Императрица, воин, женщина...

С первого взгляда Алти показала мне, я знала, какова моя судьба. Она была мертва у моих ног, когда в комнату вошли мой муж и Брут.  — Мой муж, — один лишь звук заставил желчь медленно ползти по моему горлу.  Брут приказал нескольким королевским стражникам вытащить эту суку из моей постели, а Цезарь втянул меня в крепкие объятия. Чтобы утешить свою жену. Прикосновение к нему заставило меня вздрогнуть, и я вспомнила крест. Я ненавидела их обоих. Пока я размышляла над его шеей, я видела, как мой драматург, мой бард, вернулась на её балкон, увидела её дискомфорт, увидев, что это чудовище обнимает меня. Она быстро опустила взгляд и вернулась в свою комнату. Я оторвалась от ненавистных объятий и подарила ему свою женскую улыбку. Он попытался быть близким ещё раз, и, конечно, у меня болела голова. На самом деле у меня это было бы постоянно. Когда он спал, я начала строить планы, чтобы либо вернуть Габриэль и себя обратно в наше время, либо жить здесь. В любом случае, она и я будем вместе. Чтобы обезопасить Габриэль, я хотела, чтобы она пошла домой на свой виноградник у моря, и сказала ей, что призову её во время луны. Тем временем в Риме Цезарь готовился к своей великой атаке на Лао Ма и весь Чин. Я выполняла свой долг, обучая наших воинов, помогая с планами сражений, и следила за тем, чтобы он ничего не подозревал. Я также послала личное сообщение Лао Ма обо всём, что мы рассчитали. Я не могла позволить битве быть слишком лёгкой для моего дорогого мужа. В лунное время Цезарь и его легионы направлялись на восток. Я осталась позади. Кто-то должен был присматривать за Римом, а кому лучше доверять, чем любящей жене? Пришло время для возвращения Габриэль, и я была как взволнованный ребёнок, ждущий её игрушек в день солнцестояния. Я не была уверена в своём истинном прошлом. Всё, что я знала, было то, что этот чувствовал себя очень неправильно со мной, и единственной правильной вещью была Габриэль. Как я собиралась объяснить это так, чтобы какой-то молодой драматург не призвал целителя исправить мой безумный ум? Я была на полигоне с некоторыми из наших солдат первого сезона, когда посланник сказал мне, что Габриэль прибыла и сопровождалась во дворец. Я дала команду тренироваться своему второму и призвала мою лошадь. Я не могла вернуться на её сторону достаточно быстро; я только надеялась, что она чувствовала то же самое. Моё сердце наверняка разбилось бы, если бы единственной причиной, по которой она вернулась в Рим, было то, что я звала её, а она не хотела злить императрицу. Я не желала её возвращения в Рим. Это было её возвращение ко мне. Пройдя через ворота, я продолжала въезжать на своей лошади во двор, спрыгивая со спины и приземляясь на ступеньки портика, когда охранники открывали двери. Мои ботинки эхом отразились на мраморе, когда я шагнула в королевские кварталы. Я приказала поместить её в королевское крыло. Несмотря ни на что, я хотела, чтобы она была рядом со мной, пока не нашла способ убедить её, что мы должны быть вместе. И теперь, когда я стояла перед её дверью, мои руки были тяжёлыми, и мой живот был в узлах. Я ослабила кулак и подняла его, чтобы постучать в дверь, затем позволила ему упасть на бок, понимая, что я не поняла, что скажу ей. Я была совершенно не готова снова увидеть её. Затем я нашла время, чтобы по-настоящему взглянуть на себя, и поняла, что наверняка не была готова её увидеть. Не раньше, чем я искупаюсь и превращусь из своей брони в нечто гораздо более подходящее. Когда я повернулась на каблуках и направилась к своей спальне, мои глаза закрылись, когда я услышала, как открылась её дверь. — Моя императрица. — Её голос был мягким и сразу успокаивал мою душу.  Эти два слова никогда не звучали слаще, чем в тот момент. Прежде чем обернуться, я глубоко вздохнула и приказала моему сердцу перестать бешено биться в груди. Моё сердце не подчинялось моему приказу, и я едва слышала рёв пульса в ушах. Я уверена, что это звучало так, будто её виноградник разбил волны о берег. Я медленно повернулась. — Габриэль. Она подняла голову, и наши глаза встретились. Нежная, нежная улыбка дошла до её губ, и я знала. Она вернулась в Рим ради меня. Она предложила мне свою руку.  — Зена. Взяв её за руку, я почувствовала, как воздух выдувается из лёгких от этого, самого простого прикосновения. Никогда не было такого прикосновения, которое казалось бы таким правильным. Настолько совершенным. Мой разум был пустым. Я чувствовала, как мой рот работает, но не было слов. Она тихо засмеялась, слегка покраснев.  — Я мечтала о тебе каждую ночь. — А я, о тебе. — Слёзы образовались в моих глазах, и она потянулась, снимая их с моих глаз, прежде чем они могли упасть. — Император? Конечно, она будет обеспокоена ублюдком. Он ясно дал понять, что не хочет её в Риме.  — Ушёл. Он будет отсутствовать в течение некоторого времени, чтобы прийти. На самом деле, я надеялась, что он никогда не вернётся. Если бы мы с Габриэль были осуждены на эту жизнь, было бы легче, если бы мне не пришлось убивать самого Императора. — Так что же остаётся нам? — Она позволила вопросу задержаться в воздухе, ожидая моего ответа. — Чтобы лучше узнать друг друга. Мне бы хотелось больше узнать о вашем винограднике. — И я хотела бы рассказать вам больше об этом. На самом деле, я принесла с собой несколько бутылок вина. Если моя Императрица сделает мне честь выпить вина из моего скромного дома. Я не могла не улыбнуться. Откуда она знала, какими были мои мечты в течение последнего месяца, пока я ждала её возвращения? Как она могла знать, что я мечтала лежать у костра с ней рядом со мной, потягивая сладкое вино и заглядывая в такие зелёные глаза, что они, должно быть, придали цвет самым прекрасным шелкам Чина. — Нет ничего, что я хотела бы лучше, Габриэль. Если вы позволите мне проститься с вами, я пойду купаться и надену что-нибудь подходящее. Пожалуйста, сделайте мне честь присоединиться ко мне в моих личных палатах на ужин? — Я была бы в восторге. Я принесу вино. — Её улыбка заставила моё тело покалывать в