… … Хозяин потом снова ругался, но уже по-другому, больше для виду. Громко так, мол, нельзя так делать, фу, плохо! Ай-ай-ай!.. Плохо! Чтобы, значит, тот его слышал… А сам меня гладит, и глаза смеются. Я его тогда обнял, лизнул в морду и говорю: “Ругай меня, как хочешь, только не прогоняй”. Он все понял - он умный очень, хозяин мой. Наклонился поближе и тихонько так говорит: “Ты у меня хороший, и он тоже - хороший. Не ругайтесь.” А я ответил: “Я для тебя все, что хочешь сделаю, и если тебе приятно будет, даже с… этим подружусь”. Он кивнул тогда и совсем в ухо шепнул: “Спасибо”. И еще раз нос лизнуть дал. Я подождал, пока он уйдет, а потом остаток подошвы под коврик запихал. И шнурки туда же: кто старое помянет, тому глаз вон. С тех пор у нас с человеком жентельменское соглашение организовалось: я тебя не трогаю, а ты меня, и чтобы хозяина ни под каким соусом не расстраивать. В объятия друг другу, конечно, не кидались, и встречать я его не выходил - вот еще, больно надо. Но и не гавкались. И все так и было, а потом хозяин стал отчего-то реже дома бывать. Приходит поздно, усталый, даже корм не ест - сразу в кровать. В доме вроде даже темнее стало. И тихо, как-то неправильно тихо, будто на заброшенной стройке тихо - только лопухи лезут, с каждым днем все больше небо закрывают, да тени по углам шуршат. Хозяин с человеком раньше все время смеялись, а потом перестали. Так, парой слов перекинутся - и все, свет гасят: спать. И не как раньше, все возились чего-то за дверью, я уж и подремать успевал, пока они успокаивались - нет, на этот раз лягут и лежат молча. А когда однажды вечером хозяйский человек оделся и поводок в руки взял - тогда я сильно заволновался. Ну, думаю, беда пришла, откуда не ждали. Чего это он меня на улицу повел, отродясь такого не было?.. И куда хозяин пропал, почему не возвращается?.. Я ему половину свиного уха оставил, спрятал на кухне - думаю, вот обрадуется! А его все нет и нет... Домой пришли, я нарочно лапами по полу потоптал, об диван повытирался. На столе кусок сыра лежал - его стащил и в комнату принес, чтобы человек видел. Может, думаю, поорет, как раньше-то, и легче станет. А он посмотрел каким-то взглядом пустым и отвернулся, мол, делай, что хочешь. Сам сел на диван и сидит. Даже света не зажег. Сыр-то я, конечно, все равно съел - не пропадать же добру, а потом подошел и морду ему на колени положил. “Не грусти, - говорю, - вернется хозяин, вот увидишь. Ты же его человек, а я его пес, он нас не бросит”. Тогда он меня погладил первый раз. Опасливо так еще, медленно руку на голову положил и ждет. А я его боднул: смелей, человек, я тебя не укушу. Мы с тобой вместе, оба - хозяйские. Все хорошо будет. А хозяин и правда вернулся скоро, мы только и уснули-то ненадолго: человек на диване, а я рядом - не бросать же его: он хоть и глупый, а все же из нашей стаи. Хозяином пахнет. Они тогда мордами потыкались друг в друга, носами потерлись. Хозяин сказал что-то и улыбнулся - как только он умеет, и человек сразу лапами хозяина обхватил и к себе прижал. Ну, думаю, хорошо. Теперь обедать давайте. Но по-настоящему мы подружились, когда я заболел. И, как назло, хозяина опять дома не было, только в этот раз долго, очень долго. Целых пять часов или неделю. Или месяц. Или год - я не знаю, наш брат в абстрактных понятиях не силен, что и говорить. Но очень долго - это я помню. Мы с человеком гулять