Сойка-говорун: подстрекатель

Я продолжаю неподвижно сидеть на месте. Теперь закон об отмене добровольцев получил свое объяснение. Нас пытаются подвести к правилам, которым следуют другие дистрикты. И все из-за нашей выходки. Кто бы мог подумать, что это вызовет столько проблем? Если мы проиграем несколько сезонов из-за невозможности выбора добровольца, то все встанет на круги своя. Цена завышена, но я сожалением признаю, что оправдана. Но как быть Витой? Что будет с ней? Во время тура победителей она вела себя как глупый ребенок, но ведь она таковой и является. Это я виновата: нужно было держать ее в узде. Дверь резко распахивается, и в комнату влетает обеспокоенный Катон. — Боги, я весь дом обегал, прежде чем тебя найти, — он садится на стол. — Что Сноу хотел? — Он приехал просто поговорить, — отвечаю я, не поднимая глаз. — Ты думаешь, я тебе поверю? Дагер, смотри на меня, — Катон легонько пинает меня по ноге. Я поднимаю голову и смотрю на него ясным взглядом. — Он мне кое-что рассказал, но я пока не готова раскрывать подробностей. Мне нужно подумать. Давай вечером? Я встаю, но Катон резко хватает меня за руку. Я улыбаюсь. — Руку сломаешь же. — Тогда тебе не придется идти в Академию, — Катон лукаво подмигивает мне. — У меня еще есть левая рука. Ну все, отпусти. Я и так прогуляла почти всю неделю, — я освобождаю руку и выхожу из комнаты. Ко мне под ноги сразу же бросается кот Феликс. Я едва не сбиваю его с лестницы. На ходу потрепав его за ушами, спускаюсь вниз и, подхватив куртку, выхожу на улицу. Ветер немного усилился. Я надеваю перчатки и быстрым шагом направляюсь в город. Времени еще много, так что решаю дойти до Академии пешком. Если бы Капитолий не связал нам руки, то сегодня состоялись бы Смотры. По пути, то тут, то там, встречаются плакаты с рекламой 85-го сезона Голодных игр. Раньше на них была бы надпись «Установим рекорд — выиграем в третий раз подряд!», но с вступлением нового закона в силу, ее благоразумно не стали добавлять. Спустя сорок минут, я оказываюсь на тренировочной площадке. Из-за большого числа учеников пришлось временно демонтировать ограждения, отделяющие приют от Академии. Первое время творился полнейший хаос: миротворцам нередко приходилось разнимать приютских и учеников Академии. Я протискиваюсь между детьми к основному зданию. Поднявшись на балкон, обнаруживаю, что Берглинд Джонсдотир уже на месте. Он сидит прямо на краю, свесив ноги наружу. — Привет, — здороваюсь я. — О, здорово! Хочешь загадку? — Давай. — Вот смотри: видишь, ту группу детишек, что на стороне приюта занимается? — Ну. — И вон на ту глянь, которая рядом с ними. И вон на ту еще. А теперь загадка: в какой группе занимаются ребята, которые с малых лет живут в приюте, в какой новички, а в какой «академовские»? Я разглядываю детей и понимаю, что между ними нет почти никакой разницы. — Черт разберет, — грустно отвечаю я. — Ага. Вот я про то же, — Берглинд достает пачку сигарет. — Угостишься? — Нет, я бросила. — М, здоровый образ жизни все дела, — мужчина достает сигарету и оглядывается. — Старика нет? Ну и отлично. — Он закуривает и сладко затягивается. Я с завистью поглядываю на него. Пока мы наблюдали за учащимися, к нам незаметно подходит Магнус Стерлинг Шар. — Так, это что? — он ловко вынимает изо рта Берглинда сигарету и швыряет на пол. — Я что говорил: курить при учениках запрещено! — Простите, мастер. Глядя на то, как Берглинд — самый крупный из всех наших победителей, — покорно слушается Магнуса, мне становится смешно. Они одногодки, обоим почти под шестьдесят лет, их часто можно увидеть в городе в одном из баров. Магнус прилюдно и, не стесняясь, отпускает шуточки в сторону своего бывшего подопечного, но я знаю — он сам мне говорил, — что Берглинд его самый любимый ученик. После его победы, Магнус подарил