metamorphoses

– Ох, да... – старший Шимада вздохнул в трубку телефона с такой тяжелой интонацией, что ничего хорошего от этого нельзя было ждать. После он усмехнулся, но, тут же осознав свою ошибку, зашипел, словно дикий кот. – если бы не болело еще все лицо, было бы просто замечательно. По ту сторону послышался веселый смех Гэндзи. «Конечно, конечно!» – думалось старшему брату. – «Он смеется над моею болью, как и всегда!» – Это временно, – отозвался наконец тот, уморительно выдохнув. У него всегда была такая просто невероятная привычка утешать после целой сессии смеха над чем-либо. Ханзо уверял себя, что однажды сорвется и за такие выходки позаимствует у братика его нодати* и… В дверь квартиры японца позвонили. От неожиданности старший Шимада даже вздрогнул. Он не ждал гостей, адреса его никто не знал, да и час был поздний, поэтому это точно не было доставкой посылок и писем прямиком из его родного дома – а Гэнзи любил отправлять такие; да и писать тоже любил, а еще ненавидел ставить адрес отправителя, лишь получателя, чтобы раз по разу пугать своего суеверного братика разного рода приятностями. Звонок повторился, и Ханзо поежился. – Я тебе перезвоню, – скоро бросил он в трубку своего братика и сбросил вызов так быстро, как только смог. Голос его зазвучал строже и настороженнее, чем звучал до этого, но младший брат прекрасно знал, что покушения на братьев Шимад не было чем-то из ряда вон выходящего – о клане было известно многое, а американцам бы точно не понравилось присутствие желтокожих крыс в тылу. Когда Ханзо подошел к двери, он прислушался. Шагов не было слышно, но в дверь будто бы опирались всем своим весом. Спустя пару секунд в дверь уже стучали рукой, а звонок хранил свое хрупкое молчание. Посмотрев в глазок, японец заметил лишь копну лохматых каштановых прядей, которые выбивались из общего интерьера подъезда. Не то, чтобы он знал, кому эти волосы принадлежали, но точно догадывался. Что-то все-таки заставило его потянуться к ключу и дважды повернуть его, отворяя дверь перед незнакомцем. Лицо стоящего перед ним юноши было прекрасно ему знакомо: все те же сбившиеся волосы, смуглая кожа, блестящие глаза и растрепанная одежда. Но пахло конечно на лестничной клетке скверно: Джесси, кажется, выкурил пару пачек сигарет без особого зазрения совести да закончил все это дело парой бутылок хорошей (или не очень) выпивки. Под ребрами у Ханзо что-то болезненно сжалось: его хороший знакомый явно не был в хорошем расположении духа. Японцу пришла мысль в голову, что этот большой ребенок успел проронить достаточно слез, пока поднимался к нему в квартиру. А как он вообще нашел ее..? – Что ты… – начал было уж было возмущаться Ханзо своим привычным тоном, когда его так беспардонно прервали, заставляя заткнуться на время: – Она меня бросила, – кратко ответил Джесси, утирая одной рукой вымокшие пряди и стараясь держаться на ногах, чтобы не рухнуть на пол прямо у чужих ног. Ханзо не смог терпеть такого количества разнообразных загадок на квадратный метр, поэтому молча затащил американца в свою квартиру, решив, что разбираться с этим всем будет точно уж завтра утром. Или в обед. Или когда этот конченый придурок проспится. В любом случае, уложить его на диванчик тоже казалось задачей не из простых, ведь тяжелое тело, вмиг обмякшее в руках старшего Шимады, не слушалось, а ноги у американца были слишком длинными, посему пальцы предательски свисали с его места отдыха. Хотя бы обувь он не так тщательно зашнуровывал и снималась она так же легко, как слетал забористый мат с персиковых губ обозленного на весь мир Ханзо. Когда квартира была вновь заперта, ценные вещи спрятаны, Джесси уложен в постель, а комната убрана, японец наконец позволил себе присесть ненадолго. Спустя некоторое время, Ханзо стал понимать, что не сводит взгляда с разгладившихся век Джесси, с его правильных черт лица и шелковых волос, обрамляющих лицо так… выгодно? Нужно было сделать кофе и перезвонить брату, рассказать о том, что именно произошло, но диванчик не позволил ему подняться – слишком уж устало его тело, слишком уж он много возился сегодня.

