Курсив на запястье

— Мой соул — пиздюк! — именно с этими словами подходит к Клубу Неудачников Ричи Тозиер утром своего дня рождения, демонстрируя уже издалека девственно-чистое запястье. — Ничего удивительного, ты похож на того, кто был бы старшим в отношениях, — пожимает плечами Майк, переворачивая очередную страницу конспекта, по которому сегодня на семинаре ему надо будет отвечать. — Да я и не говорю, что удивлен, просто констатирую факт, — фыркает Ричи. — Боже, надеюсь только, что он не будет, ну знаете, лет на десять младше меня? Я же задолблюсь ждать. И кому-то из вас придется скрашивать мое одиночество это время. Как насчет твоей кандидатуры, а, Эдс? — Тозиер легонько пихает вбок Эдди, что тут же пихает его в ответ. — Пожалуй, мой ответ будет… — Эдди делает вид, что призадумался, потерев подбородок пальцами, — нет. — Ну Эдди-Спагетти, ну неужели ты оставишь меня в страдании? — канючит Ричи, а дальше Стэн, чувствуя, как закатываются его глаза, не слушает. Эти пререкания — абсолютно рутинные, и о Господи, только слепые, глухие и тупые (читать aka Ричи Тозиер и Эдди Каспбрак) еще не поняли, что они окажутся соулмейтами друг друга. Сам же Стэн не имеет ни малейшего понятия, кто мог оказаться его судьбой. Нет, он, конечно, в свое время мечтал, чтобы это был Билли, но у того через месяц где-то после его восемнадцатилетия появилось имя «Одра Филлипс», и Урис — для самого себя неожиданно — опустил эту детскую влюбленность очень легко. А там они как раз поступали в колледж, времени переживать совсем не осталось. Восемнадцатилетие Бев прошло также без эксцессов. Все то же пустое запястье, но Стэн видит, как Бен годами смотрит на нее с неисправимой лаской, так что очень надеется, что через два с половиной месяца, на день рождения Хэнскома, они с Марш найдут друг друга. Но вот опять же, про себя Стэн не знает. Да, он не знает и про Майка, у которого уже почти полгода нет имени, но почему-то на его повод волнения не было. Это по-любому какая-нибудь милейшая девушка, с которой они будут вместе читать книги и ездить по стране. А вот насчет себя Урис такого сказать не может. Он предчувствует пиздец, хотя бы потому, что без пиздеца у него жизнь не шла вообще. Родился на полтора месяца раньше срока, напугав врачей. В первый же день в первом классе подхватил вшей. С первым другом — Ричи — познакомился, когда навернулся с качелей. Первый поцелуй случился, когда на него упала какая-то девушка в поезде. Документы в колледж потеряли при приеме и долго не могли найти. А комнату в общежитии выдали последним, да и то, только потому, что Тозиер каким-то невероятнейшим способом сумел сплавить своего соседа к кому-то там с третьего года обучения в комнату, освободив таким образом место Урису. Он гребанный неудачник в прямом смысле этого слова, и менять это совсем не собирается. Поэтому когда на свой день рождения Стэн видит красиво выведенную курсивом надпись «Ричард Тозиер» на запястье, он даже минуту совсем не удивлен. Нет, ну стоило ожидать от судьбы подобной хуйни. А вот потом непонимание все же накрывает его. Ричи? Его? Соулмейт? Да быть такого не может. Тозиер и Каспбрак созданы друг для друга, между ними всегда была невероятно сильная особая связь. И неважно, что Стэн и Ричи подружились с первой минуты разговора еще в первом классе. Ричи всегда провожал Эдди до дома после их клубных посиделок. Даже если Каспбраку надо было уйти раньше, даже если было уже очень поздно, и мама велела ему быть к такому-то времени. Тозиер шел и провожал Эдди прямо до двери. (И неважно, что каждое утро Ричи встречал его, Стэна, у дома, и они вместе шли в школу. Это не считается). Тозиер четче всех всегда чувствовал любые колебания настроений Эдди и лучше всех умел играть с ним, заставляя Каспбрака сходить с ума от злости (и скрываемой нежности) буквально в два слова. И только он мог заставить его дышать даже без ингалятора. (И неважно, что Ричи первый тогда в десятом классе понял, как ему хуево, что именно он нашел его тайное место, что именно он каким-то чудом помог перебороть паническую атаку). Просто Ричи и Эдди были созданы друг для друга. И точка. И Стэн совсем не понимает, почему ему глючится имя Тозиера на запястье. Поэтому Стэн надевает свои перчатки и, находясь все еще в недоумении, которое, впрочем, не выдавало его лицо, направляется в колледж. Ребята его встречают кучей вопросов о соулмейте в перемешку с поздравлениями, но Стэн отмалчивается, лишь кивая и пытаясь разглядеть запястье Ричи, но то, как назло, сокрыто тканью куртки, а сам Тозиер выглядит абсолютно как обычно. — Ну Стэнни, ну что ты как жлобасина, покажи запястье-то, — ноет Ричи по дороге на их общую пару — одну из двух общих на неделе. — Неужто там постыдное имя какое-то? Только не говори, что Бауэрс! Яж помру от смеха! — Дебил что ли? Не Бауэрс, конечно. И вообще, нет у меня имени, — бурчит Стэн в ответ, отчаянно пытаясь понять, издевается ли Ричи, или правда все пошло по пиздецу. И оно пошло. Потому что как только они садятся за парту, Ричи задирает рукава своей кофты до локтя, открывая Урису прекрасный вид на свое абсолютно чистое левое запястье. Блять. Стэн откидывается на заднюю, пока пустую парту, и тяжело вздыхает. Какая же он, нахуй, катастрофа.

