Марафон любви

Столько прошло лет с того момента, как я уехал из родного городка на окраине большой страны в самое сердце Кореи. И вот, теперь я снова здесь, спустя… Дайте посчитать… Да, спустя 9 лет. Каждый шаг будит воспоминания, которые, встрепенувшись от сна, вдруг начинают заполнять все вокруг, навевая тягучую и теплую ностальгию. Она похожа на карамель, или на сладкую вату, которая прилипает к влажным пальцам в июньскую жару. Может быть, даже сродни подтаявшему мороженому. Сколько бы ты ни изводил свои несчастные бумажные салфетки, сколько бы ни облизывал пальцы – они все равно липкие. Поэтому приходится про них забывать, продолжая гулять с друзьями, чтобы не упустить ни один момент счастливого и такого короткого лета…. Да, детские воспоминания здесь на каждом шагу. Помнится, когда мне было всего 11, мы лазили на крышу вон того старого здания, которое пережило не одно поколение резвящихся подростков. Сейчас его отреставрировали, но оно все равно сохранило дух старости и тепло детских улыбок. А вот на этом дереве был привязан канат, на котором качалась вся детвора с округи. Помнится, однажды я раскачался так сильно, что, не выдержав собственного веса, свалился плашмя на сырую землю, приятно пахнущую после дождя, но не очень приятно ободрав при этом себе все коленки. И самое смешное, что при этом мимолетном кадре на пленке моего детства колени снова начинают гореть, будто только что разбитые. Улыбаясь всему тому, что было здесь со мной до 16 лет, я внезапно обнаружил, что маленький магазинчик, в котором продавалось дешевое мороженое и жвачки с красивыми переводными татуировками, до сих пор стоит за детской площадкой. Разве что, за ним выросло два высотных дома. Закатав рукава своей офисной рубашки, я направился в магазин детства за пломбиром на палочке, который мы с Бэкхеном любили не торопясь есть вечерами, перед самым закатом солнца. Мама давала мне денег на пломбир в шоколаде, а моему другу перепадало гораздо меньше, поэтому он покупал себе мороженое в серебристой фольге без надписей. Чтобы ему не было обидно, я всегда ел точно такое же. Зайдя в магазин, я увидел пожилую женщину. Лишь через минуту я понял, что это была именно та аджумма, которая когда-то с нежной материнской улыбкой вручала нам дешевые пломбиры и даже давала поиграть с ее котом. Наверное, она меня не узнала, потому что от ее улыбки не осталось и следа. А, может быть, время берет свое. -Аджумма, а у вас все еще продается обычный пломбир в фольге? – я посмотрел на нее и улыбнулся. Точно как в детстве. -В фольге? Нет, таких давно нету. А Вы откуда… - она прищурилась, и тут ее лицо озарила красивая улыбка, которая преобразила пожилую даму, снова сделав ее так похожей на заботливую мать, - Чанёлли, неужели это ты? Как поживаешь? Как Бэкхённи? Пока я рассказывал, что Бэкхен проходит стажировку в Германии, а я устроился в Сеуле, она постоянно согласно кивала и улыбалась так, что мне вновь показалось, будто я – ученик средний школы, который забежал в магазин после уроков, чтобы потратить остаток денег, которые ему оставляли на обед. И все-таки пломбир, пусть и не в точности такой, но очень похожий по вкусу, нашелся в магазинчике моего детства. Я развернул обертку, попрощался с аджуммой, и решил посмотреть, что же еще изменилось за эти долгие девять лет. Проходя по одной из улиц, я заметил парк, в котором так давно проходили уроки физической подготовки, которые доводили меня до бешенства. Я был совершенно неспортивным ребенком. И тут мне вспомнилась одна замечательная, еще более сладостная, чем карамель или горячий шоколад, история. Она была так далека, но в то же время так близка, что я невольно подумал: а вдруг все это произошло только