ему двух щенков. Они уже давно умерли от старости, но Берглинд продолжает покупать псов этой же породы. Он выглядит очень грозным, но при этом, наверное, является самым добрейшим человеком из всех, кого я встречала. Возможно, на нем сказывается возраст. Тренировки идут полным ходом. За первые полчаса я с сожалением делаю вывод, что в этом году нам ничего не светит. Магнус выглядит недовольным, Берглинд явно потерял интерес к происходящему. От скуки я заново прокручиваю разговор с Луцием Сноу. Его фраза про лояльность победителей не дает мне покоя. Как мы должны ее продемонстрировать, что мы должны сделать? Я поглядываю на Магнуса и Берглинда. Стоит ли мне рассказать им о нашей беседе? Возможно, они что-то посоветуют. — Дагер, ты чего глазами стреляешь? — спрашивает меня Магнус. — Да так. Скучно, — признаюсь я, почти не солгав. Мужчина подозрительно на меня смотрит, но больше не произносит ни слова. Вскоре к нам присоединяется Энобария. Мы обсуждаем будущие Игры, пытаясь совместно придумать план на сезон. После я вместе со всеми спускаюсь вниз к учащимся. Отобрав несколько более менее гибких ребят, я отвожу их в сторону и распоряжаюсь выдать им боевое оружие. Я решаю, что пока ученики не научатся попадать в цель, я их не отпущу. К вечеру из них начинает что-то вырисовываться. Они осыпают меня благодарностями. Я вижу, что они смотрят на меня как на единственного спасителя. Пока мы занимались, я выяснила, что все мои ученики обычные дети, которые никогда не стремились участвовать в Играх. Пожелав им удачи, я покидаю Академию и едва успеваю на автобус, который отвозит меня поближе к Улице победителей. Когда я захожу домой, то чувствую приятный запах жареного мяса и тушеных овощей. В столовой накрыт стол, играет спокойная музыка. — Ого. У нас праздник? — спрашиваю я Катона. — Объявление нового сезона Голодных игр всегда праздник, — нараспев произносит Катон. — А завтра еще более знаменательный день. Угадаешь какой? — Что тут гадать? Жатва, — я скидываю куртку и сажусь за стол. — Не совсем, — Катон открывает вино, но я прошу налить мне сок. — Не хочу пить. Ты же знаешь: если мы начнем с одной, то потом пойдет вторая, а завтра нужно выглядеть соответствующе, — оправдываюсь я. — Ну так какой повод, кроме Жатвы? — Будешь смеяться: в этот день мы с тобой познакомились. Я действительно смеюсь. Мы ужинаем, болтаем о всякой ерунде. После идем в гостиницу и удобно устраиваемся на диване. Ко мне на колени запрыгивает Феликс и, потоптавшись, ложится спать. Я треплю его за ухом. Катон включает телевизор: идет развлекательная передача, после которой президент Сноу объявит о старте нового сезона Голодных игр. — Ты так мне ничего и не расскажешь? — спрашивает Катон. — После объявления скажу, — говорю я. Катон кивает и по-хозяйски опускает руку мне на плечи. В положенное время начинает звучать гимн Капитолия. Я, успев погрузиться в семейную идиллию, выпрямляюсь и скрещиваю руки на груди. В душе зарождается странное чувство тревоги. Гимн заканчивается и на экране предстает наш президент. Начало предсказуемое: рассказ про Тёмные времена, про восстание, про спасение, про долг. Катон, подперев рукой подбородок, со скучающим видом смотрит на экран и поглаживает мое обручальное кольцо. Меня это немного успокаивает. Сейчас президент даст старт и можно спокойно жить дальше. Сноу завершает речь и берет стакан воды. Покончив пить, он смотрит прямо в камеру и усмехается. — Сейчас вы ждете, что я объявляю старт нового сезона Голодных игр, уже восемьдесят пятого по счету. Но перед этим, я хотел бы сказать еще кое-что. Каждые Игры проходят по-разному, но заканчиваются одинаково: победителем. Они есть в каждом дистрикте. Эти люди, прошедшие через ужасы арены, живут спокойной жизнью вдали от суеты. Они не знают голода, нищеты и страданий. Они