***
– Слушшшй, еси я выпю ищо хоть адын сткан натощак, я’мру… н-ну… всмыси, разва… рази… разиваполощсссь, – выговорил Азирафель и предпринял попытку встать. – Вино ошшшень кылыринаё, – запротестовал Кроули. – Эт уже низя назв’ть тощаком. – Я хащю иссть, – Азирафель жалобно выпятил нижнюю губу. Кроули неосознанно скопировал его мимику. – И тебе бы не мешало… Вон ты какой худюнькый… – Я ны худю… я ф-форме! – воспротивился Кроули. Но Азирафель уже добрался до телефона, и ухватился за него, как неумелый пловец за надувной матрас. – Що ты деишь? – Кроули прищурился, посмотрев на него через стакан. – Звну в достаску. Ыта италянскъе вино, знащит нам нужна пыцца. – А чего не наколдуйшь? Быстрей жеж… – У меня эта… исчерпано… – Чего? Азирафель наморщил лоб, пытаясь достать потерянное слова со дна алкогольного моря, плескавшегося у него внутри. – Квота… лимит… тютю, – для пущей ясности он сделал жест руками, как будто все его чудеса улетели в трубу вместе с Санта-Клаусом, а не были израсходованы на отпугивание назойливых покупателей и неожиданно длинные счета в ресторане. – У мя осталось одно чудо до нового года, и Гаврил сказал, шо еси я превышу лимит, то будут эти… суровые посествия… – Кто? – Расследствия… последствия! – Оу! – сочувственно протянул Кроули. – Хреновые дела. Ну лан. У меня-то лимитов нету, ну, или до меня прост не дозвнилссь, короче, я могу вызвать нам пиццу как неча делать. Смари. Кроули попытался сосредоточиться на маленьком итальянском ресторанчике неподалеку и как можно красочнее представил ту пиццу, которая лежала на витрине меньше часа назад, когда он шел к Азирафелю. На самом деле, он представил ее так «красочно», что у него засосало под ложечкой от голода. Кроули сморщился от натуги. Азирафель взволнованно наблюдал за ним. – Ты этак щас протрезвеешь, – обеспокоенно предостерег он. – Неа. Ша. Не отвлекай… Прошло минут пять. Кроули закряхтел. – Ща, ща, уже вот-вот… Кхххееее…. Ангел… кхххеее… дверь открой, доставка… Азирафель бросился к дверям, путаясь в собственных ногах. Чуть не упал у порога, распахнул дверь и нос к носу столкнулся с пиццей. Ну, то есть, поскольку нос был только у Азирафеля, то будет правильней сказать, что пицца столкнулась с ним своей салями. – Ааай! – промычал ангел, отлепляя от себя остывшую закуску. – Ох, зараза! Чуток промазал… Она не пострадала? – «Она»?! – Ну, насчет тебя я и так вижу. – Нет, каж’ца, она порядком подсохла, так шо, чтоб отодрать от нее начинку надо что-то потверже моего лица, – недовольно проворчал Азирафель, тоже малость трезвея от огорчения. – Ты мяяягкий, ангел, – дразня, протянул Кроули. – Это не я мягкий, а твоя пицца мумифицирована. – Брось, ее просто надо разогреть. Кроули отобрал у Азирафеля многострадальную пиццу и уверенными, хоть и неровными шагами направился в кухоньку в подсобке. Ему не удалось разрезать сухое тесто ни одним из допотопных ножей Азирафеля, поэтому он сдался и просто разделил ее на четыре куска усилием мысли. После чего засунул их все сразу в микроволновку. Азирафель к этому времени соскучился и, цепляясь за мебель, приковывял следом. – Не спали мне магазин, – предостерег он. – Не переживай, если что, сам же потушу. Я не какой-нибудь престарелый охотник на ведьм, чтобы убегать с места преступления. И не проштрафившийся ангел, которому запрещено творить чудеса. Что это вообще за отстой – устанавливать квоты? Они сами-то пробовали жить на этой планете без магии? Готов