Ссутулив плечи, громко дыша и устало потирая глаза, перед огромной книгой сидел мальчик с расстрёпанными красными волосами, покусывая губы и заламывая пальцы из-за нервов. Он так чертовски переживал, ведь запомнить названия всех этих туманностей было так важно, но так невыносимо сложно. Настолько сложно, что казалось, будто воздух время от времени становится гуще и проникает в легкие с огромным трудом, заставляя грудь вздыматься чаще от напряжения. Поджимая колени под себя, он продолжал читать информацию об этих межзвёздных пространствах и охать от той красоты, что видит на картинках. Безусловно, это было интересно, но термины просто отказывались достигать понимания. Сидя в пыльной библиотеке прямо на полу и подпирая спиной огромные стеллажи, обложив себя книгами по астрономии, он понимал, что его голова сейчас взорвется от того количества информации, которую он пытается запомнить; но желание впечатлить
его своими знаниями, пусть и анонимно, было так захватывающе. Было так приятно видеть немного вскинутые брови вверх и тёплую улыбку на
его губах, пока
он бережно проводил кончиками пальцев по очередной оставленной открытке в щели своего школьного шкафчика, читая неимоверно красивые слова о том, что
его глаза намного красивее чем явление под названием метеоритный дождь. Тепло медленно растекалось в груди, когда Джерард смотрел на
него из-за угла, нервно топая ногой, пока тот по приходу в школу сразу расплывался в улыбке и летел к шкафчику, чтобы взять ещё одну листовку с созвездием и увидеть идеально-ровный текст, выведенный чёрной гелевой ручкой; но мальчик не знал, что
он забирает все открытки себе, хранит на полке в собственной комнате и перечитывает их вечерами, мечтательно прикрывая глаза и глупо улыбаясь. Затем
он, теряясь в этом сладостном ощущении, поворачивал свой взор к окну и смотрел на луну, зная, что только она есть свидетельницей его странной радости, которая возникает от не менее странных, но чертовски красивых, посланий от какого-то неизвестного мальчика.
Джерард отложил книгу на секунду, громко выдыхая и начиная тереть глаза до такой степени, чтобы на сетчатке начали отбиваться розовые круги. Затем взглянул на носки своих черных кед и поджал губы, пытаясь понять
что он делает: он каждый день засиживается в школьной библиотеке, читая многочисленные учебники по астрономии с программой классов, которая опережает его собственную на несколько лет, энциклопедии, справочники и ещё кучу всего, чтобы знать достаточно информации для того, дабы писать открытки
тому самому парню с самой очаровательной улыбкой, который знает, кажется, про звёзды всё. И это было оправдано, потому что смущённая улыбка на
его губах и рваный вздох каждое чёртово утро - это было таким важным.
Всё это происходило, потому что Джерард был влюблён. Влюблён впервые. Влюблён в парня, который нравится всем, который умеет очаровательно улыбаться, который играет на гитаре так красиво, что дух захватывает и который сидит на другом конце класса каждый день, громко смеясь и похлопывая свою подругу по руке, чтобы та обратила на него своё внимание. Каждое
его движение было таким лёгким, таким непринуждённым и таким идеальным, что сердце Джерарда невольно пропускало удары. От искорок, что плясали в
его глазах, мурашки бегали по коже. И из-за
него Джерард Уэй сидит в душном помещении, которое полностью завалено книгами, дышит пылью, устало потирая виски и зарываясь рукой в свои красные волосы, вместо того, чтобы проводить тёплые апрельские вечера на свежем воздухе, вдыхая сладкий запах приближающегося лета, а затем устало шагать до цветочной лавки, где на кассе продаются те самые открытки с изображением космических тел и явлений за два доллара. Чтобы перед сном сидеть за письменным столом и выводить чёрные, аккуратные строчки, вкладывая всё восхищение и весь трепет, который он чувствует к
нему. Чтобы робко улыбаться, оценивая свои творения, и смотреть в окно на луну, без разрешения наблюдающую за ним, не зная, что
он сейчас тоже на неё смотрит. Чтобы на следующее утро прийти в школу как можно раньше, пихая картонку в синий шкафчик своими длинными, худыми пальцами, напряжённо сводя брови к переносице и нервно закусывая губу, ведь нельзя было, чтобы это кто-то заметил.