***

Утро впервые за долгое время было добрым. Хотя бы потому, что Ханзо проснулся не по будильнику, то бишь, он выспался и потому, что он с головы до ног был укутан собственным теплым пледом. Напротив него сидел Джесси, который, видимо, совсем недавно проснулся, отчего и выглядел совершенно сбитым с толку. Взгляд его был направлен в большое окно напротив диванчика, прямо к солнцу, которое с неприкрытым нахальством светило прямо ему в лицо, заставляя щуриться. – Доброе утро, Хан, – обворожительно улыбнулся американец, заметив, когда длинные ресницы Шимады стали моргать, а вопросительный взгляд был сосредоточен именно на нем. – Ханзо, – строго подчеркнул собеседник, но его тон тут же смягчился оттого, что ему было попросту жаль этого парня, который волею судьбы заскочил к нему на ночь, так ничего и не пояснив. – Можно я воспользуюсь твоим душем, а уже после расскажу тебе все? – вопросил Джесси, замечая каплю замешательства во взгляде хозяина квартиры. Ответом ему послужил лишь одобрительный кивок головой. – Полотенце возьмешь возле душевой кабинки. Любое, – добавил он, вздыхая. Американец, тяжело выдохнув и зевнув, пошаркал в сторону ванной комнаты, а Ханзо поднялся с места, но не выпутался из теплого пледа, чтобы доставить чашки и включить кофемашину. Он также сделал несколько тостов и достал джем из холодильника, как услышал, что вода в душе включилась. Старший Шимада не мог себе представить, что в его собственном душе, используя его шампунь и гель для душа, теснился высокий американец, который мог бы провести эту ночь в придорожном мотельчике, а притащился именно сюда. Почему он это делал? Посмел прервать одиночество своим присутствием и заставил трепетать его сердце вновь. Когда небольшой и весьма скромный завтрак был готов, Ханзо уселся на диванчик за кофейным столиком и устремил свой взгляд на солнце. Да… сегодня было невероятно красиво, не зря гость любовался этим. Дверь отворилась, и на горизонте появился Джесси. Волосы его были мокрыми и растрепанными, а на плече висело полотенце, которое нужно было бы повесить на сушку… он будто бы не изменился вовсе, только голову помыл, ведь одежда выглядела такой же помятой, как после сна, будто бы и не снимали ее вовсе… Гость присел на диванчик и удивленно вздохнул. – Завтрак? – улыбнулся он, а в ответ японец лишь кивнул. В его молчании было несколько причин: язык все еще болел, немного припух, но сказать в ответ было так-то нечего. – Спасибо, дорогой, – в голосе Джесси зазвучало неприкрытое смущение, будто бы он не привык, что о нем вообще кто-либо заботится. Но и Ханзо не мог иначе поступить даже с нежданным гостем, нагрянувшим совершенно без разрешения. – Так что случилось вчера ночью? – спросил японец, отпивая свой кофе. – Эш бросила меня. Я… серьезно напортачил в баре, когда выпил слишком много, – этих слов было достаточно, чтобы Ханзо понял, что американцу не очень приятно говорить на эту тему, посему он постарался прервать чужой рассказ, но его учтиво остановили движением руки, напомнив, что он еще не закончил говорить. – Это было в квартале отсюда, поэтому я подумал, что смогу заехать к тебе ненадолго. Но как только я сел на байк, я понял, что я труп, если не останусь где-то на ночь. – А откуда ты знаешь мой адрес? – все же спросил японец, наблюдая за тем, с каким удовольствием Джесси пробовал свежие тосты. – Как же.. – он неожиданно засмеялся. – Я подвозил тебя и видел на какой этаж ты поднимаешься, поэтому… – Джесси смеется таким искренним смехом, что Ханзо заливается краской так быстро. Он и подумать не мог, что даже его боль отступит, когда он увидит эти глаза, которые щурятся от смеха и блестят. Смутившись, он опустил голову и покраснел лицом вновь. – Ну, ну, не хмурься так. От этого же морщины появляются, – сумничал гость, держа чашку у губ и совершенно милым образом дуя на поверхность кофе, чтобы он поскорее остыл и его можно было бы выпить. – И что? – аргументы у Ханзо всегда отличались своей «железностью», отчего оставалось только терпеть это. Руки, скрещенные на груди, выдавали его недовольство и смущение. – Это… не пойдет тому, какой «новый имидж» ты выбрал, дорогой, – усмехнулся американец и встал с места. – Тебе очень идет то, что ты сделал со своей внешностью, поэтому не потеряй это. Ханзо смотрел на гостя вопросительно, когда тот поднялся. – Куда ты..? – растерянно спросил он. Слова лести доходили до него с опозданием. Неаккуратные черные волосы скользнули по щеке вниз, когда за подбородок нежно подхватили и притянули чуть выше, касаясь его персиковых губ шершавыми и обветренными. Джесси целовался хорошо и умело, но чувствовать это самому было просто невероятно приятно, хоть и максимально больно. Рана на языке все еще ныла, а американец удивленно распахнул глаза, почувствовав сережку. – Вау, даже там..? – усмехнулся он, отстраняясь. Поцелуй не был длинным или глубоким, но этого хватило, чтобы мысленно умереть. – Что…? – вновь вопрошал Ханзо, следя за фигурой, что отошла от него и направилась в коридорчик. – В следующий раз в гости идем ко мне. Спасибо за завтрак. До скорой встречи, – усмехнулся Джесси, облизнув губы после поцелуя. Не дождавшись одобрительного ответа, дверь из квартиры медленно закрылась, оставляя Ханзо тет-а-тет со своими мыслями о всем том, что произошло за сегодняшнее утро. *Нодати — японский термин, относящийся к большому японскому мечу.