Тот, кого люблю

— Сколько лет? — голос бармена отвлек от созерцания разноцветных бликов в стакане с виски и мыслей о гениальном, воплотившемся лишь наполовину, плане «нажраться». Потому как «эротическое рандеву с милым мальчиком» я с треском провалил. Надо обладать недюжинным заебом, чтобы в пору предновогодних вечеринок явиться в забитый до отказа клуб в поисках кандидата на быстрый и необязывающий секс и за час полностью отказаться от этой идеи. А заеб у меня имелся, и не один: Лёва и мое чувство прекрасного. Ополоумев от переизбытка фриков на квадратный метр, оно требовало «клона» друга детства — интеллигентного брюнета. Возможно, таковые здесь и обитали, но глаза натыкались исключительно на ряженых. — Секьюрити на входе бутафория? Или я похож на того, кто проходит сквозь стены? — Воинственный тенорок заставил покоситься на устроившегося неподалёку посетителя… И зажмуриться… В полку королей эпатажа прибыло! Чучело рядом смело могло претендовать на призовое место в конкурсе «Прима Прим». Бармен не торопился обслуживать посетителя, невзирая на довольно щекотливую ситуацию: где его долг, как гражданина, не ставился под вопрос, зато сотрудника — должного приносить прибыль, напротив. Пацан поерзал на табурете, всхрапнул, как коняка, и полез в рюкзак, расшитый блестками, рассыпающими во все стороны сияние до рези в глазах. Швырнул на барную стойку паспорт и, видимо, выражая протест, шлепнул по нему пятерней с нанизанными на пальцы кольцами с переливающимися стеклянными булыжниками. — Получается, политика клуба — секс в туалете несовершеннолетних посетителей не запрещён, но алкоголь строго по паспорту, — по возвращении барменом документа озадачил вывернутой логикой ходячий дискошар. — Политика клуба — чтить законы. И про туалет — ваши горячие фантазии, — улыбаясь, передразнил его бармен и, поставив на стойку рюмку, подмигнул: — Ваш «Взрыв мозга». За счет заведения. — Вы уходите от ответа! — решительно настроенный продолжить дебаты ряженый заглотил шот, что боевые сто грамм перед атакой, перекосился и лихорадочно захватал ртом воздух, готовясь испустить дух. От коктейля?! — Он точно совершеннолетний? — внезапно озаботила меня социально важная тема. По виду пацан казался школьником. И мизансцена — самоубиение водкой с Бейлизом «невинного младенца», стала для меня контрольным выстрелом. В мозг! — Считаете приличным обсуждать человека при нем же? — немедленно переключил свое внимание Чучело, усилив слова свирепым выражением лица. Во всяком случае, попытался. Но из-за огромных, солнцезащитных очков в оправе, естественно, усыпанной стразами, удалось рассмотреть лишь кривящийся рот. А блестящие от лака рыжие космы, торчащие с одного бока — горизонтально полу, а с другого — прилизанные и заколотые переливающимся, слегка изогнутым гвоздем, словно вбитым в череп, смазали впечатления от его праведного гнева. — Приятно встретить в вертепе, где секс в туалете несравним с бокалом шампанского, культурного человека, да еще и знающего толк в законах, — продолжал глаголить во мне то ли представитель преисподней, то ли линейки алкогольной продукции. — Оценка моих знаний не в вашей компетенции! — врезал мне пацан, явно не настроенный на мирные переговоры. Ну что ж, в клуб приходят за получением разных эмоций. — Повтори «Взрыв», — показал я бармену на рюмку жертвы гламура. Но мои миротворческие потуги не оценили. Резко содрав очки и явив миру совиные лупалки в обрамлении черных ресниц и безбровость, пацан взглядом двенадцатого калибра в упор пристрелил сначала меня, следом бармена, и, бросив нас в агонии, отправился покорять танцпол, по всему, для приведения нашей психики в соответствие с названием своего коктейля. Чучело не знал жалости! Послав в топку ритм, он неуклюже двигался, походя на скелет из кабинета биологии, к которому мы привязывали шнурки и дергали, пугая девчонок и классную. Но, глядя на несуразную фигуру, перебирающую жеребячьими конечностями, обтянутыми в серебряные кожаные лосины с блестящими лампасами и обутыми в армейские ботинки — панику испытывал уже я. И от невольных философских измышлений — сколько потребуется алкоголя, чтобы эта вселенская дисгармония не угнетала мое эстетическое восприятие мира, тоже. Поиздевавшись пару композиций над публикой, пацан вернулся к бару, а я завис на его сосках, просвечивающихся сквозь прозрачный топ, слегка приплюснутых тканью. В горле наступила Сахара… И ответ нашелся — виски во мне хватает. Бухнувшись на табурет, фрик прервал мой контакт с его сосками, и я уставился на острый локоть. — Поехали, — адреналиновая отметка в крови рванула вверх. Чучело с ужасом вытаращился на меня, будто мы не в гей-клубе, а на вечере поэзии и он сама колокольчиковая невинность. — У тебя минута, — разозлившись, подскочил я, сожалея о потерянном вечере. Всегда заказывал мальчиков в одной проверенной фирме. Но сегодня за каким-то лешим поперся в клуб. И к слову, этот… «танцор» абсолютно