поспорить, Гавриил даже шнурки завязывать сам не умеет. Азирафель хихикнул и с благодарной нежностью уставился на Кроули. Демон никогда не дразнил его долго, предпочитая перекладывать вину за все мелкие недостатки Азирафеля на его начальство, внешние обстоятельства или волю судьбы. Впрочем, Кроули таким же образом оправдывал и себя самого, но Азирафель не возражал. – Ну-у, все-таки дисциплина – это в некотором роде хорошо, – смиренно проговорил он, принимая свою обычную роль защитника справедливости. – Мне не следует растрачивать чудеса попусту. Вдруг случится что-то действительно серьезное. – Ну вот, а что если серьезное случится сейчас, когда у тебя осталось всего одно чудо в запасе, а? Это как тянуть с десятью фунтами до зарплаты. Вроде бы зарплата уже через два дня, и десять фунтов – не так уж мало, ты все рассчитал. Но что если у тебя вдруг умрет бабушка? – Мать честная! – ахнул Азирафель. – Зачем же сразу бабушка? Чем она провинилась? – Откуда я знаю, у меня ее никогда не было. Как, впрочем, и у тебя. Не важно. На что ты будешь покупать гроб, веночки, наливать рюмку пастору? У тебя десять фунтов! – Ну, одно чудо все-таки не десять фунтов. И я уверен, вряд ли мне так уж сильно что-то понадобится за эти пять дней. Бабушки, как ты верно подметил, у меня нет… – Бабушки-то у тебя нет, а вот… – у Кроули в голове выстраивалась вавилонская башня метафор и аналогий, Азирафель видел это по лихорадочному блеску в его глазах, поэтому поспешил перебить: – А если что-то случится, у меня еще есть одно чудо. Вавилонская башня пошатнулась, но устояла. – А если что-нибудь случится два раза? – Это как-то маловероятно… – Ну а если? Тебе придется делать выбор, – Кроули поставил перед Азирафелем тарелку с двумя одинаковыми кусками пиццы. – Сложный выбор. Знаешь, типа как в этой дилемме про трамвай. – Какой такой трамвай? – Ну трамвай же! Ты “Good place” смотрел? – Нет, кажется… Это тот, в котором все ненавидят своего президента? – Нет, это “Good Fight”. “Good Place” – это который про ад, который прикинулся раем… – Что за чепуха? – Азирафель осторожно потрогал пиццу пальцем и от нерешительности взял оба куска сразу. – Отличная чепуха. Но не суть. Короче, трамвайная дилемма состоит вот в чем. Ты едешь в трамвае, а перед тобой на пути стоят два важных для тебя человека, и тебе придется зарезать одного из них. Что делать будешь? – Остановлю трамвай. – А тормоза заклинило. Повернуть можешь, остановиться не можешь. Выбирай. – Это слишком абстрактный вопрос… – Или вот еще: один из этих людей – гениальный музыкант или писатель, а второй – твоя мама… – Тогда точно выберу писателя, Мама сама справится, – радостно решил Азирафель и отважно вонзил зубы в пересохшую пиццу. – Тьфу ты! Ты слишком нестандартный пример. Во! Во, мое любимое. А если, скажем, тебе пришлось бы выбирать, между жизнями пары сотен чужих людей, и жизнью одного – твоего возлюбленного? Кого бы ты обрек на смерть? – У меня нет возлюбленного… – Ну, друга! – У меня нет… Оу. – Ах, вот как? – Нет, я в смысле… – Ладно-ладно, как тебе будет угодно. Ммм, пусть это будет, скажем, твой древний враг и союзник… Ай, да к черту! Я! Допустим, это буду я? Кого ты бросишь умирать ужасной, мучительной смертью? – Это нечестно: в твоем случае, это будет всего лишь развоплощение. – Ужасное и мучительное! И неизвестно, выпустят ли меня теперь из Ада после того, что мы с тобой натворили летом. – Ну, дорогой мой, эти твои теории… Ты же всерьез