The Green and Happy Ending's / Зелёный и Счастливый Конец

POV Рейвен Ты знала, что потеря Лексы изменит ее, но не думала, что все будет так плохо. Ты видела, как она останавливалась, прекращала идти посреди дорожки или в вашей общей квартире. У нее был такой взгляд… Ты знала, что она видела Лексу за легкой мокрой пленкой, которая закрывала орешниковые глаза. За бесшумными слезами, которые скользили по ее щекам. Но вы справились с этим, потому что поняли. Когда ты потеряла отца, казалось, что мир рушится вокруг тебя. Иногда твое зрение размывалось, и ты видела его, а когда вы работали над машиной или он катал тебя на качелях, осенний ветерок подбирал листья орешника и ты становилась моложе. Хейзел был твоим любимым цветом всю жизнь, и, кстати, твоей родственной душой. Ты держишь ее, когда она ночью кричит о своей сестре, когда она всхлипывает, когда сжимает тебя, как спасательный круг. И порой тебе кажется, будто ты единственное, что останавливает ее от утопления. Ты не дашь ей утонуть, и даже если сам Бог даже попытается забрать тебя у нее, ты, черт возьми, сделаешь так, чтобы он боролся. Потому что ты Рейвен Рейес, и если есть что-то важное в этом мире, то ты можешь быть занозой в заднице для людей, которые пытаются заставить тебя сделать то, чего ты не хочешь. Ты нужна Ане сейчас больше, чем когда-либо за все годы, что ты ее знаешь. И иногда это вызывает слезы, потому что ты вспоминаешь, что вас познакомила Лекса. Она — причина, по которой ты нашла свою родственную душу, причина, по которой ты больше не боишься быть одна. И она мертва. Ты не была так близка с ней, как Аня, но она была твоей подругой и помогла тебе найти вторую половинку. Черт возьми, ты думала, что после отца больше не будешь плакать, но теперь Лекса мертва. И это больно. Ты не понимала, как тяжело терять друга. Не Кларк или Октавию, ведь они семья, и не Аню, потому что она часть тебя. Но ты достаточно скоро поняла боль, когда увидела, как Аня опиралась на Линкольна, пока ты держала Кларк, выкрикивающую имя Лексы и рыдающую в твою куртку. Никогда бы не подумала, что сломаешься, как они, потому что она не была так близка тебе. Но однажды, когда ты выходила из дома Октавии и увидела, как она чинит мустанг в гараже, вспышки воспоминаний вернулись. Они показали, как ты работаешь под машиной, а Лекса сидит на капоте и вытирает гаечный ключ, смеясь над тем, что ты сказала. Следующее, что ты поняла — Октавия трясет тебя, после чего ты падаешь на колени и рыдаешь, потому что этого больше никогда не повторится, потому что она ушла. Аня раз в неделю посещала ее могилу, а ты всегда ходила с ней, потому что была ей нужна. Это стало традицией вторника. Ты всегда видела там Кларк, потому что пока ты ходила туда раз в неделю, Кларк ходила туда каждый день. И каждый раз, когда ее глаза падали на надгробие, они покрывались мутной пеленой, и ты все думала, не потеряешь ли ты ее на этот раз. Но Кларк всегда возвращалась с грустной улыбкой на лице и качала головой, смотря на могилы. Ты любила ее глаза. Не так сильно, как Анины, но все же. Ты любила голубой цвет, энергию, похожую на ту, что у Октавии, но все равно не такую же. Октавия — дикая и энергичная, а Кларк — страстная и свободная. Но теперь, когда ты смотришь на них, свет исчезает, как будто они больше не могут быть веселы. Ты задаешься вопросом, будут ли они когда-нибудь снова счастливы. Когда ты смотришь на эту Кларк, ты понимаешь, насколько сильно она отличается от себя прошлой. Она стала твоей первой подругой в дошкольное время, когда пришла в класс, как пушистый клубок, и не имела заботы в этом мире. Она любила каждого всем сердцем и разумом, как будто мир был построен для нее. Она понятия не имела, насколько жесток может быть этот мир для невинных. Но теперь она знает лучше, чем кто-либо другой, что этот мир не так уж и