вчера? Ощущения и эмоции были свежи, как воздух в этом небольшом, но таком таинственном лесу. Таинственном, потому что он хранил мою тайну все эти девять лет, ни разу не проболтавшись сторонним наблюдателям и прохожим… *** Мы только поступили в высшую школу, а мне исполнилось 16. Я был чуть младше своих новоиспеченных одноклассников, что слегка мешало мне завести друзей. Тем более Бэкхён, который с самой начальной школы был рядом и поддерживал меня, поступил в другое учебное заведение. Его родители переехали – отцу невероятно повезло, и их, казалось бы, безнадежный бизнес пошел в гору. Бэкки обещал мне, что будет часто приезжать в гости и дал напутственное слово: быть чуть более открытым и никогда не стесняться того, что я младше. К сожалению, сказать было легче, чем сделать. А когда я оказался в толпе переговаривающихся и улыбающихся ровесников, которые успели подружиться друг с другом, то моей решительности вообще пришел конец. Без лучшего друга было не просто тяжело – я даже не знал, как себя вести с другими, ведь мы привыкли быть вдвоем. И если бы тогда ко мне не подсел наш староста класса, замечательной души человек, я бы так и остался один. -До Кёнсу, - он протянул руку и очаровательно улыбнулся. Ровно так же, как и Бэкхён в тот день, когда они сели за парту начальной школы. -Пак Чанёль, - пробасил я и отчего-то смутился, пожимая протянутую руку. -О, Чанёль, - Кёнсу многозначительно кивнул, продолжая улыбаться, - Надеюсь, мы подружимся. И мы действительно подружились. Нас называли самой несуразной парочкой друзей. Он – миниатюрный, интеллигентный, лучезарно улыбающийся, но все же в меру скромный, блестяще выполняющий обязанности старосты и получающий только самые высшие баллы. И я – высоченный, шумный, до ужаса неуклюжий и мечтательный бунтарь. На объединяло только одно – любовь к музыке. Хотя нет, два – еще ненависть к спорту. По вечерам Кёнсу занимался на фортепиано и тренировал вокал в студии, в то время как я сидел в соседнем зале, оттачивая свое мастерство на гитаре или же ударной установке. Однажды мы даже спели на школьном фестивале дуэтом – и это вызвало настоящие овации. Мы пели красивую балладу, которую Кёнсу сочинил для того, в кого был влюблен еще со средней школы (но мне он ни за что не рассказывал, кто этот человек). Я играл на гитаре, он подыгрывал на фортепиано. Его сильный голос и мой, как будто специально подаренный мне для низкого и чувственного бэк-вокала. Помню, как одна девочка подошла к краснеющему с ног до головы Кёнсу после выступления и аккуратно сжала его пальцы в своей хрупкой ладони. А ко мне подошел директор и попросил подняться к нему в кабинет. Что за несправедливость… -Чанёль, я понимаю, музыка – это хорошо. Но у нас тут безвыходная ситуация, - он развел руками и устало выдохнул, - скоро эстафета, от школы нужно 10 спортсменов, а у нас все внезапно музыканты да художники. Девятерых мы уже набрали, но десятого ну вот совсем нет. Ты моя единственная надежда. Я ошарашено смотрел на директора и даже не знал, что сказать. Отказываться было просто недопустимо, но в то же время я понимал, что особо бегать-то и не умею. Неужели критерием отбора послужили мои длинные, но столь неуклюжие ноги? Пока я обдумывал все за и против, директор утверждал, что в команде все профессионалы, поэтому даже если я буду бежать, как черепаха, то никто от этого не пострадает. А в благодарность за помощь он обещал выбить мне стипендию, которая выдавалась спортсменам. После того, как я услышал, сколько именно платили спортсменам, - с радостью согласился. *** Тренировки проходили на большом стадионе, который находился совсем недалеко от школы. Я размялся, надел наушники, из которых доносилась