ходили. С хозяином, конечно, гулять веселее, это и кошке понятно, но тут уж не выбираешь. Человек только сначала нос морщил и морду воротил, когда за мной в пакетик собирал, а потом перестал: привык, видать. Я изо всех сил старался, чтобы он не заскучал: кучу сделаю, а потом задними лапами в разные стороны расшвыриваю. Вот он бегать начинает!.. Умора! Вообще, с пакетиками этими… Ты стараешься-стараешься, отдаешь матери природе, что временно в виде прокорма одалживал, а они - раз, и в пакетик прячут!.. Зачем? Что потом делать будут?.. Собирают, что ли?.. Хвастаются друг перед другом?.. Странные. Ну и вот, гуляли мы, значит. А потом я что-то съел - не знаю, что, но было очень вкусно. А потом вечером в животе у меня как заболело! Как заболело!.. И стало очень холодно, аж до костей пробирало. Я к себе лег, вот, думаю, и зима пришла. Нос хвостом накрыл, стал ждать, пока потеплеет. А оно - никак. Что, думаю, у вас за квартиры такие - зуб на зуб не попадает. К ночи совсем худо стало: опростоволосился прямо на коврик, как будто неодомашненный какой. А потом еще раз, пока человек спал. И еще. И из пасти тоже жидкое и горькое полилось… Знаю, стыдно это - все же я взрослый пес, не щенок несмышленый, должен терпеть. Да только так плохо мне было, так в брюхе крутило, что ни о чем другом думать не мог. Отполз к себе на место, лапы поджал, да так до утра и мерз, все никак не согреться. Утром человек проснулся, вышел - как увидел, что все из меня за ночь-то повыходило… Так и застыл на пороге. Ну, думаю, все: сейчас снова орать будет. - Не сердись, - говорю. - Сейчас встану и все уберу, ты и не заметишь. Хотел на лапы подняться, да что-то не шибко получилось: повело в сторону, обратно завалился. Хвостом только помахал, чтобы он не думал, что это я без уважения. А потом глаз закрыл - устал очень. Как ни странно, он орать не стал. Взял одеяло шерстяное с дивана, накрыл меня - вот спасибо, думаю, хороший человек. Тоже добрый. Злого бы хозяин к себе не взял, это точно. Потом мы с ним в машине ехали куда-то. Сзади места много, есть, где развалиться - а он меня прямо в одеяле на колени положил, как хозяин тогда, в первый раз-то. Думаю, что ж ты, тебе же неудобно, вон сколько места - а он нет: держит. Крепко так, обеими руками. Но не больно. Приятно. А потом посмотрел на меня и говорит: - Слышишь, ты давай… Держись, ладно?.. Он тебя любит, сволочь шерстяную, так что ты держись… Скоро приедем, потерпи… Опять сожрал что-то, да?.. Я хвостом шевельнул, а он продолжил: - Когда успел только, я же, вроде, следил все время… Где же ты успел?.. Вот бестолочь… Что я ему скажу?.. Он тебя любит, что я ему скажу?.. Ладно, ты держись, сейчас приедем, все хорошо будет… Ты его только дождись, ладно? Обещаешь?.. Вот и молодец. Хороший мальчик… Помнишь, ты у меня ботинки сожрал? Помнишь?.. Знаешь, сколько они стоили?.. Конечно, думаю, как не помнить: душевные были, и отрыжка после них не мучала. Он помолчал немного, потом наклонился ближе и на ухо прошептал: - Я тебе еще куплю, ты только держись, ладно?.. Тут мне прямо лизнуть его захотелось, как хозяина - разочек, пока никто не видит. Но сил совсем не было. Я только в руку ему носом ткнулся и вздохнул. Проснулся потом - жестко, вокруг все незнакомое, пахнет опять чем-то неприятно и в носу щекочет, как в тот раз. Попробовал пошевелить лапами, хвостом - все шевелится, все при мне: ура! Только на лапе