не думаешь, что я, ангел, смогу обречь невинных людей… – Кто сказал, что они невинные? Ты их даже не знаешь. Ты знаешь меня шесть тысяч лет. Это хоть чего-нибудь стоит? Кроули как-то совершенно внезапно и необоснованно завелся. Азирафель начинал нервничать. – Кроули, хватит, это уже совсем не увлекательно. – Разве? Ну, что ж, сейчас мы добавим в нашу дискуссию экшна. Держись, ангел! Кроули изо всех сил махнул руками, зачерпнув хороший такой пласт демонической магии – не то прямо из преисподней, не то со дна своей черной души, – и в следующий миг их завертело в вихре складывающихся пластов пространства. Последним, что Азирафель заметил, был металлический звук, когда Кроули схватил что-то со стола. А потом он плюхнулся задом на снег.***
– Что за?.. Кроули! – начал он, отплевываясь от легкой метели. – Какого лешего мы здесь делаем? И где это «здесь»? Позади себя он снова услышал металлический звук, и теперь это было что-то похожее на «щелк». Азирафель почувствовал недоброе и резко развернулся. Прямо перед ним были железная дорога. А прямо на путях поперек и по диагонали лежал Кроули. Его правая нога и левая рука были прикованы магическими ангельскими наручниками прямо к рельсам. – Кроули! – Азирафель похолодел. Он, правда, был не уверен, от страха ли или все-таки из-за того, что оказался на улице без пальто. Он был сердит на Кроули за его выходку, однако липкое тревожное чувство уже начинало расти у него внутри. – Хватит этих шуток, дорогой мой, я этого не люблю. – А шутки как раз кончились, Азирафель, – сказал Кроули серьезно, решительно и с чуть заметной ноткой волнения. – Играем по-крупному. Я хочу знать, на самом ли деле ты исполнишь то, что сказал. – Что я сказал? Ничего я не говорил… Давай сюда ключ сейчас же, ты знаешь, у меня нет запасных чудес. – Отлично знаю. Именно поэтому ключ я оставил дома. Сам я в этих наручниках беспомощней любого из смертных. И стой-стой-стой, – крикнул он, увидев, что Азирафель готовится вытащить его с помощью магии. – Не спеши тратить последнее чудо. Посмотри туда. Да, вон, туда, на встречную колею. Перед тем как приковать себя, я малость похимичил с ней. Через три минуты здесь проедет пассажирский поезд, и в такую метель машинист не успеет сообразить вовремя, что с дорогой что-то не так. Поезд сойдет с рельсов. Они все погибнут. Да, это будет на моей совести… Хотя я не сильно переживаю. Знаешь, почему? Потому что я уверен, что ты их спасешь. Ты их спасешь, несмотря на то, что через три минуты десять секунд… а прости, уже чуть меньше, здесь на всех скоростях пройдет второй поезд. Уже вот по этой самой колее. Его просто тряхнет легонько. Никто особенно сильно не пострадает. Слишком мощная тяга. Ну, никто, кроме меня, конечно… – Ты с ума сошел! – Почему? Это ведь всего лишь развоплощение, забыл? Азирафель не понимал, как до этого могло дойти. Только что ведь все было так хорошо, они сидели в магазине, пили вино, смеялись над Гавриилом, и вдруг… Что это нашло на Кроули? И почему Азирафель не мог хоть разок подыграть ему? – Ну, вот зачем ты так? – огорченно спросил он. – Ты ведь знаешь, я не могу… Я должен… Эти люди, у них не будет второго шанса, кто-то из них мог стать лучше, кто-то просто еще не успел прожить свою жизнь... – А кто-то наоборот не успел нагрешить лишних два десятка раз, и, может, ты подаришь его душе спасение, убив его тело сейчас? Откуда ты знаешь, может, среди них серийный убийца, и ты спасешь столько же