предвкушении, и под моей кожей вспыхнул лёгкий ожог. Я никогда не чувствовала себя более живой. Я никогда не чувствовала себя более полной. Вечер собрал нас вместе. Императорская гвардия сопровождала её в мои комнаты, и когда я открыла дверь, моё сердце было полностью украдено из моей груди. Женщина была более чем прекрасна, но я воин, а не писатель. Я не могу найти слов, чтобы описать леди, которая была у меня на глазах. Всё, что я знала, было то, что моё сердце было полно. Моя душа витала, и моё тело горело. — Моя императрица. — Она медленно кивнула головой, опустив глаза, даже когда на её губах появилась застенчивая улыбка. Она знала, что сделала со мной. Она знала, что простой улыбки с её губ или простого взгляда в мою сторону было достаточно, чтобы отнять у меня речь и связные мысли. И хотя никто никогда не околдовал меня так, как это сделала эта женщина, я, даже изо всех сил, не могла её остановить. Когда она впервые посмотрела на меня в ту ночь со сцены, моё сердце было её сердцем, и она это знала. — Мой драматург, — поддразнила я, отступив назад, и провела её в мою комнату. Подняв голову, она улыбнулась и облизнула губы, когда просто скользила мимо меня. Я повернулась и посмотрела, как она входит в комнату. Спустив шаль на плечи, она открыла мне тело кремово-белого цвета; мягкое и безупречное. Её волосы, завязанные в свободном узле на макушке, позволяли блондинке открывать шею, которую я бы хотела попробовать своими губами и языком. Я была готова поспорить, что мой драматург была рада всем чувствам. Она повернула голову в сторону и посмотрела на меня через плечо, поднося бутылку вина.  — Я обещала принести это. Я шагнула вперёд, когда она повернулась ко мне лицом. Взяв бутылку, я сделала вид, что рассматриваю это.  — Это сладко? Облизнув губы ещё раз, она потянулась, пряча прядь волос за моим ухом.  — Это очень мило. Я глубоко вздохнула и, привязав некоторые из своих высоких достоинств, подошла к накрытому для нас обеденному столу. Лучшие императорские повара со всего мира были привезены в Рим, чтобы приготовить эту еду. У меня не было бы ничего, кроме лучшего для неё. Конечно, мой личный повар приготовил основное блюдо, традиционное для нашей родины, Греции. — Тогда это послужит прекрасным завершением нашей трапезы. — Я указала на стол, приглашая её присоединиться ко мне. Она положила свою шаль на диван и пересекла комнату.  — Но, надеюсь, не завершение нашего вечера. Это станет прекрасным началом для этого. Я кивнула головой, когда мы заняли свои места.  — Я согласна. Я не вижу, чтобы наш вечер заканчивался рано. Если нет какой-то причины, вам нужно? — О, нет. — Она покачала головой, затем положила подбородок на тыльную сторону ладони, глядя на меня с такой разрушительной честностью, что я почувствовала, как будто моя кожа может просто загореться на месте. — Я твоя, пока ты будешь иметь меня. Я прочистила горло, стараясь не задохнуться. Она не могла представить, как бы я хотела её иметь.  — Скажи-ка? — Я запнулась, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тупую боль в животе и других точках, просто чуть ниже: — Расскажи мне о своих письменах. — Я добилась умеренного успеха во Фракии, когда Сапфо совершила поездку по региону. Она посетила чтение, которое я сделала, и предложила мне место для обучения с ней. — Она улыбнулась мне, и я сразу поняла, что она действительно знает, как я хотела бы её иметь.  Вкусы Сапфо были легендарными, и мой драматург наверняка соответствовала бы тому, что я поняла. — А это Сафо из Лесбоса? — Я потягивала воду из сладкой воды, пытаясь поболтать и придумать, как получить нужную информацию, не будучи очевидной. — О, это то же самое. — Она подражала моему действию потягивания из тяжёлой чашки, но она улыбнулась из-за неё и сказала: — Она научила меня многим вещам. Я улыбалась и смотрела, как женщина, которую я люблю, говорит о героине её музы. — Скажи мне, мой драматург, какой твой любимый стих Сапфо? — Её лицо загорелось, и она сморщила нос.  Боги, как я люблю это. — Никто не мой любимый, все они такие милые, но один, который я могу взять из головы, — это « Я говорю «. Возможно, это было стихотворение Сапфо, но Габриэль захватила меня своим голосом, взывая ко мне, как песня Сирены. Вы бы хотели, чтобы мало кто увлёкся. Слаще. Вы сами знаете, но кто-то забыл. Некоторые могут сказать, что я буду любить, пока во мне есть дыхание. Я буду заботиться. Я говорю, что я была крепким другом. Вещи печальные, горькие, но знаю. Я полюблю. Она сказала это с такой красотой и уравновешенностью. Я аплодировала ей, и улыбка на её лице стала шире. Мы обе потягивали вино, молча глядя друг на друга. Я наконец нарушила это молчание, процитировав свою любимую, убедившись, что я продолжала смотреть в глаза. Ты женщина-странница, как я. Я едва слышала тебя, моя дорогая; ты вдруг пришла в своей нарядной одежде. Красивой твоей одежде. Габриэль посмотрела на меня так странно, как будто она только что увидела призрак, выпадающий из моего уха.  — Это Лавр… — Прежде чем я успела закончить, она сделала это за меня. — Дерево, да, я знаю это. — Она встала и подошла ко мне, её дыхание было неровным. Я всё ещё сидела, пока она стояла передо мной, между моих ног, поглаживая моё лицо. — Зена? — Спросила она, больше похоже на вопрос, чем моё имя. — Да, Габриэль. — Я едва могла шептать. — Всю свою жизнь я чувствовала эту великую пустоту. — Слёзы грозили выплеснуться из этих прекрасных глаз, и я обнаружила, что мои отражают её. — Когда я с тобой, это чувство исчезло и сменилось такой любовью. — У меня перехватило дыхание с последним утверждением. — Здесь я пишу о любви, хотя никогда её не чувствовала. — Она опустила голову; потом я услышала, как она сказала: — До сих пор. Я впервые притянула её к себе и попробовала её сладкие губы в этом мире. Когда мы углубили наш поцелуй, у меня появилось больше видений моей другой жизни. Одно видение, которое я видела, было в Фессалии, где я почти потеряла своего барда. Бард? Я отстранилась, чтобы посмотреть на неё. Я видела, как двигаются её губы, но ничего не слышала. У меня было всепоглощающее чувство страха, и я крепко прижала её к себе и держалась за дорогую жизнь. — Зена? Она качала меня взад и вперёд, чтобы утешить меня, но я могла сказать, что она была смущена моими действиями. Слегка отодвинувшись, она с озабоченным взглядом вытерла слёзы. — Я в порядке, Габриэль, в этом нет ничего плохого, всё хорошо. — Я дала ей мою лучшую улыбку, которую она вернула. — Я рада, что на минуту я подумала, что вы передумали насчёт меня здесь.  