Это стало привычкой, которая давалась слишком тяжело. Привычка дарить
ему улыбку каждый день и видеть, что это делает
его по-настоящему счастливым. Что
ему нравится, потому что
он это так сильно любит. Потому что каждый вечер смотрит документалки про космос, поедая сладкие желейки. Потому что это было чуть ли не единственным, что по-настоящему было интересным для
него.
Благодаря этой почти нездоровой любви и интересу к космосу,
он отлично знал физику и математику, был чертовски умным, хотя вы никогда не застанете его за выполнением домашнего задания или изучением материала по школьной программе.
Он мог не знать, когда началась Великая депрессия в Америке, но несколько часов подряд мог рассказывать о перемещении комет в космическом пространстве или о созвездиях, названия которых были такими красивыми на
его взгляд.
Самым волшебным было то, что
его улыбка - ярче Солнца и всех звёзд во Млечном пути,
его взгляд - красивее Бумеранга*, что находится в созвездии Центавра,
его вздохи - завораживающе, нежели передвижение колец Сатурна, а звёздная пыль, что движется в
его крови - так манит к себе своим сиянием.
Он был парнем с космосом за ухом, даже не подозревая об этом - в
его голове была целая Вселенная, и Джерард был готов в ней потеряться на миллионы световых лет без возможности спастись. Он был готов терпеть отсутствие воздуха, ведь
он был его кислородом в межгалактическом пространстве.
Он был взрывом тысячи и одной звезды и зарождением новых.
Он был парнем, у которого не родинки на теле, а россыпь различных созвездий на бархатистой, немного смуглой коже.
Он был ещё непонятнее, но ещё красивее картинок в учебниках по астрономии.
- Эй, парень, ты долго ещё будешь сидеть тут? - послышался скрипучий голос библиотекарши, которая, кажется, работает тут целую вечность и которая ненавидит задерживаться на работе дольше положенного. Она уже изрядно ненавидела застенчивого тощего паренька с пожаром на голове, который постоянно отводил взгляд и краснел, когда к нему обращаются, потому что часто (всегда) терял счет времени, перелистывая страницы этих скучных, по её мнению, толстенных книг с огромными статьями, которые она бы ни за какие коврижки не согласилась читать; а он это делал по собственному желанию. Ещё одна причина считать его не просто странным, а больным на голову.
- Я... Простите меня, пожалуйста, я уже ухожу, сейчас, - Джерард стал нервно запихивать несколько книг в рюкзак трясущимися руками. Он снова разволновался, ведь не мог перестать вести себя, как мелкий воришка, который был пойман на преступлении. Словно то, что он делает - незаконно. Словно у него буквально на лбу написано "я читаю все эти огромные энциклопедии с невыносимо сложными содержимым, чтобы впечатлить самого красивого парня на планете". А ещё это вправду было интересным.
Он собрал все книги и, отдав часть бедной старушке, направился прочь из жаркого помещения, где можно было разглядеть витающие пылинки, блестящие на солнце. Руки дрожали, а сердце стучало где-то в горле. Джерард не помнил как уже оказался на улице, и как ноги понесли его к цветочному магазину, где работали две девушки. Они были действительно очаровательны в своей любви и месте работы; было прекрасным наблюдать, как они переставляют многочисленные горшки с цветами, складывают букеты и попутно дарят друг другу невесомые поцелуи, заглядывая в глаза друг друга так, будто видят там целую вечность. Свою вечность.
Джулия и Кейт. Они добродушно улыбались Джерарду каждый день и, на самом деле, закупали листовки с изображением космоса только ради него одного, ведь было слишком приятно видеть трепет его длинных ресниц, которые откидывают продлговатую тень на покрасневшие яблочки щёк, скрывая яркий блеск глаз, которые меняли свой цвет на свете солнца, закатывающегося за горизонт. Они встречали его улыбчатым "привет, Джи, как дела, дорогой?" и трепали по волосам, а иногда целовали в щёки, предлагая выпить с ними чашечку фрукотовго чая. Им было не всё равно на него, и они были единственными в этом городе, с кем он разделял невероятное понятие, под названием "дружба". Они единственные знали о парне с солнечной улыбкой и глазами, в которых плещется тепло всего мира. И они единственные помогали ему.