прекрасен. Она знает лучше, потому что ее мир разбился о землю, потому что какой-то засранец подумал, что ехать домой пьяным хорошая идея. Теперь твоя лучшая подруга — печальный призрак того, кем она была раньше, и семья никогда больше не увидит своего отца. Ты спрашивала ее, не хочет ли она пойти с тобой в близлежащее кафе, чтобы выпить кофе. И когда она стояла там в своей обычной одежде, состоящей из шерстяного черного пальто-тренч, голубых изношенных джинсов и серой рубашки, чтобы, по твоему мнению, соответствовать бобовому, она собиралась упасть, как обычно это делала. Но на этот раз она была согласна. Ты сама спрашиваешь, как у нее дела, а не потому, что Аня грубит или что-то в этом роде. Просто Аня становится очень хрупкой после посещения похорон, и ты иногда чувствуешь, что если она скажет хоть слово, то этого будет достаточно, чтобы снова прорвать плотину и отправить ее в рыдающий беспорядок. Но ты не скучаешь по общему пониманию между Кларк и Аней. Они обе потеряли что-то важное для них. Для Ани это была семья, а для Кларк… ее мир. В то время они никогда не ходили к алтарю и не говорили «я согласна». В глазах закона, Кларк и Лекса были женаты. Кларк сказала, что это заставляет ее чувствовать связь, как будто она заканчивает то, чего они обе хотели. Никто не спорил и не ненавидел это, никто не возражал. Аня даже обняла Кларк в тот день на собрании в ее доме и сказала: —Хотела бы я, чтобы она была здесь ради этого… — Кларк крепко обнимала ее. Это первый день рождения Лексы после ее похорон. Аня решила провести день с Линкольном. Ты не возражала. Ты была нужна кому-то другому и была просто рада, что кто-то смог присмотреть за Аней, когда ты пошла к Кларк. Ты встречаешь Октавию у двери, и она так же грустно смотрит на тебя, как и обычно, когда вы обе приходите сюда. Ведь вы знаете, что это будет грязно. В те времена вы вдвоем приходили до того, как все становилось плохо, но это ее день Рождения, и Кларк всегда уходила от нее, чтобы сделать этот день Лексы таким же запоминающимся, как и прошлый. Так что сделай глубокий вдох и постучи. Ты не ошибаешься. Ты слышишь громкий удар и звук разбивающегося стекла, и то, что вы обе внутри за секунду и неистово выкрикиваете ее имя. Ты находишь Кларк сидящей, подтянувшей колени к груди и одной рукой закрывающей рот, когда она всхлипывает, а другой осторожно держит в руках фотографию. Она прислоняется к высокой стене, разделяющей гостиную и столовую. Осколки стекла и разбитая рамка лежат на полу перед ней. Ты устраиваешься рядом, Октавия делает то же самое, но только с другой стороны, и вы смотрите на фотографию, не в силах остановить бешеную боль в сердце. Она была сделана на мемориале горы Рашмор. Ты помнишь слегка холодную погоду и жизнерадостность таких туристов, как вы. Ты помнишь, как Кларк просила тебя сфотографировать их с Лексой, таких радостных и влюбленных. Она поворачивается и смотрит тебе в лицо, сияет улыбкой и благоговением в глазах. Лекса подходит к Кларк сзади, охватывает ее плечи, касаясь пальцами ключиц, и ты видишь, как лицо Кларк загорается при этом контакте. Но еще ты помнишь, как она рвала их и называла отвратительными. Ты помнишь фото, которое сопровождает эту фотографию. Кадры сделаны с одного места, только в этот раз они смотрят друг на друга. Мягкие, полные любви и привязанности глаза напомнили Рейвен о фильме Диснея. Только это не так, потому что в них всегда были счастливые концовки, и в последний раз, когда ты проверяла их, ты не сжимала в объятиях плачущую и молящую о возвращении любимой лучшую подругу. Они не включали в себя наблюдение за тем, как твоя вторая лучшая подруга борется за то, чтобы сдержать свои собственные слезы, когда смотрит, как Кларк снова ломается. И ты обнаруживаешь, что желаешь появления Лекса больше, чем собственного отца. Потому что Кларк