Plastic promises

      Жизнь Даби — грёбанный день сурка, держащийся на честном слове, горькой ненависти и таблетках.       Когда с финансами становится совсем туго, и таблетки заканчиваются, она становится похожа на сущий ад, в котором Даби, забившись в самые дальние и грязные уголки этого «совершенного» мира подобно крысе, жалобно скулит о том, чтобы это всё, наконец, закончилось. Потому что он больше не может, Господи, с него хватит. Хватит.       Когда за чёрной полосой наступают периоды сомнительного процветания, ситуация в корне меняется, но отнюдь не в лучшую сторону: он начинает злоупотреблять.       — Опять? — обреченно спрашивает Ястреб, когда Даби в очередной раз под вечер и под кайфом заявляется в его квартиру.       Даби смотрит на хозяина квартиры расфокусированным взглядом помутневших глаз, нервно и от того звучно перебирая в кармане пузырёк с медикаментами. Ястреб прекрасно осведомлён в том, что всё это значит, и прекрасно знает, что будет дальше. Потому что, черт подери, каждый ебанный раз происходит одно и то же. Раз за разом.       — Исключительно в медикаментозных целях, — без толики смущения напоминает Даби и беззаботно улыбается, даже не думая оправдываться.       — У тебя проблемы с наркотиками, — осуждающе заявляет Кейго, когда гость проходит в ванную и закидывается целой горстью таблеток, запивая водой прямо из-под крана.       — У меня вообще нет никаких проблем, — слегка раздраженно и с нажимом бросает Даби, хотя Ястреб всё равно прекрасно знает, что это неправда.       Даби где-то под 25 и он плотно сидит на викодине, диазепаме, и, может быть, на чём-то еще, о чем никто, кроме него самого, просто не знает. У него изуродованные тело и душа, которые болят, гноят и ноют, расшатанная психика, свора планирующих разрушить мир психопатов под боком и руки по локоть в крови (образно, конечно же, потому что пламя не оставляет следов). У него дерьмовое прошлое, скорбное настоящее, бессмысленное и весьма сомнительное будущее.       — Конечно, — устало выдыхает Ястреб и уходит в комнату.       Ястребу 22 и у него своё агентство, квартира, куча фанатов, несгибаемые идеалы и мечты о том, что однажды он сделает этот мир идеальным. А еще он видит, насколько этот самый мир отвратителен: видит, что за масками злодеев прячутся потерянные дети, которых просто однажды не успели или не захотели спасти, а еще что он вполне мог оказаться одним из них. Потому что у него, в общем-то, тоже хреновое прошлое, просто он оказался немного сильнее, и повезло ему чуточку больше.       Кейго буквально растекается на диване, откинув голову на спинку и устало прикрыв глаза. Даби приходит минут через 10, несколько секунд мнётся у стены, а потом усаживается рядом и льнёт к герою, как бродячий кот. Потому что ему сейчас хорошо: у него картинка расплывается перед глазами, тело ватное, а в голове — легко и пусто. И Ястреб, грустно выдыхая, лишь сильнее прижимает его к себе, обнимая в ответ. Даби из-за своей причуды горячий, как печка, но огонь его не греет ни окружающих, ни даже самого владельца.       Даби под 25, наверное, и он не умеет любить даже себя, что уж там говорить о других. У него одна единственная идея-фикс, служащая ему якорем, ради которой он по утрам находит в себе силы продолжать жить, а еще бессознательная привычка хвататься за любые крупицы тепла, до которых он только может дотянуться. За любые ошмётки человеческого, которые он против воли, по неопытности, обращает в пепел.       Ястреб не находит в себе сил оттолкнуть, скинуть с себя эти цепкие руки, хотя человеческого в нём с каждым разом остаётся всё меньше и меньше: скоро и на себя не хватит. Он, вопреки здравому смыслу, хочет помочь, искренне и отчаянно пытается спасти: отогреть лаской и заботой, вытащить из той мусорной ямы, в которую его загнала жизнь. Но он, блять, даже не знает, с какой стороны к нему подступиться, и боится сделать только хуже. Поэтому он просто рядом.       Даби это чувствует. Он знает, что собственными же руками медленно и методично ломает единственного, кто тянется к нему в ответ. И он искренне хотел бы заявить, что ему на это плевать, что герой сам во всем виноват: его об этом не просили. Даби не просил о помощи. Что ему, черт подери, было абсолютно комфортно не чувствовать всего этого. Но он прекрасно понимает, что по-другому он не «не хочет», а просто не умеет. Поэтому и получается полная хрень.       