Поэтому, толкая стеклянную дверь цветочной лавки, улавливая запах цветов и цитруса, он наперёд знал, что делает всё правильно.
~
"Твой взгляд, скрытый за густыми ресничками, которые похожи на хвосты горящих комет, сжигает меня похлеще, нежели температура астронавта, решившего подлететь к поверхности Солнца опасно близко. Такого ещё не было, поэтому, будь уверен, я сгораю каждый раз и воскресаю, чтобы сгореть снова."
Опять Джерард сидит за письменным столом, заваленым рисунками, где красуется одно и то же лицо, и пишет идеально-ровные, чёрные строчки своим красивым почерком художника, поджимая под себя одно колено и закусывая губу, пытаясь унять этот почти невыносимый трепет в груди. На часах десять вечера, он одет в старую синюю футболку и пижамные штаны с, как бы иронично это не выглядело, изображением планет Солнечной системы. Глаза слипались от усталости, но он по-прежнему сидел над красивой картинкой, на этот раз с созвездием Скорпиона, и легко улыбался, замечая боковым зрением все многочисленные рисунки, где он пытался изобразить
его во всей красе и передать всё волшебство каждого миллиметра
его тела. Джерард вздохнул и это получилось так рвано, будто он не умел дышать вовсе до этого.
Все его мысли были заняты им - парнем с идеальной кожей, пирсингом в губе, огоньком в глазах и самыми красивыми пальцами на планете - пальцами гитариста с немного загрубевшими подушечками. И Джерард знал, что это всё снова будет сниться ему. Он был совсем не против, ведь с тех пор, как он отдал
ему своё сердце, перестал видеть кошмары. Теперь его сны были наполнены солнцем. Солнцем по имени Фрэнк Айеро.
~
Руки просто отказываются слушаться своего владельца. Казалось бы, этот "ритуал" проводится каждое утро, но Джерард всё ещё не может привыкнуть. Он всё ещё не может совладать со своими эмоциями, когда дело касается
его. Когда он буквально стоит возле дверки, за которой хранятся
его личные вещи, пропитанные
его запахом, к которым
он прикасается.
В голове стучит невыносимо, когда маленькая листовочка всё же застревает в узкой щели, и Уэй бегло оглядывается по сторонам, словно вор, не замечая ни одной живой души. Тишину разрывают только его дыхание и тиканье часов, которое слышно только в такое время - когда в школьных коридорах находится всего один парень, сердце которого просто вырывается из груди.
Джерард бежит в сторону школьного туалета, прижимая ледяные руки к горячим красным щекам. Затем, пока перед глазами всё плывёт, не помня себя, закрывает дверь и кидается в сторону умывальника, сразу умывая лицо холодной водой, приводя себя в чувства. Ему нужно было время, чтобы унять неконтролируемую дрожь во всём теле и усмирить ураган в своей голове, а через несколько минут пойти и встать возле кабинета литературы, откуда видно
его шкафчик. Чтобы видеть, как
он замечает белый лоскуток картона ещё с порога и бежит к нему, пытаясь сдержать счастливую улыбку, что так и щекочет бархатистые губы. Чтобы видеть, как
он светится, чтобы знать, что это делает
его счастливым.
Дабы не потерять контроль над собой, Джерард сидит в школьном туалете на подоконнике и болтает ногами в воздухе, кусая губы, и поглядывает на часы на дисплее своего телефона, чтобы вовремя выйти и увидеть то, что заставляет его улыбаться каждое утро и хотеть жить до следующего. Он устало потирает глаза, надавливая на них пальцами и шепчет: "Безумие", когда понимает, что совершенно не может думать о чём-то другом или отвлекать себя, потому что Фрэнк - единственное, о чём хочется думать.
Когда на часах 8:43, Джерард спрыгивает с подоконника, поправляя съехавшую с худых плеч клетчатую рубашку, и выходит из уборной на негнущихся ногах. Не помня себя, доходит до кабинета литературы и опирается на стену, делая вид, что пишет кому-то СМС. Как обычно. Как каждое утро, иногда кидая взгляд влево, зная, что совсем скоро увидит всегда спешащего Фрэнка, который даже не старается делать вид, что бежит не потому что опаздывает на урок, а потому что в его шкафчике торчит очередное послание. Все его друзья знают об этом. Вся школа знает об этом, но никто не шутит по этому поводу, потому что самого Айеро все обожают.