выглядит такой потерянной и разрушенной, что ты задаешься вопросом, жива ли она вообще. —Какой в этом смысл? Я не могу без нее… Так больно, — рыдает она в твоих руках, бросает фотографию и упирается головой в твою ключицу, пока вы с Октавией крепко держите ее. Она уже говорила тебе, как это больно и что она больше не чувствует себя живой. Будто она просто тащит себя через свои дни вместо того, чтобы жить ими, будто каждый день больше похож на борьбу, чем на смерть, и как она задается вопросом, стоит ли вообще существовать, если на самом деле ты больше не живешь. Ты держала ее, когда она кричала и плакала, ты укладывала ее в постель и гладила по спине, пока она спала, оставив Октавию убирать беспорядок. Только когда выходишь, ты видишь ее на диване, уставившейся в экран на то, что Кларк, должно быть, смотрела до их прихода. И когда ты понимаешь, что там, сердце сжимается. Это видео с Октавией — двадцать четвертое. Через два месяца после предложения Лексы. Эту вечеринку-сюрприз на заднем дворе дома Беллами спланировала Лекса. У Кларк была камера, и она застегивала молнию на заднем дворе, останавливаясь только для того, чтобы поговорить или поцеловать свою девушку. Ты оглядываешься на Октавию, когда начинается песня «С днем рождения», и через мгновение она смотрит на тебя. Ее щеки мокрые, глаза блестят, когда ты сидишь рядом с ней. Она обнимает тебя за шею и крепко держит, ты обнимаешь ее за спину. Лекса была капитаном футбольной команды Октавии, и именно поэтому она осуществила свою мечту стать пожарным. Она очень заботилась о своей невестке. Оглядываясь назад к экрану, ты думаешь, что один из вас, возможно, сидит на пульте, пока видео стоит на паузе. И лицо на экране выглядит счастливым. Это Лекса. Кларк увеличила ее лицо во время видео, и та улыбается ярко, от всего сердца, когда смотрит в камеру и, без сомнения, на человека с другой стороны. Ты чувствуешь, как твои собственные слезы скатываются по твоей коже. День рождения Кларк остался прежним. Вы пришли к ней домой и обняли ее, плачущую и умоляющую о Лексе. На этот раз она смотрела другое видео, на котором запечатлено предложение Лексы. Ты видишь, как Лекса опускается на одно колено и предлагает свое сердце, а глаза Кларк светятся, слезы счастья падают из ее глаз и она восклицает «Да!». Ты хочешь вернуться в то время, в то счастливое место, где жизнь была идеальна. Где Аня не была сломлена, где Линкольн смеялся до слез, чуть ли не лопаясь, где Октавия могла играть в футбол, не останавливаясь и не задыхаясь. Но больше всего ты хотела бы вернуться и увидеть свою лучшую подругу такой счастливой, предупредить Лексу не выходить в тот день, и, может быть, тогда бы ты не держалась за свою лучшую подругу так, как будто ты та, кто держит ее на мели. Может быть, тогда ты смогла бы вернуть этот идеальный маленький мир. Прошел год и немного времени с тех пор, как Лекса умерла, Аня все еще ходит на кладбище, как и Кларк. Аня в последнее время становится лучше, менее хрупкой и более общительной. Она не забудет, даже через миллион лет, но она наконец-то снова живет своей жизнью. И ты счастлива, что она проходит через все это, ты сама чувствуешь себя легче в последнее время. И Линкольн, и Октавия тоже легче, ваши прогулки менее депрессивны, и ужины менее печальны. Все двигаются дальше, все, кроме Кларк. И ты не винишь ее, ее жизнь вращалась вокруг Лексы с того момента, как она встретила ее, цель твоей жизни — встретиться с родственной душой и провести с ними свою жизнь. Это направление твоей жизни, и Кларк потеряла ее. И она говорит тебе, что чувствует, что ее жизнь больше не имеет смысла, как будто она бессмысленна, как будто ей некуда идти. Ты надеешься, что никогда не поймешь, о чем она говорит. Это случается в обычный день, ты пошла с Кларк в бар. Но вы обе не выбрали алкогольные напитки, так как