не похож на Лёву. — И куда мы? — в холле меня догнал воинственный тенорок. — Не все равно? — развернувшись, оценил его при ярком свете и сиюминутное желание пошло на попятную под натиском сильных сомнений в кандидате. Он выглядел еще «сногсшибательней», уродливей. И пьянее, чем я предполагал. А волосы! Мандаринового оттенка. Вместо ответа пацан напялил шубу. Женскую!.. И я неожиданно развеселился. Мне сегодня именно такой — свернутый на всю башку, и необходим. В такси он растерял боевой дух — молчал и вжимался в дверцу, не иначе планируя выпрыгнуть на ходу при малейшей опасности. Но в парадную за мной послушно прошаркал. В тесной кабине лифта, забившись в угол, странно таращился на меня своими голубыми блюдцами, а в прихожей прошептал: — Свет не включай. — Предложение я поддержал безоговорочно. Любоваться им — рисковать эрекцией. В лифте хватило его перламутровых теней и серебряных звезд на скулах. Не пацан, а психотропное оружие! В подтверждение в темноте блеснула одна из его звёздочек, луч которой, по всему, пробил мне грудь — стало трудно дышать, в ушах зашумело и горячая волна прилила к голове и… голове. Я положил на плечи фрика ладони и надавил. Лохматая шуба скользнула на пол, он послушно опустился на колени и принялся торопливо расстегивать болты на моей ширинке. И едва эрегированный ствол получил свободу, меня ударило током от осторожного прикосновения кончика языка к головке. Пацан сосал нежно, словно лакомство, и одновременно напористо, заглатывая глубже и глубже. Прислонившись к стене и положив ладонь на его затылок, я прикрыл глаза, следуя за знакомой волной адреналина, желая одного: чтобы мой ствол находился во рту пацана вечно… И сразу подкатила эякуляция. А он, вытащив член, продолжил его надрачивать над своим белеющим в темноте лицом. Художник в моей голове живо дорисовал картинку, и я чуть не рухнул на пол от сбившего с ног экстаза. — Ванная направо, — перевел я дыхание, когда земля перестала кружиться. Пацан поднялся, возвышаясь надо мной, и качнул головой. Ну, не пай-мальчик, и если ему норм с семенем на морде, то мне и подавно. В комнате вышла заминка. Слушая, как он пыхтит, стягивая с себя одежду, я щелкнул клавишей освещения, а Чучело закрыл лицо ладонями и глухо процедил: «Выруби». Тоже верно, пять минут назад убедился — в темноте мои ощущения не пугаются его вида. Стащив наконец с себя прозрачную тряпку и лосины, он аккуратно разложил их на краю дивана и поднялся. От очертаний его тонкого силуэта опять пересохло горло и член дёрнулся, наливаясь. Я шагнул к нему вплотную, развернул и поставил в коленно-локтевую, а он, заведя руку, принялся себя растягивать. В сумраке просматривались лишь очертания, но воображение добавило освещение. Меня повело. Убрав его пальцы, приставил головку, толкнулся. И задохнулся от тесноты… Подмахивал пацан, как перед апокалипсисом. Кончил я быстро и обильно, хрипло сипя и хватая воздух порциями, и под веками расплывались разноцветные круги… Рыжий развернулся, содрал с меня презерватив и облизал член, который немедля выразил категорическую поддержку его действиям. Пока надрачивал член рыжего и повторно врывался в узкий анус, не отпускало желание — проникать в него бесконечно. Но вновь не продержался и пяти минут. По телу пацана прошла судорога, он громко застонал, и мы дружно кончили. Купаясь в эйфории, я рухнул на него и потерялся. По возвращении «на землю», скатился и довольный вытянулся, чувствуя себя… охрененно! Может, пацан и долбанутый на всю башку, но в сексе… фантастичен. Как сосет! Подмахивает… Или причина моих восторгов — давно не был в активе. — Выпьем? — Никогда не предлагал случайным партнерам задержаться. Но почему бы не отметить с прохожим, мелькнувшим на мгновение в твоей жизни, уходящий старый год. На кухне до меня дошло, куда привез рыжего. Маленькая однушка стала убежищем после каминг-аута родителям. Бури миновали, но я задержался в ней на восемь лет, а полмесяца назад переехал в собственное жилье. И все равно тянет. Специально «забыл» несколько вещей. До окончания аренды. Правда, среди них вряд ли отыщутся алкоголь или продукты, разве что грызун-суицидник. С досады я прохлопал дверцами кухонных шкафчиков песнь птицы обломинго и для проформы заглянул в холодильник. Девственную чистоту нарушали сиротливо жмущиеся на полочке вискарь и банка тунца. От таких предновогодних чудес я на всю квартиру радостно заголосил, как в школьном хоре: «Возми меня, олень, по моему хотению. Умчи меня, Олень Федулыч, в твою страну оленью…»*. Прибавил к натюрморту вилку и порысачил в комнату. Пацан лежал в той же позе, что перед моим уходом, и на звук шагов приоткрыл глаза. Неожиданно сжался и натянул на себя покрывало с дивана… Ай, какие мы, оказывается, скромняги! — До Нового года осталось меньше суток! Пора начинать активно провожать старый с его траблами, — приземлившись возле дивана, я кивнул на скромное угощение. Свет из кухни, слегка