почему-то шерсти нет совсем, будто кто раз! - и шерсть слизнул, ровно так. И какая-то штука торчит белая, прямо изнутри, а от нее трубка. Огляделся я вокруг - смотрю: человек рядом, локтем на столе, щекой в ладонь уперся и дремлет. - Эй, - говорю, - просыпайся! Гулять пора! И облизал его хорошенько. Теперь уж от души, как родного. Наш человек, думаю. Хозяина и мой. Наш. Тот сразу глаза распахнул, нос сморщил, отпихивать стал, фу, мол, фу, мокро, противно! А сам смеется. Он, кстати, на вкус приятный оказался, ничего не могу сказать. Понятно теперь, почему хозяин его облизывать любит. Вот с тех пор он хоть и бурчит по привычке, когда я на кровать залезаю, или если со стола что схвачу, но я уж теперь-то знаю: это все так, не взаправду. Это он перед хозяином выслуживается, мол, смотри, как я порядок охраняю. А сам, когда тот отвернется, печенье мне дает. Специальное собачье, со вкусом кролика. Вкусные кусочки за обедом подбрасывает. И с дивана меня не спихивает уже, разрешает. Или вот по воскресеньям, например. Завтракаем мы все вместе. Садимся на пол в большой комнате - я и хозяин. И ждем. Смотрим. Человек глянет на нас, побурчит под нос, мол, почему ему никто завтрак не делает, почему все время он должен, но мы с хозяином знаем, что это он так, для виду. Хозяин мне подмигнет, а я ему. И ждем. Потом ставит перед собой две тарелки: в одну складывает хозяину еду, а в другую мне. Хозяину берет рогалик такой пышный, разрезает вдоль, а потом мажет внутри чем-то из банки, красным. Рогалики я такие люблю, мне иногда кончик перепадает, а из банки не дают пробовать, кричат сразу и из-под носа вытаскивают. Но я один раз краешек успел лизнуть - сладко. Иногда у человека это красное на пальцах остается. Хозяин тогда его за руку берет и пальцы облизывает. Не любит, чтобы еда пропадала - поэтому. Человек тогда краснеет тоже и дышит чаще. Радуется, наверное, что ни капельки из банки зря не потрачено. В другую тарелку мне бутерброды с паштетом кладут. Два, а иногда и три. Паштет я очень люблю. Паштет вкусный. Есть специальный собачий, но человечий вкуснее. Если на носу остается - хозяин смеется. А я смеюсь - когда у него. Мы с хозяином, может, не очень аккуратно едим, зато от души. Когда вкусно - так вкусно. Человек пьет из своей чашки, за нами наблюдает - только глаза закатывает, он это хорошо умеет. Если сильно закатывает, хозяин мне подмигивает, мол, смотри-смотри, что будет, а потом сует палец в банку - у него пальцы длинные, он далеко достает. Дождется, пока человек отвлечется, и этим пальцем в нос ему тычет. Чтобы неожиданно получилось. Или щеку, или куда еще - как попадет. Человек руками машет и ругается, но понарошку - сразу видно. Хозяин смеется, валит его на пол, тот вроде сопротивляется, но тоже в шутку. А потом и сам смеяться начинает. И я смеюсь, лаю и вокруг бегаю: мне нравится, когда всем весело. Иногда после завтрака они снова спать идут - устают, видать, сильно. Дверь закрывают, и звуки оттуда всякие - наверное, собачьи сны им снятся. Я после завтрака никогда не устаю: сижу и жду, пока снова гулять пойдем. По воскресеньям мы к реке ходим. Уток гонять. Ох и наглые твари, прожорливые!.. Хозяин им хлеб берет из дома. Наш хлеб!.. На каких-то уток шелудивых! Так никаких запасов не напасешься!.. На ладони им протягивает - а те и рады: чешут к нему, только с боку на бок переваливаются. И крякают еще! Точно себе