живут лучше большинства своих соотечественников. Они — другие. И я знаю, что многим это не нравится. Многие мечтают не то, чтобы оказаться на их месте, но лишить их этой жизни. Темные времена давно закончились, но они зарождаются вновь. Локальный конфликт может перерасти в нечто большое. Однажды наша страна поплатилась за это. Вряд ли мы хотим повторение истории, но я могу понять ваше недовольство. Голодные игры были придуманы как плата за грехи, они помогли нам объединиться. Так пусть они утолят жажду несправедливости. Я объявляю начало сезона 85-х Голодных игр. Трибутами будут являться все победители предыдущих сезонов. На церемонии Жатвы в каждом дистрикте среди трибутов будет выбран один ментор. Он будет представлять всех остальных, будет их голосом. Победителем будет назван не человек, а единственный дистрикт, трибуты которого останутся в живых на арене. Счастливых вам Голодных игр. И пусть удача всегда будет с вами! Катон хватается за голову, я как в тумане поднимаюсь с дивана и выбегаю на улицу. Осенний ветер пронизывает до костей. Я со всех ног бегу к дому Виты, преследуемая жалобным воем собак Берглинда. На крыльце замечаю Диану Эго. — Где Вита? — спрашиваю я. — Она побежала на площадку, — я вижу в глазах девушки слезы. Я добегаю до места, но Виты нигде не видно, на мой зов она не откликается. Сбегаю вниз в овраг и вижу ее на берегу реки. Она сидит прямо на камнях и мерно покачивается из стороны в сторону. — Вита, — я сажусь на корточки напротив нее. Она пустыми глазами смотрит куда-то вниз и напевает какую-то песню. Она уже вела себя так однажды, когда на ее глазах погиб ее напарник из Дистрикта-11. Я беру ее за руки и легонько трясу. — Вита! — Девочка приходит в себя. — О, мисс Дагер. Здрасте. Я кусаю губы и не знаю, что ей сказать. Вита ведет плечами и улыбается. — Это правда, да? — я молчу, не в силах ответить. — Ну что ж. Здорово. Снова увижу Капитолий. Мне он очень понравился. Сердце сжимается от ее обыденного тона. Я молча обнимаю ее. Она отчаянно хватается за меня и дрожит как осиновый лист, а ко мне только сейчас начинает приходить осознание того, что я вновь вернусь на арену. В третий раз. Чувство неопределенности, которое меня не покидало весь день перерастает в сгусток страха и отчаяния. — Мирта, Вита! — я оборачиваюсь. В нескольких шагах от нас стоит запыхавшаяся Эбигейл Джексон. — Еле-еле вас нашла. Пойдемте, Магнус зовет к себе. Я помогаю Вите подняться и следую за Джексон. На протяжении всего пути я не отпускаю руку девочки. Зайдя в особняк Магнуса, в коридоре, ведущем в зал, натыкаемся на него и его жену, которая тщетно пытается дать ему лекарство. — Все нормально с моим сердцем, не тычь мне это, женщина! — мужчина поворачивается к нам. — А, наконец-то. Идите в зал. Рене, я сказал: со мной все в порядке. В зале уже собрались все победители. Он стоят возле небольшого столика, на котором стоят рюмки, наполненные прозрачной жидкостью. Я встаю рядом с Катоном. Через минуту Магнус закрывает за собой дверь и присоединяется к нам. Он, не произнеся ни слова, разглядывает нас, нервно перекатываясь с пятки на носок. Резко вздыхает и берет рюмку. — Что стоим? Берем-берем, каждый взял по рюмке. Ты тоже, Альтер, большая уже девочка. Дагер, тебе специальное приглашение требуется? — Я не пью. — А мне плевать, — спокойно отвечает мужчина. — Взяла рюмку, быстро. В нос бьет резкий запах спирта. Магнус улыбается. — Ну что ж. Давайте выпьем за начало нового сезона Голодных игр. Поблагодарим же президента за возможность вновь вернуться на арену, — Магнус залпом осушает рюмку, за ним следует остальные. Я зажмуриваюсь от неприятного вкуса и резкого запаха, Энобария кашляет в кулак. Вита покорно выпивает и вытирает выступившие слезы. Атмосфера накалена до предела, но никто не дает волю