***
Кларк постучалась к Блейку в дверь через двадцать минут. Она почти не удостоила его взглядом, нервно снимая с себя промокшее насквозь пальто и собирая влажные слипшиеся волосы в пучок. Гриффин ввалилась в его квартиру и упала на диван со страдальческим стоном, занимая почти всё свободное место. Кларк выглядела такой уставшей, измученной и невероятно злой, что Беллами даже не попытался приступить к вопросам. Он просто тяжело вздохнул, облокачиваясь о дверной проём и сказал: — Выпьем? И получил в ответ короткое: — Да. Блейк знал, что алкоголь в этом случае был беспроигрышным вариантом, потому что что, как не он, лучше всего лечило разбитое сердце? Во всяком случае, это всегда работало с Беллами.***
Когда половина бутылки красного полусладкого опустела, Кларк казалась более расслабленной, но от этого не менее растроенной. Она рассказывала Беллами о Финне, о его изменах, иногда переходила на шёпот, а иногда срывалась и плакала, закрыв лицо ладонями, в то время как Блейк бережно массировал ступни её холодных ног, зная, что Гриффин всегда успокаивали эти движения. Когда на дне второй бутылки плескалась тёмная, кажущаяся бурой, почти чёрной, из-за зелёного стекла, жидкость, Гриффин смеялась над провалами Коллинза в постели и над его, ну, совсем недостойным достоинством. Она искренне сочувствовала его новой девушке или любовнице, потому что та даже не подозревала какой на самом деле кусок дерьма ей достался. Кларк была счастлива и абсолютно пьяна, а Беллами ненавидел жизнь, или судьбу, или что-то еще, что можно было ненавидеть за такое дурацкое стечение обстоятельств. Он был без памяти влюблён в Гриффин, в свою лучшую подругу. Честно говоря, он был ужасным другом. И дело было не в том, что он, например, не поддерживал Кларк или в том, что он не заботился о Гриффин. Нет, он всё это делал. Он был просто отвратительным другом, потому что хорошие друзья не бросали все свои дела в независимости от их срочности и не бежали в магазин, просто потому что в доме других друзей вдруг закончилось молоко; потому что хорошие друзья не перворачивали всё с ног на голову и не убивали свою нервную систему, когда другие друзья просто получали небольшой порез; потому что хорошие друзья не запоминали все события, произошедшие с другими друзьями, до мельчайших подробностей и не прокручивали их в голове день за днём. Потому что хорошие друзья не хотели своих друзей. А Беллами хотел, и был обречён на пожизненный статус лучшего друга или брата, потому что Кларк никогда не видела в нём кого-то другого. Его жизнь была похожа на дерьмовую дешёвую мелодраму, в которой он был юной девушкой, страдающей от неразделённой любви к объекту своих воздыханий. Блейк ненавидел это, он не хотел этого. Кларк улыбалась, запрокидывая голову на светлую спинку дивана, прикрывая глаза и говоря какие-то невнятные глупости, когда Беллами надавил на какую-то особенно чувствительную точку на её стопе, и она глухо простонала. Блейк был готов поклясться, что это был самый приятный звук, который он когда-либо слышал в своей жизни. Его тело тут же обдало тёплой волной, а внизу живота появилась абсолютно неправильная тяжесть. Беллами пришлось остановиться и тяжело вздохнуть, чтобы его больной мозг снова заработал. Спустя некоторое время он продолжил массировать ступни Кларк, но девушка, не продержавшись и полминуты снова хрипло простонала. — Ты могла бы не… — неловко проговорил Блейк, останавливаясь в попытке найти подходящее слово, — делать так? Гриффин повернула в его сторону голову, блаженно прикрыла глаза, а потом посмотрела на Беллами с весёлым прищуром. — Как «так»? — спросила она, улыбаясь. — Ты знаешь, Кларк, — коротко отозвался Блейк, складывая руки на груди. Гриффин усмехнулась и тихо простонала, откидывая голову на спинку дивана и не разрывая зрительного контакта с парнем. Она