Еще у него, если честно, очень странные способы говорить «спасибо» или «прости», особенно когда наружу рвётся одновременно и то, и другое. Он сухо и без особого энтузиазма целует Ястреба в губы и лезет тому в штаны, максимально осторожно, чтобы не зацепить нежную плоть скобами и омертвелой кожей, оглаживает чужой член, хотя одежда категорически мешает движениям и усложняет задачу. Кейго думает о том, что губы и руки у Даби чертовски неприятные на ощупь, а ещё, что всё происходящее сейчас — категорически неправильно. Но не останавливает. Никогда и ни в чём не останавливает, если честно, не понимая даже, что этим всё только усложняет.       Ястреб боится, что любой его отказ, любое «нет» будет воспринято, как попытка оттолкнуть, и это разрушит и без того хрупкое и шаткое подобие доверия между ними. Потому что тогда Даби просто сбежит, закроется окончательно, и помочь ему будет уже точно невозможно.       Даби, не почувствовав сопротивления, глухо усмехается и садится на пол меж разведенных ног Ястреба, с завидной ловкостью расстегивая треклятую ширинку чужих штанов и приспуская их вместе с боксерами. От контраста неожиданно холодного воздуха и чертовски горячих рук на члене по спине бегут мурашки, и у Ястреба от одного только вида Даби, сидящего перед ним на коленях, и осознания того, что тот собирается делать, предательски встаёт.       Потому что ему, мать вашу, 22 года, и он всё еще молод и горяч. Только с личной жизнью у него всё крайне напряженно, потому что свободного времени на это попросту не остаётся, хотя при желании он мог бы затащить в постель практически любую. Или, скажем, любого: не то чтобы Ястреб рассматривал такой вариант, но Даби не впервой вынуждать его пересматривать привычные концепции мира. Потому что он, мать его, вопреки нелепости ситуации в целом, выглядит просто до неприличия сексуально.       Ястреб заводится мгновенно, но всё равно нервно подается вперед и пытается остановить, оттянуть Даби за волосы, потому что всё это, черт подери, уже слишком. Злодей поднимает на него мутный взгляд и еле заметно напрягается, будто боится, что его сейчас отправят нахуй, но не в прямом смысле, а в самом что ни на есть метафорическом.       — Шшш, — успокаивающе шипит брюнет и упрямо оглаживает чужой член, требовательно, но мягко сжимая у основания. — Я не кусаюсь.       Получив немое согласие, точнее, отсутствие явного несогласия, он вновь приближается к чужому налитому кровью члену, опаляя его горячим дыханием, языком проходится по набухшим венкам, плотно обхватывает головку губами и нарочито медленно насаживается ртом до середины. Ястреб резко и сдавленно выдыхает, чуть наклоняясь, будто бы ему ударили по диафрагме.       У Даби во рту — блядский вакуумный Ад. Ястреба ведёт, потому что ему влажно, горячо и неожиданно охуенно, настолько, что уже после первых же плавных движений он опасается позорно кончить. Он неожиданно даже для самого себя грубо хватает Даби за челюсть и насильно снимает с члена, пытаясь отдышаться и почти пьяно наблюдая за тем, как брюнет с ехидной улыбкой влажно облизывает губы, разрывая между ними и чужой плотью ниточку слюны.       Даби, выждав, когда хватка на челюсти ослабнет, и, подождав ради приличия еще пару секунд, снова берёт в рот: глубже и напористее. Он заглатывает до основания и давится, зажимая слезящиеся глаза. Давится от члена в глотке. Давится от своей больной зависимости (отнюдь не только от таблеток, но ещё и от одного пернатого). Давится от самого себя. Потому что знает, прекрасно знает, что они — по разные стороны баррикад, что у них нет никакого будущего. Потому что лишь под кайфом он может об этом хотя бы ненадолго забыть. Хотя бы попытаться забыть.       Даби замирает, часто и мелко сглатывает, пытаясь привыкнуть, и его глотка от этого подрагивает и, кажется, становится еще уже. Ястреб пропускает руку ему под челюсть, проходится ладонью по раздутому горлу, ощущая вибрацию и малейшие движения щитовидного хряща и кадыка, и старается не думать о том, откуда у Даби, мать его, такой навык. Потому что способность глотать чужие хуи — это явно, блять, не врождённый талант.       А потом Даби начинает двигаться, и Ястреб думать уже не может. Он откидывается на спинку, жмуря от удовольствия глаза и часто-часто сглатывая воздух, почти бессознательно зарывается рукой в чёрные, жесткие волосы, требовательно задавая свой темп. Даби упирается руками о его бёдра, чтобы хоть как-то ограничивать скорость и глубину проникновения, потому что Ястреб, по всей видимости, явно переоценивает его навыки в этом деле, а брюнет больше чем уверен, что никому из них не хочется, чтобы он заблевал чужие штаны и диван.       За несколько минут мозги у Ястреба вышибает окончательно и бесповоротно, как пробки от скачка напряжения. Он тихо и сдавленно стонет и до побелевших костяшек сжимает чужие волосы, резко насаживается максимально глубоко и кончает Даби прямо в глотку: выбора не остаётся, и злодею приходится сглатывать, и горло от этого сжимается еще больше, от чего у Кейго перед глазами плывут звёзды.       