осветив комнату, создавал непривычный уют, а мы, усевшись на полу, отхлебывали виски из горлышка. — Как зовут? — приложившись к бутылке и поставив ее между нами, нарушил я молчание и, наколов на вилку кусочек тунца, передал пацану. — Самое время познакомиться, — глотнув виски, задохнулся он и, закусив, представился: — Мирон. — Неожиданно. — В голове живописец составил созвучный имени фоторобот, и рыжий походил на него примерно, как я на балерину императорского театра. — Андрей. — Сокращенно Мир, — отхлебнув вне очереди, уточнил мелкий алкоголик. Мир ему подходил больше, учитывая страсть к безумству в одежде. — Тебе не заплохеет? — не вынес черт в моей душе, наблюдая за его следующим глотком. Возиться полночи с окосевшим Миром не входило в планы. Днём у меня самолёт. Хоть Лёва и отказался, это не отменяет запланированную поездку. Во Франции меня ждут приятели и споты. Там и наэкстрималюсь. — Напиться бы и сдохнуть, — пьяно икнул рыжий и вновь приложился к горлышку. Твою же, ему правда больше двадцати?! — Э нет, дорогой, предлагаю сей акт совершить дома под надзором родственников, — активно завозражал я, признав идею выпить ошибочной, и отобрал бутылку. — Все мужики козлы! — вдруг всхлипнул стразоподобный пьянчуга и потер глаза, как маленький. — В общем-то, есть в твоих словах доля истины, — отчасти согласился я с его формулировкой, вспомнив нас с Лёвой. — Веня сам уговаривал встретить вместе Новый год, уверял, не может без меня… А утром улетел в Вену с какой-то телкой… — разоткровенничался Мир, а я подавился виски… Лёва даже этого не обещал. По обыкновению кивал гривой на мои предложения, а сегодня… нет, уже вчера днем, сообщил, что вечером у них с Милой рейс в Милан. Самое то, блять! Сначала трахнуть, а на послесексном перекуре объявить, что погоду на завтра. На хуй того Лёву!.. Кому вру?! Сколько он меня бортовал? Я уходил, снимал кого-нибудь, а спустя время по его звонку несся обратно. И мысли послать всерьез и надолго исчезали. Люблю его. С детства. Незнакомый мальчик сжимает в руках самосвал на радиоуправлении и серьезно осматривает нас на детской площадке… А для меня становится наиважнейшим — взять его за руку. Немного погодя сижу в песочнице в окружении двух своих подружек и размазываю слезы, потому что не прорвался к нему — оттолкнули другие желающие. И вся ватага унеслась запускать машину. — Не плачь. Давай в дом играть, — гладит меня по голове одна из девчонок. Но я решительно встаю и иду к волшебному мальчику, протискиваюсь сквозь толпу и беру его за ладонь. — У тебя лицо грязное, — посмотрев на меня сверху вниз, хохочет он и остальные вместе с ним, но мне все равно. Главное, смеется волшебный мальчик. Не хочу, чтобы он останавливался, и корчу рожицу. С того дня для меня все изменилось. Пошатываясь и припадая на обе ноги, я с радостью водрузил Лёву на постамент, где он остается до сих пор. В прошлом году весной отметил своеобразный юбилей. Двадцать лет. Интересно, это какая свадьба? — Если он считает, я побегу по его щелчку обратно, то глубоко заблуждается! — пьяный вопль отвлек от воспоминаний… Чучело про меня рассказывает?.. Я повернулся, удивленно таращился пару секунд и захохотал. — Ты похож на дядюшку Фестера! — корчась от смеха, под его обиженным взглядом пояснил причины веселья. — Это тушь! — проведя под глазами пальцем, взвыл он и унесся в ванную, не забыв покрывало. А я переключился на его «по щелчку»… Проходил и прохожу. Так давно с Лёвой, что и не знаю, как без него… Спустя десять минут умытый рыжий с влажными, завивающимися на кончиках волосами приземлился на свое место и, отхлебнув из бутылки, поделился тайнами мейк-апа: — Ксюха сказала, с накрашенными ресницами будет эффектней. — Ты от макушки до пяток произвел фурор, — уверил я, вспомнив свой ступор. И признал — сейчас Мир попривлекательней… Или во мне опять микрофонило виски. — Она старалась, — пьяно расплылся рыжий и положил голову на диван. Несколько минут рассматривал меня, затем веки его потяжелели и он заснул, напоследок прошептав: — У тебя классные татухи и… вообще… Да, я тоже в некотором роде фрик! Правда, терпеть ненавижу других фриков, предпочитая приличных, правильных мальчиков. А первое тату — заслуга друга. — Татуировка — тема, — развалившись в кресле, Лёва листает в телефоне картинки. — Узнать бы точно, сколько она заживает. — Давай я набью, — вызываюсь, как обычно. И мастера, и тату выбрали сообща. Поначалу сошлись на морде льва на груди, но мастер, послушав нас, неожиданно наотрез отказался и предложил тигра. Его и запилил. Дальше я себя расписывал самостоятельно по велению порывов своей увлекающейся натуры. А Лёва так и не сделал. В нашем тандеме мне всегда отводилась роль испытателя. Сначала ставил опыты на себе, а далее друг решал, стоит ли ему. Это давно в прошлом, но благодаря Лёве появилось многое, что составляет мою жизнь. — Дюш, я на дзюдо или самбо пошел бы … Но мама против. Говорит, сотрясение