бодрящая мелодия, и побежал по кругу. Вот только то ли от непривычки, то ли от бетонных стен и бега по кругу, у меня совершенно отказалась работать голова. Перед глазами все кружилось, как в вальсе, а к горлу подступала тошнота. Быстро сбежав из этого адского места, где некоторые проводили по 12 часов, я ушел бродить по окрестностям, чтобы прийти в себя. И тут я увидел огромный парк, который простирался на добрых километров 20. А по тропинке, которая уходила вглубь имитированного леса, бежал парень. В беговой форме, наушниках и с утяжелителями на руках. Этот самый парк и стал для меня любимым местом тренировок на следующие два месяца. Тонкая тропинка, чтобы двое смогли разойтись, а вокруг – высокие деревья, скрывающие от палящего солнца и жары, отдающие свежесть и легкий аромат древесины. Это все кружило мне голову, навевало прекрасное настроение и рисовало красочные картины в голове. Именно здесь я смог бегать не потому, что так было нужно, а просто для себя. Я бегал, а муза, которая пряталась между деревьями, постоянно нагоняла меня и шептала на ушко новые мелодии для песен. Поэтому со временем я привык бегать уже без музыки. Но природа берет свое – увы, я не спортсмен. Поэтому длинные расстояния мне ни в какую не давались. И, хоть я и пел, дыхалка была довольно слабой. Как-то раз, сидя в тенечке на небольшой скамейке под деревом и тяжело запыхаясь, я услышал, как кто-то сел рядом со мной на скамейку. Повернув голову, я увидел высокого парня, даже выше, чем я сам. Он не был похож на корейца, но и на европейца совершенно не тянул, хотя светлые волосы вводили в заблуждение. Мощные ноги сразу говорили о том, что он – профессиональный бегун. Парень сидел и разминал шею, а я так и наблюдал за чуть хмурыми бровями и закрытыми глазами. -Ты к эстафете готовишься? – внезапно спросил он, не открывая глаз. -Я? А… Да, эстафета, да, - это было такой неожиданностью, что бутылка с водой полетела на пол, и мне пришлось с шумом и постоянными вздохами от все еще тяжелого дыхания, бежать за ней, чтобы она не укатилась в заросли. Когда я пришел, парень уже встал и разминал ноги. Теперь его глаза были открыты, а темно-шоколадные омуты смотрели прямо на меня. -Если бегаешь – никогда не останавливайся. Беги, пересиливая себя. Тогда откроется второе дыхание. А иначе – толку никакого, - он начал подпрыгивать, а потом побежал на месте, словно примеряясь к дорожке. -Спасибо, - я тоже поднялся на ноги и тяжело выдохнул, - Меня зовут Пак Чанёль, я из ЁнНам. -Тоже ЁнНам? Я – Ву Фань, - он протянул мне свою большую руку, которую я тут же пожал. Значит, китаец. -Ты не против потренироваться вместе? Просто я как-то совершенно не сведущ во всех тонкостях бега, - я неуверенно заглянул в его глаза, которые действительно с каждой секундой все больше и больше напоминали шоколад. -Не против, - он оценивающе оглядел меня с головы до ног, - Ну что, вперед? Теперь мы встречались каждый день. Неутомимый Ву Фань, который пробегал все тропинки в парке без единой остановки, и неуклюжий Пак Чанёль, который от непривычки срывал себе дыхалку, простужался и спотыкался о корни деревьев от усталости. Каждый день – это очень много и тяжело. Мы бегали с 6 вечера до того момента, пока кроны деревьев не освещали парк таинственными огненными лучами закатного, но все еще теплого, солнца. Ву Фань бегал молча и без музыки. Такое ощущение, что он даже не дышал, а вес его тела был настолько мал, что прикосновения кроссовок к земле были совершенно беззвучными. Первую неделю мне так и не удалось вытянуть из него ни единого слова, помимо «привет» и «до завтра». Встречаясь с ним в школе, я всегда норовил радостно помахать рукой, но с его стороны удостаивался