Дикий волчонок

      С момента тех событий, когда Джон показал себя настоящим отцом, минуло полтора года. Хрупкое доверие, подобное первому тонкому льду, все же было построено по маленьким песчинкам. Было ещё много совместных праздников, в которых Дин даже помогал на кухне в приготовлении ужина, а Сэм, заливисто смеясь и мешаясь, бегал по дому и занимался его украшением.       Его дети были в некоторых моментах были совсем не похожи на себя прежних. Сэмми не боялся клоунов, Дин высоты и просто обожал собак. Джону вдруг захотелось проверить так же любит ли нынешний старший сын Импалу, как тот, будет петь и радоваться у него душа от ощущения приятной рулевой вибрации, ветра, что дует в лицо при открытом окне на большой скорости, будет ли сиять блаженная улыбка при рычащем звуке движка. Тот, прежний Дин, который сейчас, наверняка, оплакивает его смерть и, несомненно, пытается вернуть его душу, просто обожал свою «детку». Он не пускал никого за руль, даже отца, сетовал и возмущался появлению любой царапинки на ее вороновом металле, а еще никого не подпускал к ее ремонту, предпочитая самому быть в грязи, пыли и масле, лежа под капотом. Тем более, Дину несколько месяцев назад исполнилось шестнадцать и он, совершенно легально, мог сесть за руль.       Сыновья играли на заднем дворе. Сэм катался на шине, которую Джон недавно закрепил на дереве, а Дин, под аккомпанемент раскатистого смеха брата, закручивал веревку в одну сторону и отпускал, чтобы мелкий крутился на импровизированном аттракционе как юла. Джон подозвал Дина к себе и, дождавшись когда сын подошёл вплотную, наклонился к уху и прошептал: — Не хочешь попробовать покататься сам? — К-как? — не особо веря в правдивость услышанного, уточнил подросток — Ну…берешь ключи, садишься за руль и поехали — Хочу, очень хочу — Тогда лови — Джон подкинул в воздух ключи от «детки» — Сэмми, не переживай, пара часов и мы вернёмся Они ехали по дороге в лесу, где в это время точно не могло встретиться ни одной машины. Асфальт тянулся вдаль — от капота машины и до бесконечности, исчезая где-то за линией горизонта. Свет, что падал на лобовое стекло, отражался узорами, которые создавали листья на деревьях и приятно моргали в глазах Дина. Вокруг дороги росли пышные и очень большие деревья, которые формировали эту лесополосу. Единственные звуки, что доносились, были пения птиц, голос отца, который указывал путь и мягкий рычащий звук двигателя Импалы. Это вызывало умиротворяющее и спокойное чувство в душе подростка. Дин чувствовал каждый камешек, каждую выбоинку и бугорки, которые попадали под колеса Шеви. Причем, чем то или иное препятствие было меньше, тем четче оно ощущалось. Дин вообще идеально чувствовал машину: правильно оценил габариты, уверенно держал руль и корректировал траекторию движения, если бы Импала была с механической коробкой передач, то справился бы и с переключением скоростей без вреда для сцепления. Джон не переставал удивляться этому. Тот, прежний Дин так же с первых минут за рулем знал машину от «а» до «я», но, в отличие от этого, имел еще и визуальную практику, часто наблюдая за вождением отца с пассажирского сидения. Он точно знал, как, куда и сколько раз нужно повернуть руль, чтобы плавно, не срезая углов и не калеча «малышку» войти в поворот. Откуда это все знал нынешний Дин оставалось загадкой, хотя, были подозрения, что его учил «понятию руля» старина Бобби, когда забирал детей от особо разъяренного алкаша-папашки.       