жизней, сколько угробишь… И меня, – тихо добавил он. – Кроули! – взмолился Азирафель. У всех этих людей – бессмертные души, – подумал он. – Они всего-навсего отправятся чуть пораньше туда, куда и так в итоге попали бы. А Кроули… Если начальство доберется до него теперь, когда у него не будет воплощения, а будет очередной громадный проступок… Азирафеля замутило, когда он представил Кроули в их лапах. Он предпочел бы, чтобы его самого переехал поезд. – Вот что тебе не сиделось дома, в тепле, с вином, а? – спросил он, садясь на корточки рядом с Кроули. – А теперь ты лежишь тут на снегу, у тебя вон, снег в ушах, а я должен смотреть, как тебя разрежет пополам? И не когда-нибудь, а в чертово Рождество! Несмотря всю на серьезность речи Азирафеля, Кроули все-таки не удержался и хихикнул. – Иисус перевернулся в гробу, – прокомментировал демон. – Иисуса нет в гробу, он воскрес, – буркнул Азирафель, краснея. Он подергал цепь наручников, Кроули тут же зашипел от боли. – Ой? Что я сделал? Кроули? – Нишшшшего… щщщщорт, металл… к коже примерз. – Ох… прости, пожалуйста. Кроули, дорогой мой, ну хватит уже. Скажи, пожалуйста, что у тебя есть запасной план? А? О! Может быть, я могу вытащить тебя, а ты починишь рельсы? – Нет. Нету никакого проклятого плана… Я был пьян. Даже если ты меня освободишь, остаточная магия от наручников будет действовать еще по меньшей мере несколько минут. К тому же… И я просто хочу знать, слышишь ты… Азирафель был слишком близко. Кроули зажмурился и отвернулся от него. Он явно чувствовал себя глупо, но упрямство и отчаяние все равно не давали отступить. А Азирафель чувствовал себя ужасным ангелом. Ему хотелось махнуть рукой на всех этих людей, о которых он ничего не знал, хотелось вытащить Кроули и показать ему, что он значит для него гораздо больше, чем любой ангельский долг и любое из божьих творений… Но это были живые люди. Много-много живых людей. Кроули мог спастись. Кроули мог выбраться из Ада сам. Он будет ненавидеть Азирафеля, но он, по крайней мере, сможет за себя постоять… Но за людей Азирафель был в ответе. А за Кроули? Разве он не был в ответе за Кроули, даже несмотря на очевидную самодостаточность демона? Азирафеля передернуло от следующей мысли, пришедшей ему в голову. Кроули несомненно чувствовал свою ответственность за него. Как это ни странно. Он убивал ради Азирафеля. Сколько раз, вытаскивая его из глупых приключений, он оставлял за собой две-три случайные (или не очень) жертвы. Интересно, хватило бы их, чтобы набить небольшой поезд? На чьей совести были они? – Ты ведь даже не думаешь о том, чтобы спасти меня, вместо них, да? – охрипшим от холода и страха голосом просил Кроули. – Или все-таки немножко? – Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я все равно не могу позволить им умереть, – печально сказал Азирафель. Кроули кивнул и потом отвернулся. Увидев, как он сглотнул, как дрогнул его кадык, Азирафель понял, что он едва держится, мысленно говоря то, что не позволил себе сказать вслух: «А мне, значит, можешь». «Нет, не могу», – вдруг осознал Азирафель. Какой бы дурацкой ни была выходка Кроули, как бы зол он ни был на демона, Азирафель понял, что в чем-то он был прав. Такие ситуации действительно были хороши, чтобы немного разобраться в себе. А еще он был прав в том, что квота на чудеса – отстой. – Ангел, поезд! – голос Кроули вывел его из раздумий. Азирафель вздрогнул, а в следующий миг уже услышал рев приближающегося