только сухим кивком. Методом собственных исследований я выяснил, что Ву Фань учится во втором классе старшей школы, переехал из Китая год назад. Он оказался вовсе не бегуном, а профессиональным баскетболистом, был капитаном школьной команды. Но, на удивление, не очень популярным в силу того, что был слишком скрытным и несговорчивым. На второй неделе я решил завести с ним разговор. Пусть на свой страх и риск, пусть. Просто он казался мне очень одиноким человеком. -Фань, а где ты учился до этого? – мы вновь бежали по нашей любимой тропинке, где не было ни единой души. -В Китае, - он ответил совершенно ровным голосом и продолжил бежать. -М, а друзья у тебя там остались? – я снова начал приставать к нему с любопытными расспросами. -Остались, - и снова молчание. -Ву Фань, мы уже знакомы неделю, а я о тебе вообще ничего не знаю! Может быть, ты прекратишь быть таким молчаливым и хоть что-то мне расскажешь? – блондин резко остановился, и я впечатался лицом прямо ему в спину. -Чанёль, мы на тренировке. На тренировке надо тренироваться, - он так и стоял спиной, холодно произнося эти слова, которые впивались мне в уши и заставляли краснеть от стыда. Он помедлил, потом чуть повернул голову – и я увидел приподнятый уголок губ, - Но если ты хочешь что-то узнать – можем встретиться как-нибудь не во время тренировки и выпить кофе. Я застыл на месте, как вкопанный. Тот самый холодный и неприступный Ву Фань только что улыбнулся? И предложил выпить кофе? Пока я раздумывал над тем, что только что увидел и услышал, блондин, как ни в чем не бывало, побежал дальше, бросая через плечо еле уловимое «Не отставай» *** Спустя еще неделю безмолвных тренировок, мы все-таки договорились о встрече в одной из маленьких уютных кафешек недалеко от того самого парка, который нас когда-то и столкнул. Я заказал огромный латте со взбитыми сливками, а Фань – горячий шоколад с маршмэллоу. Тот самый горячий шоколад, который затаился в его глазах. Отчего-то мне не хотелось нарушать уже привычную между нами тишину, поэтому я поддевал трубочкой сливки и съедал их, прикрывая глаза. Блондин тоже не спешил начинать разговор, поддевая ложечкой кусочки лакомства, которое плавало в шоколаде и млело от сладкого тепла. Спустя 10 минут он вдруг заговорил сам – я так и не решился ничего у него спросить. -Мне 17 лет. В команде с самых малых лет у меня прозвище Крис. Потому что я наполовину американец. Играю в баскетбол с шести лет. До этого учился в Гуанчжоу – это мой родной город – в школе для мальчиков. Всегда получал отличные оценки, но не любил заводить друзей, да и вообще разговаривать. Люблю читать и тренироваться – больше мне ничего от этой жизни не нужно, - он выдал всю информацию размеренно, точно так же, как он дышал, когда бегал. После чего замолчал и посмотрел мне в глаза, - Твоя очередь. -Я… Я люблю музыку. Люблю играть и петь. Покрасил шевелюру в рыжий на зло родителям, хотя с оценками у меня все хорошо. Люблю своих друзей – Кёнсу и Бэкхёна. Мороженое люблю – страсть как, - я замялся, потому что мой рассказ получился какой-то по-детски наивный, протяжный и задумчивый. -И что тебя вдохновляет? Ну, чтобы петь и играть, нужно вдохновение, - Фань подпер подбородок кулаком и продолжал сверлить меня взглядом. -Ну… Этот парк, где мы бегам. Пейзажи разные. Даже ты меня вдохновляешь, - случайно сорвалось у меня с языка и я поспешно закрыл рот и виновато улыбнулся, - Ты ничего не подумай, просто ты когда бежишь, ну так правильно все, ровно. И… - Я в конец запутался и умолк. -Ясно, - Крис отодвинул кружку и кивнул мне, - Надеюсь, ты узнал все, что хотел. Завтра в 6, - он встал, расплатился по счету и вышел, даже не оглядываясь. И только тут я заметил на