Хотя поездка и казалась отличной, для находящихся внутри автомобиля она таковой не была, но никто в тот момент даже не мог об этом подумать. Дин разогнал Импалу на максимум, «положив стрелку» на спидометре и теперь машиной управлял ветер, нежно обволакивая ее собой, казалось, будто колеса чуть приподнялись над землей и машина просто плыла, паря в воздухе. Джон хотел было сказать, чтобы Дин сбавил скорость, но промолчал, уверенный в том, что сын справится и без его подсказок, тем более с трассой они сцепились достаточно прочно. Неумолимо приближался поворот, Дин, хоть машина и слушалась из ряда вон плохо, умудрился вывернуть колеса, не сбавляя скорости. Ничего не предвещало беды, но тут колесо верной Импалы задело кочку, послышался толчок, обтекание ветром сменилось и машину повело вправо, прямо в обочину перед кюветом. Джон попытался вырвать руль из рук сына, чтобы выправить машину и избежать аварии, кричал, чтобы он жал на тормоза, но было поздно: Дин, испугавшись, вцепился в руль мертвой хваткой и совсем не слышал отца. Джон только и успел, что схватиться за ручку двери, как Импала, ударившись об отбойник, рухнула вниз, в кювет, совершая трижды киношный кульбит, а после наступила темнота.       Голова нещадно болела. Постоянный звон в ушах доставал, казалось, до самый потаенных уголков черепной коробки и не позволял нормально сосредоточиться на какой-либо конкретной мысли. Перед его глазами было очень мутно, расплывчато, порой он как бы отключался от мира. Джон попытался вспомнить, что произошло. Все, что он вспомнить, это визг шин, видимо Дин все-таки попытался затормозить, крик его сына, что резко оборвался, когда передняя часть автомобиля разбилась всмятку. Дин? Откуда в его мыслях всплыл Дин? Осознание пришло сразу — он же решил научить его водить машину. Джон, тщетно пытаясь подавить противный шум и свист в ушах и тошноту, что отвратительными и частыми спазмами подступала к горлу, повернул голову в сторону водительского сидения, молясь всем известным и неизвестным богам, чтобы Дин, если и сильно пострадал, был жив. Все снова потемнело на мгновение и после того как шериф открыл глаза, он увидел тело своего сына, его лицо, пронзенное осколками стекла, его ноги и бедра, придавленные рулевой колонкой, его грудную клетку, надежно зажатую между деформированным креслом и рулем. Бросив неудачные попытки открыть дверь покореженной машины, что сейчас больше напоминала героиню военных действий, Джон вылез через разбитое окно. Осколки больно впивались в руки, но он этого в упор не замечал. Постанывая, немного хромая и пошатываясь, он обогнул Импалу. Ноги, казалось, стали каменными и с большим трудом открывались от земли. Оказавшись со стороны водителя, Джон осторожно переложил голову Дина от разбитого окна на спинку сидения и, собрав последние силы, рванул дверь на себя. Она поддалась на удивление легко или же Джон в шоковом состоянии просто не мог рационально оценивать свои силы, которые были приложены для того, чтобы вызволить сына из железного плена. Аккуратно, стараясь не навредить Дину еще сильнее, шериф вытащил старшего сына и положил на землю. Ноги подростка были согнуты под каким-то неестественным углом и было понятно, что они сломаны. Параллельно набирая 911, Джон сел рядом, осторожно укладывая сына на свои колени и, стараясь быть как можно аккуратнее, прижал его лицо к груди.       На мгновение успокоившаяся жалящая боль внутри снова ожила. Снова наполнила его рот кровью. Дин чувствовал, как тяжёлый сгусток собрался где-то в уголке губ. Горький и до омерзения противный, вот-то готовый сорваться вниз по подбородку. Подросток не сдержал кашля, сплевывая бордовую тягучую кровь и наконец-то сделал судорожный свистящий вдох. — Папа, больно — голос больше похож на хрип. «Отлично, Джон Винчестер, ты дождался заветного слова. Не слишком высока ли цена?» скребли на душе, словно кошки, мысли шерифа.       