Он - душа компании, мечта любой девушки, улыбчивый парень, острый на язык, который и мухи не обидит.
Он был идеальным. И
он улыбается каждое утро, когда видит текст, написанный от руки, с признанием в любви между строк.
И вот
он уже бежит к своему шкафчику, попутно здороваясь с каждым в коридоре, пока
его кеды противно скрипят об пол.
Он снова искренне взволнован, в надежде подержать в руках картон, отдающий теплом. В конечном итоге, останавливается возле места назначения и хихикает в голос, что заставляет Джерарда самого улыбнуться и почувствовать жар, который ударил в голову.
Фрэнк вынимает открытку из щели и сразу разворачивает, завороженно бегая глазами по ровным строчкам. Он опирается плечом о холодный металл, блаженно прикрывая глаза и рот ладонью, в надежде заглушить писк, который норовит вырваться наружу. Он каждое утро идет сюда только ради этого момента, вместо того, чтобы прогуливать уроки, расхаживая где угодно, но только не здесь и творя неведомо что. Чтобы снова читать эти невероятные послания, согревающие каждую клеточку тела.
Джерард наблюдает за этой картиной, сдерживая слёзы радости, потому что он делает
его счастливым каждый день. Потому что
ему нравится.
Из размышлений и сладкой дымки, застилающей глаза, Уэя вырывает противный и слишком громкий звонок, заставляя его испугаться и подскочить на месте, понимая, что Фрэнк уже достает нужные учебники и снова спешит, но теперь на урок истории, которую ненавидел всей душой.
Он ускользает из поля его зрения, и Джерард выдыхает, разворачиваясь на ватных ногах, направляется к собственному шкафчику, чтобы пойти на ту же историю. Было таким странным ходить с Фрэнком на одни и те же уроки, отгоняя мысль, что сама Вселенная хотела, чтобы они были рядом как можно больше времени. Как можно ближе.
Когда он доходит туда, куда направлялся, то сердце уходит в пятки и перестает работать, ведь увиденное приводит в слишком сильный шок: в щели уже его шкафчика торчит такой же ламинированный кусок картона, где нарисован космос. Он думает "не может быть", он думает "мне нужно взять и прочитать, что там написано", он думает "мне нужно убежать отсюда прямо сейчас", но на деле лишь сдавленно выдыхает и нервно хрустит пальцами, потому что это невозможно. Джерард, как вкопанный, стоит перед металлической дверкой и боится моргнуть, словно, сделав он это, всё пропадёт как наваждение, как мираж.
Но, к сожалению, или к счастью, всё оставалось на своих местах и было слишком реальным, чтобы оказаться сном. Он стоял прямо тут, посреди пустого коридора и трясся как осиновый лист, боясь потерять сознание в любую секунду, и не знал что делать. Ошибки быть не могло - это от Фрэнка, и Джерард больше всего на свете боялся увидеть текст с извинениями и желанием больше не тревожить его. Но на задворках разума понимал - Айеро слишком счастлив от того, что он делает, чтобы просто взять и перечеркнуть все это. Так что Уэй берет дрожащими руками открытку и разворачивает ее.
"Надеюсь, ты не думаешь, что я настолько глуп, чтобы не знать, что это делаешь ты. Знай, ты удивительнее, чем тройные затмения на Юпитере.
Сегодня в 22:00 на крыше школы. Тебе ли не знать, что дверь туда не запирают.
xofrnk"
Испуг завладел всем телом Джерарда, а перед глазами поплыли жёлтые круги. Понимание настигло слишком внезапно, и ему захотелось провалиться под землю.
Он знал все с самого начала.
Пока всё в голове Джерарда кричало об этом, он дрожащими руками положил открытку в карман рюкзака и поплёлся в сторону заднего двора школы, путаясь в собственных ногах и сглатывая вязкую слюну. Теперь он боялся смотреть на Фрэнка даже издалека, не говоря уже о том, чтобы сидеть с ним в одном помещении. Просто не верилось, что всё было таким очевидным, что Айеро видел все его взгляды и знал, что он промышляет такое. Черт возьми, он даже знал где Джерард покупает открытки, потому что купил такую же.
Невыносимо.