мозга там обычное дело. — Мы бредем со школы, пиная осеннюю листву. Со встречи на детской площадке не отхожу от него. Смешу. Развлекаю. Защищаю. В садике, несмотря на маленький рост и хилость, бросался на любого, кто обижал Лёву. И в школе ничего не поменялось. — Я проверю, — предлагаю, не задумываясь. Два дня спустя мы записываемся в секцию дзюдо. Точнее, я, друг воздерживается. Дзюдо остается со мной на годы. Паркур, фридайвинг, сноуборд, мотоцикл… К ним меня привел Лёва. И к таким же адреналинщикам — дружной команде единомышленников. А сам так и не рискнул пойти следом. Но кроме спорта и экстрима, у нас есть и общее. Вместе каждую свободную минуту. Концерты. Матчи. Путешествия. Стримы. Много всего… И работой, и своей финансовой свободой я обязан ему. В университет на программирование отправился за ним, но по окончании учебы наши дороги разошлись. Он предпочел карьеру. А я, уйдя в восемнадцать из дома, в поисках заработка «направил стопы» на биржу фрилансеров и так и остался «вольным стрелком». Биржа давно позади. Имя работает само на себя. На сегодня внештатный сотрудник одного из заокеанских «монстров». И мне нравится моя жизнь. Не появись в ней Лёва, она была бы иной. Возможно, не хуже, но и не лучше. У нас и первая сигарета общая, и первый глоток спиртного, первый поцелуй… секс… — Мне нравится Вика… — Сердце сжимается от боли. Второй год дрочу на Лёву. Все мокрые сны о нем. Оборачиваюсь на одноклассницу. Ничего особенного. И молчу. Впервые не нахожу шутку. — Даша, наверное, поймет, что я ни разу не целовался? — Мы рубимся в «World of Warcraft» у него дома. Лёва повернут на игре и, приходя вечером с дзюдо или из бассейна, я до полуночи гамаю вместе с ним. День за днем оттачиваю тактику и стратегию игры. — Да что там уметь! — успокаиваю его, нутро рассечено скальпелем… Вика в прошлом. Пока они встречались, я болел. Теперь по новой… Подхожу и, не отрывая глаз: «Я на что?!»… И схожу с ума. Нет, у меня давно сорвало крышу… Он недоуменно моргает:  — Дюх, это… это… — Мы никому не скажем, — прижимаюсь к его губам своими. Словно до оголенного провода. Тело прошивают разряды. Трясет. Лёва испуганно отстраняется. — Все-таки мы… как-то… глупо… — неожиданно шепчет он. — Где ты научился? Мне хватает сил глубокомысленно хмыкнуть. Не рассказывать же о километрах просмотренных гей-порно. Что спалился перед мамой. Криках, угрозах отрубить интернет и долгих беседах о традициях общества. Я молчал и кивал головой. Не надо маме расстраиваться. — Будем тренироваться? — настаиваю, прекрасно понимая, — нахожусь в шаге от прекращения наших с Лёвой отношений. — Это неправильно, — возвращается он к прежней шарманке… — Тебе противно? — Друг пожимает плечами… — Тогда закрой глаза. — Я же знаю, что это ты… — возражает Лёва, и мне хочется плакать и смеяться. Он делает шаг вперед. — Но могу представить Дашу… Целую его, а в душе все обливается кровавыми слезами. Второй поцелуй я прочувствовал сильней, и третий… Больше мы не целовались. — Пригласить Юльку в кино? — размышляет Лёва вслух. — Она в выпускном. Зачем ей малолетка? — Согласилась! — «Радует» он вечером. Карие глаза горят восторгом. А меня скручивает спазм. Дышу… маленькими глотками, ожидая, когда отпустит. Опыт есть. После Вик, Даш, Галь, Эль… Сразу больно, позже немного отпускает, а далее наблюдаю, как недолго повстречавшись, он остывает к ним. Поднявшись, я подхватил улыбающегося во сне Мира, так же цепко держащего обернутое вокруг тощего тела покрывало, и, уложив на диван, на миг задержался на лице. Обычно после секса я торопился избавиться от партнера. Кроме Лёвы никто не оставался у меня в доме на ночь. Да и он предпочитал удовлетворять меня на своей территории. Достав единственную подушку и подложив под рыжую голову, я сгреб остатки нашего «пиршества», отнес на кухню и, выключив свет, замер возле светящегося прямоугольника окна. Порассматривал медленно кружащиеся белые хлопья, укрывающие пологом вчерашний день, и вернулся обратно в комнату. Упал рядом с гостем, закинул на него ногу и руку и, уткнувшись носом в рыжий затылок, заснул с мыслью — запретить Миру пользоваться лаком для волос. Утром меня разбудило копошение. Распахнув глаза, я окунулся в голубые озера. Чистые и беззащитные. Затаив дыхание, мы не отводили друг от друга взглядов. И вместо того чтобы отпустить, я прижал Мира к себе сильней. Он заморгал, прерывисто задышал и провел рукой по моему плечу… Пока я раскатывал кондом, он лихорадочно растягивал себя длинными, нервными пальцами. Перевернув его на живот, приподняв бедра, я прикипел к маленьким ягодицам и, забыв о времени, медленно гладил их… Одним половым актом не обошлись. А мои впечатления от его минета усилились при свете. Возможно, из-за того, что он сосал и смотрел на меня. — Ты куда? — выйдя из ванной, удивился при виде одетого Мира, переминающегося с ноги на ногу возле двери. — Мне домой… Мама переживает, — опустив глаза, прошептал