забрать хотят: такого-то хозяина каждый себе хочет, ясное дело!.. Но не тут-то было: я им пару раз хвосты-то пообщипал, пусть знают!.. Эй ты, ну-ка отошла живо!.. И ты тоже!.. Зубы видала?! Видала?! Это наш хозяин - мой и человека, понятно тебе?! Ишь, клюв раскатала… Закатай обратно! А ты это куда собралась?.. Ты, ты!.. Я все вижу! Вали давай отсюдова, у тебя, может, блохи - нахватается еще хозяин всякой дряни по доброте своей душевной!.. Кыш! Кыш! Это я им все кричу погромче, чтобы каждая пернатая сволочь слышала и хорошенько усвоила!.. Хозяйский человек меня за поводок держит и смеется: все что-то про “теперь два идиота” повторяет, и хозяин тоже смеется тогда. Это я не понимаю, что он имеет в виду. Я же серьезно, а они смеются. Недавно у нас рождество было. Рождество - это когда с утра мы моемся. Мыться я не люблю, я вообще в ванную без надобности не захожу. Подозрительно пахнет там, я однажды полдня чихал. И тесно еще: пару раз повернешься, хвостом чего заденешь, на пол нечаянно свернешь - они потом с тряпками бегают. А я за ними. Весело, конечно, но тогда обед откладывается. Раньше как было: загонят они меня в угол, прозрачными дверцами закроют и думают, мол, все, дело в шляпе, сам вымоется. Ну меня-то тоже не пальцем делали, чай не дурачок какой. Стою себе, жду. Пока снова откроют и воду включат. - Вот молодец, - говорит хозяин. - Вот умница. - Спасибо, хозяин, на добром слове, - говорю я. - Ты у меня тоже - хоть куда. А потом раз - и вон! Бегу со всех лап в комнату, по пути отряхиваюсь. А они за мной. Кричат, лают - и я лаю тоже. Потом схватят и обратно за дверцы запихивают. Я тогда план “Б” применяю. Хвостом за все цепляюсь и лапы пошире растопыриваю, в стены упираюсь. Очень гибкая конструкция получается - ни туда, ни сюда и вода во все стороны. Красота! Но это раньше, а теперь хозяин меня на руки берет и прямо со мной под душ встает. Я бы и рад вывернуться, но он крепко держит. Сначала дождиком сверху капает, а потом из бутылки какую-то дрянь льет: у меня сразу вся морда в пене, в нос лезет, и под хвостом щекотно. А иногда так даже и хорошо бывает. Хозяин меня на пол ставит, сам рядом на корточки садится и спину массирует. И там, где лапа больная. Он умеет осторожно, ласково, и еще водой поливает. Я тогда спокойно стою и не вырываюсь. От него тепло идет, приятно. Я к нему прижмусь боком, а он не возражает. Гладит и приговаривает что-нибудь ласковое. Умница, говорит. Мой хороший. Слыхали, да?.. Хозяин говорит, что я - его. Умница и хороший!.. Я его в нос целую за это, как мне еще свою собачью благодарность-то выразить. Он смеется и пену выплевывает. Потом, когда все места намыты уже, хозяин меня полотенцем вытирает. А потом я помогаю, сам вытираюсь. Об диван. Днем мы ходим гулять. На улицах красиво, огоньки всякие. Через парк выходим к площади с фонтаном, там хозяин покупает сосиски. Одну себе и одну мне - прямо целую. Мы с ним на лавочку садимся и едим вместе. Сосиски я люблю, сосиски вкусные. Я вообще все, что хозяин любит - люблю. Кроме желтых таких кислых кусочков из банки, не знаю, как называется. Он их сначала облизывает, а потом мне дает. Я такое не люблю, но все равно ем, чтобы не обидеть. Потом домой приходим, и хозяин готовить начинает. Он у нас вообще главный на кухне, а мы с человеком обычно рядом сидим, развлекаем его беседой. Я еще с пола хорошо подбираю, что случайно падает - быстро, хозяин