***
Наступает день рождения Бена, и, конечно, буквально в полночь на его запястье проступает черным курсивом «Беверли Марш». Все счастливы, хотя, кажется, Бев этого не ожидала, но все равно ярко улыбается краснеющему Хэнскому утром того дня. А Стэн стоит и уже минут двадцать не может перестать крутить в руках всунутый с широкой улыбкой блокнот, с обложки которого на него смотрел щегол с той картины. Нет, Ричи и раньше делал ему такие мелкие подарки невзначай со словами «увидел и не удержался». И сверкал своей довольной моськой всегда точно также. Только Урис как-то не замечал, что такие подарки он делает только ему. И, конечно, Эдди. А еще Стэн стал замечать за собой то, что он абсолютно не испытывает никакого раздражения на шутки Ричи, как ему казалось ранее. Скорее он по инерции закатывал глаза и бурчал что-то о «можно я сдохну, чтобы это не слушать». Наоборот, от них становится как-то теплее, и Стэн не знает, что с этим делать. Ведь идут недели, а каждую общую пару левое запястье Ричи остается абсолютно голым и пустым, будто в противовес правому, которое было обвязано всевозможными фенечками, что плели Бев и Эдди. (О, с какой издевкой Эдди всегда эти фенечки повязывал, пытаясь ощетиниться, лишь бы над его увлечением не смеялись) Как-то раз Билл в шутку спросил, уж не компенсирует ли Ричи этим безыменную пустоту и не пережимают ли ему эти нитки кровоток. Ричи тогда почти максимально для него возможно серьезно ответил, что его рука от сердца может принадлежать только даме его сердца. А Стэну захотелось стукнуться головой об стол.***
С каждым прожитым днем Стэн все больше убеждается, что его родителям следовало назвать его Беда. Или Неудача. Или Облом. Или Катастрофа. Или еще как-то так. Потому что Эдди завязывает очередную фенечку на правой руке Ричи — они скоро уже до локтя будут доходить, скрывая нежную белую кожу, под который так хорошо видно венки (Стэн даже не удивился, когда поймал себя за тем, что возбуждается от вида вен Тозиера, фетиша ему явно не хватало, ага), почти полностью –, сегодня его день рождения, и курсив «Ричард Тозиер», точно такой же, как у самого Стэна, проступил ровно в срок. Как и курсив «Эдвард Каспбрак» на левом запястье Ричи. Не то, чтобы это кого-то сильно удивило. Даже сами парни выглядели больше довольными, чем шокированными. Особенно Ричи прямо светился от счастья, пока Эдди смущенно терпел его крепкие объятия. И вот Стэн вынужден сидеть и смотреть на их счастье в гребанной библиотеке. — Бен, — имя Хэнскома срывается с губ быстрее, чем Урис успевает отдать себе отчет. Все на секунду переключают на него свое внимание, но следом возвращаются к своим делам, и только Бен продолжает вопросительно смотреть. — Вот понятно, что родственные души, они как две половинки одного целого. Но целое же может состоять и не из двух вещей. Значит, может быть такое, что у одного человека несколько соулмейтов? Разве не логично? Хэнском призадумывается и, явно немного озадаченный, отвечает: — Честно, Стэн, я ни разу о таком не слышал. Звучит, конечно, логично, но идет в разрез с самим значением соулмейтов. Урис кивает ему в благодарность за мнение и утыкается обратно в свою книгу, хотя не видит в ней последний час ни буквы, лишь по инерции перелистывая страницы. Ну конечно у него не могло пройти все гладко, он и не сомневался. Он, повторимся, мальчик-катастрофа. (Ричи на периферии теребит щеку отбивающегося Эдди, явно произнося очередную тупую шутку) Но, блять, не настолько же.***
Ричи уходит на очередное свидание со своим «Эддичкой», вызывая приступ ревности и ненависти к Каспбраку у Уриса в груди, и Стэн остается лежать в комнате один. Делать не хочется ничего, потому что в каждом запахе, скрипе, луче, касании он слышит, видит, чувствует Ричи, блять, Тозиера. Побочный эффект сознательного избегания своего соулмейта — схождение с ума. И это бы ничего, природа продумала все так, чтобы успех был гарантирован. Она забыла устранить только малюсенькую неполадку. Что, черт возьми, делать, если ты для своего, блять, соулмейта соумейтом, нахуй, не являешься? У Стэна нет ответа на этот вопрос, Вселенная почему-то игнорирует его мысленные гугл-запросы, поэтому Урису ничего не остается, кроме как лежать, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь выкинуть из головы картинку, как Ричи обнимает его, целует в макушку, проводит по его бедрам своей рукой, прижимается губами к коже прямо под мочкой уха… Ну и так далее. Это вымораживает, и Стэн чувствует, как подступает истерика, потому что он, блять, не может уже это выносить. Прошло около пяти месяцев с его дня рождения, и он элементарно устал. Ебанное «Ричард Тозиер» курсивом на запястье пробуждает где-то в груди стон отчаяния, и хочется отрубить себе руку, лишь бы больше не видеть эти поганые буквы. Прикрыть, замазать, стереть. Стэн в полу-отключке оказывается в ванной прямо перед раковиной с бритвой в руках, движимый лишь одним желанием. Убрать, уничтожить, содрать. Боль после первого движения стучит в голову, и Стэн в своем истеричном состоянии