Вместе нельзя и врозь никак

      — Я сказала, что хочу провести Новый год у нас, не в вашей дыре! — сердито топнула она ногой, заставляя деревянные половицы жалобно пискнуть, а стены — встрепенуться от мирного сна. Всё здесь дышало вековым непоколебимым спокойствием, зато Куросаки Ичиго не могла похвастать контролем над силой и эмоциями никогда.       — Тебе скоро в этой дыре жить, так что годом раньше, годом позже, — невозмутимо попенял временной шинигами капитан Шестого отряда. Годовой отчет он ставил выше банальных женских капризов, ведь долг службы обязывал его, а положение требовало серьезности даже накануне праздника. Бегать по Каракуре в красном колпаке ему не досуг.       Гостья сердито тряхнула непослушной гривой и шумно сдула челку: железное самообладание некоторых доводило ее до нервного тика нередко. Кучики Бьякуя такой весь непоколебимый, сосредоточенный, до тошноты правильный. Тьфу! Да у него даже прическа лежала волосок к волоску! Форма как только что отутюженная, хаори белоснежное и в час дождя, а украшения точно отполированные — складывалось такое впечатление, что капитан Шестого отряда на работу ходит как на прогулку, тогда как временная шинигами едва мечом взмахнуть успеет, как уже то испачкается как поросенок, то вообще полшихакушо потеряет.       Рыжая недовольно закатила глаза, но ее мину проигнорировали. Она проследила тогда за плавными движениями, с которыми танцевала в изящных аристократических пальцах кисть, и непроизвольно взглянула на свои ладони, огрубелые от постоянных упражнений с Зангецу… Куросаки скривилась и спешно скрестила руки под грудью. Передернула раздраженно плечами. Оглянулась вокруг, словно в поисках весомого контраргумента, однако в идеально убранном кабинете никто не оставил ей подсказок, как выиграть в их очередной перебранке. А Куросаки Ичиго всегда ведь добивалась своего!       — Я двадцать лет встречала Новый год под звон колоколов, взрывы фейерверков, с горой мандаринов на столе и дурацкими песенными шоу по телеку. — Она фыркнула погромче, с пренебрежением, чтобы пронять побольнее. — И не собираюсь менять всё сейчас только потому, что ты так сказал!       Бьякуя изумленно выгнул бровь, таки забыв на миг о письме: как можно было воспринять его рациональное замечание за ограничение ее воли, причем за считанные секунды — загадка. Впрочем, перед ним стояла всё та же рыжая рёка — импульсивная, категоричная и где-то по-прежнему ребенок. Для шинигами, за спиной которого стоял жизненный опыт длиною в два столетия, понять ее и окунуться в беззаботную юность казалось просто невозможным. Кроме возраста, и разность воспитания, культур, темпераментов постоянно привносила свою лепту недопонимания в их отношения на расстоянии. Если бы не тот факт, что Бьякуя невообразимо любил Ичиго, кто знает, как долго продержался этот союз, преисполненный бесконечных утомительных разногласий, но он тоже сдаваться не привык.       — Послушай, — примирительным тоном начал капитан, разумно подмечая, что она медленно, но уверенно закипала, накручивая себя напрасно. Кучики априори должен был оставаться умнее. — В Сейрейтей давно проникла масса традиций из Грунта, в том числе и празднование Нового года по вашему календарю. Мужская ассоциация шинигами обеспечивает город фейерверками, храм в поместье Кучики отобьет лично для тебя положенные 108 ударов, а мандарины произрастают даже в общественных парках. Что до «шоу», есть альтернатива романтического ужина. Чем не повод задержаться здесь сегодня?       В упрямом взгляде карих глаз вспыхнули огоньки любопытства и даже игривого кокетства, но всего лишь на миг. Временная шинигами вздернула подбородок кверху, убрав скользнувшую по губам улыбку и сдвинув брови по обыкновению.       — Нет, — сказала как отрезала. — Если тебе хочется поесть, в Каракуре найдется уйма ресторанчиков на любой вкус. И ты пообещал провести со мной праздник в Генсее еще прошлой зимой! Капитан Кучики что, не держит свое слово?       Его дружелюбное лицо тоже медленно вобралось в маску привычного хладнокровия.       — Осторожнее, Ичиго, я не варвар Зараки, и провоцировать меня — пустая трата времени.       — Разве? — Она усмехнулась нахально. — По-моему, мне удавалось это неоднократно! — Она взглянула на соперника, которого побеждала, торжествующе, точно не прошло пяти лет, и самолюбие его точно огрели пощечиной. — Тебе меня не победить, Бьякуя. Никогда.       Он титаническим усилием воли сдержался от опрометчивого ответа и на сей раз. Молча убрал письменные принадлежности в шкатулку, отчет отложил в сторону, чистые листы спрятал в ящик стола. Поправив безукоризненные форму и прическу, капитан поднялся на ноги и прошел к подставке с Сенбонзакурой у стены — это стандартный порядок, чтобы выйти в расположение отряда, но за его спиной раздался самодовольный фырк, и ледяная выдержка тут же треснула с грохотом.       — Знаешь, я бы мог и заставить тебя остаться? — твердо произнес он, обернувшись, сталью поблескивая в глазах. Коса нашла на камень.       Она, опешив от такого заявления, оскалилась шире, в точности как ее пустой, бросила коронное «Я тебе пока не жена!», громко захлопнула за собой седзи и оставила многоточие в их сложившихся отношениях. Шантажировать своим уходом Куросаки любила, могла, практиковала, однако на сей раз капитан не отправился за ней по пятам. Чаша терпения переполнилась в совершенно неподходящий для серьезной ссоры день.       Тем временем рыжая и не думала сбавлять шаг или сожалеть о содеянном. Ее бушующая негодованием реяцу шумно и стремительно удалялась прочь от админздания Шестого отряда, заставляя рядовых падать на колени от такого давления на их плечи, а те, кто были посильнее, просто шарахались от наэлектризованной временной шинигами как от огня. Вероятно, Айзен и Яхве вместе взятые могли меньше разгневать ее, нежели их образцовый капитан. Парадоксально. Но эти разрушительные размолвки уже давно стали достоянием общественности.       — Открывайте Сенкаймон, чего встали?! — досталось от Ичиго и бойцам Отряда кидо, караулившим Центральные врата перехода. Девушка судорожно похлопала по форме в поисках разрешения на вольные посещения от главнокомандующего, чуть белье не вывернула во все прорези шихакушо, но от намерений не отступила до последнего: — Ноги моей здесь не будет больше! — Сунула злосчастный билет под нос стражнику и бегом погнала адскую бабочку лететь через Дангай скорее, точно вот-вот за ними по следам бросится Котоцу.       «Чурбан бесчувственный!», «Древний тупица!», «Непроходимый осёл!» — это лишь малость «титулов», коими она мысленно наградила 28-го главу клана Кучики по дороге домой, потому как сносить его своеволие ей тоже надоело. Если глубже копнуть, он всегда смотрел на нее свысока, читал нотации, если провинилась, или пренебрегал ее идеями по праву «старшего». А эти постоянные его поучения? В бою и в быту. Стоило ей только не так сесть, как он закатывал глаза. Стоило не то сказать — подвергал сомнению ее интеллект. Того гляди, когда дело действительно дойдет до супружества, станет критиковать ее внешний вид или запрёт в поместье как благородную леди без меча и без дела. Рыжая звучно фыркнула под нос и рьяно замотала головой: ну уж не-е-ет, быть птицей в золотой клетке или куклой, которую дергают за ниточки — абсолютно не про нее. Пускай князь Кучики катится ко всем чертям собачьим, с нее хватит!       — Не особо-то и хотелось! — рявкнула она в закрывающиеся за ее спиной створки Сенкаймона, пугая и без того переполошенную бабочку сильнее. К счастью для Бьякуи, Ичиго не умела передавать послания их «шинигамской» почтой, а то бы она много чего еще наговорила вестнице про него-любимого!       «Заносчивый индюк!», — жарко выдохнула девушка и потерла переносицу, стараясь успокоиться, зависая в небе над городом. Родной морозный воздух приятно остужал ее горевшие пылом щеки и ерошил волосы на загривке. Здесь дышалось легко, ведь Его не было по близости и в радиусе тысячи километров. Прелестно!       Вечерело.       Внизу привлекали взгляд суетившиеся в последних приготовлениях к Новому году прохожие, а потому прислонившуюся к спинке скамьи, будто спавшую, рыжую девушку никто не потревожил — Куросаки нашла свое тело там, где и оставила. Да она-то и уходила на часок, чтобы попытаться переубедить жениха провести праздник по ее заготовленной программе, но… Часок превратился в полдня, и теперь, похоже, у Куросаки не было ни планов на сегодняшний вечер, ни жениха.       Она со вздохом влезла обратно в тело, подула на задубевшие пальцы паром изо рта, завязалась потуже шарфом и поплелась неспешно по аллее парка на выход. Правда, куда идти дальше, Ичиго терялась. Раньше она стремилась провести вдвоем каждую свободную минуту. Увидеться с ним, поговорить, взглянуть в глаза, ощутить нежное прикосновение теплых губ к коже считалось ею уже вроде нормы — как порцию кислорода вдохнуть. До Бьякуи Ичиго так угорело неслась только рубить пустых или спасать мир, и за этот год побывала в Сейрейтее, наверное, больше чем дома, а теперь… со вдруг обрушившейся на нее волей и массой незанятого времени Ичиго, прямо говоря, не знала что делать.       Оживленный город мигом заглотнул одиноко вышедшую из парка шинигами, и ее пестрая шапка растворилась в такой же толпе. Ноги сами собой повернули в противоположную от дома сторону. Возвращаться к родным не хотелось. От девочек наверняка посыпятся беспокойные расспросы, старик же и вовсе еще вдруг полезет жалеть. Ичиго же не чувствовала себя расстроенной, чтобы ее утешать, — скорее растерянной, забытой, брошенной. На душе сделалось до ужаса обидно: ей обещали совсем иное.       В самом деле, в чем ее вина? Что такого она сказала ему? Что хотела встретить Новый год с ним в Каракуре, дабы ни его клан, ни его отряд им не помешали? А он наоборот — какой-то годовой отчет поставил выше личных интересов.       Девушка поморщилась от неприятного чувства. На сердце заскреблись кошки. В глазах что-то защипало. Горло забил ком, не давая ни выдохнуть, ни вдохнуть, а так хотелось закричать, что есть силы, на весь город, что она ведь тоже любила его! А он… Предложил романтический вечер при свечах и при неизменной компании Рукии с Ренджи.       Нос предательски шмыгнул, но порозовевший кончик его можно было списать на кусающий морозец. Конечно, ей следовало укрыться от него в какой-то лавке или кафе — у Ичиго болталась мелочь в кармане, — но атмосфера никак не располагала. Державшиеся за руки парочки кругом, счастливые лица семей, выбиравших сладости и подарки, фокусники, ряженые в косплей и в разное зверье, талисманы года, чудаки — так много шума и веселья с каждой стороны, а Ичиго чувствовала себя стариком Зангецу на флагштоке — безмерно гордой, неумолимой, да, но и безмерно на весь мир одинокой.       Губы тронула кривая улыбка, когда она свернула в переулок, ведший к реке, и смогла наконец не держаться так сильно. Выжидавшие слезы брызнули по щекам, сердце заколотилось неистово, в куртке стало жарко, и даже бег не сумел выветрить из вен злость и пожар.       Ичиго вылетела на мост, уперлась руками в ледяные поручни и закашлялась лающим плачем. Наболело. Что она сделала не так? Что? Ну, захотела, чтобы было хоть раз по ее. Ну, вспылила — с ней такое часто бывает. Ну, поссорились они — разве впервые? Так почему же тогда он ее не догнал, не вернул, не настоял на своем, не переубедил как всегда? Неужели это конец и он ее разлюбил?.. Слезы катились по щекам уже градом.       