***
Они держались за руки постоянно. Связь и интернет быстро обрубили, так что разделяться было нельзя, иначе — смерть. Смотреть надо было в оба, в этом хаосе события сменяли друг друга слишком стремительно. В один миг они убегают от людей в форме, в другой — помогают выстраивать баррикады из сожжённых машин и покрышек. Артём нежно поглаживал чужую ладонь в своей каждый раз, когда в их глазах отблесками сверкало пламя. Сначала они целовались у всех на виду, потому что нуждались в близости, потом — прямо перед полицейскими, под оглушительные крики толпы — в качестве протеста. Сейчас их право на любовь — единственное из оставшихся. Бутылка молока — от слезоточивого газа неплохо помогает — в рюкзаке, защита под одеждой и респиратор — уже привычно. Они каждый день попадают в этот ад, но держатся стойко. Встречать своих фанатов сейчас особенно приятно, только теперь они не просят сфотографироваться, а подают тебе новый коктейль Молотова. Парни не подают вида, но на самом деле очень гордятся тем, что у них такие слушатели.***
Когда охуевший мент повалил Сегу и начал выкручивать ему руки, у Артёма будто вмиг слетели все предохранители. Он, не помня себя, яростно бросился на него с кулаками. Очнулся только когда в его, Артёминой, руке было табельное, наставленное на лежащего на пыльном, окровавленном асфальте росгвардейца, а сам он дышал часто и загнанно. Рука задрожала, и пистолет выпал, глухо, как-то пластиково, ударившись о землю. Дальше он помнил всё урывками: белую пелену перед глазами, как Серёжа оттаскивал его за локоть, другой рукой утирая капающую с разбитой губы кровь, как они бежали, как громко стучало сердце, отдаваясь в висках. Помнил, что из-за шлема и балаклавы не было видно лица, но в мутных, стеклянных глазах мелькнул страх. Он просвечивал через роговицу блёкло, словно сквозь толщу воды. Будто старый, давно забытый инстинкт. Тем вечером Артём сидел на бортике ванны и бездумно смотрел, как Серёжа, глядя в зеркало и шипя, обрабатывал свою губу. — Может, они и правда такие же, как мы? Может, они сами не хотят всего этого? — тихо спросил Артём, зажмурившись и потирая глаза. — Тебе показалось, — устало выдохнул Сергей в ответ, — пойдем спать. Он поцеловал его куда-то в лоб и щёлкнул выключателем. В этот день они осознали, что любой миг мог стать для них последним.***
Революция пахла кровью, жжёной резиной и дымом. Революция пахла огнём. Города были почти в руинах, разруха восседала на троне, гражданская война не щадит никого. Количество пострадавших неизвестно, местные СМИ уже давно ничего не пишут. Артём сидел за столом на маленькой кухоньке и уныло болтал ложку в холодном несладком чае. Та звенела о стенки, пожалуй, слишком громко. За окном уже начинало светать. Артём сонно-устало посмотрел на розовеющий горизонт, а затем повернулся и задул свечу. Они просидели так, кажется, всю ночь. Соскучились. Днём, там, в гуще событий, разговаривать было особо некогда. Да уж, в такое время начинаешь особенно ценить моменты уединения. Весь город ещё спал, измотанный вчерашним столкновением. Включать свет, подумалось им, было бы как-то неправильно. — Я так устал от всего этого, — выдохнул Сергей и уронил голову на сложенные руки; одеяло на его плечах мягко зашуршало. — Я уже начинаю сомневаться в том, что мы, ну… Делаем все правильно. — Я понимаю. Все устали. Но мы уже так далеко зашли. Ты прикинь, весь мир сейчас обсуждает то, что происходит у нас. И мы должны довести это до конца. — Чего вообще мы добиваемся? Что будет, если мы всё-таки проиграем? — Не знаю, нас посадят, наверное, — усмехнулся Артём. Он мог сейчас так спокойно говорить это только потому, что знал, что весь этот разговор пустой и абсолютно несерьёзный. Они просто озвучивали то, что вертелось в голове у всех, и оба понимали это. — Как-то не очень хочется. — Мне тоже. Пообещай мне кое-что. — Что? — Серёжа поднял голову. — Держаться вместе до конца или что-нибудь в этом роде? — Нет, дурашка, — Тёма щелкнул его по носу. — Что на зоне в жопу ебать тебя буду только я. — Ты придурок, — засмеялся он. — Обещаю. Сега поднялся со стула и натянул одеяло, укутавшись по самый нос и пряча улыбку. Солнце, пробравшись сквозь дома, дворы и оконную раму, остановилось, запутавшись у него в волосах. Артём, глядя на всё это, не выдержал, тоже встал, поддавшись этому порыву, сделал два шага вперёд и обхватил руками этот пушистый кокон. Поцеловал в макушку и через мгновение почувствовал чужую голову на своём плече. Лучи света просачивались сквозь щель между занавесками и ломались о мебель и их тела, порождая косые тени. Город тихо дышал рассветной прохладой, но уже через пару часов он вновь будет задыхаться пылью и дымом, впитывать в свои улицы гарь, лозунги и кровь протестующих. Сейчас же было так хорошо и спокойно, что хотелось этот момент оттянуть, удержать, сохранить и прожить в нём ближайшую вечность. Сейчас было так уютно и по-домашнему, как не бывает во время революций. Но так было. Они отдавали друг другу всю нежность и тепло, которые у них есть, и в этом было их избавление. — Я надеюсь, всё скоро закончится, — пробормотал Серёжа сонно и закрыл глаза, — и всё будет заебись. — Будет. Этим днём через несколько часов по захваченной системе оповещения объявили о победе.