он. Забавный — когда не пьян или не занят сексом — краснеет, смущается, зажимается. — Подожди, — открыв шкаф, снял с плечиков свою «забытую» куртку и дёрнул с полки старые джинсы. Разумеется, женская шуба на парне и блестящие лосины — фэшн фэшнов, но средь бела дня грозят вызвать грубый протест обывателей, далёких от последних течений высокой моды. И встреча матери с сыном пройдет в травматологии. — Я обязательно верну, — запрыгнув в короткие джинсы и утонув в куртке, радостно заверил он. — Носи на здоровье, — улыбнулся ему. Мир опять покраснел и потупился, а я расплылся еще шире. И скромняга, и бесстыжий в нем — возбуждали одинаково сильно. Наблюдая, как он запихивает свой «палантин из мексиканского тушкана» в огромный пакет для мусора, я подумал, что номер его телефона — неплохая идея. И едва открыл рот, у него заорал мобильный. «Такси», — пояснил он и, махнув на прощание, стремительно выскочил из квартиры. Гипнотизируя пустой проем, я почувствовал укол сожаления, что ночь закончилась. Но ведь случайный прохожий, на то и случайный. Ваши пути пересекаются на миг и расходятся навсегда.

***

Закидав в багажник пакеты с продуктами, я не прыгнул в машину, а прислонился к крылу, не спеша прикурил и медленно вдохнул с дымом воздух ноября. Несколько минут задержки погоды не сделают. Три недели не выходил из квартиры — «пахал на галерах», не отвлекаясь на перекуры и сон, из-за сжатых сроков очередного проекта, и из представителей человечества видел лишь доставщиков. Лёва звонил ежедневно, я пообещал сегодня заехать. Закину продукты и… — Привет, — по ушам ударил позабытый тенорок. Обернувшись, уткнулся в долговязую фигуру. Скользнул по нервным пальцам, теребящим ремень сумки, острому кадыку и прикипел к лицу. Глаза Мира ярко выделялись на фоне безликой одежды темных тонов, а выбившиеся из-под капюшона рыжие пряди напоминали языки пламени. Небо в огне. Я в шаге от сочинения оды. — Поехали, — кивнул ему на машину, уселся на водительское сиденье и сжал руль подрагивающими ладонями. От такого приветствия он драпанет в другую сторону. Но иного от меня сейчас не дождаться. Одичал. Да и красноречие отказало, и горло скрутило. Пассажирская дверь хлопнула, я тронулся с места, медленно выдохнув. Не расскажу тебе, что искал. Месяц почти не вспоминал. А в конце января ехал по проспекту и резко ударил по тормозам, заметив рыжее кубло волос у прохожего. Водители что-то орали, а я скакал между машинами к тебе. Догнал… Он не был похож на тебя. Тусклее. И отсутствовала твоя угловатость… А я понял — хочу увидеть тебя. Прохожего в моей жизни. В клубе веселого бармена не застал. Видимо, конфликт профессиональной и гражданской позиций достиг апогея. Остальные работники ничего о тебе не знали. Протусовался там несколько недель. Ты не пришел. Вызывал мальчиков. «Рыжий. Высокий. Худой. И страз с блестками побольше». — «Где?» — «Везде!». Они раздражали. Через знакомых прошерстил базы такси. Нашел. Ты вышел у метро. Предновогодние пробки. Тебя ждала мама, помню… Не догадывался даже, сколько в городе Миронов. А Миров еще больше. Соцсети не дали результат. Я изучал анкеты, подходящих под твой возраст Миронов. Не уверенный, что ты не назвал чужое имя или производную фамилии. — Забыла сказать. На новогодних наводила в твоей старой квартире порядок, мальчик приходил. Вещи принес… Симпатичный. Интеллигентный, — я заскочил к родителям на ужин. — Мама… Мама… — мычу. На дворе февраль! — Где? Она принесла куртку и джинсы. Под ее растерянным взглядом лихорадочно выворачивал карманы. Искал. Номер телефона. Маленькую записку. Хоть что-нибудь… У тебя была возможность… И я прекратил поиски. Постарался забыть наваждение. В холле врубил освещение на полную. Огромные глаза, дрожащие под софитами небесной высью. Чистые, сияющие… Мы целовались, срывая друг с друга одежду. Пока не остановил его… Хотелось медленно и тягуче, но через миг первый заторопился… — Мне… в ванную… — его шепот нарушил гармонию нашего мира. Он исчез за дверью, а я ворвался в спальню, откинул покрывало с огромной кровати, подумал и убрал его в гардеробную… Хорошо бы и одеяло, чтоб не изображал римлянина. В кухне пометался, вспомнил, что продукты остались в машине, но убедившись — зёрен хватит на пару дней, закурил. И поперхнулся дымом — я к Лёве собирался… Послезавтра… Или через неделю. — Кофе? — когда Мир вышел из ванной, обернутый полотенцем, предложил я, повторяя мантру: «Не торопись, не торопись…». И тут же впился в его губы, кусая. Сорвал махрушку и разложил прямо на барной стойке. Он был узкий до обморока. До боли. Помогал проникнуть в себя и стонал. Сумасшедше. Продолжили в спальне. А, выбившись из сил, обменялись минетами. — Ты приходил? — к вечеру мы, наконец, добрались до кофе и вопросов. Он кивнул, не спуская с меня чистых глаз. Точно чего-то ждал. Покопавшись в тумбочке, я достал гвоздь-заколку. Обнаружил ее в ванной после его ухода, таскал с собой, а недавно выложил: — Твоя. — Ксюхи! — разулыбался он и шутливо заколол себе челку. — И шуба? Любишь женские вещи? — Впервые надел. Напился в стельку. А Ксюха заладила — клин клином. Нарядили с подружкой меня — чтоб все наповал, — налился маковым цветом Мир, а у меня мгновенно повысилась температура — он краснел целиком. — Челлендж удался. Меня сразило, — засмеялся, вспоминая Чучело в свете лазеров. Похоже, рыжий, выбивая клин, вогнал его в меня. — До клуба под охраной добирался? — Девчонки довезли. В машине еще выпил. Для храбрости. Я же в клубе раз был… — С Веней? — Теперь-то с чего меня черт дергает? Трезвый же!.. Мир согласно махнул головой. И прекрасно осознавая — не комильфо, я полез под кожу: — Вернулся из Вены? Мир не пошевелился, даже не моргнул… Ясно! Без слов и жестикуляции. У него Веня, у меня Лёва! К горлу резко подкатила злость. Я утопал в кухню и зачем-то ткнул на сенсор кофемашины. А ладно! Кофе много не бывает! — У тебя есть парень, — в дверях замаячила долговязая фигура, обернутая в одеяло. Зря я его не спрятал!.. Он про Лёву спросил, что ли? — А ты откуда?.. — непроизвольно озвучил мысленный вопрос. — Видел вас в январе… — уныло сообщил он и осторожно присел на барный табурет… Заездил пацана!.. И я полез в аптечку за мазью. — Поворачивайся, — он мгновенно превратился в перезрелый помидор и в ужасе замотал головой. Не вступая в бессмысленные уговоры, молча стащил с него одеяло и загнул. Рыжий не сопротивлялся, лишь пыхтел, пока я осторожно наносил мазь и кожа полыхала багрянцем: — Так где ты меня видел и с кем?.. — Возле твоего дома. С темноволосым парнем… И летом в кафе, где подрабатываю, — опустив голову, признался он… По возвращении из Франции я упаковывал на старой квартире оставшиеся вещи и заявился Лёва. Злость на него растворилась еще до поездки. Мы поговорили и пошли на новый круг. Но в наших отношениях что-то неуловимо поменялось. Поначалу не сообразил, немного погодя меня накрыла лихорадка следопыта, а прекратив поиски, погрузился с головой в работу. Объясняя себе и окружающим добровольную каторгу желанием поскорее выплатить кредит за квартиру. Но маленький социопат во мне говорил обратное — видеть никого не желаю. — Сталкерил? Мир покраснел, насупился и засобирался домой. На что он обиделся? Будь у меня адрес, я бы тоже пошпионил… Полдня. Нет, через час заявился бы на порог. Размышлять — почему он не пришел, не тянуло, как и отпускать его, и, не реагируя на протесты, затащил в кровать. Спать! Вымотались оба… А, проснувшись, не обнаружил ни его, ни извещения об уходе. Психанул на себя и злющий пробродил по квартире весь день. Начинай, Андрюха, поиск, анкеты Миронов заждались… Вечером охранник сообщил о госте. — Телефон давай, — распахнув дверь, вместо приветствия рыкнул краснеющему Миру. Дезориентированный, он протянул мобильный. Я сунул гаджет в джинсы, дернул на себя Чучело и поцеловал до боли: — Еще раз уйдешь по-английски, накажу и стоп-слово позабуду! Но прежде чем потащить его в кровать, потребовал подробные анкетные данные. Рыжий по-совиному похлопал глазами и послушно поведал биографию. Узнав адрес, место учебы, работы, номер телефона, аккаунты в соцсетях, я немного успокоился. Теперь надумает потеряться, устанет искать укромное место… Два дня не отпускал его от себя, утром предлагая задержаться до завтра — от меня и на работу, и в Универ ближе. Мир смущался, по-детски лыбился и звонил маме. Пошептав ей в трубку, молча прижимался ко мне и счастливо щурился. Мне нравилась его довольная мордочка. Хотелось видеть, слышать, чувствовать. И адреналин в крови бурлил от мысли о нем. Потребность в Мире рядом росла в прогрессии. А через неделю меня перекрыло. Запаниковал. Впервые… Стремительно ворвавшись в мою устроенную жизнь, рыжий захватил мысли и эмоции, и я чувствовал, что постепенно теряю контроль над ситуацией… Совсем со мной непорядок — искал, надеялся встретить, а, получив, испугался. У меня ведь Лёва! Очередной звонок друга заставил рвануть к нему. Секс оставил чувство неправильности. Гадливости к себе. И желание… забыть Лёвкин адрес. Новость! Сам совратил его и столько лет бегал, жопу свою подставлял. А тут об амнезии размечтался. Расставание с Юлькой Лёва переживал тяжело. И как-то накушавшись, предавался тоскливым рассуждениям о коварности женской натуры. — С парнями намного проще, — придвинулся к нему. Лёва непонимающе моргнул и через миг лежал подо мной. Отпустив, я скользнул вниз, оттянул резинку трико, обхватил его ствол и начал дрочить. Он вяло запротестовал, но едва член оказался у меня во рту, застонал. Первые месяцы мы ограничивались минетом. Делал я ему их часто, с удовольствием и в самых неожиданных местах. Позже распечатали и мою задницу, он к тому моменту встречался с Надей. Мои надежды, что минеты свернут друга с натоптанной дорожки натурала в голубые дали, развеялись по ветру. Сейчас детские мечтания смешны — Лёву всегда привлекали девушки, секс со мной