издалека железного зверя. Он должен был сделать это. Он должен был спасти людей. – Кроули… дорогой мой, прости меня, – прерывающимся голосом сказал Азирафель. Он приник к земле и поцеловал Кроули в засыпанную снегом макушку. Под мокрыми хлопьями и растрепанными волосами она была на удивление теплой; навстречу губам Азирафеля толкнулась отчаянно пульсирующая жилка… – Не переживай, ангел, – торопливо сказал Кроули, выворачиваясь от него. Он вздохнул, но вдох вышел неровный, поверхностный. – Делай, что должен. Это мой косяк. Очень глупо вышло. Если я вернусь когда-нибудь, не давай мне больше пить без закуски. – Ни за что, – грустно улыбнулся Азирафель, и с трудом поднялся. Грохот колес стал громче в несколько раз, и Азирафель понял, что это приближался второй поезд. Они были в ловушке. Между железными, рокочущими сциллой и харибдой. – Скоро они там? – спросил Кроули, и Азирафель увидел, как быстро поднимается и опускается его грудь. – Замерз уже лежать. Надеюсь, в Аду меня будет ждать горячий прием… Азирафель снова представил этот «прием». Он представил себя, одинокого, как в тот раз, когда он сбежал с Небес, и мотался по всему миру в поисках медиума… И в поисках Кроули… Он так долго думал, что он один. Целых несколько часов. Что если этих часов будет гораздо, гораздо больше… Азирафель был очень плохим, очень эгоистичным ангелом. Поезда были уже в каких-то десятках метров. Один из них дал гудок: может, заметил что-то на путях? – Азирафель? – Да? – Делай, что должен, слышишь? Ты меня и так убивал уже раз десять, и ничего. Я ж тебя все равно люблю, куда я денусь. – Ты меня что?! – ЧИНИ ЧЕРТОВЫ РЕЛЬСЫ И ВАЛИ ОТСЮДА! – заорал Кроули, перекрикивая сигнальный гудок поезда. Азирафель аж подпрыгнул на месте, и не то от неожиданности, не то по вдохновению, но до него дошло. Он резко шагнул в сторону Кроули, направил руки на сломанные пути. И… щелкнув пальцами, починил колею.***
Рядом с ним Кроули с шумом втянул воздух. Азирафель оглянулся на него, и от выражения обреченности, тоски и одиночества на лице демона, у него внутри все сжалось. Кроули думал, что Азирафель снова оставил его. В следующую секунду их обоих ослепили огни поезда. – Говоришь, у нас десять секунд? – сказал Азирафель, склоняясь над рельсами. – А? – Кроули был уже похож на покойника: он как будто отрешился от реальности, которая все равно вот-вот готова была схлопнуться над ним в короткой вспышке боли. – Ладно, ничего, – выдохнул Азирафель. Он приподнял лодыжку Кроули от земли, щелкнул пальцами, и цепь выскользнула из рельса, будто секунду назад не была приварена к ней ангельской магией. Квота на чудеса не означала, что он не мог пользоваться магией, она означала, что он не должен был. – А… Азира…фель? Что… что ты?.. – Тшш! – сказал Азирафель, быстро отстегнув руку Кроули от второго рельса. Кроули ничего не понимал. Яростно заверещал гудок поезда. Азирафель дернул Кроули за подмышки вверх, подхватил так, что демон самым нелепейшим и нелестнейшим образом повис на нем, затем шагнул в сторону, и переместил их домой.***