Мы обе посмеялись. — Нет, совсем нет.   Мы смотрели друг на друга. Я почувствовала кармическое притяжение, и мы поцеловались ещё раз, на этот раз без видений, только страсть. Мне потребовались все силы моего существа, но я хотела не торопиться, чтобы дать ей любовь и романтику, которых она заслуживала. — Как бы вы хотели прогуляться и посмотреть сад? — Её глаза стали более зелёными, и я знала, что медленно проигрываю битву. — Ммм, конечно. Я могла бы использовать упражнение. Я улыбнулась ей и протянула руку.  — Мой драматург. Она взяла мою руку.  — Моя императрица. Мы вышли за дверь в сад. Все цветы были в цвету, и луна была полной и яркой. Я принесла с собой одеяло, чтобы мы могли лежать и смотреть на звёзды. Я положила одеяло на травянистом склоне. Пока она сидела, я пошла, выбрала жёлтую маргаритку и протянула ей. Это, казалось, растопило её сердце, и она погладила пространство рядом с ней, чтобы я села. Я откинулась назад и пригласила её к себе на плечо. Мы держались за руки и говорили о звёздах на небе. — Посмотри на это, Зена. — Я посмотрела туда, куда она указывала. — Разве это не похоже на медведя? Я посмотрела на это сложнее.  ≪Где на земле она разыскала медведя? ≫ — Подумала я про себя. — Выглядит как ковш для меня. — Я услышала её хихиканье, затем другое видение поразило меня.  Мы точно так же лгали, обсуждая то же самое. Затем она ударила меня посохом. — С тобой всё в порядке? — Зелёные глаза были снова обеспокоены. — Да, я просто вспоминаю забавное время в моей жизни, — заверила я её, чтобы сменить тему. — Как насчёт ещё вина? — Я потянулась к фляге, вылила немного в маленький стакан и протянула ей. — Откуда ты взяла ковш, Зена? — Она посмотрела на меня так, будто я сошла с ума. — Вы не видили тело там или уши здесь? Теперь я полностью смеялась. — Нет, извините, это ковш.  Мы обе смеялись. — Ну, тогда мы должны согласиться не соглашаться.  Знаменитый драматург и дипломат, что ещё я могу попросить? — Звучит хорошо.  Мы снова легли, и она рассказала мне эти удивительные истории о Принцессе-Воине и подружке. Какое воображение у Габриэль, она, возможно, просто дала Сапфо пробежку за своими динарами. Примерно после двадцатого рассказа она зевала. — Время спать, любовь моя.  Вместо этого она прижалась ближе ко мне и вздохнула. — Я должна встать? Я нашла это очень милым. Я встала и взяла её на руки, она была такой широко раскрытой, это было смешно. — Зена, опусти меня, прямо сейчас! — вздохнула она. Я улыбнулась и подчинилась.  — Думала, ты хотела быть перенесённой. Она дала мне это «Я поражена взглядом». Затем встала на цыпочки и чмокнула меня.  — Я не хочу, чтобы ты повредила спину, вот и всё. Мне нужно, чтобы ты была здорова, — промурлыкала она, и я снова проигрывала эту битву «давай пойдём медленно». Мы неспешно пошли назад, взявшись за руки, к её комнате. Она дала мне поцелуй, который я чувствовала всю дорогу до моих ботинок. Я быстро отстранилась и поразила её. — Габриэль, я хочу идти медленно, чтобы убедиться, что всё особенное. Она обхватила моё лицо и заговорила.  — Всё, что с тобой, особенное, и я хочу этого. — Эти глаза были наполнены любовью и похотью. Я была конченной. — Я хочу тебя, — сказала она, притягивая меня к себе, и ещё раз поцеловала, которая потрясла меня до глубины души. — Я тоже хочу тебя, Габриэль, так сильно. — Я держала её крепко. — Но у меня есть несколько вещей, о которых нужно позаботиться. Я вернусь к свечам. Я ещё раз поцеловала её и ушла. Я просто хотела взять её на руки и уложить в кровать, но у меня были некоторые неотложные вопросы, с которыми нужно было разобраться. Я должна была держать голову в чистоте. К тому времени Цезарь должен был уже вступить в тяжёлую битву с Брутом, и найти вещи было не так просто, как он думал. Вскоре он соберёт моё предательство, и я могу только надеяться, что будет слишком поздно. Я вернулась в свою комнату и стала ждать моего советника. Я сидела спиной к окну, изучая некоторые планы и государственные дела. — Так как же идёт бой, друг мой? — М’лила сняла капюшон с лица и улыбнулась.  Мы сложили руки, как старые друзья. Я знаю её уже пять лет, и она была моим самым доверенным лицом. Я попросила её стать моим советником, и она согласилась. Она взяла греческий как её язык; её родной язык слишком сложен для понимания многими, так что это было самым простым. М’лила всегда очень защищала меня и не любила Цезаря с первого дня, когда мы все встретились на моём корабле. — Только что пришло известие. Цезарь понёс огромные потери и вынужден был отступить. — Я только кивнула. — Могу ли я говорить откровенно, Зена? Я знала, что она собиралась сказать. — Ты всегда так делаешь, друг мой. — Я махнула рукой и повернулась, чтобы посмотреть в окно. — Это всё действительно стоит того, она того стоит? — Она знала, на что способен римский император. — Да, — это всё, что я могла сказать. Я повернулась и посмотрела на неё. — Он вмешался в ткацкий станок Судьбы и создал этот проклятый мир. — Могу поспорить, она могла видеть огонь в моих глазах. — Он забрал всё, что для меня что-нибудь значит. Я хочу это обратно. — Я хлопнула рукой по столу. — Тогда почему бы тебе не пойти в храм Судьбы и навести порядок? — В её глазах был ровный огонь. — Это может быть самоубийством для тебя И этого драматурга. — С этой последней частью её голос треснул. — Цезарь может быть надменной задницей, но он умный, и он скоро поймает.  