История одного педофила или больная любовь Ивана

Шёл 2014. Его, такого молодого, развязного, но уже собирающего тысячи зрительских симпатий певца, пригласили в известное на всю страну украинское шоу, да ещё и в качестве кого? Наставника, слушателя, судьи, на львиную долю решающего чужие судьбы. Готов ли был Ваня лицом к лицу встретиться с такой ответственностью? Скорее всего, да. Хотя неуверенность и сомнения за правильность собственных действий каждую секунду боролись в нём со страшной силой. Одно он понимал наверняка — сдаваться нельзя, если взялся, придётся идти до победного. Быть целеустремленным, как с детства показывала мама своим примером. Когда эта девочка впервые появилась на сцене, Иван уже тогда почувствовал что-то неладное: рот от удивления никак не хотел закрываться, глаза блестели и вроде подобное происходило не в первый раз, ведь он уже давно убедился, что девочки, ровно как и парни, превосходно умели удивлять чистотой голоса или манерой поведения, а он был одним из тех искренних, даже слегка наивных зрителей, поэтому всегда реагировал честно. Её появление, топот маленьких, слегка полненьких ножек по сцене, вызвал в нём совершенно нереальный каскад эмоций, изменив всё. Глаза Дорна не просто светились от восторга, он не мог оторвать взгляда от её прекрасного милого личика. Она была слишком красива. Аура, которую она создавала вокруг себя, притягивала мужчину с бешеной силой. Он попадал под её уже совсем не детское обаяние и готов был целовать каждый миллиметр её удивительного тела, и только после её ухода со сцены, чувствовал незаметное даже для самого себя облегчение. О каком «совсем не детском» обаянии могла идти речь, если девочке только недавно исполнилось 14, а дома его ждала жена? Однако сама мысль о Ней продолжала вызывать трепет. Однажды в прямом эфире Ваня проговорился о том, что уделял именно ей меньше всего внимания как наставник. В глубине души он понимал, что это было ни что иное, как бегство. Он избегал её любыми способами, старался сократить встречи до минимума, но когда видел её — такую живую, абсолютно покорную, глядящую на него с широкой улыбкой и доверчивыми, но уже такими мудрыми глазами, чувствовал, как пропадает. В такие моменты он старался коснуться её, просто ощутить её бархатную кожу своими пальцами, вдохнуть сладкий запах длинных пышных волос, и даже прижать к себе. Страшась пойти на более рискованный шаг и наткнуться на ужасающее непонимание окружающих, которые в любом жесте могут заприметить влечение в глазах взрослого мужчины к совсем ещё не созревшему психологически существу. Он так боялся! Но ничего не мог поделать с собой. Инстинкты во всю трепыхались, вторили во весь голос, взывали его к решительным действиям. Иван находил в себе силы сдерживаться в присутствии посторонних, только в их компании он мог связывать себе руки невидимыми веревками, а ноги прибивать к полу гвоздями, бесконечно переводя в шутку каждое брошенное в её сторону слово или действие. Как должен оправдываться мужчина, который любит ребёнка совершенно не детской, но искренней и настоящей любовью? Что он не жалкий педофил, не распутник малолетних, а просто мужчина, который пал перед чистотой юной особи. Никак, скорее всего. Ведь это проблема – такие чувства нельзя называть любовью, лишь натуральной психологической травмой, произрастающей с детства, о которой ему не спешили напоминать или ложным видением отношений, с которым он прожил большую часть жизни, возможно, даже не подозревая. А если влечение было врожденным? Ваню всегда привлекали скромные услужливые девушки. Почему он стал обращать на это внимание только сейчас? Почему до сих пор не обращался к психотерапевту? Видимо потому, что проблема никогда таковой не являлась, потому что ни разу ни одна хотя бы более чем развязная мысль не была воплощена в реальность. Гумберт Гумберт и маленькая Лолита. Иван Дорн и Валерия Симулик. А может и не только она. Но скорее всего Единственная. Другие девочки её возраста банально не задерживались в его жизни надолго, им не было в ней места, поэтому он даже не успевал