***

Наступает день рождения Бена, и, конечно, буквально в полночь на его запястье проступает черным курсивом «Беверли Марш». Все счастливы, хотя, кажется, Бев этого не ожидала, но все равно ярко улыбается краснеющему Хэнскому утром того дня. А Стэн стоит и уже минут двадцать не может перестать крутить в руках всунутый с широкой улыбкой блокнот, с обложки которого на него смотрел щегол с той картины. Нет, Ричи и раньше делал ему такие мелкие подарки невзначай со словами «увидел и не удержался». И сверкал своей довольной моськой всегда точно также. Только Урис как-то не замечал, что такие подарки он делает только ему. И, конечно, Эдди. А еще Стэн стал замечать за собой то, что он абсолютно не испытывает никакого раздражения на шутки Ричи, как ему казалось ранее. Скорее он по инерции закатывал глаза и бурчал что-то о «можно я сдохну, чтобы это не слушать». Наоборот, от них становится как-то теплее, и Стэн не знает, что с этим делать. Ведь идут недели, а каждую общую пару левое запястье Ричи остается абсолютно голым и пустым, будто в противовес правому, которое было обвязано всевозможными фенечками, что плели Бев и Эдди. (О, с какой издевкой Эдди всегда эти фенечки повязывал, пытаясь ощетиниться, лишь бы над его увлечением не смеялись) Как-то раз Билл в шутку спросил, уж не компенсирует ли Ричи этим безыменную пустоту и не пережимают ли ему эти нитки кровоток. Ричи тогда почти максимально для него возможно серьезно ответил, что его рука от сердца может принадлежать только даме его сердца. А Стэну захотелось стукнуться головой об стол.