столе книгу, оставленную блондином. Взяв ее в руки, я прочитал название: «О чем я говорю, когда говорю о беге» Харуки Мураками. Сначала я хотел догнать парня, чтобы передать книгу, но потом решил, что можно отдать ее и завтра. А сегодня стоит окунуться в мир человека, который, даже выложив о себе столько информации, не стал для Чанёля хоть чуточку более понятным. Весь вечер я пролежал на кровати, вчитываясь в строки. Книга была небольшим откровением, словно диалогом между автором и мной. Никогда раньше мне не советовали прочитать каких-либо книг, а именно сегодня это ненароком сделал Фань, а потом – и сам автор. Никогда со мной не делились тем, как это – что-то творить. И вот, опять же – откровение дня. Я читал и упивался, а краем сознания понимал. Роман – он глубже, чем есть на самом деле. И когда я уже засыпал – то в моей голове проносились последние строчки книги. «Я посвящаю эту книгу бегунам. Без вас бы я не смог продолжать свой бег». Я вовсе не бегун. Но и книга – совсем не о беге. *** Когда я передал книгу Крису на следующий день – он даже не удивился. -Прочитал? – парень разминал мышцы и вновь пристально смотрел на меня. -Прочитал, - я улыбнулся, но уже не той неуклюжей улыбкой от неловкости того, что происходило. Вчера я многое понял. Мы вновь бежали в полной тишине, только сегодня она была как раз кстати. Потому что для меня открылись все грани и интимность того, что происходило здесь и сейчас, в этой самой освежающей, но далеко не пустой тишине. Я понял, что меня тянет к этому парню. Нет, не для того, чтобы узнать, что скрывается за его молчанием. Меня тянуло к самому этому молчанию, потому что завесу этой тишины я уже открыл вчера вечером, вместе с маленькой книжечкой, на которой был нарисован одинокий бегун. Внезапно небо затянуло тучами. Это случилось за какие-то пять минут, а потом хлынул ледяной ливень. Мы спрятались под большое раскидистое дерево, изрядно промокшие, но отчего-то спокойные и счастливые. Пахло сыростью и землей, пахло древесиной и какой-то тайной. А еще, пахло блондином, который стоял совсем близко, прижимаясь плечом к моему плечу. На его губах играла улыбка, он смотрел на тяжелые капли, срывающиеся с раскидистых веток, и держал в руках маленькую книжечку. -Ты такой удивительный, - вдруг произнес я, не сумев совладать со своими чувствами, после чего встретился с глазами цвета горячего шоколада. Но сегодня в этих глазах было что-то еще. Возможно, это было отражение летнего дождя, который только набирал обороты, даже и не думая прекращаться. -Почему? – блондин не выглядел отстраненно, а его брови не были хмурыми. Он невесомо прикоснулся своими пальцами к моему запястью, от чего по телу пробежала мелкая дрожь. -Не знаю, но… Мне кажется, что именно рядом с тобой обычные вещи в моей голове вдруг обрели совершенно другой смысл. Вроде бы мы занимаемся бегом – но только не бегом вовсе. Просто то, что происходит сейчас, обрело совершенно другое значение, - я говорил, выкладывая все, как есть, прямо на ладони, которую уже сжимали длинные тонкие пальцы, - Я не могу понять, как же я раньше умудрялся жить, не зная о том, что вещь имеет не только оболочку, но и внутреннее наполнение. И оно ведь совсем другое… Фань улыбнулся, так же невесомо, как падали капли с тонких ветвей. И мой словесный поток вдруг иссяк под взглядом цвета топленого шоколада. Но уже не горького, как оно было раньше, а молочного. Того самого молочного шоколада, который тает на губах, напоминая нам о детских временах. И внезапно к моим губам прикасается что-то мягкое и нежное, такое теплое и бархатное, сладкое – и совершенно непохожее на ледяной дождь, который окутал нас непроницаемой стеной. Крис целует медленно