насладиться их присутствием и двигался дальше. Забывал. С каждой следующей встречей — никогда не наедине, убереги его, Господь, или чёрт его знает кто там ещё, но убереги, Ваня не готов упасть, а точнее припасть к её ножкам и целовать их от самых пят, когда видит, как она семенит ими по горячему песку и это легкое платье — такое свежее, развивается на ней, подбиваемое ветром. Её талантливый голосок вбивается ему в ребра, а исполнитель Крэйг Дэвид, сидящий рядом и оценивающий её пение, кажется, тоже пропитывается какой-то странной любовью к этой девочке. Ваня это чувствует своим нутром, даже на секунду бледнеет, намереваясь рассказать ему о своих сокровенных мыслях, но вовремя одергивает себя. Нельзя! Мысли всё ещё мысли, фантазия остаётся фантазией, пока не обращается в слово, неосторожно вырвавшееся из влажных уст. Крэйг, конечно же, делает выбор в её пользу и, попрощавшись, уходит, оставляя Ивана наедине дожидаться вечера. Сегодня они должны встретиться с ней один на один, не считая камер, словно специально заостряющих фокус на его лице, когда он смотрит на неё. 14-летние создание сидит в кресле напротив, в каких-то считанных метрах от него, едва не касаясь своими ногами его. Ему всегда неловко от собственной неуклюжести. Мелкая дрожь пробивает тело сильнейшими импульсами, как будто разряд статистического электричества от прикосновения к дверце машины или… к человеку. Ваня бы умер, прикоснись он к ней так, как привык прикасаться к своей жене. Трусливость спасала его от неминуемой гибели, как зонт от сильного ливня. Но дождь всё ещё лил и был повсюду. Естественно, он дал ей пропуск идти дальше. Последний раз, когда он что-то решает в её судьбе, дальше оставалось уповать на зрителей. Иван не выдерживает, когда она улыбается, единственная, кто просит его об объятиях, когда он оглашает своё решение. Он бы всё отдал, лишь бы она победила. Если бы она только догадывалась о его чувствах. Он снова поднимает её на руки, упоминает что-то о весе, хочет, чтобы она была абсолютно идеальной, как будто она его собственность. Забывает, что она лишь чужой ребёнок двух заботливых родителей, маленькая девочка, в сердце которой теплятся ещё не до конца понятные ей чувства симпатии к такому серьёзному и в то же время веселому наставнику. А затем отпускает и она убегает радоваться своей победе. Что же ты творишь, Иван? У маленькой девочки тоже могут быть чувства. Всё заканчивается очень быстро, время больше не тянется, как сгущённое молоко из банки, вытащенной из холодильника. Зрители делают выбор в пользу скучного паренька, покорившего чьи-то там сердца, Ване, конечно же, глубоко плевать. Его дитя, его маленькая смиренная ученица покидает шоу почти на финише, самая любимая, выстоявшая дольше всех из его команды. Она держит микрофон дрожащими руками, голос предательски срывается и она всхлипывает наконец при нём, привыкшая никогда не плакать на людях. Иван не выдерживает этого разбивающего сердце зрелища и нет-нет-нет, почти касается губами её лба, приобнимает со спины, шепча: «Не плачь». Её, такую сладкую крошку, судьи всегда обвиняли в несоответствии возрасту и желание казаться старше своих годов, заставляли вернуть ту искру детского ребячества, которая ещё горела в ней. Никто из них не понимал, что она хотела казаться старше своих лет только из-за Вани! Ему так хотелось поцеловать её. Коснуться её пухлых губ своими и ощутить лишь на секунду какого это – быть первым, кто сделает это. Он бы хотел быть первым для неё во всём, какими бы ужасными не казались ему эти мысли. Он чувствовал себя отвратительно и вместе с тем предвкушающе-возбужденно, надеясь, что сделав это, она никому не расскажет, и он не потеряет её, испугав сильным мужским напором. Иван дал возможность каждому попрощаться с ней, кого-то сделал счастливее на момент, позволив почувствовать, что сильнейший из конкурентов выбыл. В любом случае, это больше не имело значения. Шоу закончилось для неё, как и для самого Вани. – Жду тебя в гримерке через пятнадцать минут, хорошо? – он сказал ей это на ухо, приобнимая. Заглянул в