чувствам. Вдруг Магнус, до этого крутивший рюмку, резко опускает ее на стол, разбивая ту вдребезги. От неожиданности все вздрагивают. Осколки врезаются ему в кожу. Всю свою боль — и физическую, и душевную, — он выплескивает на нас. — Что это, черт возьми, было?! Что за бред? Какие еще победители? Кому пришла в голову эта упоротая идея?! Он сдирает со столика скатерть, опрокинув все рюмки и перевязывает руку. — Нет, ну это уже какой-то беспредел. Какого черта я должен ехать на эти гребаные Игры, я уже всем все доказал! Это что, способ избавиться от нас, я не понимаю! Я, конечно, уважаю президента, но это уже чересчур. Ладно, 83-и Игры — там был повод, но, а сейчас? Может, мы чего-то не знаем? Из-за чего все… — Из-за нас, — подаю я голос. Магнус перестаем орать. Все смотрят на меня. — Что? В смысле «из-за нас»? — спрашивает мужчина. Я пересказываю диалог с Луцием Сноу. С каждым моим словом, присутствующие становятся все мрачней и угрюмей. — Так подожди, Дагер, — перебивает меня Магнус. — Я не понял. Значит, мы виноваты в том, что отправили ребенка на Голодные игры вместо того, чтобы ее просто расстреляли? — Сноу сказал, что да, — отвечаю я. — Он сказал, что Капитолию не понравилось это и то, как мы себя вели на нашей церемонии награждения. Мы были слишком счастливы. И им не понравилось, как вела себя Вита. — А что было не так? — спрашивает Лайм Рэйб. — Она была слишком…. простой. Во всех дистриктах ей были рады, словно она никого не убивала… — Но ведь так и есть, — говорит Лайм. — Дело не в убийствах, — произносит Катон. — Вита слишком хороша для Дистрикта-2. Мы выпускаем на арену одних убийц, а тут девчушка, которая едва стукнуло двенадцать. Наивная, глупая. Как и большинство других трибутов. — Запись с нашей церемонии награждения каким-то образом попала Седьмому и Двенадцатому дистриктам, — продолжаю я. — Наверное, они восприняли происходящее так, словно мы издеваемся над Капитолием, будто мы на их стороне. Магнус, не стесняясь в выражениях, громко выражает свое мнение. — Зачем тогда Капитолий придумал этот закон с отменой добровольцев, если заранее знал, что на Играх будут победители? — спрашивает Уэйд Ранкин. — Возможно, тогда еще не знал, — говорит Катон. — Или же они дали нам возможность подготовиться, — подает голос Курт Бонедз. — Наверняка они догадывались, что большинство победителей ничего не делает. Вот и заставили нас шевелиться. — Заставил вас шевелиться я, а вы еще недовольными были, — бубнит Магнус. — И эта чертовщина с ментором, — говорит Энобария. — Нас очень много: как один человек справится со всеми? — Это нас много. В остальных дистриктах едва наберется пять человек, — говорит Эбигейл Джексон. — Надо чтобы Виту выбрали, — вдруг произносит Берглинд. — Она ж совсем малютка, вся жизнь впереди. Все согласно кивают. Мы начинаем рассуждать, как сделать так, чтобы Лесли Штук выбрала имя Виты. Предлагаем множество идей: от подлога, до взятки. Магнус смотрит на нас как на сумасшедших, а Вита пытается вставить слово, но мы настолько поглощены идеями, что не замечаем этого. — Ребята, ну, послушайте, — начинает она. — Это опасно, не нужно так делать… — Да вы с ума посходили что ли?! — ревет Магнус. Его крик отвлекает нас. — Вы хоть слышите себя? Вы понимаете, что именно из-за этого мы оказались в такой заднице? Из-за этой мягкости и любви к ближнему. Опомнитесь! — Да! Я уже большая — и сама могу решать за себя, — Вита сжимает кулаки и смотрит на нас строгим взглядом. — Я не могу быть ментором: у меня нет нужной репутации. Но вот на арене я вам пригожусь. Вы без меня там не выживете, а я знаю, как это делать. Если что-то пойдет не так, я смогу помочь. Так что кончайте эти бессмысленные разговоры! Вновь повисает тишина. Магнус устало трет глаза. — Да, ситуация плачевная, но давайте посмотрим на это с другой