это не было похоже на ночь выпивки. Вы говорили и наверстывали упущенное, так как не виделись с ней три недели из-за вашей работы. Разговор, как и все остальное, был тяжелым и грустным. Как будто что-то неполное, и ты знаешь, что она думает о Лексе, потому что это все, на что она способна. И ты никогда не будешь винить ее в том, что она не может жить дальше, потому что если ты потеряешь Аню… Ты на самом деле не знаешь, потому что каждый раз, когда появляется мысль, ты не задумываешься о том, что бы ты сделала, тогда ты выбрасываешь мысль из своего мозга, как ядовитый мусор. Ты возвращаешься назад, в свою Импалу, которую ты получила после того, как была одержима Сверхъестественным. А она смотрит на тебя и говорит: —Никогда не отпускай Аню, Рей, не уезжай ни на день, не говоря ей, что любишь ее, и обнимай ее каждый раз, как будто она твоя последняя. Потому что ты никогда не знаешь, когда это случится. — Ты находишь себя слушающей и клянешься делать это, всегда. Потом это случается, сильный удар попадает в боковую часть твоей машины. Он размахивает ножами перед тем, как поймать самолет и скользит по его крыше, пока он не перевернется снова, и ты не окажешься в вертикальном положении. Ты ошеломлена и сбита с толку, твое тело болит, и ты чувствуешь, как кровь скользит по голове сверху вниз и по спине. Потом горит огонь, и ты не можешь заставить свои конечности сотрудничать. И ты думаешь, что это оно. Ты умрешь в этой машине; ты никогда больше не увидишь Аню, никогда больше не сможешь обнимать ее или слышать, как она говорит тебе, что любит тебя. И ты понимаешь, что именно так себя чувствует Кларк, и боже, ты удивляешься, как, блядь, Кларк прожила такой год, как этот, как она переехала, зная, что никогда больше не увидит свою родственную душу. И она может утешать Кларк сколько угодно, но если бы Кларк чувствовала себя именно так, то она бы никогда не смогла даже понять, как это больно и как одиноко она себя чувствует. И Кларк… вытаскивает тебя через окно. Когда она вытаскивает тебя, и надежда наполняет твою грудь, потому что ты увидишь Аню снова, и когда ты планируешь обнять ее покрепче, сильнее чем когда-либо. И когда Кларк опускает тебя, ты смотришь на нее и планируешь поблагодарить и обнять ее, потому что теперь ты увидишь Аню снова, и это благодаря ей. Но когда ты смотришь на неё, стоящую над тобой, открываешь губы, чтобы сказать это. Твоя машина взрывается. Ее тело дрожит, задние седения заполняются дымом, и она задыхается. Как и ты, когда она смотрит на себя вниз и замечает маленький кусочек металла, который вонзился в ее спину и теперь выступает из ее желудка. Кровь начинает сливаться воедино и окрашивать ее шерстяной белый свитер с узорами, которые вы ей подарили на прошлое Рождество. И она смотрит на тебя, пока не падает. —Нет! — Ты заходишься в рыдании, когда притягиваешь её к себе. Положив ее голову на колени и ударив по лицу, ты осматриваешь место, где вы разбились. Это было немного недалеко от города, на Т-образном перекрестке. Бесконечные травянистые поля кажутся пустыми в ночи. Мужчина среднего возраста выходит из машины на дороге и вызывает скорую. Вернула взгляд к Кларк. Ты говоришь: —С тобой все будет хорошо, Кларк, –когда твоя рука беспомощно парит над раной, а потом возвращается к лицу Кларк, вытирая слезу, немного крови скользит из ее рта, и ты чувствуешь себя такой беспомощной, когда смотришь на нее. Кларк смотрит на тебя грустными, блестящими глазами, и ты знаешь, что ничего не можешь поделать, и что ты вот-вот потеряешь свою лучшую подругу на обочине дороги в сырой зеленой траве. Она открывает рот и закрывает его, глотает и пытается говорить. И ты хочешь заставить ее заткнуться и сказать, чтобы она поберегла силы, но ты знаешь, что это не поможет. —Извини, Рейвен –она булькает, и ты говоришь ей, что все в порядке, но