Боль скапливалась где-то в районе живота и груди. Дин чувствовал как губы окрашивались горячей, почти липкой, кровью, такой невообразимо отвратительной на вкус. Вот, значит, как гибнут люди. Он видел в глазах Джона чётко обозначенный страх, словно это все, конец, и осталось ему совсем немного. Он не может умереть, не сейчас, когда отец что-то говорил и безостановочно звал его по имени, прижимал так крепко и нежно к себе и он наконец-то чувствовал себя нужным и важным. Но в голове снова гудело, левая часть вообще была оглушена и словно находилась под водой, отчаянно пульсировала и шумела. Дин только сильнее вцеплялся в светлую куртку отца, но мокрые пальцы не слушались и соскальзывали, оставляя на ней лишь тошнотворно-красный след. Сердце будто спотыкалось и еле-еле билось, а холод в груди разрастался все сильнее. И все это плохо, очень плохо, в голове и глазах потемнело так не вовремя, он снова сдался и упал во власть темноты, как последний слабак. — Нет, нет, нет, пожалуйста, Дин, держись! Я люблю тебя! Держись здесь, со мной, открой глаза — и этот дрожащий шёпот срывался с губ Джона вперемешку с всхлипами. Его сын очень плох: худое лицо и выступающие скулы бледнели слишком быстро, несколько ссадин на щеках становились от этого ещё темнее, почти чёрные, а ещё кровь… так много крови, губы, подбородок, голова и бровь рассечены, волосы слева, ухо и вся ушная раковина тоже перепачканы в крови, в такой красной, что слезы не могли удержаться в глазах. Шёпот слышался Дину как крик, громкий настолько, что кажется начали слышать оба уха. Крик из горла, сердца и души. Слова, эти слова отца о любви, услышанные один единственный раз сейчас, и никогда ранее, стучали в голове. «Я люблю тебя. Я люблю тебя, Дин»       Почему именно сейчас? Воскрешающие, заставляющие через силу открыть глаза, а темноту на миг отступить, чтобы осознать, что он ещё жив и дыхание тревожит отбитую грудную клетку.       Даже сквозь мутный туман Дин видел, какими огромными и мертвецки-испуганными глазами на него смотрел отец, видел его лицо, болезненно белое как мел, и плотно сжатые дрожащие губы. Дин никогда не видел его таким напуганным. Подросток силился поднять руку, отчего внутренности опять разорвало палящей болью, а в глазах снова начало все вращаться, как в чёртовом вселенском калейдоскопе, зрачки медленно расползались, перекрывая зелёную радужку, будто кто-то ослабил в них ремешки. Дин снова закрыл глаза, тяжело вдыхая воздух, насильно толкая его в свистящие лёгкие. Всё, да? Это все. Потому что живой человек не может чувствовать этого. Слишком холодно, холоднее чем тогда на озере зимой. Он чувствовал как лихорадочно гладил его по лицу отец, будто в попытке согреть. — Нет, Дин, не смей умирать. — он снова гладил его лицо, сереющее с каждой минутой — я вызвал скорую, держись. Пожалуйста, Дин… В ответ сведенные в тонкую полоску губы приоткрылись, выпуская изо рта струйку крови, по щеке, по линии подбородка. Тонкая полоска извилистой змейкой стекла в волосы, снова окрашивая их в страшный, самый страшный на свете цвет. — Хол…холодно — хрип получается едва слышным, но губы все продолжали шептать что-то. Дыхание становилось прерывистым и паузы между вдохами все огромнее. Джон понимал, что Дин просто не доживёт до скорой. План пришёл в голову моментально. Нужно самостоятельно доставить его в больницу, если срезать через лес, то тут всего пара миль. Он должен успеть, просто обязан, он не может снова потерять его. — Всё будет хорошо — дрожащая улыбка растягивала губы, шериф чувствовал вкус собственных слез на языке и устах — Сейчас, потерпи немного — он осторожно поднял тяжёлое тело сына и крепко прижал к себе — Сейчас ты согреешься. Джон не заметил как начал несмело целовать сына в макушку, пока нес его сквозь петляющие тропинки в лесу. Тишина смертельна, она душила и давила, и он начал говорить, нести несусветную чушь, но такую важную сейчас… — Всё будет хорошо. Слышишь? Ты самый смелый и отважный, ты самый сильный, сейчас мы дойдём до больницы и все будет в порядке. Джон не знал, кого он пытается успокоить этими словами, себя или умирающего на руках сына, что так слабо сжимал ткань его рубашки. Дин хотел было