исключение. Но тогда я свято верил в волшебную силу минета и известие о новой девушке Лёвы вызвало истерику. А кто бы не взбесился? Ты только что отсосал своему парню, а он заявляет, что опаздывает на свидание. Я разгромил свою комнату. И послал Лёву на хуй! А хотелось вломить до больницы… Месяц игнорировал попытки примирения. Потом простил… Люблю ведь… Затем еще. Немного погодя принял факт — помимо меня Лёва объезжает и кобылок… Успокоился. Почти… Срывался — по пальцам. На прошлый Новый год. После секса я торопливо оделся, неопределенно кивая на Лёвкины удивлённые вопросы, и помчался к себе, мечтая помыться. И не забыть тщательно прополоскать мозги. А, открыв дверь, обнаружил в холле на софе Мирона. — Ты говорил, дома переночуешь? — разувшись, прошел мимо него на кухню, провожаемый тревожным взглядом. У меня появилась привычка при встрече трепать рыжие вихры, но сегодня не мог дотронуться до него… Блять, меньше часа назад меня пялил мужик, я до сих пор им пахну… В ванной яростно тер тело, матеря себя, Лёву и Мирона, и практически смирился — выйдя, не застану его. Он сидел на том же месте, положив ладони на колени, как первоклашка, а в голубых глазах стояла вселенская тоска. — Пошли спать. Тебе завтра рано на учебу. Наутро о событии ночи мы не упоминали. Осторожничали. Не сговариваясь, охраняли рожденное за прошедшие дни. Неясное пока самим, но очень хрупкое, ставшее вдруг вчера для нас страховкой, за которую мы ухватились… Мир оставался у меня все чаще, но мне его не хватало. И вскоре он переехал ко мне. Мы не спрашивали о других в наших жизнях, но и без слов ясно — кроме меня у него никого нет. Вне постели он так же краснел и тушевался, но за него говорили глаза. Они светились теплотой и обожанием, будто я небожитель. Мир любил прижиматься и, замерев, ловить мой взгляд и долго не отводить свой. Или выцеловывать мои узоры. Медленно. Штрих за штрихом. А так как больше половины тела у меня забито — удовольствие растягивалось. А мне нравилось наблюдать, как он смешно спит — подложив ладони под щеку. Подсовывал между ними свою и Мир, зажав ее, не отпускал. У нас стало само собой разумеющимся — если работал, он устраивался неподалеку. Готовился к лекциям или читал, а я косился на его сосредоточенное лицо и не сдерживал улыбку… И мог вечно смотреть, когда рыжий кончал. Его стоны, закинутая голова и острый кадык — эндорфиновая бомба для меня. Спустя пару недель я предложил поменяться местами. Это недоверчивое выражение лица надо было видеть! Сообразив — я не шучу, Мир заполыхал зарей, затем запыхтел, ткнулся мне в макушку и принялся целовать волосы… Проникал осторожно, целуя, гладя, и ежесекундно повторяя: «Тебе не больно?». И я шутя запричитал: «Ай-яй-яй-ай!». В панике он дёрнулся, но вместо того чтобы выйти, вбил член в меня. Я заржал, Мир испуганно заморгал и кончил… Отсмеявшись, чмокнул в нос расстроенного рыжего, уверенного — продолжение щедрот от меня ему ждать не скоро… Посчитав разговоры лишними, я уронил Мира на спину, сел сверху и направил его член в себя. Во второй раз мы не смеялись, а стонали и продержались немного дольше… По завершении канонады пульсов рыжий, ошалевший от подарка космического масштаба, робко посопел мне в макушку и боязливо сжал ягодицу. За завтраком в моей крови плескалась эйфория и ныл зад, а Мир скакал по кухне ополоумевшим кузнечиком, стараясь предугадать все мои желания. Вот же, пригрел на своей пирсингованной груди маньяка моего татуированного зада!.. Так и заявил ему. Он покраснел, споткнулся и замер. Смеясь, притянул его и потрепал по рыжей челке, чувствуя себя до идиотизма счастливым. Минул месяц, а мы так же не могли насытиться друг другом, напоминая порой буйнопомешанных. Но по-прежнему ничего не обещали друг другу и говорили исключительно о кратковременном будущем, оставаясь в установленных мной рамках, которые стали нам тесны. На звонки Лёвы я отвечал реже, и на его предложение посидеть вечером в баре отговаривался работой, испытывая тяжесть от вранья другу и неловкость перед Миром. Он сразу менялся в лице, едва мой айфон взрывался проигрышем из «Металлики». Затягивать происходящее — значило довести его до трагифарса. — Да, приеду. До завтра, Лёв. — Нажав отбой, я обернулся на шорох за спиной и наткнулся на потерянного Мирона. Наши гляделки не продлились и трех секунд — он полоснул обидой и выскочил из комнаты. Проследовав за ним в гостиную, немного понаблюдал, как рыжий складывает дрожащими руками тетради в сумку-планшет, и отобрал ее. Он вскинулся, точно я его ударил, и ушел в кухню, налил кофе и с несчастным видом уткнулся в планшет. Чистый ребенок!.. Присев перед ним на корточки, ухватил за нервно тыкающие по экрану пальцы и стиснул. Сжавшись, Мир поднял на меня блестящие глаза, в которых плескалось отчаяние… Знаю, откуда оно, но ты ошибаешься… Подхватив, понес обиженного Мирку на террасу. У нас ритуал. Он всегда составлял мне компанию на вечерний