Дыхание сбилось до такой степени, что дышать было уже больно. Парнем овладевала паника, пока он еле нашел в себе силы толкнуть и без того ужасно тяжелую дверь на задний двор и шагнуть на свежий, ещё утренний воздух. В нос сразу ударил запах скошенной травы, свежести и стало легче. Он тяжело осел на бетонные ступени и зарылся руками в волосы.
Джерард и сам не понимал своего состояния. Казалось бы, это должно было когда-нибудь случиться, он хотел этого, но... Это как снег на голову. Осознание пришло слишком резко и слишком неожиданно.
"Знай, ты удивительнее чем тройные затмения на Юпитере".
Именно так сказал Фрэнк Джерарду в своем первом послании, чтобы выбить его из колеи и тем самым заставить чёрные дыры в его груди расширяться. В хорошем смысле. Чтобы дать ему понять всё одним действием. И у него получилось. Получилось так, что Джерард боялся зайти в это помещение снова, чтоб, не дай бог, не поймать
его взгляд на себе. Теперь это уже было вполне реальным.
~
Идея прогулять ещё один урок, отсиживаясь в пустой мужской раздевалке, совсем не казалась безумной, а наоборот. Уэй гнал от себя мысль, что это выглядит так, будто он избегает Фрэнка, а ещё больше ему не хотелось, чтобы
он подумал, что сделал что-то не так, что напугал его. Сейчас это только лишний раз показало
ему, что
он не ошибся, когда подсунул ответное письмо парню, и Джерард понимал, что делает ошибку за ошибкой, принимая для себя то, что хочет этого, но так чертовски боится. Он боится оказаться с Фрэнком Айеро рядом, в радиусе тридцати метров или, ещё
лучше хуже - заглянуть в его глаза хотя бы на мгновение. Очевидно, что
он думал над этим и планировал, как расскажет Джерарду, что
он в курсе, и это буквально убивало Уэя, ведь он преспокойно (совсем нет) писал ему комплименты, пока тот, скорее всего, прожигал его затылок на уроках, что казалось совершенным безумием, потому что сам Джерард тоже часто смотрел на него; и их взгляды не встречались ни разу.
Он поджал колени к груди и обнял себя руками, пытаясь успокоиться. Парень знал, что как только прозвенит звонок, он подорвется с места и, дрожа, побежит в столовую, потому что Фрэнк будет там.
Он будет сидеть на своём привычном месте у окна, когда свет будет волшебно падать на его лицо и волосы - идеально, чтобы рисовать его, пока
он не замечает. Но
он замечал. И специально задерживался в одной позе подольше, чтобы Уэю было легче.
А ещё
он улыбался. И, осознавая все это, сердце Джерарда падало куда-то вниз, ведь, как оказалось, для Фрэнка все было понятным очень долго.
Слишком долго.
Сердце стучало в груди до одурения громко и до невозможного сильно - казалось, что оно вот-вот выпрыгнет через горло. Ожидание было невыносимым, как думал парень, но ошибся, ведь услышать заветную трель школьного звонка оказалось худшим - слишком страшным и волнующим для реальности. Или лучшим и земным?
Он не знал что делать: одновременно хотелось разорваться на две части, чтобы одна убежала куда подальше и забыла дорогу к этому месту, а вторая - поплелась к кафетерию, чтобы увидеть
его ещё раз, и на этот раз уже зная, что нет смысла скрываться. Наконец-то всё стало прозрачным, дабы Джерард мог понять, что делать дальше.
Удивительно, но Уэй знал, что его ни при каких обстоятельствах не обидят и не засмеют. Он знал, что останется в целости и сохранности, что с него при любом раскладе будут чуть ли не пылинки сдувать, и он не знал, как на это реагировать. Он ничего не знал.
Опираясь на холодную стену, обклеенную плиткой отвратительно-голубого цвета, Джерард поднялся на ноги и начал считать свои собственные вздохи прикрывая глаза и пытаясь успокоиться. Терять очередную возможность увидеть Фрэнка он не собирался, поэтому нужно было спешить, но это не так уж и просто, когда руки немеют от того, что до ужаса холодные, когда на лбу появляется противная испарина и когда тело отказывается слушаться, потому что дрожит настолько, что любой бы мог подумать, что у Джерарда приступ.