Я закрыла глаза и опустила голову. Я знала, что она была права. Почему я не пошла к Судьбам и не закончила шараду? — Чувство, которое я получила от этой другой жизни. — Я вздохнула, чтобы успокоить нервы. — Я ненавидела себя, я сделала много вредных вещей. — Это была моя очередь, чтобы мой голос сломался. — В этой жизни я изменилась и изменила людей. — М’лила только покачала головой. — Я просто хочу жить в мире с женщиной, которую я люблю, и всё ещё иметь значение. — Это было огромное признание с моей стороны. — Зена, я говорю это, потому что я глубоко переживаю за тебя. Вернись в своё свободное время. — Я могла только кивнуть снова. Она прошла мимо меня к окну, глядя на меня ещё раз. — Я буду держать вас в курсе, если есть ещё слово о битве. — Затем она исчезла в ночи. Как я могла сказать ей, что одной из моей вины была её смерть в моих руках? Она боялась за мою жизнь, и я не слишком хотела снова быть распятой. Я не могла взять Габриэль и бежать; они будут охотиться на нас, как собаки. Что это за жизнь? Я боялась вернуться к другой жизни… Что я могла сделать? — Боги, дай мне силы, пожалуйста! — молилась я. Моя свеча горела, и мне нужно было встретить любовь всей моей жизни.  — Возьми себя в руки, Зена.  Я вышла из своей комнаты и вернулась к своему драматургу.  Я тихо постучала и услышала, как она сказала: — Входите. Я не была готова к тому, чтобы увидеть комнату, освещённую свечами, а на кровати, на которой была только простыня, была Габриэль. Моя рука легла на мою грудь и попыталась успокоить моё колотящееся сердце. Я знала, что у меня была глупая улыбка на лице, когда Габриэль смеялась надо мной с кровати. Это был мягкий, сладкий смех. Это не было громко или насмешливо, это было похоже на моего драматурга. — Вы находите меня забавной? — Я старалась не смотреть, медленно двигаясь к кровати. — Только выражение вашего лица. Вы выглядели так, как будто никогда раньше не видели женщину в простыне. Я протянула руку и едва потянула кончиками пальцев край простыни.  — Никогда не было такой красивой женщины. Конечно, это должно быть преступлением — прятать своё тело за обычной тканью. Она просто отодвинула её назад и позволила мне впервые увидеть красоту, скрытую под материалом. Воздух вырвался из моего тела, когда мой разум кружился, и мой рот пытался найти слова, столь отчаянно недостающие, чтобы описать её. Я покачала головой. Мои глаза были просто в восторге от этой красоты. Она поднялась на колени в центре кровати и посмотрела на меня.  — Разве я не радую вас, моя императрица? — О, Габриэль? Да. Вы мне очень нравитесь. Вы понятия не имеете. — Тогда я должна понять, что причина, по которой ты остаёшься одетой и стоишь у моей постели, в том, что ты была ошарашена? — Она немного продвинулась вперёд, потянувшись к застёжкам моей туники. — Это была бы такая же веская причина, как и любая другая. — Я могла только улыбаться, когда она медленно расстёгивала мою одежду, отталкивая её от моего тела и создавая лужицу мягкой ткани у моих ног.  Медленно, но верно моя прекрасная драматург притянула меня к кровати и обняла. Наши тела объединились. Наши умы объединились. И наши души встретились так, как должны были. Слились воедино в совершенной гармонии, которая была любовью, которую мы разделяем сейчас и навсегда. Неважно, в какое время мы живём и в какое время мы с Габриэль всегда найдём друг друга. Даже когда мой драматург и я занимались любовью впервые в этой жизни, я чувствовала знакомство с этим в своём уме и в том, как моё тело реагировало на неё. Она знала, как прикоснуться ко мне, чтобы доставить удовольствие каждому элементу моего существа. Из моих глаз, которые с восхищением смотрели на неё, на моё тело, которое сдалось ей без колебаний. — Я люблю тебя, Зена, — прошептала она мне на ухо, даже когда её руки скользили по моей горячей коже. — Я тоже тебя люблю, Габриэль. Мы занимались любовью до поздней ночи, успокаиваясь перед рассветом. Я держала её рядом со мной и знала, что должна вытащить нас оттуда. Я должна была вернуть нас в наше время. Я бы не увидела, как она обижена, и я не могла позволить себе потерять её. Каждое прикосновение от моей любви возвращало мне больше моих воспоминаний. С первого раза я положила на неё глаза.  — Ты должна взять меня с собой.  Вплоть до: — Габриэль, ты выйдешь за меня?.. Я помню, что чувствовало моё сердце, когда она сказала «да». Я была Принцессой Воинов, о которой она мечтала, но она была не просто подружкой. Мне было так тяжело в мыслях, что не почувствовала её волнение, пока не почувствовала ласку на своём лице. Я посмотрела вниз, и даже в этом ужасном мире Габриэль могла показать мне путь к любви. — Динар за твои мысли? — Она слегка поднялась с моего плеча, чтобы поцеловать меня в щеку.  Я потратила минуту, чтобы изучить её лицо, и попыталась собраться с мыслями. — У меня есть история, чтобы рассказать вам, и я хочу, чтобы вы выслушали всё это, прежде чем вы прокомментируете. Пожалуйста?   Она поднялась на локте и озадаченно посмотрела на меня с крошечной ухмылкой на губах. Я наклонилась, чтобы поцеловать эту сладкую ухмылку. — Итак… мы теперь поменялись ролями? — Габриэль всегда может быть умной задницей, когда она этого хочет.  Я дала ей сердечный смех. — Да, любовь моя. — Поцелуй. — Ты можешь быть Императрицей, а я — Драматургом.  Ещё один поцелуй. — Так что ложись мне на плечо и позволь мне сплести свою сказку, императрица.  Ещё один поцелуй, затем смешок, и она прижалась к моим рукам. — Я пою песню Воина Барду Потейдии. — Я чувствую, как она слегка напрягается в моих руках. — Женщина, бард, лучшая подруга, любовница и жена Зены-Воительницы.  Она снова начала подниматься, и я остановила её. — Позвольте мне закончить рассказ, тогда мы можем поговорить, пожалуйста. Она посмотрела мне глубоко в глаза прямо на мою душу. Она кивнула и легла обратно. Я начала с первого дня, когда мы встретились, и добралась до места, где она была поражена отравленной стрелой, и моей одинокой битве против персидской армии.  