mistletoe

      донхеку так нравятся эти яркие огоньки на улицах города. он искренне радуется прекрасной рождественской атмосфере, а минхен смотрит на него как на самого счастливого ребенка на свете.       — здесь так красиво и ярко, — зачарованно произносит донхек, не отрывая взгляд от сменяющих цвета гирлянд.       — но ярче этих ламп только твоя улыбка, — хек кусает губу и пытается сдержать смущенную улыбку, но щеки предательски розовеют на произнесенных словах.       минхен так старается сделать каждый их день лучше и теплее своими крепкими объятиями, подходящими словами и керамическими чашечками горячего шоколада. а донхек все это любит до невозможности. подобно пятилетнему малышу, впервые узнавшему, что такое рождество, и как к нему готовятся.       минхен находит эти донхековы детские реакции такими очаровательными, что улыбку держать не может каждый раз, когда тот восторженно вздыхает.       минхен так сильно влюблен в донхека, что готов даже целое рождество украсть для него.       донхек сидит на пушистом белом ковре перед камином и развешивает низ живой ели цветными стеклянными игрушками. минхен же тянется к макушке и надевает белоснежный наконечник в виде звезды. он сам себе улыбается и поворачивается, ловя взгляд донхека на украшении.       — нравится? — он улыбается, протягивает хеку ладонь, которую тот сжимает своей маленькой, и помогает встать. младший ли несколько раз кивает и тут же улыбается.       — выглядит чудесно…       — ты тоже, — шепчет минхен куда-то в шею донхека и улыбается, сжимая парня в теплых объятиях.       донхек смущенно жмется к хену и осторожно обнимает за шею, прикрыв глаза. ему кажется, словно рождество уже одарило его жизнь лучшим подарком.       пока они наряжают елку до самого верха, минхен держит младшего за талию со спины. донхек же неловко приподнимается на носочки, чтобы дотянуться почти до макушки, из-за чего чувствует, как минхеновы руки поднимают его выше. хек смущается, краснеет и кусает губы, но мягко улыбается и развешивает звездочки где-то под наконечником.       закончив, хек садится на диван и любуется наряженной елью. он берет пульт и включает телевизор, листая каналы и пытаясь найти что-то, подходящее по атмосфере. а минхен кидает несколько зефирок в керамические чашки и возвращается, садится рядом вплотную и тянет какао юноше, который тут же улыбается и шепчет неловкое спасибо.       они вместе уже несколько месяцев, но донхек все ещё такой неловкий и смущенный. минхену это даже нравится: ловить любимого с покрасневшими щеками, наблюдать за тем, как он кусает губы и неуверенно переминается с ноги на ногу на месте. донхек такой малыш рядом с минхеном, его хочется крепко-крепко обнимать, защищать от злого мира и целовать в щеки, носик и губы.       минхен так мечтает поцеловать его в губы. но так боится, ведь донхек может почувствовать еще более неловко. хен помнит, как однажды целовал хека в щеки, а тот почти плакал от неловкости и такого пылкого чувства любви.       а минхен не хочет, чтобы его мальчик плакал после такого счастливого момента, поэтому тщательно продумывает каждую деталь перехода на новую ступень.       — минхен-хен?       — да, хеки? — старший поворачивается, не убирая ладонь с плеча юноши, и мягко улыбается.       — мы правда проведем это рождество вместе?       донхек смотрит с такой детской надеждой в глазах, что минхену внутри грустно и даже больно становится. настолько, словно он видит перед собой малыша, который ни разу в своей жизни не праздновал рождество счастливо.       хек словно боится, что сейчас ему обещают счастливые часы праздника, а потом оставят надолго. одного.       но этого не будет, ведь минхен так сильно влюблен в донхека.       а донхек так сильно влюблен в минхена.       — правда-правда, солнышко, — кивает минхен, кладет голову на донхеково плечо и коротко целует в шею, прикрывая глаза.       — спасибо, хен… — он улыбается и тоже прикрывает глаза, желая поскорее заснуть после тяжёлого дня, но для начала хочет сказать нечто важное, — я люблю тебя.       но минхен, кажется, уже не слышит, тихо сопя в шею любимого.       донхек просыпается, потому что чувствует, как минхен пытается осторожно выбраться из объятий младшего и встать. он открывает глаза и морщится от света, жмурясь и прикрывая лицо ладошками. старший ли улыбается и оставляет поцелуй на лбу любимого.       — доброе утро, малыш, — шепчет старший, заставляя хёка покрыться мурашками и в очередной раз покраснеть, — как спалось?       — твой свитер очень теплый, — тянется к минхену, обнажая белоснежные зубки в улыбке, и кладет голову на плечо старшего, — и ты сам очень теплый, тебя приятно обнимать.       — значит, ты хорошо спал?       — лучше всех, хенни.       щеки минхена от этого хенни розовеют, а сердце бьется быстрее. донхек еще не называл его так, и сейчас это кажется чем-то особенным и таким сладким как мед.       — я так люблю тебя, хеки... — шепчет минхен и жмется к юноше, целуя в щеки, — сильно-сильно.       а донхек хнычет, потому что объятия слишком крепкие и дышать едва получается, но улыбается и кое-как обнимает в ответ, шепча короткое я тоже.       в канун рождества донхек видит за окном снег. он по-детски хнычет и тянет минхена на улицу, чтобы посмотреть на это своими глазами. хек не медлит и выбегает во двор в одной минхеновой толстовке и теплых пижамных штанах, хотя и в кроссовках.       хек восторженно охает и кружится вокруг себя, звонко смеясь. он прыгает на месте и раскрывает руки, подставляя светлое личико под падающие с неба снежинки.       минхен совладать с собой не может и удержать в руках не в силах, видя такого донхека. такого милого, прекрасного и невинного малыша. своего малыша. минхен улыбается, пока хек с открытым ртом ловит снежинки на высунутый язык.       такой чудесный ребенок.       — эй, малыш, — минхен опускает руки на талию прыгающего донхека и кладет голову на его плечо, перекладывая свои ладони на его и тихо вздыхая, — вернёмся в дом? здесь холодно, ты можешь заболеть.       — только если ты пообещаешь, что завтра мы всю ночь будем гулять! — минхен смеётся, заметив, как любимый дует губы, и целует в щеку, тычась в нее носом.       — обещаю, малыш.       они проводят вечер кануна рождества все еще вдвоем. смотрят рождественские фильмы, кутаются в один на двоих плед, пьют какао и смеются в объятиях друг друга.       донхек чувствует себя защищенным и счастливым.       и минхену для счастья больше ничего и не нужно: только донхек под боком всю оставшуюся жизнь.       в минуты рождества они стоят у окна. донхек пьет горячий какао и смотрит на падающие за стеклом снежинки, что оседают на голые ветви деревьев. минхен обнимает любимого со спины и тычется носом в затылок, наслаждаясь его теплом. их теплом.       но в одну секунду хек чувствует, как минхен опускает руки и отходит. но не оборачивается. слишком уж снежинки завораживают его своими воздушными танцами. но приходится оторваться.       — хеки, — юноша оставляет какао на подоконнике и поворачивается.       минхен выглядит так мило в красном свитере с елочками и оленями, что подарил ему донхек. он улыбается от этого зрелища, но закусывает губу, замечая в его ладонях небольшой пучок с красной лентой.       — я долго думал над подарком, и мне показалось, что одного только свитера будет недостаточно, — младший ли усмехается, бросая взгляд на свой свитер, подаренный минхеном. на нем большая мордочка оленя и выпуклый мягкий носик, который кажется ему таким забавным, — поэтому я подумал, что могу сделать небольшой подарок для нас двоих.       донхек поднимает голову и непонимающе моргает ресничками, чуть склоняя голову. минхен чувствует себя таким неловким в эту секунду и корит себя за начатую речь.       — это... омела? — подойдя поближе, почти шепотом спрашивает донхек и касается пальцами атласной ленты на сучьях, — выглядит очень красиво...       — да, очень, — минхен улыбается и почти хмыкает, но ловит себя на мысли, что должен закончить начатое. он берет ладонь донхека свою и обхватывает омелу обеими руками, переводя взгляд на юношеские глаза, полные невинной радости, — позволишь мне подарить нам первый поцелуй в это рождество?       донхек тихо вбирает в лёгкие воздух и легонько, но уверенно кивает. он не умеет целоваться, никогда даже не пробовал и боится, что не получится так хорошо, как хотелось бы, но ему так сильно хочется почувствовать это.       минхен облегчённо выдыхает и мягко улыбается, пока донхек инстинктивно — как видел в романтических американских фильмах — прикрывает глаза.       у донхека в груди распускается цветок астры, по площади занимающий все сердце. в животе словно бабочки оживают, когда он чувствует губы минхена на своих.       донхеку кажется, это и есть та самая любовь, о которой все говорят.       — минхён-хён... — хёк краснеет и жмется к нему, обнимая. он трётся носом о шею и невинно улыбается подобно все тому же малышу пяти лет. минхен чувствует эту улыбку где-то в районе чуть пониже кадыка, — я впервые так рад этому празднику, — он отстраняется и смаргивает капельки слез, собрашиеся в уголках глаз. хён понимает, что тот счастлив. действительно счастлив, — и все благодаря тебе, хённи.       — с нашим первым рождеством, малыш, — шепчет минхен и снова касается донхековых губ своими.       это рождество станет самым счастливым для них обоих теперь.