и нежно, не переходя границ, лишь слегка прикасаясь нежными губами к моим, отчего мне хочется растаять, словно мороженое в жаркий июльский день. Это так прекрасно и неожиданно, что вокруг начинают порхать бабочки, а дождь заканчивается, уступая место ласкающим лучам вечернего солнца. Вдруг вокруг появляются миллионы звуков – ярких, счастливых, таких приятных, словно ты уже в раю. И только на спине чувствуются большие, горячие руки, все еще пытающиеся отогреть тебя от холодного ливня. А книга, нечаянно упавшая на землю, так и лежит около наших ног, сыграв свою главную роль в этой пьесе. *** Я медленно бреду по парку, улыбаясь самому себе и пытаясь найти ту самую тропинку, по которой 9 лет назад я и такой отстраненный, на первый взгляд, китаец, бежали, застигнутые дождем врасплох. После этого мы отлично выступили на эстафете, заняв первое место. Но, наверное, чудо не может длиться долго. Божественные откровения даются людям не для всепоглощающего счастья. Сначала Фань улетел в Ванкувер, ничего мне не сказав. Лишь в день после эстафеты я поймал его извиняющийся взгляд. Тогда я подумал, что наконец-то его оправданно начнут называть Крисом. А через месяц, по окончанию учебного года, мы с Кёнсу уехали учиться в Сеул. Нет худа без добра – теперь совершенно рядом стал Бэкхён, который, познакомившись с Кёнсу, недолго думая присоединился к его занятиям по вокалу. Жизнь продолжалась, а что ей еще оставалось? Чудо – оно так мимолетно и непрочно. Счастье – это всего лишь момент. Мы были так молоды, что не знали, как это воспринять – поэтому решили воспринять как должное. Но прикосновения теплых губ я помню до сих пор. В фотоальбоме до сих пор бережно хранится фотография спортсменов с эстафеты. Мы стояли рядом, держась за руки – такие высокие, непохожие на других – и безумно счастливые. Мы смогли запечатлеть этот момент даже на фото – и, что самое главное, в своей памяти. А еще на моей книжной полке с тех лет живет книга, которая стала для нас сокровищем, которое посвящает в тайны бытия. Я все-таки нашел эту тропинку и пошел по ней, отряхивая офисные брюки и продолжая с наслаждением есть мороженое. Все-таки, ностальгия – это невероятно приятное чувство. И вот, кажется, то самое дерево, где мы тогда стояли. Я даже невольно улыбнулся и поспешил подойти к раскидистой и все еще свежей тени. Под ним стояла небольшая скамейка – все-таки кто-то пробрался и открыл для себя это место. Присев на самый уголок, я запрокинул голову и начал смотреть на небо, которое еле проглядывалось сквозь листву. Вытянув руку вверх, я начал ловить невидимых бабочек, которые, словно в тот дождливый вечер, кружились вокруг меня, тонкими крылышками вороша воспоминания школьных дней. Внезапно справа от меня послышался какой-то шелест. Я повернул голову и увидел высокого человека, читающего книгу. Когда он успел прийти? Как так беззвучно прокрался? У него были короткие черные волосы, очевидно совершенно непослушные, поскольку он время от времени приглаживал их большой ладонью. Очки были чуть спущены к кончику носа, чтобы не мешать чтению. Я посмотрел на книгу. «О чем я говорю, когда говорю о беге». -"Так уж устроена школа. Самая важная вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там" – цитирует человек низким, но таким приятным голосом, что бабочки, летавшие вокруг, вдруг собираются в районе сердца. Я знаю эту фразу наизусть. Да что там – я знаю всю книгу, ведь столько раз читал ее одинокими вечерами. -Да, про любовь в школе не узнаешь, - я затаиваю дыхание и смущенно, словно тогда, в первый раз, улыбаюсь молодому человеку, который откладывает книгу на скамейку вверх корешком и улыбается одними глазами цвета топленого горячего шоколада.