Я сказала фразу: — Даже после смерти, Габриэль… — и она закончила это для меня. — Ты никогда не покинешь меня. — Она сглотнула несколько раз. — Как вы узнали о моих мечтах? — У неё был вид страха и удивления одновременно. — Скажите, как выглядела эта « Принцесса-Воин » в ваших снах? Мой бард… мой бард? Это звучало так странно, но так знакомо. В другом мире она сражалась на моей стороне за Великое Благо. В наши дни не так много времени для её писаний, мир становился всё холоднее и мрачнее. Лицо того ребёнка, которое у неё было, когда мы впервые встретились, позже слегка отвердело. В этом мире она не знала такой боли. Она следовала за своей мечтой. Как я могла забрать это? Я делала ставку моей прежней вине. Я вдруг почувствовала, как рука двигает подбородок. — Ты меня слушаешь? Я видела, что её глаза наполнялись слезами. Я причиняла ей боль в этом мире, так же, как в другом. Я едва могла шептать ей свои извинения. — У моего воина были длинные тёмные волосы с поразительными голубыми глазами. — Слеза скатилась, и она начала дрожать. — Пожалуйста, скажи мне, что происходит… Зена. Я притянула её к себе и обняла. Я со вздохом сломала наши объятия, выскользнув из кровати. Я протянула ей халат и надела мой. Я села напротив неё и объяснила. — Ты помнишь ту ночь на балконе? Она кивнула.  — Алти, моя бывшая шаманка напала на меня. — Я вздохнула и провела рукой по волосам. — Она обладает способностями и показала мне видения другого времени, другого мира. — Я покачала головой. — Одно из этих видений показало, что Цезарь, мой дорогой муж, вмешался в Ткацкий Станок Судьбы, создавая этот забытый богами мир. — Я даже не могла смотреть на неё, когда я закончила это предложение.  Я продолжила рассказывать ей обо всём этом, в том числе о том, как дорогой Цезарь распял меня и сломал мои ноги, отправив меня на мой путь разрушения. — Ничего из этого не реально? — Она смотрела на меня с недоверием. — Мы настоящие. Это мир, который не должен был быть. — Затем я почувствовала, что мой живот сжался, и я знала.  М’лила появилась из ниоткуда, напугав Габриэль до полусмерти.  — Он идёт? Она покачала головой.  — Я получила известие, что он вернётся к завтрашнему дню. Он знает, Зена.  Мой дорогой друг явно боялась за мою жизнь. — Я хочу, чтобы ты сопровождала Габриэль обратно в Грецию и охраняла её. — Я получила два злых взгляда. Я посмотрела на свою подругу, и она увидела моё отчаяние. — Пожалуйста, М’лила, если с ней что-нибудь случится, моя жизнь не будет иметь никакого значения. Это воздух, которым я дышу. — Я кивнула. — Спасибо, мой друг. — Я положила руку ей на плечо, и она накрыла её своей, затем исчезла. — Разве я не имею права голоса во всём этом? Я не оставлю тебя здесь этому человеку.  Ах, вот они, огненно-зелёные глаза моего барда. — В другом мире моя судьба была связана с Цезарем… и этим крестом… и я ненавидела их обоих. Но теперь я понимаю, что… всё происходит именно так, как должно… точно. — Я обхватила её лицо рукой и поцеловала в губы. — За некоторые вещи стоит умереть. Разве это не то, о чём шла твоя пьеса? Быть готовым пожертвовать всем ради любви? Мы обе плакали. — Ради любви, — прошептала она. — Должно быть что-то, что я могу сделать.  Мой борющийся бард. — Нет, Габриэль. Что ты можешь сделать, так это выбраться отсюда живой. Я должна пройти через это одна. Я знала, что она не понимает, но как я могу это объяснить? — В первый раз, когда я прошла этот путь, это было из-за ненависти, и это почти уничтожило мою душу. — Кого я пытаюсь обмануть? Моя душа была разрушена, пока… Габриэль не вошла в мою жизнь. — На этот раз я пойду по этому пути с не более чем любовью в моём сердце. — Я притянула её к себе и заплакала. — Видишь ли, он уже потерян.   Мы держали друг друга так крепко, что свет не смог бы пробиться сквозь нас. — Я не могу просто позволить тебе умереть, — прошептала она, её рыдания задыхались от её голоса. Я снова поцеловала её, затем начала собирать вещи. — Пожалуйста, оденься, времени мало. Она стояла, сильная и вызывающая меня. — Зена… Я не могу этого сделать.  Я продолжала собирать её вещи.  — Моя жизнь здесь ничего не значила до тебя, а теперь ты хочешь, чтобы я вернулась в эту пустоту? Это поразило меня прямо в сердце. — Вы не воин в это время, вы должны быть в безопасности, пока я сражаюсь с ним. — Я врала. Я знала её, и у нас не было времени спорить об этом. — Я не могу беспокоиться о борьбе и твоей безопасности одновременно. А теперь, пожалуйста, оденься. — Я думаю, что это был звук бедствия в моём голосе, потому что она мучительно подчинилась. Мы поспешили выйти из дворца. М’лила ждала с готовыми лошадьми. Я быстро положила её вещи на лошадь и повернулась к ней.  — Я хотела гораздо больше времени с тобой, мой драматург. Она улыбнулась и ласкала моё лицо. — Разберись с Цезарем и приди за мной, любовь моя.  Я улыбнулась в ответ и подумала.  ≪Даже после смерти, Габриэль… Я никогда не оставлю тебя≫.  Я обняла её лицо и поцеловала, показывая всю любовь, которую я имела к ней в своём сердце. Мы отдохнули, затаив дыхание, потом я помогла ей на коне. Я сжала руку М’лилы. — Оберегайте себя обе, друзья мои, и спасибо.  Она крепче держала меня за руку, но слов не было. Я могла видеть, что она боролась со своими эмоциями. Я коснулась её ноги. — Теперь иди. — Мой голос треснул.  М’лила начала медленно отъезжать, но Габриэль осталась на месте. Её крики усилились, и она задыхалась. — Я не могу, — закричала она. — Иди сейчас, Габриэль. Уходи. — Сказала я с оттенком резкости.  Она всегда была слишком упрямой для своего же блага. Ты умрёшь. — Пожалуйста, моя жена, за любовь. Помнишь? — Я плакала о ней. — Для любви. — Она опустила голову и кивнула. — Я буду любить тебя вечно, — сказала я, и она произнесла слова в ответ. На этот раз её рыдания приняли её голос. Прежде чем появились какие-либо аргументы или я потеряла самообладание, я ударила её лошадь сзади, послав его в рысь. Она повернулась и посмотрела в последний раз. — За любовь, Габриэль. — Сказала я только для себя, чтобы услышать. Теперь пришло время готовиться к своей судьбе. Моими первыми приказами было обеспечить безопасность моих людей как в деревнях, так и в стенах этого дворца. Я быстро написала подробный свиток для Брута, всё от ткацкого станка до нашего истинного мира, истинной судьбы нашего дорогого Императора. Я призвала одного солдата, которому я могла доверять; Джоксер. Небольшой смешок начался во мне, когда я закончила это предложение. Потом я стала мрачной от воспоминания о его потере. Я смотрела, как он подошёл ко мне. Он выглядел более жёстче, более грубо. Шрам на его лице усилил это впечатление. — Императрица. — Он склонил голову. — Я хотела бы, чтобы вы оказали мне услугу, друг мой.  