Зимняя ночь стирала быстро очертания моста в темной воде. Вскоре Ичиго не видела даже своего отражения в реке, хоть смотрела в нее долго и тупо — так случается, когда кончаются слезы и ни одной мысли не остается в голове. Ичиго не спешила уходить — даже к друзьям потыкать носа не хотела, успев до этого похвастать всем, что проведет с Бьякуей выходные. Обида неожиданно уступила место злости вновь: аристократ с безупречными манерами на деле просто кинул ее, выставил дурой перед остальными, не оправдал ни мечт, ни ожиданий и вдобавок испортил любимый Ичиго праздник! Она смогла бы простить ему, что он забыл ее день рождения, но не то, что он оставил ее одну в такую ночь. В ночь, когда обнуляется ход жизни и часов, в ночь, когда желания сбываются, а рядом должен быть тот, кто вызывает теплую улыбку…       Колокола буддийского храма начали отбивать сакраментальные удары.       …Ичиго сложила руки для молитвы, но не пожелала впервые себе ничего. Пускай просто будут счастливы все ее близкие, раз уж такого сама не получила.       Поверхность воды наконец вновь дрогнула, но отнюдь не отблеском фейерверков, а первыми пронизывающими каплями ледяного дождя.       «Кла-асс», — протянула с досадой временная шинигами: теперь ее вечер и впрямь походил на не самые лучшие дни в ее внутреннем мире. Нужно было убираться, чтобы для полного «счастья» не схватить воспаление легких.       Она живо зашагала обратно. Куда? Вопрос, который выносил ей мозг уже который час к ряду. Сунуться в Магазин Урахары, где сейчас проходила пирушка по случаю именин парочки бывших капитанов — идея, конечно, не самая здравая, но захотевшей определенности Ичиго нужно было позарез услышать именно из Его уст, что это действительно конец. Не поставив точку, они не смогут следовать дальше разными путями.       Куросаки прибавила шагу, кутаясь в куртку и придерживая на ветру капюшон. Дождь нещадно жалил по спине остриями, но ей оставалась какая-то пара кварталов и Дангай, чтобы очутиться в тепле Сообщества Душ; не иначе как сотрудники НИИ из Двенадцатого нашаманили там хорошую погоду в зиму. И чего Ичиго не захотела остаться там нынешней ночью? И не поссорились бы, и не простудилась бы тоже…       Знакомый магазинчик наконец порадовал полуночную гостью неизменной вывеской, но, оказавшись на его пороге, Ичиго лишь разочарованно ударила кулаком в стену — она где-то обронила свое удостоверение, черт! И Кон в Сообществе Душ торчал до сих пор. И Урахара, судя по крикам и улюлюканью из домика, вряд ли сейчас сумеет отправить ее своей тростью в верное место; оказаться в прошлом или лицом к лицу с Гриммджоу, например, временной шинигами сейчас меньше всего хотелось.       — Эхе-е, — выдохнула девушка с жаром, и засеменила со двора скорее прочь, пока ее присутствие здесь не обнаружили умники в шляпах.       «Что такое не везет и как с ним бороться» было как раз про нее, думала Ичиго, и истерически рассмеявшись, что случалось в минуты ее полного бессилия, свернула на перекрестке родного квартала. Отсюда до заветной двери оставалось с десяток метров.       — Куросаки?.. — Ей отворили не сразу, заставив даже поволноваться и трижды нажать на дверной звонок. Судя по парадному кимоно Иноуэ собиралась прогуляться до храма или уже вернулась из него, хотя ее волосы и одежда в отличие от Куросаки были сухими.       — Извини, что в столь поздний час, — перемялась с ноги на ногу Ичиго и обхватила себя за озябшие плечи руками, — но можно мне у тебя переночевать?       Рот Орихиме медленно округлился, но, хлопнув увеличившимися в диаметре глазами, подруга быстро опомнилась и отодвинулась в сторону, приглашая жестом войти.       