ответить, да не мог, его рот будто онемел. Веки налились свинцом и никак не получалось открыть глаза и посмотреть на отца. Он чувствовал, что руки Джона, так крепко удерживающие его, дрожали и отец плакал. И всхлипы казались такими громкими, но напуганный голос шерифа помогал ему держаться здесь, только отчего-то становился с каждым разом все тише и тише. Они прошли почти половину пути до больницы, когда его сын ошалевший от боли, что едва ли сейчас вспомнит собственное имя, потерял сознание и его тело обмякло в руках шерифа. — Дин? — позвал Джон, спотыкаясь от неожиданного прибавления ноши в весе. Никакой реакции. — Черт, — ругнулся шериф.       Правая рука Дина безжизненно свесилась, голова мотнулась назад. Джон быстро оглядел сына, чтобы убедиться, что тот еще дышит. Увидев, как грудь Дина, пусть редко и медленно, но поднимается и опускается, Джон перестал задерживать собственное дыхание и перевел дух.       Надо было срочно придумывать выход из ситуации, положение сейчас несколько усложнялось тем, что Дин все-таки потерял сознание и это было очень плохо и Джон решился. Плевать, как он потом будет снова по крупицам собирать доверие, но это был единственный способ попытаться вернуть его сына в реальность. — Сэмми, мерзкий паршивец, а ну немедленно иди сюда. Всю жизнь мне испоганил, скотина. И Мэри умерла из-за тебя — пытаясь сделать голос как можно злее, кричал Джон. Снова никакой реакции. Шериф, еще крепче прижав драгоценную ношу к себе и молясь, чтобы ребра оказались целые и он тем самым не пробил сыну легкие, сначала ускорил шаг, а затем и вовсе сорвался на бег. Через десять минут они остановились у входа в отделение экстренной помощи. Джон взглянул на Дина и нахмурился, увидев, насколько тот побледнел и какой синюшный неприятный оттенок приобрели губы. — Мы пришли, сынок. Теперь все будет хорошо. Последовал короткий судорожный вздох и Дин замер совершенно неподвижно. Джон протиснулся через двойные двери приемного покоя и втащил старшего сына в больницу. — Моему сыну нужна помощь, — крикнул он, не заботясь о том, к кому он привлечет внимание, к себе или к Дину — Он не дышит. Медсестра, санитары и врач тут же бросились к ним. — Давайте сюда каталку, — распорядился врач, взяв дело в свои руки. Почти тотчас же каталка была доставлена, и санитары положили на нее Дина. Кто-то быстро проверял пульс и дыхание. — Пульс нитевидный, слабый, но есть, доктор. Дыхание отсутствует. — Синий Код*, — крикнул кто-то из медиков. Властный голос врача пробился сквозь общий шум. — Реанимация. Немедленно. Попытаемся его откачать. Накрыв рот и нос Дина кислородной маской, медсестра стала ритмично сжимать дыхательный мешок, вручную нагоняя воздух в его поврежденные легкие. Кто-то срезал с него одежду и шериф увидел огромную гематому во всю грудную клетку на теле своего сына. Когда медики стремительно покатили Дина в операционную палату, Джон последовал за ними, прислушиваясь и присматриваясь к бурной деятельности, призванной спасти жизнь его сына. Одновременно происходило так много всего, что голова пошла кругом, когда он попытался все это переварить. Медсестры и врач что-то быстро выкрикивали, действуя, как хорошо отлаженный механизм. — Что произошло, сэр? Как его зовут и какая у него фамилия? Когда он перестал дышать? — дежурная медсестра с регистратуры начала засыпать Джона вопросами, которые он практически не слышал. Шериф мог перестать смотреть перепуганными глазами на своего сына. — Сэр, я понимаю ваше состояние, но мне необходимо, чтобы вы ответили на вопросы — не унималась невысокая хрупкая девушка, держа в руках планшетку для заполнения данных о больном. — Мы попали в аварию — медленно проговорил Джон — это мой сын. Дин Винчестер. Он перестал…мы почти добрались до вас, были уже у самых дверей и он просто перестал дышать, прямо у меня на руках.       