Он не помнил, как дошёл до светлого помещения, залитого солнцем и выдохнул в последний раз, шагая внутрь, и сразу же находя глазами
его - это не составляло труда; шумная компания весело что-то обсуждала рядом с
ним и смеялась, а
он - ярче всех.
Он всегда улыбался ярче и красивее всех. Это - единственное, что было неизменным в непредсказуемой Вселенной, законы и замыслы которой были непонятны даже
ему.
Он был таким красивым в своей расслабленности и хорошем настроении;
он был таким милым, взъерошивая свои каштановые, совершенно точно мягкие, волосы;
он был таким очаровательным в лёгкой задумчивости, ломая голову над очередным ответом на вопрос своей лучшей подруги, которая всегда была рядом и которую он знал ещё с детского сада;
он был таким живым и настоящим, просто вдыхая воздух. У самого Уэя взорвалось сердце на миллионы осколков и собралось по крупицам снова, потому что ему посчастливилось увидеть это всё за считанные секунды. Образование новых звёзд, планет или чего-то там ещё сейчас казалось таким неважным и таким далеким, ведь перед джерардовскими глазами была целая галактика, в которой он был готов потеряться. И эта галактика прямо сейчас перевела взор своих тёплых, карих глаз на Уэя, улыбаясь так же тепло, слегка кивнув.
Джерард был готов поклясться, что ещё секунда и он бы точно упал в обморок, если бы не тело, которое, видимо, решило работать, не согласовав ничего с здравым смыслом, ведь, кто знает, сотворил ли он глупость сейчас, упал в пропасть, или добавил в космическое пространство ещё парочку красивых созвездий - но кивнул в ответ, чувствуя, как уголки губ дёргаются в подобии искренней, но испуганной и неуверенной улыбки. А вслед всё поплыло, потому что Фрэнк всё ещё смотрел на него, пока его улыбка становилась шире.
Джерард поспешил отвести взгляд и пойти взять себе еду; сегодня абсолютно точно не было важным, что он выберет, ибо есть дела поважнее. Например, усесться на месте, чтобы поднять глаза вновь на
него и понимать, что
он всё ещё улыбчиво смотрит, без капли издевки, а тепло, красиво, словно обещая, что не обидит; и Уэй был уверен на сто процентов, что если бы этот парень сейчас же попросил его напасть на белый дом - он бы напал.
Рука на автомате потянулась к рюкзаку, доставая оттуда карандаш и потёртый скетчбук. Фрэнк немного вскинул брови и, словно по команде, откинулся на спинку стула, продолжая легко улыбаться, и посмотрел в окно, пока его друзья что-то активно обсуждали и шутили. Прямо сейчас он занял позу, не намереваясь её менять до конца ланча, чтобы Джерард смог его нарисовать без каких-либо неудобств, и сам красноволосый почти расплылся в луже от такого жеста - Фрэнк мог в любой момент вырвать у него из рук несчастный блокнот, накричать, запретить творить такое, но на деле лишь смущённо улыбался, стараясь не двигаться, чтобы самому Джерарду было удобно.
Он подумал о том, чтобы Джерарду было удобно.
До конца ланча в кафетерии взорвались тысячи планет, чтобы всего одна смогла найти себя по кусочкам и слиться в одно целое на листе формата А5, оставаясь там навсегда самым тёплым воспоминанием.
~
Джерард дрожал всем телом, засовывая руки в карманы толстовки поглубже, пока его кеды почти беззвучно касались асфальта, покрытого трещинами. Он вдыхал сладковатый аромат апрельского вечера, переходящего в ночь, и чувствовал приятную боль где-то возле солнечного сплетения. Напряжения было настолько много сегодня, что он сейчас не думал ни о чём - голова была пуста, но организм не переставал вздрагивать непонятно отчего.
Впереди виднелась его собственная школа, и он знал, что будет делать: всего лишь перелезет через забор и по пожарной лестнице заберется в кабинет химии на втором этаже, потому что невнимательная миссис Уизли оставила окно открытым, после того, как показывала несложные опыты восьмиклассникам. Очевидно, что, если бы об этом узнал директор, ей пришлось бы искать новое место работы, но простой застенчивый парень с красными волосами был готов целовать ей руки, ведь она так сильно облегчила ему жизнь.