Ичиго помедлила немного, снова осмотрев Орихиме с ног до головы.       — Нет, если у тебя были какие-то планы, то я и у Тацуки, наверное, смогу остаться…       — Ну что ты, что ты, Куросаки, — Орихиме мягко втянула подругу внутрь и заперла дверь за ее спиной на все замки и засовы. — Будь как дома. Я поставлю чай, ты вся промокла. И тебе точно нужно переодеться.       От сердца тотчас немного отлегло, и Куросаки чуть осклабилась. К Тацуки она бы не пошла — та тоже большая охотница до нотаций, тогда как Иноуэ никогда не влезала в чужие дела, не докучала лишними вопросами. Она могла выслушать, если того пожелают, но окружала заботой непроизвольно — то, что доктор прописал в минуты сердечной драмы. Через каких-то десять минут Куросаки впрямь сидела с полотенцем на волосах, в теплой махровой пижаме, а на столе перед ней вился причудливой дымкой чай с лемонграссом.       — Бутерброд с шоколадной пастой и маринованной морковкой сделать? — добавила она, рыская по тумбочкам в поисках угощения. — Или булочку с корицей?       — Ой не, спа… — Ичиго выдало урчание живота и она, покраснев, вспомнила, что не ела ничего с завтрака, сразу после него подавшись в треклятый Сейрейтей, где и началась вся та заваруха. — Булочку только, — пискнула она и потупила взгляд. — Извини еще раз. Ты же куда-то собиралась.       Орихиме отмахнулась — она тоже уже переоделась в футболку и спортивные штаны. О запланированном походе в храм говорила только высокая прическа с канзаси.       — Ничего страшного, я схожу завтра. Исиду-куна я предупредила. — Она помолчала немного, осторожно разглядывая подругу. — Куросаки показалась мне немного грустной, и я не хотела оставлять друга в беде наедине.       Ичиго кисло усмехнулась и коротко кивнула — мол, благодарю. Смущение она скрыла за чашкой, а чай не дал пролиться наружу новой порции горечи. Возможно, ее воспаленные глаза говорили красноречивее любых пояснений, да и Иноуэ знала как бы о намерении подруги встретить Новый год в совсем иной компании, но разговора по душам не последовало, и за это Ичиго была благодарна неподдельно.       После маленького чаепития девушки еще немного посмотрели телевизор в тишине, понаблюдали из окон за праздничными салютами, когда те вспыхивали время от времени в разных концах города. Собственно, из окна спальни Иноуэ открывался красивый вид на реку — квартирный коттедж ее находился недалеко, — эту комнату хозяйка и выделила для сна нежданной гостье. Сама расположилась в крохотной гостиной.       — Спокойной ночи, Куросаки, — крикнула она перед сном, умащиваясь шумно на футоне.       — И тебе спокойной ночи, Иноуэ. Спасибо, что выручила меня…       Орихиме вскоре утихла — часы показывали «03:00», а Ичиго, не в силах уснуть, долго смотрела в большое окно.       Дождь не стихал. Наверное, как и слезы в ее душе. Однако Ичиго не стала ими портить чужую подушку. Плач облегчал груз на душе, но отнюдь не решал проблем, временная шинигами знала об этом не понаслышке.       В темноте и под барабанящие по стеклу капли она долго думала о себе. О том, что она, возможно, и не была создана для чего-то больше чем война. Она не оправдывала сдержанность Бьякуи, нет, хотя конечно как и любая девушка пыталась найти хотя бы дурацкое пояснение его поведению. К примеру, может, он вывихнул ногу, пока догонял ее. Ну, а что? Или на Сообщество Душ с бухты-барахты упала комета — из области фантастики, но пусть будет. Более разумные доводы она тоже пыталась привести: типа, они не одного поля ягода, или она живая, а он технически мертв, или банально он заслуживал любить иную, такую как Хисана-сан, а не ее… взрывного монстра с комплексом всех и вся победителя. Хотя, откровенно говоря, ей теперь пофигу на него и кого-либо. Такая точка в многочасовом самокопании вполне подходила, успокаивала.       