***

С каждым прожитым днем Стэн все больше убеждается, что его родителям следовало назвать его Беда. Или Неудача. Или Облом. Или Катастрофа. Или еще как-то так. Потому что Эдди завязывает очередную фенечку на правой руке Ричи — они скоро уже до локтя будут доходить, скрывая нежную белую кожу, под который так хорошо видно венки (Стэн даже не удивился, когда поймал себя за тем, что возбуждается от вида вен Тозиера, фетиша ему явно не хватало, ага), почти полностью –, сегодня его день рождения, и курсив «Ричард Тозиер», точно такой же, как у самого Стэна, проступил ровно в срок. Как и курсив «Эдвард Каспбрак» на левом запястье Ричи. Не то, чтобы это кого-то сильно удивило. Даже сами парни выглядели больше довольными, чем шокированными. Особенно Ричи прямо светился от счастья, пока Эдди смущенно терпел его крепкие объятия. И вот Стэн вынужден сидеть и смотреть на их счастье в гребанной библиотеке. — Бен, — имя Хэнскома срывается с губ быстрее, чем Урис успевает отдать себе отчет. Все на секунду переключают на него свое внимание, но следом возвращаются к своим делам, и только Бен продолжает вопросительно смотреть. — Вот понятно, что родственные души, они как две половинки одного целого. Но целое же может состоять и не из двух вещей. Значит, может быть такое, что у одного человека несколько соулмейтов? Разве не логично? Хэнском призадумывается и, явно немного озадаченный, отвечает: — Честно, Стэн, я ни разу о таком не слышал. Звучит, конечно, логично, но идет в разрез с самим значением соулмейтов. Урис кивает ему в благодарность за мнение и утыкается обратно в свою книгу, хотя не видит в ней последний час ни буквы, лишь по инерции перелистывая страницы. Ну конечно у него не могло пройти все гладко, он и не сомневался. Он, повторимся, мальчик-катастрофа. (Ричи на периферии теребит щеку отбивающегося Эдди, явно произнося очередную тупую шутку) Но, блять, не настолько же.

***

Ричи уходит на очередное свидание со своим «Эддичкой», вызывая приступ ревности и ненависти к Каспбраку у Уриса в груди, и Стэн остается лежать в комнате один. Делать не хочется ничего, потому что в каждом запахе, скрипе, луче, касании он слышит, видит, чувствует Ричи, блять, Тозиера. Побочный эффект сознательного избегания своего соулмейта — схождение с ума. И это бы ничего, природа продумала все так, чтобы успех был гарантирован. Она забыла устранить только малюсенькую неполадку. Что, черт возьми, делать, если ты для своего, блять, соулмейта соумейтом, нахуй, не являешься? У Стэна нет ответа на этот вопрос, Вселенная почему-то игнорирует его мысленные гугл-запросы, поэтому Урису ничего не остается, кроме как лежать, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь выкинуть из головы картинку, как Ричи обнимает его, целует в макушку, проводит по его бедрам своей рукой, прижимается губами к коже прямо под мочкой уха… Ну и так далее. Это вымораживает, и Стэн чувствует, как подступает истерика, потому что он, блять, не может уже это выносить. Прошло около пяти месяцев с его дня рождения, и он элементарно устал. Ебанное «Ричард Тозиер» курсивом на запястье пробуждает где-то в груди стон отчаяния, и хочется отрубить себе руку, лишь бы больше не видеть эти поганые буквы. Прикрыть, замазать, стереть. Стэн в полу-отключке оказывается в ванной прямо перед раковиной с бритвой в руках, движимый лишь одним желанием. Убрать, уничтожить, содрать. Боль после первого движения стучит в голову, и Стэн в своем истеричном состоянии ловит почти кайф с нее, смотря, как красная кровь заливает ненавистно любимые буквы. Еще движение, боль, и Урис с маниакальным, мазохистским удовольствием трет кожу бритвой, не замечая, что сдирает все уже не только на запястье, но и по всей руке. Ему охуеть как больно, в голове стучит, и мир темнеет-светлеет, будто на дискотеке. Но становится настолько легко и радостно, что он продолжает тереть. Пока кто-то с криком не вышибает у него из рук бритву. Стэн не понимает, кто это, не слышит голос, не видит картинку. В глазах все хуже, чем в 144р, но он жутко доволен, потому что наконец ему легче. Он стер ебучего Тозиера с запястья, а, значит, сможет спокойно жить дальше. Ну или скончается прямо здесь и сейчас. Его бы и такой вариант устроил. Тьма так притягательна, поэтому он в нее проваливается, едва не мурча.