Считать про себя до десяти в такт биению сердца стало привычным. Так он мог себя успокоить, а нервничать и вправду было чего - прямо сейчас на крыше этого здания сидит Фрэнк Айеро и ждёт, пока Джерард без единого звука проскользнет к нему. Это будет их первая встреча с глазу на глаз, и было таким странным, что оба знали зачем они туда идут, будто безмолвно было обговорено все детали, но на самом деле, они всего лишь взрывали планеты, смотря друг другу в глаза и утопая в них.
Уэй не помнил, как его жилистые руки хватались за холодные прутья, поднимая его тело вверх. Он не помнил, как старался тихо идти по школьным коридорам, ведущим к непримечательной маленькой двери. Он не помнил, как открывал её и как в лицо подул свежий ветерок, который не казался неприятным. Ночь была тихой, спокойной и ясной. Идеальной, чтобы позволить жителям других планет наблюдать за ними.
Прямо тут стоял
он, задрав голову высоко вверх.
Он пытался найти Большую Медведицу сейчас, чтобы показать её Джерарду сразу, как тот окажется здесь, но лишь повернул голову на скрип открывающейся двери и затаил дыхание, боясь спугнуть этого милого паренька, который выбрал правильный, и очень красивый путь, к его сердцу, когда решил писать эти милые открытки, используя сложные термины. Фрэнку грело душу то, что Уэй старался изо всех сил и пытался понравиться.
Хотя стараться было не нужно, ведь он не мог не нравиться.
Встретившись взглядами в освещении луны, они просто смотрели в расширенные зрачки друг друга, понимая, что вот они - самые настоящие кратеры, ещё не названные ни на чью честь. Вот они - эти самые метиоритные дожди, превращающиеся в кометы с разноцветными хвостами. Вот они - не найденные никем галактики.
- Я ошибся. Нельзя было ставить тройные затмения и тебя в одно предложение. Они никогда не сравнятся, - первое, что вылетело из уст Фрэнка перед тем, как он смягчил свой взгляд до невозможного и улыбнулся так тепло, что Джерард был полон уверенности заявить - Солнце светило в ночи.
- Я ошибся, когда решил, что сравнивать тебя со всеми этими космическими явлениями будет романтично, потому что это бессмысленно. Ты намного красивее, - почти шёпотом, найдя в себе силы, смотря ровно в глаза напротив и купаясь в их свете, сказал Джерард, совсем не ожидая, что случится потом.
Фрэнк шагнул вперёд дважды и положил свои теплые ладони на впалые щёки Джерарда, приятигивая к себе ближе. Он, не медля больше ни секунды, накрыл его искусанные, горячие и влажные губы своими, оставляя на них самый нежный поцелуй, на который только был способен.
Он подарил первый поцелуй Джерарду, теряясь в бесконечности, которая буквально жила этим парнем, а сам Уэй был готов превратиться в звёздную пыль, чтобы Фрэнк смог вдохнуть её, оставляя в своем организме. Чтобы они были ближе, чтобы их души переплетались в нежном танце цвета увядших гортензий, чтобы каждая звезда наблюдала за этим действом и упивалась его красотой, понимая, что и рядом не стоит.
В ту ночь, прижимаясь к
его груди спиной, сидя в
его объятиях, переплетая свои холодные пальцы с
его теплыми и слушая несусветный бред, который
он так легко и нежно рассказывает, Джерард был по-настоящему счастлив, понимая, что
он - тоже. Что
он рад находиться тут, показывая ему созвездия и целуя в затылок так, чтобы Джерард чувствовал
его улыбку всей своей кожей и улыбался в ответ, утопая в прикосновениях сильнее. Им было хорошо, пока тишину вокруг нарушало только их дыхание, шепот и робкие признания в любви, повисшие в воздухе приятной дымкой. Они делили тепло и поцелуи на двоих, сидя там до самого рассвета, пока все звёзды не скрылись с небосвода, обещая скоро вернуться и заставляя их ждать, чтобы посмотреть на эту красоту снова, но отнюдь не затем, чтобы переносить свои чувства на очаровательные открытки с такими красивыми изображениями.
Тогда всё было волшебством, перевоплотившимся в реальность, ведь именно в ту ночь взорвались тысячи звёзд, но родилась новая - самая яркая из всех.
* - туманность.