стороны, — говорит Лайм. — Мы — это десять трибутов и один ментор. Больше ни у кого столько нет. Если мы будем держаться вместе, то точно сможем победить. — Не думал, что скажу это, но Рэйб права, — говорит Магнус. — Капитолий желает проверить нашу лояльность? Что ж, мы докажем это. Мы с вами — профессиональные убийцы. Ну кроме одной малышки. Да, большинству из нас далеко за пятьдесят, но мы все еще сильны телом и крепки характером. Игры, в которых мы участвовали имеют историю. Я был тем единственным, кто убил всех профи в одиночку. Берглинд сумел разрушить целый дом ударом своего молота, Брут разрубил мечом сразу двоих, Бонедз стрелял в кромешной темноте, Лайм ломала черепа голыми руками; Джексон прошла всю арену, используя лишь щит, Голдинг победила без руки, разорвав горло сопернику; Ранкин выстоил против трех противников одновременно, Блейк выдержал ночь с переродками, про Дагер я вообще молчу, а Вита единственная двенадцатилетняя девчонка, выигравшая Игры. Так давайте повторим все это вновь! Убьем их всех: холодно, жестоко и расчетливо. Речь Магнуса вселила в каждого из нас надежду, взбодрила лучше любого алкоголя. Я вновь почувствовала вожделенную жажду крови, которой у меня не было очень давно, и я вижу, как она проявляется у остальных. Магнус прав: мы — убийцы, которых поместили в золотые клетки, дабы сдержать нашу силу, но она никуда не делась. — До тех пор пока ментор не известен и даже после назначения, им буду я, — продолжает Магнус. — Завтра надеваем свои мундиры со всеми регалиями. Никаких грустных рож: пусть все видят, что мы рады вернуться на арену. Говорите, что угодно, но главное, чтобы все понимали, что мы горды вновь представлять свой дистрикт на Играх. А до тех пор отдыхайте, но сильно не налегайте на алкоголь, наркотики и прочее. Вопросов нет? Тогда валите отсюда. Мы расходимся по своим домам. — Кажется, не все так страшно, — говорит Катон больше себе, нежели мне. Он достает бутылку коньяка и два бокала. — Я не буду, — говорю я. — Такой повод, Мирта. Грех не выпить: в третий раз на арену! Такого безумия никто не совершал до тебя. — Я бы не совершала, будь у меня выбор. Пить не буду. — А курить? Я бы даже сигарету у тебя стрельнул… — Я же говорила, что бросила. Катон выпивает бокал. — Слушай, да что с тобой? Ведешь себя как беременная, — парень посмеивается и наливает себе еще. — Так и есть. Наступает тишина. Да, не так я себе представляла этот момент. Узнав о беременности, я испытала гамму эмоций: от дикой радости, до ужаса. Дея, которой я сообщила о приятной новости первой чуть не разрыдалась от восторга. Она уверяла, что в этом нет ничего страшного, но я почему-то ощущала себя так же, как родители из бедных дистриктов. Сейчас же я их переплюнула: мой неродившийся ребенок отправится на арену вместе с родителями. Лицо Катона ничего не выражает. Он пристально смотрит на меня. — Ну? Об этом ты тоже собиралась сообщить после объявления нового сезона? — Да. Я думала, что все будет, как обычно, и ничего не изменится. Я не могу понять: счастлив он или расстроен и от этого становится еще хуже. Парень наливает себе еще коньяк. Выпив его залпом, он подходит ко мне и молча прижимает к себе. — Ты рад хоть? — спрашиваю я, уткнувшись ему в грудь лицом. — Честно, не знаю. *** Утро мы решаем не выходить из дома до самого начала Жатвы. Я уверена, что за нами придут. Я стараюсь вести себя так, словно ничего не произошло, будто наступил еще один скучный день. Около полудня мне звонит Энобария и сообщает, что нужно начинать готовиться. Я спускаюсь в «музей» и забираю пару мундиров. Феликс трется об мои ноги, когда я, собравшись, сижу в прихожей. Я нервно тереблю единственную медаль, которую мне вручили после победы Виты. Ровно в час раздается звонок в дверь. На пороге стоит пара миротворцев. Они