После этих слов, его плечи задрожали и непрошенные слезы потекли по щекам. Бессилие душило его, высасывало все силы. Все повторяется, снова. Как и в тот злополучный день. Соленый жгучие слезы все текли и текли, оставляя мокрые борозды. И Джон никак не мог остановить их, ему не даже нечем было вытереть лицо. Впрочем, в тот момент на всё было плевать и тем более на это. Сознание Джона просто разрывалось на части, в мыслях был полнейший разлад и беспорядок. Сейчас главное было только одно — жизнь его сына, которая, к сожалению, висела на волоске, что норовил постоянно оборваться. — Снимите его показатели и подключите кардиомонитор, — распорядился доктор, вырывая своим громким голосом шерифа из пучины страха — Поставьте капельницу с кровью на быстрое вливание. — Давление 95 на 50. Зрачки симметричные, реагируют на свет, — сообщила врачу медсестра — Вдавлена грудная клетка и легкие. Ребра, вроде бы целы, точнее увидим только на рентгене. Перелом левой руки и обеих ног. Многочисленные рваные по всему телу — врач подошел к голове Дина. — Мне срочно нужен ларингоскоп, эндотрахеальная трубка 7.0 и отсос — он запрокинул голову подростка и открыл ему рот. — Так, еще хуже, у него прикушен язык, да еще и надкостница раскрошилась и пробила десну, очищай полость. Медсестра быстро проделала все, что требовалось. Зажав ларингоскоп в левой руке и удерживая правой рукой рот Дина открытым, врач ввел клинок ларингоскопа, продвигая его вверх и вперед. Затем пришел черед трубки. —  Раздувайте манжетку и давайте кислород. Сняв с шеи стетоскоп, врач слушал легкие Дина с обеих сторон, затем кивнул медсестре. Та обмотала трубку лейкопластырем, после чего зафиксировала ее, обернув вокруг головы. — Хрипы с обеих сторон. Мне нужен портативный рентгеновский аппарат для грудной клетки. Делаем снимок, проверяем нет ли перелома ребер. — распорядился врач и несколько медсестер кинулись выполнять поручения — Кто сегодня дежурит? — Доктор Смит, — отозвался темноволосый медбрат. — Передай ему срочный вызов в операционную. Джон был настолько поглощен разыгрывающейся на его глазах роковой драмой, в упор не замечал медсестру, что пыталась разговаривать с ним, пока та не взяла его за рукав. — С вами все в порядке, сэр? — она внимательно посмотрела на него. — Вам нельзя тут оставаться, ему непременно помогут, он в отличных руках. Вас самого необходимо осмотреть, пошлите со мной. Джон покачал головой и не тронулся с места. — Я никуда не уйду, пока не буду точно знать, что мой сын выкарабкается. Я должен был оберегать его лучше, тогда он бы сейчас не лежал здесь. — Они делают все возможное, чтобы спасти его, но сейчас нужно позаботиться и о вас. Джон готов был уже сдаться напору старой медсестры и позволить отвести себя на осмотр, когда раздался чей-то встревоженный голос. — Остановка сердца. — Дефибриллятор, немедленно! Ассистент передал врачу две пластины, после чего выдавил на них гель. Врач потирал их друг о друга и занес над грудью Дина, выжидая. — Разряд, — крикнул врач, и все отступили от Дина, когда он пропустил ток через его тело. Джон услышал странный глухой звук, и Дин выгнулся дугой на каталке. Светловолосый врач оглянулся на кардиомонитор. — Пульса нет.       Услыхав монотонный противный писк кардиомонитора, Джон взглянул на него и увидел ровную белую линию, бегущую по экрану. Он оттолкнулся от стены, удерживающей его на ногах, и похромал к сыну. Пожилая медсестра схватила его за рукав, но он резко сбросил ее руку. — Давай, Дин, борись. Не смей умирать. — Уведите его отсюда, — крикнул врач, не сводя глаз с Дина. — Успокойтесь, сэр. Все будет в порядке. Им необходимо стабилизировать его. Он не умрет, слышите? Они его вытащат. — сильные руки какого-то медбрата схватились за тело Джона со спины, его обхватили в кольцо и оторвали дрожащие пальцы от дверного проема и с трудом вытолкали за дверь. Не