Кроули прилип. Он буквально вцепился в Азирафеля как клещ, когда они летели сквозь пространство, и теперь, в безопасности книжного магазина, похоже, напрочь забыл, как работают его руки. Кроме того его трясло. Его трясло так сильно, что Азирафеля трясло вместе с ним. – Кроули? Кроули, дорогой мой, всё… Всё-всё, мы дома, – он попытался отцепить от себя примагниченного демона. Наконец, ему удалось доковылять до дивана. Там он крепко схватил Кроули за плечи и, частично оторвав его от себя, подхватил на расстоянии вытянутой руки. Одна нога Кроули, подгибалась, но стояла на полу, вторая все еще бессовестно обвивалась вокруг ноги Азирафеля. – Кроули, посмотри на меня? Оказавшись в свободном – и теплом – пространстве и услышав строгий и взволнованный голос Азирафеля, Кроули, наконец, пришел в себя. – Я опять облажался, да? – тихо сказал он, вжав голову в плечи и глянув на Азирафеля, как нашкодивший облезлый котяра. – Да, и притом шедеврально, – тем же строгим голосом сказал Азирафель. – Хочешь, чтоб я ушел? – Что за глупости, куда ты пойдешь в таком состоянии? – вздохнул Азирафель, но потом добавил. – Хотя было бы неплохо, если бы ты пошел на диван. Кроули бросил короткий взгляд на то, где он находился, увидел, в каком положении он находился, и тут же отпрыгнул от Азирафеля на добрые три фута, чуть не запнувшись о свои собственные ноги в процессе. Азирафелю тут же захотелось снова его подхватить. Кроули, однако же, кое-как справился со своими конечностями, вычислил местоположение дивана, и на негнущихся ногах поковылял к нему. Его правая нога и левая рука все еще были закованы в ангельские цепи, которые гремели на ходу, будто он был каким-нибудь привидением из сказки Оскара Уайльда. Когда Кроули со стоном рухнул на диван, Азирафель поспешно шагнул к нему. – Так, пожалуй, надо их снять. Подозреваю, что меня могут вызвать наверх в любую минуту… – Прости, я… Не знаю, что на меня нашло… – сказал Кроули, отворачиваясь. – Ну… ты хотел знать, – все так же серьезно сказал Азирафель, не в силах сдержать какую-то грусть в голосе. Он не смог дать Кроули тот ответ, на который он надеялся. Хватит ли ему такого, который он получил? Он достал ключ из коробки от кандалов и, аккуратно положив руку Кроули себе на колени, вставил ключ в скважину. Раздался щелчок, и наручник раскрылся. Кроули не шевельнул рукой, чтобы сбросить его. Должно быть, тоже задумался о вопросах и ответах. Тогда Азирафель бережно взял руку Кроули одной рукой повыше запястья, а другой – придерживая тонкие пальцы, – и освободил ее из грубого железного плена. Он не испытывал такого благоговения, даже когда доставал первое издание «Дон Кихота» из коробки, в которой его доставили, и разворачивал защитную пленку… Это сокровище было куда более хрупким. И оно уже нуждалось в реставрации. Кожа на запястье была содрана, и вокруг ссадины все уже начинало опухать. Азирафель резко втянул воздух и сочувственно поцокал языком. Кроули с отвращением глянул на свою руку, но ничего не сказал. Азирафель провел ладонью над запястьем Кроули, заживляя кожу, прогоняя боль. Его руки словно бы хотели убедиться, что все действительно в порядке, и он не удержался и погладил большим пальцем запястье Кроули сверху, потом развернул его ладонью вверх и провел пальцем с другой стороны, будто следуя линии наручника, которого больше там не было. Кроули вздрогнул, когда мягкие подушечки пальцев Азирафеля осторожно коснулись синеватой жилки на пульсе, и второй раз за сегодня Азирафель почувствовал, как сердце Кроули будто бы толкнулось к нему: в тот раз – ответом на поцелуй, в этот раз – ответом на объятие. – Я не ломал рельсы, кстати, – сказал Кроули, нарушая тишину. – А? – Я их не ломал, я нашел уже сломанные. Не хотел говорить тебе, чтобы тебе не было еще тяжелее меня бросать. – Как ты так быстро сумел вычислить, где