Я передала ему свиток и подробные инструкции. Он знал, что если со мной что-нибудь случится, он найдёт Брута и передаст ему этот свиток. — Береги, что с твоей жизнью, Джоксер, это имеет большое значение. Он посмотрел на свиток, а затем на меня. — Я в долгу перед тобой, моя императрица.  Я озадаченно посмотрела на него. — Как так? — Я под сомнением. — Моя дочь была очень больна, и ты послала своего целителя, чтобы вылечить её. Моя память подвела меня. Я только кивнула ему. — Я рада. — Я была рада, что сделала что-то правильно.  Я вздохнула и начала проходить мимо него, когда услышала, как он сказал: — Я защищу это, императрица, это меньшее, что я могу сделать. Я смотрела, как он вышел из двери. Независимо от того, что было сказано о Джоксере в любом мире, когда это касалось его, он был хорошим другом и очень хорошим человеком. Я хорошо работала весь день, до позднего вечера. Я отправила свои личные динары моей матери с запиской, чтобы передать её часть Габриэль. Моя мама и я никогда не исцелялись после смерти моего брата. Со временем мы разговаривали, но это было всё. Тогда я поняла, что у меня никогда не было возможности спросить Габриэль, что случилось с её семьёй. Я задавалась вопросом, получу ли я когда-нибудь шанс снова. Я отправила большую часть ценностей Цезаря в Сенат. Они смогут вернуть себе честь в Риме. Я оставила подробную записку о том, почему я делала это. Остальные богатства дорогого Императора были отправлены разными бегунами в каждую деревню под управлением Рима. Я дала чёткое указание всем магистратам, что динары должны использоваться для любых бездомных, больных или угнетённых людей. Невыполнение этого требования означало бы быструю смерть. Это должно начать огонь под их одеждами. Затем я написала свиток к любви всей моей жизни. Я запачкала бумагу слезами, так много эмоций проходило через меня. Одно воспоминание, которое я имела прямо перед тем, как я проснулась в этом проклятом мире, было перепиской, которую я имела со своей дорогой подругой Сапфо. Я послала слово, что буду приносить свою любовь, чтобы увидеть её выступление в её день рождения. Я знала, что Габриэль просто любила работы Сапфо. Я попросила моего дорогого друга, поскольку слова, кажется, подводят меня, чтобы написать стихотворение о моей любви к моей жене. Я помню, как читала, что послала великая муза. Она отлично меня пригвоздила. Так что для тебя, моя любовь. Дорогая Габриэль. Я никогда не была в состоянии выразить себя с красотой, как ты. Поэтому после разговора с другом, со мной была рука помощи. Это было предназначено для твоего дня рождения в наше время. Я надеюсь, что я могу вспомнить эту чёртову вещь. Тут ничего не происходит. Есть момент, когда я смотрю на тебя, И во мне не осталось речи. Мой язык ломается, затем под моей кожей бушует огонь, и я дрожу. И я бледнею, умирая от такой любви, Или мне так кажется. Сапфо, возможно, сформировала слова на странице, но она взяла каждое из этих слов из моего сердца. Ты дала моей жизни такой смысл и радость, ты — моя душа. Я хочу, чтобы ты жила и продолжала писать эти пьесы. У тебя есть дар настоящего рождения, любовь моя, используй его. Моя мама пришлёт тебе несколько динаров, чтобы ты могла спокойно прожить остаток жизни. М’лила будет там, чтобы быть другом и защищать тебя, если это необходимо. Она знает твоё значение для меня. Что касается меня, я всё ещё буду с тобой и буду ждать, когда твоё время придёт через много лун. Я люблю тебя и всегда буду. З. Я прижалась губами к странице, чтобы запечатать её поцелуем, потом заметила, что на улице было светло. Солнце ярко светило через окно балкона. Я перечитала записку в последний раз. Мне нужно было передать это в руки Джоксера, чтобы он мог передать её ей. Я услышала щелчок арбалета, но было уже слишком поздно. Я рухнула вперёд, когда стрела сделала мне тошнотворный удар в спину. Я почувствовала вкус крови во рту и воздуха, выходящего из лёгких. Я не опустилась полностью, поэтому в мою ногу попала ещё одна стрела. Это ранило больше, чем первое, потому что это было прямо в мою кость. Я закричала и упала вперёд, плоско на лицо, и не могла двигаться. — Ну, Зена. Кажется, ты была занятой пчёлкой в моё отсутствие. — Он плюнул, окружая меня.  Затем он наклонился, чтобы достать кровавый свиток из моей руки. Я держала его, пока он не заставил стрелу вернуться в меня. Я вышла, взвизгнув от боли. — Так ты знаешь, а? Он дал мне этот высокомерный смешок и разорвал мой свиток вверху. — Я знаю, что ты лживый мешок с навозом.  Это принесло мне ещё один смешок. — Гвардия! — крикнул он.  Один охранник наклонился и сломал стрелы в спине и ноге, оставляя древко внутри меня гноиться. Затем они подняли меня, и я смогла увидеть Императора. — Твоя смерть не будет напрасной, Зена, потому что ты всегда будешь занимать особое место в сердце Рима среди побеждённых Цезаря. Я плюнула у его ног. Он засмеялся и наклонился ко мне.  — Либо ты не была слишком плоха в постели. Меня тошнило.  — Теперь заберите её. Зена будет распята за предательство Рима. — Он улыбнулся и махнул рукой, чтобы охранники утащили меня. Я ничего не сказала, когда меня затащили в темницу, сняли с меня одежду, которую заменили смертельными тряпками. Затем, на расстоянии, я услышала стук. Мой крест строился. Иронический. Сколько раз я проходила в своей повседневной жизни, слыша стучащую мысль: ≪Ты не можешь иметь распятие без креста≫.  