подозревая, сколько в словах медбрата правды, а сколько сладкой лжи, что хочет услышать каждый родитель, когда у ребенка остановка сердца, Джон перестал сопротивляться, но от двери не отошел и продолжил вглядываться через маленькое окошечко на своего сына. — Ну давай же, парень, я обещаю тебе, когда-нибудь ты умрешь, но только не сейчас и не в мою смену — сказал врач, снова посылая жгучие электрические импульсы от груди во все стороны, в каждую клетку израненного Дина. Спина подростка выгнулась снова, затем его тело расслабилось. — Есть пульс — громко констатировал врач, отдавая пластины медбрату и осторожно вытирая выступивший от напряжения пот о рукав. — Так-то лучше, Дин! Я знал, что ты сможешь, — с облегчением вздохнул Джон. У него подогнулись колени и он рухнул на пол. Последние силы оставили его. Перед глазами все померкло, и шериф напряженно сощурился, стараясь не отключиться. Слабо цепляясь за руку пожилой медсестры, что стояла рядом, Джон шепотом начал ее умолять. — Не дайте моему сыну умереть, пожалуйста, не дайте ему… — Все будет хорошо, вставайте, вас нужно осмотреть. После осмотра и нанесения нескольких перевязок, Джон сделал глубокий вдох, пытаясь унять свое собственное взбесившееся сердце, паника ему сейчас точно не поможет. Шериф прошел по коридору к операционной, где сейчас врачи пытались спасти Дина и устало приложился затылком к стене. От воспоминай, как он пытался удержать Дина после аварии, как нес его умирающего на руках в больницу всего в крови, как остановилось на некоторое время сердце его сына, мир вокруг завертелся с ужасающей скоростью, грозясь опрокинуть в обморок. Джон сглотнул ком в горле и, как мог, взял себя в руки. — Вам лучше присесть, — снова возник рядом тот самый медбрат, что выволок его из операционной, и принудительно усадил его на стул. — Вот выпейте и глубоко вдохните, — проговорил он, протягивая Джону одноразовый стакан с водой — Вам нужно успокоится и не вгонять свой организм в состояние шока. Не переживайте, все будет хорошо, врач скоро выйдет и все расскажет вам в подробностях.       Шериф кивнул, проглотив язвительный ответ. Этот медбрат был прав. Паника только усугубляла ситуацию. Но и сидеть он просто так не мог. Как только медбрат ушел, Джон подскочил и начал мерить шагами коридор, постоянно двигаясь то взад, то вперед, словно загнанное в ловушку дикое животное. Он попеременно то взъерошивал волосы, силой оттягивая их вверх, то обкусывал короткие ногти в мясо, совсем не заботясь о том, пойдет у него кровь или нет.       Так не должно было случиться.Только не с Дином. Все это чертовски неправильно и… некстати. Сколько он уже ждет? Час? Два? А будто целая вечность, казалось, время просто остановилось и стрелки часов застыли. Джон никогда не признается себе, насколько сильно сейчас боится. Боится, потому что догадывается, чем все может закончится. Ожидание медленно убивало и начало превращаться в настоящую пытку. Пусть. Он не отступит. Ему некуда отступать! Он будет ждать Дина здесь, живого, иначе никак нельзя. Где же этот врач, что должен рассказать о состоянии его сына? Джон хотел было подойти к медбрату и узнать у него все, да только знал, все, что ему скажут — «операция все еще продолжается, успокойтесь и ожидайте, пожалуйста». Шериф облокотился на спинку стула, скрестил руки в замок на коленях и немигающим взглядом уставился в одну точку, молясь только об одном… Джон молился, чтобы его сын, который всегда был, есть и обязательно будет самым важным в его жизни, выкарабкался из этих холодных лап смерти и он смог его обнять, увидеть на лице улыбку и счастье и снова услышать его заливистый смех. Прошло еще несколько минут и послышался шум, Дина выкатили из операционной, лежащего под белой простыней в путанице проводов и капельниц. Сам он был почти таким же бледным, как эта простынь. Джон заметил, что широкая