и нагнуться не успевает. Я молодец. Чистоту люблю и порядок. Человек иногда готовит тоже. Редко, но бывает. Тогда хозяин ест и нахваливает, а сам втихаря то соли сыпанет, то красного из бутылки сверху нальет. Я такое пробовал, помидорами пахнет - гадость. А то и выкинет вовсе, пока человек не видит. Отдал бы мне - я не привередливый. Но в рождество всегда готовит хозяин. Включит ящик - на окне у нас стоит, оттуда голоса всякие и музыка. И подпевает. Хозяин хорошо поет, очень у него голос красивый. Только слова иногда путает. Хозяйский человек в это время уходит куда-то, так что мы с хозяином вдвоем. Это я очень люблю, когда мы с ним только вдвоем. Я не мешаю, под ногами не путаюсь. У стены лягу и смотрю. Иногда он мне кусочки бросает вкусные. Уже не делает вид, что просто так упали - специально бросает. Я ему за это лапу даю, он ее в свою берет, сжимает легонько и смеется. Гладит - между ушей и где второй глаз раньше был. Ласково, и рука у него мягкая. Хороший, говорит. Самый мой лучший. Больше ни у кого такого нет. Я ничего не отвечаю, вздыхаю только: в груди тепло так и как будто в разные стороны распирает. Немножко больно и очень приятно. Потом мы с ним на мясо смотрим. Оно внутри большого ящика стоит, за стеклом, нам его хорошо видно. На пол садимся, хозяин одной рукой за чашку держится - там черное, горячее, я такое не люблю, а хозяину нравится, - а другой меня сбоку обнимает. И смотрим на мясо. Ждем, пока приготовится. После, когда достают, оно румяное, сок с него течет, а запах!.. Запах по всей квартире - с ума сойти можно!.. Мягкое, на языке так и тает, а сверху корочка хрустящая - ух, вкуснота!.. Чуть позже человек возвращается, пакеты несет. В них всякое тоже вкусное и разные коробки с бантиками. В кухню заглядывает и спрашивает: “Сидите?” На хозяина смотрит и улыбается. А хозяин в ответ улыбается: “Сидим”. И я говорю: “Сидим”. И хвостом показываю, чтоб тоже заходил, не стеснялся. У нас на кухне на всех места хватит. Человек тогда подходит и в хозяина мордой тычется в знак приветствия. Губами трогает, а потом нюхает тихонько, это у них всегда так. Странные они все же, люди: у нас любой щенок знает, что заходить-то с другой стороны надо, с противоположной. Под хвостом гораздо больше о собеседнике узнаешь. Потому-то у них, видать, недомолвки и случаются: не там нюхают. Иногда в нашу дверь соседи стучат. Не знаю, чего им у себя дома на свое мясо не смотрится. Приходят и обниматься лезут. “С рождеством!” Особенно одна бабка с первого этажа старается: “Я вам, ребята, торт принесла”. Торт - это, конечно, хорошо. Мне всегда тарелку дают облизывать - очень вкусно. Но не думайте, меня тортом не проведешь!.. Знаем мы торты эти ихние! Бдительность потеряешь на секунду - тут же уведут хозяина, как пить дать уведут! Такого-то хозяина каждый себе хочет!.. Так что я рядом сижу, в коридоре - не ухожу никуда, из зоны наблюдения никого не выпускаю. Во весь глаз смотрю, как бы кто не удумал чего. Старуха эта или другие какие. Только попробуй - как вцеплюсь, так до самого Неаполя побежишь!.. Нет уж, я своего хозяина никому не отдам. И человека его тоже - он наш, из нашей стаи. Пахнет хозяином и мной: я ему специально ботинки облизываю и штаны, пока он не видит. Чтобы сразу понятно было: этот человек занят. Чтобы не шастали всякие, не вынюхивали. Перед тем, как ужинать, хозяин с человеком странную вещь