ловит почти кайф с нее, смотря, как красная кровь заливает ненавистно любимые буквы. Еще движение, боль, и Урис с маниакальным, мазохистским удовольствием трет кожу бритвой, не замечая, что сдирает все уже не только на запястье, но и по всей руке. Ему охуеть как больно, в голове стучит, и мир темнеет-светлеет, будто на дискотеке. Но становится настолько легко и радостно, что он продолжает тереть. Пока кто-то с криком не вышибает у него из рук бритву. Стэн не понимает, кто это, не слышит голос, не видит картинку. В глазах все хуже, чем в 144р, но он жутко доволен, потому что наконец ему легче. Он стер ебучего Тозиера с запястья, а, значит, сможет спокойно жить дальше. Ну или скончается прямо здесь и сейчас. Его бы и такой вариант устроил. Тьма так притягательна, поэтому он в нее проваливается, едва не мурча.***
Стэн не знает, сколько прошло времени, потому что для него все показалось секундой. Вот он стоял у раковины, вот погрузился во тьму и вот он лежит, боясь открыть глаза, потому что слышит рядом с собой тихий разговор Тозиера и Каспбрака. Серьезно, по его ощущениям прошла секунда. Стэн не выхватывает слова из их диалога, потому что голова гудит едва ли не сильнее, чем левая рука, которая, по ощущениям, саднила так, будто с него образно (да даже почти буквально) сняли кожу, вылили три ведра йода, надели обратно и прижали еще бинтами. Из губ вырывается непроизвольный болезненный стон, и глаза все же приходится открыть, потому что притворяться бессознательным дальше нет смысла. Прямо над собой он видит безумно обеспокоенные лица Каспбрака и Тозиера, и вина тут же окутывает его капканом. — Ты пиздец какой придурок, Стэн-Супермэн! — возмущенно заявляет ему Ричи. — Ты нас охуеть как напугал. — Ричи, — осуждающе косится на него Эдди, взглядом приказывая быть помягче. — Как ты? Не темнеет больше в глазах? Голова кружится? — Хуево. Нет. Да, — честно и по порядку односложно отвечает Стэн, потому что на большее сил он пока не набрался. — Ну и хорошо, значит, выздоровеешь, — Эдди выдыхает и облегченно улыбается, враз становясь обратно серьезным. — Нет, подожди, Стэн, ты совсем дурак? — вновь врывается в разговор Ричи. — Кто вообще такое с собой делает. — Я…я просто хотел…убрать имя., — мямлит Стэн, пытаясь подобрать слова. — Оно…ну не должно там быть оно. — Да видели мы, что у тебя мое имя на запястье! — произносит Ричи, и сердце Стэна издает очередной предсмертный стук, готовясь встать. Эдди, в подтверждение, кивает, и они с Ричи кратко переглядываются. — Почему ты не сказал? — спрашивает Каспбрак, даже без осуждения в голосе, правда не понимая. — А зачем? — выдыхает Стэн, просто смиряясь со своей участью и параллельно размышляя о том, как бы поскорее добыть тридцать таблеток аспирина, чтобы покончить все же с собой. — Я лишний. Я катастрофа. Этим все сказано. — Идиот! — на удивление обиженно отвечает Ричи. — Если бы ты хоть на секунду перестал варить все свои проблемы в себе, доводя свою психику до нервного срыва, то все бы решилось гораздо раньше! — Что решилось? — у Стэна нет сил удивляться, поэтому голос звучит абсолютно безэмоционально. — Это, блять, — фыркает Ричи и почти сует ему в лицо свое запястье, на котором курсивом выведено «Стэнли Урис». Стэн моргает. Потом еще раз, пытаясь понять, почему привычное «Эдвард Каспбрак» сменило буквы, а потом до него доходит. Это. Правая. Блять. Рука. Видя его явный шок, Эдди мягко улыбается — как умеет улыбаться только он, несмотря на то, что большую часть времени является просто злобным мелким гремлином — и поясняет: — У Ричи развязалась фенечка во время нашей прогулки, у самой ладони, и я уже собирался завязать ее обратно, как заметил выступающие края букв. Стэн молчит, пытаясь понять, что это значит, а Ричи вновь взрывается: — Нет, я понимаю, ты всегда любил прятать проблемы от других, я про то, что тебя не поселили узнал только когда ты взял рюкзак и направился в сторону мотеля, но черт бы тебя побрал, Урис! Это серьезная вещь, и тебе стоило раньше нам рассказать, придурок! — Ричи обиженно дуется, но почему-то гладит Стэна по ноге, будто успокаивая. — Ты, вообще-то, дорог мне, а ты так поступаешь. — Я дорог тебе? — вырывается против воли, и Урис в ответ ловит настолько возмущенный взгляд, что хочется одновременно плакать и смеяться. — Ты дорог нам, — выделяет Эдди и тут же поясняет, не дожидаясь реакции Стэна: — Ты же не думаешь, что мы просто все проигнорируем? — Тебе, блять, лучше не сметь думать, что я собираюсь забыть тот факт, что ты, черт возьми, тоже мой соулмейт, — грозно добавляет Ричи. — Нет, нам, конечно, придется поискать информацию о подобных случаях, но… — Эдди вновь перекидывается короткими взглядами с Ричи и улыбается Стэну, который потерял дар речи, — я не против. — А я только за вообще. Теперь у меня официально два супер сексуальных мальчика в доступе. И обе руки наконец будут заняты чем-то полезным, если вы понимаете, о чем я, — играет бровями Ричи, за что получает легкий подзатыльник от ухмыляющегося Эдди. И Стэн с удивлением слышит свой смех.