найдешь такие? – Когда я пьян, моя идиопродуктивность возрастает втрое. Это значит, я могу делать в три раза больше идиотических поступков в единицу времени. – Нам правда надо было что-то поесть. – Еще не поздно. Рождество все-таки. Хочешь, закажем суши? Италии с меня хватило. – Суши в Рождество? – Ну, я не знаю? Есть у них суши с индейкой? Азирафель хихикнул. Но все было еще слишком свежо, чтобы вот так легко сменить тему. – Ты же не думал, что я пожертвую тобой ради спасения чужих людей? – Азирафель хотел – ох, как он хотел, – чтобы это прозвучало с ироничной бравадой, но вместо этого услышал в своем голосе виноватое отчаяние. – Я бы не смог, Кроули… – Ну, однажды-то смог… – сказал Кроули, потом сморщился и отвернулся. Азирафель понял, что он тоже не хотел, чтобы это прозвучало так, как прозвучало. Но Кроули все равно продолжил, изо всех сил стараясь говорить спокойно, без осуждения, без воспоминания о старой боли. – Во время Апокалипсиса. Когда я приехал к тебе во второй раз, умолять тебя сбежать со мной. У меня на хвосте были князья Ада, меня ждало… ну, собственно, то же самое, что меня сегодня ждало, только похуже… И ты знал, что я не сбегу без тебя. Но ты не мог оставить Землю погибать, если было хоть что-то еще, что ты мог сделать… Даже если это означало… – он сглотнул, сделал над собой усилие. – И ты был прав, конечно же, ты всегда был прав… Я просто… – Стой, – остановил его Азирафель, сжав крепко и бесцеремонно ту самую руку, которую только минуту назад держал с таким бережным благоговением. – Прости, пожалуйста, постой! Я хочу сказать… Это совсем не то же самое. То есть… Я не знал, что ты не сбежишь без меня. – Не знал? – Разумеется, не знал! Если бы знал, я бы… – Ты бы все равно не бросил Землю, – качнул головой Кроули. – Ты не такой. Азирафель с удивлением услышал в этих словах восхищение, лишь едва прикрытое горечью. – Нет, не бросил бы, – согласился Азирафель. – Но, во-первых, я бы попросил прощения… – Зачем извиняться за то, кто ты есть?. – Я не извиняюсь. Просто говорю, что мне жаль. Мне жаль, что то, кто я есть, приносит тебе боль. Кроули кивнул. Потом его большой палец – единственный, свободный от мертвой хватки Азирафеля – легонько погладил сильную, но мягкую руку, державшую его братьев в плену. – Но это мне и много счастья приносит тоже, – он пожал плечами. Азирафель совершенно неподобающим образом всхлипнул, только сейчас заметив, что в горле все это время стоял ком, от которого было больно дышать. Он хотел было что-то сказать, что-то, что лежало бы между «спасибо» и «я тебя люблю», но не успел. Кроули, очевидно, почувствовав, что он готов ляпнуть очередную пафосную глупость, перебил его: – А во-вторых? – Что? – Ты сказал, что «во-первых», ты бы извинился. А что во-вторых? – А… Во-вторых, я понял, что, наверное, дело в том, что я вообще не люблю делать выбор. Зачем отказываться от чего-то, если можно сохранить все? Кроули бросил взгляд вокруг себя – на бесконечные шкафы старых книг, от которых Азирафель не мог отказаться, ни за какие деньги, – и понимающе усмехнулся. – Именно, – ангел улыбнулся в ответ. – Не обязательно всегда выбирать одно из двух. Иногда достаточно просто не быть трусом и не выключать себя из уравнения. – Себя? – Кроули вдруг понял и весь подобрался на локтях. – Ох, черт, тебе же теперь влетит, да? Гавриил будет счастлив воспользоваться этой ерундой, чтобы отыграться за Апокалипсис… – Не беспокойся, дорогой мой, – Азирафель