делают. Варят кашу, в миску кладут, сверху масла и… за дверь выставляют. Я когда в первый раз увидел, разволновался очень: зачем же, говорю, добру пропадать?! Отличная каша, ничем не испорченная, с лужицей масла посередине: да за такую кашу любой полхвоста отдаст! И ухо в придачу. А вы ее за дверь!.. Ну не хотите сами - отдайте мне! Мне - у нас же есть я!.. Я могу лапу подавать и хвостом вот так!.. Я кашу очень люблю! Что значит “тебе уже давали”, ну и что?! Хорошей каши много не бывает. Давайте я у двери сяду, лапой поскребусь, чтобы вам понятнее было: кашу в коридор никак нельзя!.. А они смеются, вот странные. Я очень волновался. Хозяин меня в комнату позвал, рядом с собой посадил, объяснять стал: - Это, - говорит, - для домового ниссе. - Какого еще такого домового ниссе? - спрашиваю. - Он живет в амбаре или хлеву, вместе с животными и… У меня прямо в глазу потемнело: - С какими еще животными? Какими еще животными?! Я у нас - единственное животное, я!.. Я хороший мальчик!.. - Ты, ты, - сразу понял хозяин. Улыбнулся и стал меня по голове гладить. - Ты у нас самый хороший, самый умный… - Это как посмотреть, - вдруг подал голос человек. - Учитывая, кто его хозяин… - А ты помолчи, - гавкнул я тогда, - тебя никто не спрашивал. Если хозяин говорит, что я умный и… красивый - значит, так и есть. Хозяин все знает! - Держу пари, - обратился человек к хозяину, - он еще прибавил, что охренеть, какой красивый… Тут хозяин засмеялся в голос и стал меня еще больше гладить. - Конечно красивый!.. Самый красивый пес!.. Потом наклонился ближе, я его в ухо лизнул от всей души. Он снова рассмеялся. - Вот именно, - говорю. - Мы с тобой, хозяин!.. Мы с тобой самые красивые - ты и я. За мной знаешь, как девки бегали?.. Не смотри, что одного глаза нет. Знаешь?.. Даже пуделиха одна породистая! Человек сразу все понял, только глаза закатил - из зависти, точно. - Ты начал про домового, Холм... - Разве?.. - Угу. Не отвлекайся. - Хм… Так вот. Домовому ниссе мы оставляем кашу, чтобы он не проказничал и не прятал вещи. А он потом приносит подарки. - Юлениссе приносит подарки, - снова встрял человек. - Ты его не слушай, - обратился ко мне хозяин. - Он у нас с тобой с весткантен, у таких из домовых ниссе только... горничные. На это человек рассмеялся. - Да-да, - хозяин издал какой-то странный звук, будто лошадь фыркнула. - А у всех нормальных норвежцев есть домовой ниссе. И он очень любит кашу. - Но я тоже, - заволновался я, - я тоже люблю кашу!.. - Тебе тоже дам, не переживай. - Эта собака скоро превратится в шар, - заметил человек со своего края стола. Хозяин глянул на меня с одного боку, с другого. Подмигнул, как только он умеет, специально для меня, и улыбнулся. - Не слушай его, - говорит. - Это он от зависти. Ему в этом его театре особо не разгуляешься: килограмм влево - килограмм вправо и придется костюмы перешивать… - Да иди ты!.. Люди все же странные. Мне когда говорят: “Иди!” - я иду. А эти сидят, друг на друга смотрят и смеются. Странные. Но зато мои. Самые лучшие. Мои. Еще в рождество дарят подарки. В этом году мне подарили ошейник с лампочками: теперь в темноте хорошо видно, куда за мной бежать. Хозяин со своим человеком вечно отстают. Друг друга за лапу держат - боятся, видать, чтобы не потерять. Хороший подарок, нужный в хозяйстве. Я им тоже подарил. Белку. Дохлую. Отличную, совсем как новенькую: еще почти вся шерсть целая. А