это не потому, что она умирает, а ты не знаешь, что делать. Одна из ее рук поднимается и гладит тебе щеку: —Все будет хорошо… Это не твоя вина. — И ты можешь видеть этот взгляд, который говорит тебе, что она знает, что умирает. —Я так рада, что ты мой друг, и что О была моим другом… Скажи ей это, пожалуйста, — и ты кивнешь и пообещаешь. И как ты собираешься рассказать Октавии об этом и представляешь себе, какой взгляд ты увидишь позже, когда она узнает, что Кларк больше нет. Глаза Кларк дрейфуют от тебя, и она смотрит на ночное небо. Брови хмурятся, а потом принимают расслабленное положение, глаза расширяются в шоковом состоянии. Ты смотришь вверх и видишь только черное и звездное небо, но когда ты смотришь на Кларк вниз, ты видишь свет, которого не видела больше года, и Кларк улыбается. —Она борется, я вижу ее… Я вижу Лексу, — и ее рот открывается и закрывается, и ей больно, но она улыбается и ее глаза счастливы. —Она ждет меня, Рей, — И эмоциональные слова, и она выглядит счастливой, она вдыхает воздух, и слеза катится по ее щеке, когда она смотрит на небо. И ты наклоняешься вперед и упираешься лбом в её, чувствуя, как слезы бегут потоком по щекам, и ты всхлипываешь: —Не заставляй ее ждать слишком долго, ты же знаешь, как она этого не любит. И ты возвращаешься, когда Кларк оглядывается на тебя. Она говорит: —Скажи Ане и Линкольну, что она любит их и что ты должна научиться делать бумажные самолеты, — смеется Кларк, и ты понимаешь, что это не иллюзия, потому что Лекса сказала тебе это, когда ты была наедине с Кларк. Так что ты веришь. —Я сделаю. —Увидимся, когда придет твое время Р-Рейвен. — И ее глаза возвращаются в небо. Она дышит. —Зелёный. Она ушла. Ты видишь Октавию, когда она врывается в двери больницы, ее лицо шокировано и опустошено, она смотрит на тебя умоляющими глазами, и ты качаешь головой. Рот открывается, и она закрывает его рукой, а голова трясется, когда она хнычет «Нет!». Ты притягиваешь ее к себе, когда она громко рыдает и кричит тебе в грудь, и ты не можешь удержать своих рыданий. Ты видишь, как Линкольн входит, и как только он видит вас двоих, он останавливается и качает головой, закрывая глаза. Минутой позже там появляется Беллами, он врывается, как Октавия, в раздвижные двери и видит, как ты сжимаешь Октавию. И ты видишь, как у него сжимается челюсть, и ты никогда не видела, чтобы он плакал до сих пор, когда он движется вперед и обнимает вас обеих, и плотина ломается, и ты кричишь, и рыдаешь, и умоляешь, как все это рушится внутри тебя. Кларк ушла. Похороны очень похожи на похороны Лексы, только на этот раз ты ломаешься вместо Ани, хватаешься за нее и плачешь, и видишь, как Октавия обнимает Беллами, когда он удерживает ее на ногах, но он такой же разбитый, и ты бы посмеялась, если бы это не было так больно. Воспоминания о детстве возвращаются, и без Октавии и Кларк нет ни одного, и ты плачешь сильнее, потому что девушка, которая целовала твое колено с содранной кожей в 1 классе, девушка, которая прижимала тебя к себе, когда твой первый парень разбил тебе сердце, девушка, которая имела большое значение в твоей жизни, ушла. И у тебя больше никогда не будет ни одной ночи, ни одного дня рождения для нее, никогда не увидишь ее красок, никогда не увидишь ее снова, и это больно. Ты и Октавия — последние, кто попрощался. И ты сжимаешь ее, и она тебя, и вы обе говорите друг другу, что все будет хорошо, но это никогда больше не будет так же, и боль только ослабнет, но никак не исчезнит. Через несколько недель ты расскажешь Октавии о той ночи, когда вы обе пролили еще больше слез, но теперь вы обе знаете. Потому что вы никогда не верили во все небеса, но Кларк видела это, и Лекса ждала ее. И ты увидишь их снова, и в один прекрасный день Кларк увидит этот свет в ее глазах. Ты сможешь снова обрести этот идеальный маленький мир.