Болезненная ирония. Стук прекратился; Цезарь не терял времени. Я вспомнила, когда я была моложе. Когда Цезарь дал мне честь моего первого распятия, всё, что я чувствовала, было чудовищем ненависти. Во время моего второго распятия я была полна грусти, что не могла остановить зрение. Эта Габриэль умирала рядом со мной. На этот раз… Всё, что я могла видеть, это лицо моей жены и все хорошие моменты, которыми мы делились. Её любовь текла через меня, сохраняя меня в безопасности, и я не чувствовала страха, зная этот факт. — Время пришло, императрица, — сказал Джоксер с треском в голосе.  Два охранника приблизились, чтобы вытащить меня на Арену.  Когда я была готова пройти мимо Джоксера, я услышала его шёпот: — Я сдержал своё обещание, императрица. Я улыбнулась и кивнула. Меня снова затащили мысли о Габриэль. Мы добрались до верха лестницы, и солнце ближе к вечеру ударило мне в глаза, как кинжал. Мои глаза были закрыты, когда они положили меня на крест, и я услышала, как он хихикает. — За предательство Рима императрица будет предана смерти, как того требует закон. — Сообщил он небольшой толпе, в основном, солдат. — Есть последние слова, Зена? Я открыла глаза и повернула голову к нему. — Когда-нибудь слышал поговорку: « Что посеешь, то и пожнёшь? » — Я усмехнулась. Он ухмыльнулся, помахал рукой, затем ушёл. Самодовольный ублюдок. Я почувствовала кусок дерева в своей ладони, а затем гвоздь пронзил мою кожу. Я не могла остановить свои крики, это так больно. Они закончили мне руки и пошли к лодыжкам. Это ранило хуже. Затем они подняли и посадили меня на землю. Я чувствовала тяжесть на своём теле, когда висела на своих ранах. Я знала, что не продержусь долго, не с этими ранениями от стрел. Я сосредоточилась на своём дыхании и позволила моей любви унести меня. Там не было гнева, чувства мести, просто любовь. Моя голова была слишком тяжёлой, чтобы удержаться, я почувствовала, что поскользнулась. Я подняла голову к небу, как в прошлый раз.  — Я люблю тебя, Габриэль. Так мирно. Я опустила голову. — Нееееееееееееееееееееееееет. Я услышала крик. Боги, это не могла быть она. Я была слишком слаба, чтобы поднять голову. Боги, пожалуйста, пусть это не она. Я слышала, как копыта быстро били меня по земле. Ещё один крик. — Нееееееееееееееет.  Затем я услышала стук мечей. Мои глаза были слишком тяжёлыми, чтобы оставаться открытыми. — Зена? — Это страшный голос, знакомый голос.  Я едва открыла глаза и увидела её. — Габриэль, ты не должна была приходить. — Мой подбородок дрогнул, тогда я почувствовала лестницы по бокам от меня.  М’лила и Джоксер, без сомнения. Моё тело было настолько оцепенелым, что я не чувствовала, как они отрывают доски от моей плоти. Джоксер двинулся вперёд, когда М’лила высвободила другую руку, и я рухнула на его руки. Габриэль свободно работала на моих лодыжках. Её лицо было заплакано, а руки дрожали так сильно, что это было почти пятно. Они освободили меня и положили меня на колени. — Ты не должна была приходить, — повторила я.  Я не хотела, чтобы она видела меня такой. Я хотела, чтобы она была в безопасности. — Ты другая половина моей души, Зена. — Она изо всех сил пыталась говорить. — Я не могла позволить тебе умереть, ты не можешь умереть, пожалуйста, не оставляй меня, я люблю тебя. — Её рыдающий голос был так далеко… Меня отстранили. — Зена? Там нет ответа. — Нет, Зена! Ты обещала!  *** Я наблюдала, как малышка крепко обнимала свою подругу и издавала душераздирающий крик. После всех этих лет знакомства с ней, Зена ушла. Я была рядом с воином с первого дня, когда мы встретились на её лодке, где я была пристанищем. — М’лила? Я посмотрела в красивые слёзные глаза. — Да, Габриэль? Она раскачивает свою любовь и целует её голову.  — После того, как я закончу здесь, я хочу отвезти её домой в Амфиполис. — Она рыдает и прячет голову в шею воина. — Ей бы это понравилось. — Мои собственные слёзы проскальзывают сейчас. Джоксер наклоняется и поднимает императрицу. Мы перемещаем её внутрь и кладем её в безопасное место. Я чувствую боль малышки, когда она целует голову Зены и шепчет о её любви. Затем она встаёт и смотрит на меня. — Ты готова? Я больше, чем она могла знать. Я никогда не любила Цезаря и много лет просила Зену оставить его. Я киваю головой, и она поворачивается, чтобы посмотреть на Джоксера. — Держи её в безопасности ради меня, Джоксер. Он кланяется. Она ещё раз поглаживает Зену по голове, а затем уходит. — Габриэль, подожди. — Я догоняю её и хватаю её за руку, чтобы остановить её. — Ты не собираешься отговаривать меня от этого, М’лила. — Она была так напряжена, что я чувствовала, как гнев течёт сквозь неё. — Нет, я не собираюсь останавливать тебя, но я пообещала своему другу, что я буду держать тебя в безопасности.  Она закрыла глаза, и слёзы снова упали. — Я подвела её, я должна была остаться, чтобы защитить её. — Она опустила голову и просто отпустила эмоции.  В мире нет ничего хуже, чем чувство вины. — Ты ошибаешься, Габриэль. — Я подняла её лицо. — Ты спасла её душу, любя её, то, чего у неё никогда не было в этой жизни.  Она обнимает меня, и я позволяю ей плакать. — Давай закончим, — говорит она мне на руки.  Всё, что я могла сделать, это кивнуть. Мы быстро пробились к комнате Цезаря. Вот он, сидит за своим столом, полный славы. Он смотрит вверх и просто ухмыляется. — Ну, если это не маленький драматург Зены. Извините, но вы опоздали. — Он стоит, положив руку за спину и идёт к нам. — Я разберусь с тобой позже, М’лила, — усмехается он. — Итак, скажите мне, драматург. Не нашли императрицу талантливой в постели? — он насмехается.  Я начинаю заряжаться, но меня сдерживает Габриэль. — Вы хотите знать правду о чём-то, император? — Малышка медленно подходит к нему, и он очень удивлён этим. — Я не та, о ком ты думаешь.  Его улыбка становится шире от её близости. — Во что бы то ни стало, пожалуйста, сообщите нам, кто вы есть. — Он сидит на краю своего стола, кажется, очень не впечатлился. — Что ж, меня недавно называли « Боевой бард Потейдии «.  