Даби пытается вырваться, но Таками не ослабляет хватку до тех пор, пока не отходит от оргазма, и пока не проходит звенящий шум в ушах. Сразу после брюнет спешно снимается с полуобмякшего члена и заходится в кашле, растирая по лицу слёзы и пытаясь отдышаться. А потом, бросив на всё еще тяжело дышащего Ястреба злой взгляд, мстительно кусает того за внутреннюю область бедра. Потому что Даби, честно, не большой фанат асфиксии, а еще у него теперь саднит глотка и горит кожа головы.       Ястреб, болезненно вскрикнув и от этого придя в относительное сознание, хватает Даби за одежду и резко тянет на себя, заставляя того привстать и опереться коленом на диван, и, стоит им поравняться, тут же буквально вгрызается в его губы, зализывая ранки и покусы в качестве извинений. Привкус собственной спермы оказывается совершенно не таким уж и плохим, как он ожидал, да и, если честно, вообще практически безвкусным. Даби даже от такого сомнительного проявления ласки подрагивает, льнёт всем телом, агрессивно и напористо отвечая на поцелуй, цепляется за плечи, волосы — за всё, до чего только может дотянуться.       — Слушай, — охрипшим голосом начинает Ястреб, разрывая поцелуй, — давай…       Ястреб тянется свободной рукой к паху злодея и к полному своему удивлению понимает, что у Даби, мать его, совсем не стоит, хотя буквально минуту назад он отсасывал с таким видом, будто сам вот-вот кончит. Эта мысль настолько настигает врасплох, что Ястреб на мгновение забывает, о чём вообще говорил и к чему вёл.       У Даби с личной жизнью всё еще хуже, чем у Ястреба, потому что, давайте смотреть правде в глаза, ни один нормальный человек не захочет кого-то с настолько изуродованным телом и шаткой психикой. А те извращенцы, что всё еще не прочь его трахнуть, в своё время как раз и отбили ему всякую охоту ебаться почти начисто. Но это всё, конечно же, лирика: на деле у него просто передоз, от которого либидо снижено до предела. Почти что временная химическая кастрация.       Этой заминки Даби более чем хватает на то, чтобы спешно и постыдно сбежать в туалет: ему сейчас просто жизненно необходимо перекурить. Ястреб, уже явно настроившийся на продолжение, удивлённо глядит ему вослед, проглатывая недоумение и возмущение, а потом, тихо чертыхнувшись сквозь зубы, спешно натягивает на себя штаны и бредёт следом, до боли сжимая на ходу кулаки и бессильно скрипя зубами.       — Пусти, я тоже покурю, — говорит он после первой неудачной попытки попасть в «курилку», потому что Даби додумался там запереться.       Дверь открывается без лишних препирательств, и Кейго, быстро заходя и закрывая за собой дверь, чтобы не натянуло в квартиру, садится на пол аккурат напротив Даби и в лучших традициях дешёвой драмы подкуривает прямо от его тлеющей сигареты.       — С каких пор ты куришь? — хрипло спрашивает Даби, вытягивая ноги, насколько это возможно, чтобы хотя бы коленом почувствовать чужое тепло.       Небольшое помещение наполнено табачным дымом и стойким запахом гари. Ястреб думает о том, что от Даби всегда пахнет так же: ни один другой запах на нём просто не задерживается. На Кейго в последнее время он тоже всё чаще и чаще держится, только герой не может понять, из-за какой именно из двух его новых вредных привычек: из-за сигарет, или из-за самого злодея.       — С недавних, — уклончиво отвечает Ястреб, решив не уточнять, что, блять, с тех самых, как в его жизни появился Даби.       После они молча вернутся в комнату, и Даби, едва приняв горизонтальное положение, почти мгновенно умиротворённо уснёт без тревог и кошмаров, уткнувшись Ястребу в плечо. А Кейго, задумчиво перебирая чужие волосы, заметит отросшие белые корни и так и не сможет заснуть. Снова.       На следующий день Даби как обычно ничего не вспомнит. Или сделает вид, что ничего не помнит. А на заявления героя о том, что ему пора бы уже завязывать с этим дерьмом, беззаботно оскалится и с самым что ни на есть невинным видом пообещает, что это был самый-самый последний раз. Но это, конечно же, очередная ложь. Как, впрочем, и всё, что между ними происходит.       Ястребу 22 и он, право, очень и очень устал от пустых обещаний, таких же бесполезных и дешевых, как одноразовая пластиковая посуда. У него тремор, синяки под глазами, иррациональная привязанность к врагу и липкий страх того, что однажды он уже не сможет найти в себе силы, чтобы вновь взлететь.       Через неделю-другую всё ожидаемо повторится. Потому что Даби попал в злую и по-своему смешную временную петлю, утащив за собой Ястреба.