закусила нижнюю губу и улыбнулась, невинно моргая честными, ангельскими голубыми глазами. — Я смущаю тебя, Беллами? — поинтересовалась Кларк. Блейк отрицательно качнул головой, не найдя в себе силы произнести хоть одно слово. Он знал, что врёт, и понимал, что Гриффин знала, что он врёт. — Ты такой смешной, — улыбаясь, проговорила Кларк. — Знаешь, Финн часто говорил о том, что я должна перестать общаться с тобой, — сказала она, взмахивая правой ладонью. — Он ревновал, Беллами, и я знала, что у него есть на то причины, потому что если бы я была на его месте, а рядом с моей девушкой ошивался такой невероятный, добрый, сильный и красивый друг, то я бы ненавидела его больше, чем кого-либо на этой планете. Она рассмеялась, закрывая глаза рукой. — И знаешь, Беллами, Финн сказал, что изменил мне, потому что подумал, что я изменила ему с тобой. Смешно, не правда ли? — Да, — глухо проговорил Блейк. Его голос показался ему совсем чужим и отстранённым. Гриффин причмокнула губами и сложила руки на животе. — Ты бы… — она замолчала, словно не решаясь произнести то, что хотела. — Ты бы хотел переспать со мной? Беллами показалось, что его сердце остановилось в это мгновение. Он замер, словно забывая как дышать, двигаться и вообще жить, а затем медленно облизал пересохшие губы, потому что его горло горело, его лицо горело, все его тело горело прямо здесь и сейчас, на этом чёртовом кожанном диване, прямо перед этой невыносимо-прекрасной девушкой, и Блейк бы наверняка предпочёл бы провалиться под землю, пережить апокалипсис или что-то ещё в этом роде, чем отвечать на заданный вопрос. Однако Гриффин смотрела на него, скользя обжигающим взглядом по его веснушчатой коже, и молча ждала. Качалось, что даже время остановилось вокруг них, но когда Беллами перевел взгляд на часы, стоящие на полке, они показывали столько же времени, как и тогда, когда Кларк обратилась к нему. Разве что секундная стрелка неминуемо бежала вперёд. Блейк медленно моргнул, словно находясь в наваждении, а затем сказал короткое: — Да. Гриффин молчала некоторое время, что Беллами подумал, что вся эта ситуация была лишь иллюзией, созданной его воспалённым мозгом, но затем Кларк придвинулась к нему, дыша глубоко и размеренно, окутывая его запахом сиреневых духов, которые Блейк подарил ей этой весной, и ему просто снесло голову. Беллами притянул девушку в свои объятия и поцеловал так крепко и нежно, насколько вообще мог это сделать. Его сердце просто разрывалось в груди от нахлынувших чувст и эмоций, ударяясь о грудную клетку с огромной силой, потому что Гриффин целовала его, и она хотела его, и она была абсолютно пьяна. Эта мысль заставила Блейка остановиться и отклониться от подруги. — Кларк, это неправильно, — потерянно проговорил он, словно внутри у него что-то оборвалось, упало и разбилось о собственные твёрдые кости. — Мы ведь друзья, — последнее слово далось ему с определённым трудом. — Что если я не хочу быть друзьями? — недовольно поинтересовалась Гриффин, явно расстроенная прерванным поцелуем. — Я… Ты просто удивительный человек, Беллами, и всё, чего я действительно хочу, это дать нашим отношениям шанс перерасти во что-то большее. — Ты хочешь… — неверяще повторил Блейк, и Кларк согласно кивнула. — Я просто хочу, чтобы мы попробовали, и, быть может… Гриффин не успела договорить, потому что Беллами вновь притянул её к себе, целуя и улыбаясь ей в губы, словно ребёнок, получивший подарок, который так долго и упорно просил на свой день рождения. Однако Кларк не являлась каким-то подарком, она была настоящей мечтой Блейка. Настоящей осуществившейся мечтой. Быть может, жизнь Беллами действительно была похожа на тупую романтическую мелодраму, снятую всего на одну камеру съёмочной группой из двух человек и без всякого спонсирования, но, по закону жанра, его кино всё равно имело хороший конец.