Я наблюдаю за тем, как этот нежный драматург наносит удар с разворота в ошеломлённое лицо Императора. Затем она набрасывается на него со всей своей яростью, в то время как я обращаюсь к нескольким охранникам, которые приходят, чтобы проверить всю суматоху. Она заставляет его лежать на земле, готовая нанести ещё один удар по его лицу, когда я слышу кучу тяжёлых шагов, идущих к нам. Это Брут и его люди. Габриэль продолжает держать императора за горло, и я перехожу в оборонительную позицию. Цезарь рад видеть, что кто-то приходит ему на помощь. Он отталкивает малышку и быстро скатывается с неё. — Брут. Отведи эту светловолосую гарпию и этого предателя в темницу. — Окровавленный, израненный гордостью Император стонет.  Я смотрю на солдат и двигаюсь рядом с Габриэль. — Единственный предатель здесь, ты, Цезарь. — Он достаёт свиток и бросает его императору.  Цезарь начинает читать, произнося слова и с ужасом поднимая глаза. — Вы не можете честно поверить словам этой безумной женщины над моими! — Цезарь ревёт всем своим высокомерием.  Брут держит его сзади. — Эта сумасшедшая женщина, о которой вы говорите, была моей императрицей и истинным лидером Рима. Я не уверена, кого это больше шокирует: Цезаря, Габриэль или меня. Брут продолжает, глядя прямо в глаза Цезаря.  — Цезарь, Римский сенат признал тебя виновным в преступлениях против Рима, человечества и императрицы, и приговор — смерть от распятия, которая будет немедленно исполнена. Император молчит. Брут просто с отвращением качает головой. — Охрана, возьмите его. Мы с маленькой наблюдаем, как Императора уводят к правосудию. Брут тогда поворачивается к нам. — Я сожалею о вашей потере, она была хорошей женщиной. — Его глаза хорошо подняты. — Она была для меня всем, — сказала Габриэль, стараясь не заплакать. — Я хочу, чтобы вы пригвоздили его к тому кресту, на котором она была на нём. Затем сломайте ноги этого ублюдка. — Она говорит это таким тоном, что это оглушает и Брута, и меня. У неё нет слёз, её глаза просто затуманены болью. — Это будет сделано. — Он преклоняется перед малышкой и идёт выполнять приказы.  Она стоит там тихо. Мне плохо, потому что у меня не было слов, которые могли бы успокоить. — М’лила? — шепчет она. — Я хочу, чтобы ты осталась здесь и удостоверилась, что он мёртв. Я озадачена этим.  — Где будешь ты, Габриэль? Она смотрит на меня.  — Судьбы. — Затем поворачивается и быстро уходит.  Я позволю ей уладить, какие у неё есть демоны с Судьбами. Я получу большое удовольствие, увидев, что этот ублюдок получил его. *** Никогда в жизни я не думала, что была бы без моей любви. Мы с Зеной так долго искали друг друга. Просто чтобы тот человек уничтожил это. Моя единственная мысль сейчас сделать всё правильно, даже если мне придётся перевернуть Храм Судьбы вверх дном. Я быстро бегу на улицу к своей лошади. Холодно и идёт дождь, очень подходящий для дня, как сегодня. Когда я начинаю бежать, я слышу пронзительный крик падшего Императора, и это вызывает у меня ухмылку. — Это ради Зены, — говорю я на ветер.  Ездить тяжело, имея в виду только одну цель: я верну своего Воина, и ничто не остановит меня. После хорошей тяжёлой поездки по свечам я вижу Храм. Он выглядит заброшенным. Мне холодно, я устала, мокрая и всё оцепенело. Я прибываю, спешиваюсь и бросаюсь внутрь. То, что я вижу, потрясает само моё существование. — Это ужасно, — шепчу я, глядя на спутанный ткацкий станок. Самая старая из Судьб говорит: — Когда Цезарь оставил нас прикованными… Я оборачиваюсь и вижу всех троих, прикованных цепью позади меня, и моё сердце падает. —… мы не могли противостоять станку, — добавляет младшая Судьба. — Создание мира, полного хаоса и растерянности, — говорит средняя Судьба с выражением чистого ужаса. — Мы застряли в этом мире из-за вас? — Я сердито плюнула, схватив факел в стороне от них, и направилась к ткацкому станку. Я застряла здесь в проклятом мире? Я не могу в это поверить! Цезарь победил, забрав у меня Зену, и я ничего не могу с этим поделать? Другой человек возится с нашей жизнью, и это должно прекратиться. Тартар со всем этим; без неё у меня ничего нет. Я поворачиваюсь с факелом ктому взорванному станку, который приговорил меня к этой темноте, потому что теперь была моя очередь, чтобы смеяться последней. — Я люблю тебя, Зена. — Шепчу я с моей судьбой в руках.  Моя очередь смеяться действительно. — Нет! Сжигание ткацкого станка… — начала старшая. — Разрушит всё! — заканчивает в смятении младшая. — Быть по сему! — В любом случае, идея жить в этом мире без Зены означает для меня смерть.  Я изо всех сил бросаю факел в ткацкий станок и наблюдаю, как он горит. Это будет конец кошмара Цезаря. Я чувствую, как эта вспышка огня проходит через моё тело, у меня перехватывает дыхание. Она такая яркая и горит, что ставит меня на колени. Затем я чувствую, что моё тело быстро куда-то тянет. Я не вижу..... Всё останавливается. Огонь исчез, и я нахожусь в лесу. Я быстро осматриваюсь. Мой амазонский наряд? С моими саями, привязанными к моим ботинкам? Я начинаю ходить, задаваясь вопросом, где Зена. Что произошло? Я начинаю паниковать, потом, за собой, я слышу стук копыт. Я оборачиваюсь и вижу самое красивое зрелище для моих воспалённых глаз. Зена останавливает Арго II и просто смотрит на меня. — Привет. — У неё такой полный вид удивления. — Здравствуй. — Я едва могу вытащить это. — Ты вернула наш мир. — Она слегка одела маску своего воина, но я вижу слёзы, готовые упасть. — Я рада. Мне нравится этот лучше. — Всё, что я хочу сделать, это обнять её. — Даже если ты не известный драматург? — она застенчиво спрашивает.  Как будто она боялась услышать мой ответ. Мне нужно облегчить её. — Слава. Кому это нужно?   Она, кажется, почти пришла в себя и показывает мне рукой на Арго. — Как? Я знала, о чём спрашивает Зена. — Я уничтожила ткацкий станок. Она просто кивает, и прежде чем она скользнёт в темноту, обвиняя себя в моде, я сменила тему. — Тебе действительно понравилась моя игра? — Я знаю, что она собирается сказать. — Всё было в порядке. Может быть, ещё несколько сцен борьбы. Это мой воин. Я улыбнулась, и мы уехали. — Всё критично.  Мы обе смеялись. Я положила голову ей на спину и крепче обняла. Так приятно быть дома. Конец..........