чего?.. Я еще с осени приготовил, во дворе под вишней зарыл. А потом меня с утра как мыть стали, я сразу понял: тот самый день. На прогулке раскопал, отряхнул аккуратненько и принес. А после ужина подарил торжественно, как полагается. На середину комнаты вытащил и говорю: вот! Смотрите, какая красота! … И чего орать-то?.. Она ж не живая, не укусит. Ее и подкидывать можно: за хвост уцепишь и раз! Вверх. Она еще так шмякается смешно: бамс!.. А чего ты за мной бегаешь, хозяин?.. Поблагодарить хочешь?.. Да ладно тебе, не надо мне благодарностей, я ж от всей души!.. Это она еще мерзлая, твердая… Вот подтает - можно и под подушку класть… Ой, хозяин, ты не за мной бегай, ты лучше на человека своего посмотри!.. Глянь-глянь, у него вот-вот глаза наружу вывалятся! Вот это да, ничего себе! Как он смешно умеет ртом воздух глотать!.. Не зря ты его себе взял, веселый он!.. *** Перед сном мы гулять идем, все вместе, ненадолго. А когда возвращаемся, садимся на пол в комнате - я с одной стороны хозяина, а человек с другой. Он из кухни хозяину что-то в чашке приносит - пахнет вкусно, пар идет. Я однажды утром остатки нашел, вылакал, а потом так плохо мне стало!..Кружилось все и стены двигались. С тех пор я такое - ни-ни, сами эту гадость пейте. А вот собачье печенье буду, спасибо. И еще одно, спасибо… И еще… Ничего я не растолстел, на себя посмотри! На свою задницу… А чего он?! Он первый начал!.. Я вообще его трогал!.. Тоже мне нашелся… Хвост сначала отрасти, а потом других комментируй!.. О, еще одна печенюшка, спасибо!.. И так мы сидим немножко. Хозяин лампу на потолке выключает, только на елке огоньки горят, и змеюка на окне светится. Хорошо так, тепло. Уютно. И обнимает нас: одного одной рукой, другого - другой. Из ящика музыка негромко звучит. Иногда песню его любимую играют*, тогда он подпевает тихонько. Мы слушаем. https://www.youtube.com/watch?v=j9jbdgZidu8 "So Happy Christmas. I love you baby", - это он для человека поет. Я не обижаюсь. Ласки всякому живому существу хочется. Человек ему тогда голову на плечо положит, обнимет тоже, прижмется и морду у шеи спрячет. Хозяин улыбается, гладит его по голове. И меня тоже гладит. *** А сегодня новый год. И все бы хорошо, да вот лапа ноет… И ноет, и ноет, проклятая… - Болит, да? - хозяин из комнаты вышел, присел рядом, по ушам ладонью провел. Я хвостом по полу постучал немного, чтобы он не обижался, что не встаю. И поскулил - совсем чуть-чуть. Перед хозяином можно, он никому не скажет. И сам смеяться не станет. - Пойдем Уно, полежим с тобой… Уно - это я, кстати. Значит “один”. Один-единственный. Лучший друг. - Пойдем?.. Пока наш с тобой хозяин не вернулся… Давай я тебе помогу… вот так, молодец… На диване хорошо, тепло. Хозяин обнимет, к себе прижмет. Лапу осторожно гладит. И легче. Вечером человек возвращается. В комнату зайдет, посмотрит на нас - и не гонит. Ближе подойдет, рядом присядет. - Лапа? - тихонько спрашивает. - Лапа, - отвечает хозяин. - Ну лежите тогда. Человек берет одеяло и накрывает нас вместе с хозяином. Губами в него тычется, а потом меня осторожно погладит. Потом на кухню уходит. Постепенно оттуда запахи ползти начинают. Я морду поближе к хозяину подтяну, смотрю на него одним глазом. Он мне улыбается. - Мой хороший, - шепчет. - Мой Уно. *** Повезло мне все же. Своих найти. В самом главном - повезло. Так что все хорошо будет. И в новом году, и всегда. Хорошо.