перекур… Немногим больше месяца прошло, а у нас появилось несколько традиций. К примеру, не ем без него. Вообще, работая, не замечаю времени, и раньше — как вспомнил, так и закинул в себя что-нибудь. Но с Миркой не забалуешь. Педант и аккуратист. И ест забавно — словно мы на приеме у английской королевы. Я иногда его дразню, хватая еду руками. Жутко заводит нарушать его привычки. Он так смешно злится. Усадив рыжего в одно из кресел, принес его пресс с чаем, планшет и свой ноутбук и, открыв окно, бухнулся в соседнее и с наслаждением затянулся. — Я послал Веню еще до Вены. И позже не стал слушать ненужные объяснения. Не прощаю подобного, — неожиданно произнес он. — Никому? — подавился я дымом. Вот вам и Мирон! Гордый птах! Не мне чета… Ветер хлопнул фрамугой, отвлекая от разговора. Поднявшись, закрепил ее стопором и в спину донеслось: — Только тому, кого люблю… Он ушел в спальню, но я не сдвинулся с места, таращась в окно… Ты признался в любви. Я промолчал. Сегодня… У меня такой багаж, Мирка, пока не разберусь, любые слова для тебя могут прозвучать, как ложь… Мы дружим столько же, сколько тебе лет. И что бы между мной и им ни происходило, и как далеко ни разошлись бы наши дороги — мы навсегда останемся лучшими друзьями. Поговорю с Лёвкой. А потом с тобой… Или лучше покажу, как сильно тебя… Мне всегда легче показать, чем объяснить. В середине ночи нырнув в кровать, прижал сквозь сон бурчащего «сухостоя» к себе… Мой рыжий, честный, влюбленный… И улыбаясь, уснул. Очнулся один. В радиусе квартиры его не запеленговал и задумчиво почесал затылок… Что за непоследовательность?.. Но на вызов он ответил, посопел в трубку, прошептал, что сопровождает маму по магазинам, и пообещал быть к пяти… Готовься, рыжий, доступно объясню — заблуждаешься на мой счет… И отправился к Лёве. Едва перешагнул порог, тот неловко обнял меня. Чудеса невиданные! Неужели соскучился? Я тоже — по другу. — Поговорим? — отстранил его от себя и стянул куртку. — Ты знаешь? — Лёва прятал глаза, чего не случалось на моей памяти. — Начинай, — усмехнувшись над непривычным для него бормотанием, приободрил я и налил себе кофе. — Помнишь Эмму? Я рассказывал… — Несколько лет перестал зацикливаться на персонах, с которыми он спит параллельно со мной. Берег нервы… — Она работает в нашей компании. Лева замолчал, а я рассматривал его взлохмаченные волосы и почему-то знал, что он скажет. — Эмма беременна… Наши родители вчера познакомились, — он обхватил свою голову. — Свадьба через три недели. Я кивнул. Нормально. В отличие от меня, Лёва — натурал, который просто иногда ебал своего друга гея… Да, в прошедшем времени. — Перемены часто поначалу вызывают панику, — успокоил его, вспомнив собственную реакцию месяц назад на переворот в моей жизни… Или он случился раньше. Сегодня ровно год. Дома Мира ждет сюрприз. — Скоро у тебя появится жена, ребенок. По-моему, отличная новость. — Познакомишься на свадьбе с ее семейкой, поймешь, о чем я, — нахмурился он и растерянно вскинулся: — Ты придешь? Дюх, ты мой единственный друг. — Обязательно, — улыбаясь, присел напротив. Однажды я запутал наши отношения — перевел их в другую плоскость, упорно не желая довольствоваться одной дружбой, и Лёва уступил. Но сейчас все возвращается на свои места. — Эмма их прямая противоположность. Она понравится тебе… — выступил он с защитой своей будущей жены и резко оборвал себя, а спустя долгую паузу выдохнул: — Мы не можем… встречаться дальше… Эмма не заслуживает… Но если тебе… вдруг понадобится… то я… — Не думаю, — оборвал его, испытывая одновременно облегчение и шок. «Если понадобится»? Лёва! Ты в этом весь!.. — Миру вряд ли понравится, явись ты к нам в гости не пивка попить, а трахнуть меня. И чуть не испортил смехом серьезность момента, представив разгневанного рыжего. Как, облачившись в «боевой», сияющий прикид, он улетает в астрал от рюмки вина и разрывает Лёвке мозг, выплясывая вокруг него свой коронный «танец смерти»… Наверное, дома уже. Ждет. Сидит в кресле на террасе и греет о кружку с чаем свои вечно холодные пальцы или читает, по привычке потирая мочку уха. — Кто такой Мир? — недоуменно переспросил друг, позабыв о своих новостях. — Тот, кого люблю, — признался я, ради чего сегодня пришел. Не совсем рыжий и не всегда честный фрик, но искренне и безоговорочно влюбленный в одно Чучело. Пообещав посильный вклад в подготовке к свадьбе, попрощавшись, выскочил в парадную и понесся по лестнице, перемахивая пролеты, но на первом этаже остановился… Я и не заметил, когда прошла зависимость от Лёвы… Давно, но не признавался себе? Или ухмыляясь с сияющего гвоздя в голове фрика? Или наутро после сумасшедшей ночи с Миром, поймав свое отражение в его чистых глазах? А может, я просто вырос? Двадцать семь. Пора бы… На улице разыгравшаяся непогода швырнула в лицо колючие снежинки. Я улыбнулся и, раскинув руки в стороны, закричал от невероятного чувства свободы. И побежал… К тому, кого люблю.