просят нас выйти. Нас провожают к мосту, возле которого уже все собрались. Все выглядят опрятно. Магнус Стерлинг Шар говорит мне, что за Феликсом присмотрит его жена. — Надеюсь, в этот раз ей не придется хоронить очередного кота, — говорит он, намекая на Джефри. Мужчина командует нам встать друг за другом в хронологическом порядке выигранных Игр. Когда капитан миротворцев, который кажется мне знакомым, командует следовать за ним, Магнус, улучив момент поворачивается к нам и показывает жестами, чтобы мы улыбались и выглядели довольными. В городе тихо, будто все вымерли. Когда мы идем мимо домов из окон на нас смотрят обеспокоенные люди. В их глазах читается скорбь и грусть. Мне это не нравится. Чем ближе мы подходим к площади возле Дворца правосудия, тем больше встречаем людей. Все они как один угрюмы. Улыбаться и радоваться в такой атмосфере не выходит. Кто-то показывает нам приветственный жест, и к моему ужасу большинство начинают повторять. — Катон, — шепчу я мужу. — Передай, чтобы Магнус сделал что-то, они же сведут нас в могилу. Тот кивает и толкает впереди идущего Уэйда. Я вижу как победители один за другим доносят мое сообщение до Магнуса. Тот резко останавливается. Капитан миротворцев довольно в грубой форме просит его идти дальше. И тут я его узнаю: это тот самый, который когда-то приехал арестовать Виту с Дианой. — Да-да, сейчас пойдем, только я хочу кое-что сказать. Что с вами люди? — Магнус обводит взглядом собирающуюся толпу. — Что вы смотрите на нас так, будто мы уже погибли? Мы идем сражаться, идем отстаивать честь дистрикта. Не надо нас жалеть, это лишнее. Мы безумно горды, каждый из нас рад вновь оказаться на арене. Так что отставить эту панихиду! Магнус разводит руки и резко хлопает в ладоши над головой. Он делает так несколько раз, пока за ним не начинают повторять все больше и больше людей. Они начинают скандировать наши имена. — Ну вот другое дело! — Магнус вновь намекает нам на то, чтобы мы радовались. Под всеобщее ликование делать это намного проще. Так мы и идем до самого Дворца правосудия. Толпа на площади встречает нас овациями. На трибуне возле дворца я замечаю Лесли Штук в безумном наряде и с копной красных волос. Под гимн мы поднимаемся на трибуну и встаем за спиной сопроводительницы. Толпа успокаивается не сразу: Магнус будто нарочно ее дразнит. — Счастливых вам Голодных игр! И пусть удача всегда будет с вами, — говорит Лесли, когда народ успокаивается. — Прежде чем я представлю вам трибутов из Дистрикта-2, коих вы, конечно же, знаете, выберем ментора, который будет представлять своих подопечных на Играх. Девушка мелкими шажками подходит к прозрачному чану и роется в нем рукой. Я мысленно молю Богов, чтобы на злосчастной белой бумаге было написано мое имя. Лесли разворачивает листок и громко произносит. — Берглинд Джонсдотир! Толпа вновь начинает реветь, а стоящий рядом со мной Катон, тихо произносит: — Нам конец. Берглинд, кажется, не до конца осознает, в каком он оказался положении. Магнус подталкивает его к микрофону. Мужчина довольно сильно жмет руку Лесли, от чего она едва не вскрикивает. — Я… Ну… Я очень горд представлять моих друзей на 85-х Голодных играх. Я клянусь, что сделаю все от меня зависящее. Правда, я никогда не был ментором и слабо себе представляю, что делать… — Нам точно конец, — шепчет Катон. Лесли спешит прервать Берглинда и начинает объявлять победителей одного за другим. Как только звучит имя, на расположенных по всей площади экранах появляются изображение названного трибута в том возрасте, в котором он был на Играх. Мы по очереди встаем рядом друг с другом и машем толпе. — Приветствуйте трибутов 85-х Голодных игр! — кричит Лесли в микрофон так, что колонки издают помехи. От возгласов толпы лопнут барабанные перепонки, но их радость нам только на руку.