улыбнулся, чрезвычайно довольный своим планом. – Мне кажется, у меня есть кое-что, что его… хм… остудит. – Э-э? – Я скажу Гавриилу, так и так, я, мол, узнал, что некий коварный демон раздобыл где-то предмет из ангельского арсенала и, хотя на футляре ясно сказано, что он принадлежит Гавриилу, демон посмел лживо заявлять, что стянул футляр у князя Ада Вельзевул, и хвалился, что раскрыл измену, назревающую в правящих кругах. Я, разумеется, глубоко оскорбленный такими нелепыми россказнями – чтобы архангел Гавриил имел какие-то дела с князьями Ада?! – был вынужден использовать последние чудеса, чтобы изъять сей ценный и опасный артефакт. Надеюсь, он будет слушать мой доклад в присутствии других архангелов, – закончил Азирафель, едва удерживая серьез. Кроули расхохотался. – Ну ты и засранец, ангел! Я тебя люблю! Кроули замер. Азирафель замер тоже. Это ничего не значило. Разумеется, ничего. Подумаешь, вторая оговорка за день. Это просто такой оборот речи. Нормальный оборот речи между друзьями. Друзья всегда говорят, «я тебя люблю», на самом деле имея в виду, что они обожают твои блинчики, или твои глупые шутки или… Они ведь это имеют в виду, да? Азирафель не знал. Впрочем, это было не важно. Иногда нужно просто не быть трусом и не выключать себя из уравнения. – Я тоже тебя люблю, мой дорогой, – сказал с такой легкостью, с которой поблагодарил бы за блинчики. Кроули резко втянул носом воздух и уставился на Азирафеля, но тот только пожал плечами и улыбнулся, как бы говоря: «Ну, что тут поделаешь?»*
– Ты не возражаешь, если я сниму второй? – снова нарушил волшебную паузу Азирафель, указывая на ногу Кроули. – Придется вернуть его владельцу. Он осторожно освободил ногу Кроули от тонкой туфли, обнаружив насквозь промокший носок. Азирафель неодобрительно поцокал языком и лишил Кроули и второй туфли и обоих носков. Демон даже не пытался сопротивляться. – Как ледышки, – сказал Азирафель тихо, обхватив свободную ступню Кроули руками. Кроули резко вздохнул. – Подожди минутку. Он выпустил ногу Кроули и демон даже слегка разочарованно заскулил. – Сейчас-сейчас, сначала главное. Азирафель снова взял ключ и снял металлический обруч с ноги Кроули. Тот выдохнул с облегчением. Нога Кроули выглядела едва ли не хуже, чем рука. Кожа была содрана с нее неровным ободком, и Азирафель догадался, что темный носок был мокрым не только от талого снега. Сердце Азирафеля снова сочувственно защемило. – Ну и мерзость, – подал голос Кроули, осторожно выглянув из-за согнутых острых коленок. – Я уже могу сам, если хочешь… – Нет-нет, мне не сложно, – пожалуй, чересчур поспешно выпалил Азирафель и нежно, не касаясь истерзанной кожи пальцами, влил в нее целительную силу. Правда была в том, что ему было приятно. Приятно чувствовать себя нужным, приятно заботиться о Кроули, приятно, что во всем этом не было ни капли неловкости, которой он мог бы там ожидать. И еще одно. Ему было приятно прикасаться к Кроули и чувствовать, как его сердце рвется к Азирафелю – искать доказательства этого в каждой жилке под его кожей, в каждом сантиметре его тела, который был холодным до появления его рук и теплел от прикосновения. Отогревая своим дыханием его ледяные пальцы, Азирафель знал, что Кроули весь принадлежит ему...*
…Сдувая утром с разгоряченного лба золотой завиток, желая и боясь разбудить ангела, Кроули знал, что всегда будет делить его со всем миром. Но он также знал, что ему достанется лучшая часть.