трубка, напрямую вставленная в дыхательные пути, все еще на месте. Неужели все так плохо? Вслед за каталкой вышел и доктор, взгляд Джона в момент сфокусировался на его белом халате. — Как он? Он в порядке? Все прошло хорошо? Скажите, что его жизни ничего не угрожает. — Не так быстро. Давайте по порядку и спокойно. Я доктор Смит, лечащий врач Дина. У меня неприятные новости. Ваш сын впал в кому, состояние его крайне тяжелое и нестабильное, но мы постараемся сделать все, чтобы он встал на ноги. В целом, при надлежащем лечении и уходе, с ним все будет в порядке. Теперь о повреждениях: травматическая асфиксия, по-простому говоря, сдавлена грудная клетка, ушиб легких, множественные раны на лице, рассечена голова, нам пришлось наложить восемь швов, сотрясение мозга, сломан нос, левая рука и обе ноги, но это не столь опасно, это все ничего, все срастается, так же есть ушиб диафрагмы и печени. Во время удара он, видимо, прикусил язык и сильно сжал челюсть, отчего надкостница раскрошилась и попала в десны, осколки мы уже удалили, не переживайте. По этой самой причине у вашего сына был обильный кровоток изо рта. Во время операции у Дина открылось внутреннее кровотечение, которое не сразу удалось полностью остановить, но мы справились. Ну, это все. Думаю, в таком состоянии в коме Дин пробудет дней пять, так что… сами понимаете, посещать его ещё долго будет нельзя. — Да, понимаю, конечно, естественно… — бессвязно говорил шериф, как громом поражённый этим списком, кивая и впадая в шоковое состояние. Перед внутренним зрением Джона вновь выплыл кошмар обнаружения прежнего Дина в коме после аварии. Бледного, неподвижного, умирающего, подключенного к аппарату искусственного дыхания. «Господи, за что? Неужели врут не только демоны, но и ангелы? Он нарочно предложил мне это, знал, что все будет так, просто хотел причинить мне еще больше боли. Почему я снова теряю своего любимого сына точно так же как и в прошлой жизни? Я же сделал все правильно. Дети перестали меня бояться и, вроде бы, начали любить и тут…» — мысли жгли душу словно он снова попал в ад, в самое пекло, где так противно воняет серой. Если Дин не проснется, он не выдержит этого снова. Ноги предательски подкосились и шериф бы точно упал, но врач вовремя подхватил его и усадил на стул. — Я могу его увидеть сейчас? — Джон вложил в вопрос все чувства, что смог найти внутри себя. — Боюсь, сейчас это невозможно, он находится в палате интенсивной терапии под строжайшим контролем, необходимо исключить любую возможность инфекции и ухудшения состояния. Обещаю, мы сразу же известим вас, как только ему станет лучше и его можно будет навещать. — Хоть на одну минуту, пожалуйста… — Послушайте, это против правил, — начал было доктор Смит, но шериф смотрел на него так, словно его собственная жизнь зависела от этого, с такой тоской и мольбой в глазах… — Всего на минуту, я клянусь. Я просто должен его увидеть и убедиться, что… что… — на этом его голос сломался. — Он все еще у меня есть…пожалуйста. Доктор вздохнул и покачал головой: — Ровно одну минуту и не секундой больше. Пошлите. После этого вам нужно будет обратиться на стойку в регистратуру, необходимо заполнить на него карточку. — врач указал ему путь к лифтам на широкой площадке в другом конце коридора. Двери лифта открылись на четвертом этаже, это был отдельный коридор с индивидуальными палатами под каждого пациента. Здесь было тепло и оглушающе тихо, конечно же, ведь тут были пациенты либо без сознания, либо в коме. Пройдя мимо двух широких закрытых дверей с окошками, они остановились возле третьей. Мысли о том, что сейчас Джону предстоит увидеть заставили задержать дыхание. — Я хочу вас предупредить, — сказала он спокойным тоном, — то, что вы увидите, может вас напугать, но все это сделано лишь для поддержания его жизни. — Я готов — ответил Джон, больше для успокоения