глаза так, чтобы она поняла, насколько сильно он жаждет её прихода. Он провёл в душном помещении больше тридцати минут. Листал какие-то новости в интернете, просматривал ютуб, стараясь отвлечься от роя мыслей, жужжащего в голове. Наконец дверь открылась и в проходе появилась Она. Он просто смотрел на неё несколько секунд, не закрывая рот до тех пор, пока она не подняла взгляд. Она скромно смотрела ему в глаза, затем он встал и подошёл ближе. Внизу его живота всё сжалось в крепкий узел. Она испытывала похожие ощущения, именуемые возбуждением, но не могла дать им точного определения – ладони её инстинктивно коснулись двери за спиной, к которой она непроизвольно прижалась всем телом. Он навис над ней какой-то слишком высокой и значимой фигурой, каблуки её спасали ситуацию, но дело было не в росте. Ваня неожиданно стал для неё чём-то настолько притягательным, что она банально не могла оторваться от его созерцания. – Я очень давно об этом мечтал, – он разрезал воздух своим высказыванием, точно лезвием ножа, – Ты даже не представляешь. Всё его мужское тело горело от нахлынувшего пробуждения. Организм словно рождался заново, испытывая дикое удовольствие каждой клеткой. Свет моей жизни, Огонь моих чресел. Грех мой, Душа моя. Это было похоже на безумие. Иван вжал её маленькое тельце в дверь, не оставляя никаких шансов для капитуляции. Он наклонился ниже, взяв её нежное личико в свои широкие ладони и прильнул к желанным губам, целуя. Он не был стар, если только 26 – не приговор, но рядом с ней чувствовал себя таким взрослым и ответственным. Вся её жизнь и само её существо словно лежало на его плечах. Она отвечала несмело, но он ощущал, как она желает этого, как нравится ей учиться у него всему, что он отдаёт ей. Его руки скользнули вниз и прошлись по её пышной груди, обводя окружности и почувствовав подушечками пальцев её набухшие соски. Ваня опустил руки на её талию. Он не мог насладиться ей. Он поцеловал её в щеку, затем в скулу и впился губами в шею уже совсем страстно. Ей пришлось остановить его, хотя удалось ей это не сразу, о, его желание было слишком велико! Но они оба понимали, что дальше зайти не может, никто не должен решаться на этот шаг. Шумно вздохнув, Ваня отпрянул от неё, не понимая куда деться. Руки его не слушались, а тело по прежнему жаждало ласки. Бедная, бедная девочка. Неужели ты не понимаешь, как сильно ранишь её? Она никогда не забудет. Некоторые касания нельзя выжечь даже раскалённым железом. – Я... – Я понимаю, – наконец выдала она, грустно улыбнувшись, – Нам нужно прощаться. Меня уже, наверное, ищут родители. Боже, какая же ты маленькая и невинная. Он не мог перестать любоваться ей. Взрослая женщина прорастала в ней из самого нутра. Однажды она станет прекрасной матерью и чьей-то любимой женой. – Не волнуйся, я никому ничего не скажу, – добавила она, посмотрев на него своими большими бездонными глазами. Он улыбнулся и провёл тыльной стороной ладони по её щеке. Кожа была гладкой, как у младенца. – Маленькое чудо, – прошептал Иван. Он всегда её так называл. Зрителям она запомнилась именно такой. Мужчина наклонился и поцеловал её в лоб. Не смог сдержать порыв и сжал её напоследок в своих объятиях, почти отобрав дыхание. Он бросил ей ещё пару напутствующих фраз и она ушла, закрыв за собой дверь. В гримерке повеяло холодом, Ваня не сразу заметил, что забыл закрыть окно, которое до этого открывал. Вся его сущность изнывала от неутоленного желания и боли, которая не давала свободно думать. Он сел на стул и в полной тишине уставился на пол. Часы, висящие на стене, громко тикали, отсчитывая секунды, которые улетали безвозвратно. Фантазия больше не была просто фантазией. Он сделал то, о чем мечтал долгое время. Корил ли он себя за этот проступок? Пожалуй, нет. Смог ли бы он зайти дальше, если бы она попросила? Наверное, да. Но сможет ли он забыть её после всего, что произошло здесь? Сможет ли он быть уверен в том, что она унесёт их крохотную тайну с собой в могилу? Возможно. Воспоминания навсегда отобьются в памяти, но время, время всё расставит по своим местам.