Кто-то между

      Кан Мину очень любил свою работу. Он твердо верил, что если все складывается хорошо и ты чувствуешь себя счастливым, то провидение помогает тебе. А значит, если родители подарили в детстве камеру, а руки тянутся к фототехнике, надо использовать это с умом. И если уж пригласили поработать в «Бигхит», то надо бросать все и не просрать возможность с большой буквы.       Мину работал с бантанами не с дебюта, но следил за столь стремительной звездой. А сейчас имел возможность снимать этих потрясающих артистов. Он знал их выгодные стороны, любимые позы, сильные и слабые места всех вместе и каждого в отдельности. И не переставал восхищаться.       Фотограф попрощался с ассистентами и начал собирать аппаратуру и уносить в подсобку. Он всегда делал это сам и никогда не торопился. Внезапно на полки в дальнем углу крохотного чуланчика упала тень:       — Кан Мину-щи, можно задать вопрос?       Фотограф чуть улыбнулся:       — Конечно, Чонгук.       А потом услышал хлопок двери одновременно с ощущением горячих ладоней на талии. Из груди вырвался судорожный вдох. Чонгук прижимался сзади, щекоча мочку уха своим дыханием.       — Знаешь, иногда мне хочется услышать от тебя что-то вроде «Больше страсти, детка» или «Покажи камере, как захотеть тебя». А то играешь на камеру, стараешься, а фотограф как стойкий оловянный солдатик.       На последних словах руки Чонгука, скользившие по бокам вниз слегка надавили на пах, и фраза приобрела другой смысл.       — Вы тут в темноте пленку что ли проявляете? — раздалось хрипловатой насмешкой от входа.       — Заходи, хен, а то засветишь, — муркнул Чонгук, поворачиваясь боком вместе с Мину.       Фотограф немедленно почувствовал, как спереди прижалось тонкое сильное тело Хосока, а его тонкие кисти заскользили по плечам и спине, от которой отстранился Чонгук, давая место для маневров. Долгожданное ощущение накрыло с головой, и фотограф не смог сдержать удовлетворенный вздох. Он любил всех бантанов, но эти двое сводили его с ума. Внешне спокойный Чонгук — своими горячими широкими ладонями и жадными укусами на загривке. Серьезный Хосок — прохладными тонкими пальцами под толстовкой и нежными губами на мочке уха.       Подсобка наполнилась рваными вдохами и горячими выдохами. Мину чувствовал этих двоих словно вокруг себя: их руки, губы, тренированные тела. Даже через одежду он мог понять, сколь сильно было их желание. Так было всегда, все их редкие встречи они давали ему именно то, чего он хотел. Руки, сталкиваясь под одеждой, стремились дальше, сжимая и поглаживая, интригующе пытаясь попасть за пояс, но никогда не проникая внутрь. Парни неритмично двигали бедрами, приближаясь к развязке.       — Быстрее… Найдут…       Чонгук согласно простонал и послушно увеличил темп. Фотографа выгнуло дугой и он вцепился в ребро собственной ладони, гася стон. Через минуту он смог ощутить, что пальцы мемберов переплетены где-то в районе его плеча, а сами они успокаивают дыхание.       — Мне… — Мину прочистил горло, — надо найти салфетки.       Намек был понят:       — Мы выйдем. Не будем тебе мешать.       Когда дверь в подсобку закрылась, Мину сделал глубокий вдох и тяжело выдохнул. Его восхищение играло с ним злые шутки, но он не винил обоих. Все устраивало. Провидение давало возможность, он пользовался и был счастлив. В конце концов, он сам позволял этому случиться снова и снова, ожидая тот день и тот час, когда двоим не будет нужен кто-то между. Когда они смогут признать и признаться, быть смелыми и позволить себе любить друг друга.