***

Стэн не знает, сколько прошло времени, потому что для него все показалось секундой. Вот он стоял у раковины, вот погрузился во тьму и вот он лежит, боясь открыть глаза, потому что слышит рядом с собой тихий разговор Тозиера и Каспбрака. Серьезно, по его ощущениям прошла секунда. Стэн не выхватывает слова из их диалога, потому что голова гудит едва ли не сильнее, чем левая рука, которая, по ощущениям, саднила так, будто с него образно (да даже почти буквально) сняли кожу, вылили три ведра йода, надели обратно и прижали еще бинтами. Из губ вырывается непроизвольный болезненный стон, и глаза все же приходится открыть, потому что притворяться бессознательным дальше нет смысла. Прямо над собой он видит безумно обеспокоенные лица Каспбрака и Тозиера, и вина тут же окутывает его капканом. — Ты пиздец какой придурок, Стэн-Супермэн! — возмущенно заявляет ему Ричи. — Ты нас охуеть как напугал. — Ричи, — осуждающе косится на него Эдди, взглядом приказывая быть помягче. — Как ты? Не темнеет больше в глазах? Голова кружится? — Хуево. Нет. Да, — честно и по порядку односложно отвечает Стэн, потому что на большее сил он пока не набрался. — Ну и хорошо, значит, выздоровеешь, — Эдди выдыхает и облегченно улыбается, враз становясь обратно серьезным. — Нет, подожди, Стэн, ты совсем дурак? — вновь врывается в разговор Ричи. — Кто вообще такое с собой делает. — Я…я просто хотел…убрать имя., — мямлит Стэн, пытаясь подобрать слова. — Оно…ну не должно там быть оно. — Да видели мы, что у тебя мое имя на запястье! — произносит Ричи, и сердце Стэна издает очередной предсмертный стук, готовясь встать. Эдди, в подтверждение, кивает, и они с Ричи кратко переглядываются. — Почему ты не сказал? — спрашивает Каспбрак, даже без осуждения в голосе, правда не понимая. — А зачем? — выдыхает Стэн, просто смиряясь со своей участью и параллельно размышляя о том, как бы поскорее добыть тридцать таблеток аспирина, чтобы покончить все же с собой. — Я лишний. Я катастрофа. Этим все сказано. — Идиот! — на удивление обиженно отвечает Ричи. — Если бы ты хоть на секунду перестал варить все свои проблемы в себе, доводя свою психику до нервного срыва, то все бы решилось гораздо раньше! — Что решилось? — у Стэна нет сил удивляться, поэтому голос звучит абсолютно безэмоционально. — Это, блять, — фыркает Ричи и почти сует ему в лицо свое запястье, на котором курсивом выведено «Стэнли Урис». Стэн моргает. Потом еще раз, пытаясь понять, почему привычное «Эдвард Каспбрак» сменило буквы, а потом до него доходит. Это. Правая. Блять. Рука. Видя его явный шок, Эдди мягко улыбается — как умеет улыбаться только он, несмотря на то, что большую часть времени является просто злобным мелким гремлином — и поясняет: — У Ричи развязалась фенечка во время нашей прогулки, у самой ладони, и я уже собирался завязать ее обратно, как заметил выступающие края букв. Стэн молчит, пытаясь понять, что это значит, а Ричи вновь взрывается: — Нет, я понимаю, ты всегда любил прятать проблемы от других, я про то, что тебя не поселили узнал только когда ты взял рюкзак и направился в сторону мотеля, но черт бы тебя побрал, Урис! Это серьезная вещь, и тебе стоило раньше нам рассказать, придурок! — Ричи обиженно дуется, но почему-то гладит Стэна по ноге, будто успокаивая. — Ты, вообще-то, дорог мне, а ты так поступаешь. — Я дорог тебе? — вырывается против воли, и Урис в ответ ловит настолько возмущенный взгляд, что хочется одновременно плакать и смеяться. — Ты дорог нам, — выделяет Эдди и тут же поясняет, не дожидаясь реакции Стэна: — Ты же не думаешь, что мы просто все проигнорируем? — Тебе, блять, лучше не сметь думать, что я собираюсь забыть тот факт, что ты, черт возьми, тоже мой соулмейт, — грозно добавляет Ричи. — Нет, нам, конечно, придется поискать информацию о подобных случаях, но… — Эдди вновь перекидывается короткими взглядами с Ричи и улыбается Стэну, который потерял дар речи, — я не против. — А я только за вообще. Теперь у меня официально два супер сексуальных мальчика в доступе. И обе руки наконец будут заняты чем-то полезным, если вы понимаете, о чем я, — играет бровями Ричи, за что получает легкий подзатыльник от ухмыляющегося Эдди. И Стэн с удивлением слышит свой смех.