доктора, чем для себя. Ему даже стало на мгновение смешно, его пытались напугать видом его же ребенка, лежащего в палате интенсивной терапии. Видали и похуже и даже плавали в этих водах. Подкорку мозга опять влезла картина, как его взрослый прежний Дин лежал на больничной кровати после аварии, а дальше…визжащий кардиомонитор, остановка сердца и он продал душу за его жизнь. Только здесь нет нечисти и никто ему больше не вернет Дина, если он умрет. Шериф сделал глубокий вдох и вошел в палату. Воздух тут был легкий и стерильный, ближе к окну располагалась больничная койка, окруженная вся работающими приборами. От вида Дина, бледного, подключенного к аппарату искусственного дыхания, этой трубки, исчезающей между его губ, Джон едва не забыл, как дышать самому. — Не волнуйтесь, как только ваш сын очнется, мы сразу отключим его от искусственной вентиляции и он будет дышать самостоятельно — будто уловив панику шерифа, попытался утешить доктор, положив руку на плечо «Как только. Значит, они уверены, что справятся и он выживет. Что может быть более успокоительным в такой момент?» — отчаянно пронеслись мысли в голове Джона и он подошел к кровати. Врач деликатно удалился, позволяя ему побыть с Дином наедине. Джон печально оглядел неподвижную фигуру сына, стараясь унять внезапную острую боль где-то в середине груди. — Эй, привет — еле слышно прошептал вмиг осипшим голосом Джон — мне сказали, что ты тут спишь. Да причем так крепко, что даже дышать сам не можешь, представляешь? Ты просыпайся побыстрее, тебя тут ждет Сэмми…и я.       Интересно, слышал ли его Дин? Может быть. В тот раз слышал… потому что его душа уже покинула тело, бродила рядом, но вернуться к хозяину так и не могла. Джон закрыл глаза, пытаясь перестать сравнивать тот момент с настоящим. Это ни к чему хорошему не приведет. Хотя, как же тут не сравнивать? Неестественно бледный, больше похожий на изломанную фарфоровую куклу, и совершенно неподвижный на кровати Дин, укрытый тонкой простыней по грудь, его сломанная рука, что покоилась загипсованная чуть ниже грудной клетки, что была перетянута эластичными бинтами, все эти провода, тянущиеся к пищащим аппаратам, капельница, в которой стояло несколько бутылей с неизвестными препаратами, это все так остро напоминало тот роковой день. Была только одна разница: тот Дин был взрослый, а этому едва исполнилось шестнадцать, да и пострадал он куда серьезнее. Джон протянул руку и с осторожной нежностью коснулся волос Дина, проводя немного по ним пальцами, после чего тяжело выдохнул и потер глаза. Шериф положил свою руку на руку сына и легонько сжал его пальцы, по-детски наивно надеясь на взаимный отклик. — Я скоро вернусь, обещаю. А теперь отдыхай. — Джон легонько поцеловал его в лоб и послушно покинул палату, услышав стук в дверь, он понимал, что душа его остается тут, с Дином, а палату покидает лишь пустая оболочка. Шериф, как и попросил доктор Смит, спустился к стойке регистратуры, далее происходили какие-то формальности в виде заполнения бумаг, впрочем, недолгие. Наконец, нехотя выходя из больницы и вдыхая свежий воздух, Джон размышлял дальнейший план действий: необходимо было доехать до места происшествия, вызвать эвакуатор, да и ехать домой, где их с Дином возвращение ждал младший сын. Как он будет объяснять все, что случилось, Джон пока не придумал. Да и невозможно это втолковать детскому разуму, не напугав. Наверняка, Сэмми в следующий раз напросится с ним в больницу…       Кивнув своим тёмным и болезненным мыслям, Джон выдохнул и, по пути позвонив Бобби, отправился к месту, где чуть не оборвалась линия жизни его старшего сына. *Синий код — присваивается пациентам, которым необходима экстренная реанимация. Наиболее распространенные причины для присвоения синего кода является остановка сердца, остановка дыхания, признаки инсульта или падения артериального давления.