Ичиго обняла подушку, уложив на нее лицо, и поджала колени. Спать без Бьякуи оказалось холодно, и дико, и словно неправильно, но она ведь решила, что ей всё равно? Поскольку выплаканные глаза уже жгли, шинигами просто крепко зажмурилась, стараясь не представлять сторонние образы, но, увы, не получилось. Его шепот лез в уши, аромат чувствовался в носу, призрак его прикосновений к щеке и плечу прилип паразитом и будоражил ее гусиную кожу до сих пор…       «Вылезь уже из моей головы!»       Сердитая Ичиго, воткнув в уши наушники, включила плейлист телефона на полную. Ввернувшись плотно в теплое одеяло, как суши, Ичиго сумела-таки согреться спустя какое-то время, и сон понемногу стал протягивать к ней свои мягкие лапы. Тупые, но въедливые песни кричали, что всё образуется, боль разбитого сердца пройдет как и любая другая, а потом наступит новый день и новая жизнь без него. И несмотря на глубинное неприятие этого факта, Ичиго знала совершенно точно одно: да, она сможет всё пережить, выстоять, не сломаться, лишь бы больше не видеть Его никогда, даже во сне, особенно в новогоднем.       Вещие сны ее пощадили — временной шинигами приснилась только чернота и ничего кроме. Ее же она увидела, когда стянула наушники и открыла глаза. Подумала, что рано проснулась, но чернота оказалась мягкой, влажной, прилипла к лицу каракатицей, но пахла уловимым сакуровым цветом.       — Бьякуя???       Ичиго не поверила, когда одернула полог одеяла, однако рядом с ней, нос к носу лежал именно он, в гигае, одетом в аляповатые шорты и тропическую рубаху, со сбившимися в засохшие колтуны волосами и горевшими маком щеками, хотя в комнате стоял жуткий холод. Ичиго бросила взгляд на разбитое окно и нахмурилась: теперь понятно, как Бьякуя проник в запертую квартиру Иноуэ.       Она сердито переступила через него и загородила окно вторым футоном, что оставался в шкафу. Дождь, к счастью прошел, новогодний воздух сделался мягче, и Ичиго тут новую жизнь собиралась начать вообще-то, а кое-кто попытался вновь навязать ей свое!       — Бьякуя! — гаркнула она над его ухом. — Зачем ты вломился сюда?!       Признаться, такого от него мало кто мог ожидать — проникновение со взломом, придурковатый внешний вид, наглые поползновения к ней, когда они негласно порвали! Что за хулиганские мысли посетили его яснейший ум в самом-то деле? Неужели Бьякуя напился саке под Новый год?       — Бьякуя? — Он не реагировал. — Бьякуя?! — Игнорировал снова? — Бьякуя, ты что, издеваешься??? — Ичиго хотела впервые двинуть его, но одернула руку как от огня, едва коснулась потрясти за плечо. Бьякуя в буквальном смысле горел, как угли, и судя по выступившим каплям на лбу, у него был жар и подступающая лихорадка.       Куросаки вылетела пулей из комнаты:       — Иноуэ, у тебя противовоспалительные есть? Или от жара что-то? От простуды?       Подруга, пившая чай у плиты, растерянно уставилась на нее, но твердо помотала головой.       — Черт! Вот, когда пожалеешь, что не ночевал дома…       Куросаки мотнулась быстро в ванную, где сушились ее вещи, и всего спустя пару минут крикнула Иноуэ, чтобы та не закрывала дверь — она в аптеку, мигом. А еще лучше — пускай заварит горячего чая ей и в третью кружку… Подумать только, они обе станут спасать капитана Кучики, которого на лопатки уложил какой-то зимний дождик из Генсея.       — Слабак, — буркнула она с тихим негодованием и далеко не в первый раз, когда тот наконец открыл глаза на склоне первого января. — Слаба-ак…       Бьякуя попытался навести резкость на Ичиго из-под компресса на лбу, а потом — что-то произнести, но та мягко накрыла его губы ладонью и помотала головой.       — Молчи. Я всё знаю. И о том, как ты дома меня искал. И как подшутили над твоим гигаем пьяные Урахара и Йоруичи-сан. И даже, как Исида тебя привел сюда и помог устроить тут погром. Ай-ай-ай, а еще главой Великого Дома Кучики называетесь, Бьякуя-сама, в окна к чужим девушкам лазите… И что только старейшины ваши скажут, уже воображаю.       Несмотря на ее язвительный тон, он блаженно прикрыл глаза и нащупал руку, сочувственно гладившую его по голове.       — Мне нужно было найти Свою девушку. Для достижения цели все средства хороши.       Ичиго с напускной небрежностью фыркнула:       — И зачем она вам так понадобилась, позвольте спросить?       Бьякуя вновь посмотрел на нее. Долго и пристально, хотя во взоре его читалась только нежность пополам с благодарностью:       — Я кое-что ей обещал, а аристократам обещания нарушать этикет не позволяет.       Ичиго изобразила неприступную крепость, скрестив руки на груди:       — Неужели? А я думала, что аристократы хотят, чтоб только их все слушались, а им самим соблюдать обещания необязательно, так?       Ей чуть мотнули головой. Бьякуя попытался подняться, но его силой уложили обратно.       — Спятил? — Она здорово испугалась за него. — Ты еще нездоров! — Впрочем, она быстро вернула себе привычную камуфляжную ершистость: — Тебе придется еще как минимум дня два надоедать своим присутствием Иноуэ. И да, с тебя плата за ремонт окна. Мне, конечно, рассказывали, какой-ты хулиган был в детстве, но тако-о-ого я явно не ожидала. — Ичиго засмотрелась на его лицо и, стушевавшись, отвела взгляд: — Зачем ты это устроил?       — Разве непонятно? — Бьякуе тоже всегда давалось со скрипом выражать чувства.       — Непонятно. — Она тоже встала в позу. — Нам то хорошо вместе, то мы бесим друг друга до невозможности. Быть может, и впрямь лучше расстаться окончательно?       Глаза Бьякуи застыли от таких слов, и что-то тягучее, тоскливое стало оживать на их дне. У поборовшего жар аристократа лицо стало еще белее, белее снега, что пришел на смену дождю, и кажется, что его сердце перестало стучать не только в гигае — в комнате сделалось тихо-тихо.       — Я пришел за тобой, а не расстаться, — наконец нарушил он паузу искренним ответом. — Я просто не представляю своей жизни в мире, где нет тебя…       У Ичиго что-то кольнуло внутри лопнувшей струной, и в серых зеркалах напротив она увидела свой вчерашний страх остаться, нет, не одинокой, а лишиться именно его. Заносчивого, самовлюбленного, эгоистичного, властного, занудного, где-то до черствости сдержанного, но также и преданного, и нежного, и трогательного, и по-своему заботливого, и бесконечно ее любящего.       — Значит, — она низко склонилась над ним, непослушным локоном мазнув Бьякую по шее, — не хочешь мир без меня? То есть, иными словами, ты переселишься в Каракуру?       На его лице застыло замешательство, но его быстро прогнал ребяческий смешок:       — Да шучу я, не воспринимай всё всерьез. Не стану я просить такой от тебя «жертвы». Да и теплее у вас, не простудишься больше… — Она крепким поцелуем запечатала его уста в знак доказательства своих благих намерений, а потом уставилась с немым вопросом.       — Тогда это ты переедешь ко мне? — робко уточнил князь Кучики, пытаясь тоже шутить.       Куросаки Ичиго снова хитро рассмеялась и подарила капитану новый поцелуй вместо ответа. Иногда ей казалось, что он побаивался не то ее, не то новых капризов, не то вошедших в привычку конфликтов. А зря. Ичиго пробежалась невесомо пальцами по его челке, убирая компресс и губами меряя температуру точно младенцу. Он точно не справится без нее. Такой взрослый и суровый, а повел себя так безрассудно. Вот лечи его теперь вместо прогулок по заснеженным улочкам, вместо любования новогодними фейерверками, вместо романтического ужина на двоих…       — Куросаки, вы рыбный суп с копченой капустой и клубникой будете? — просунула голову в спальню Орихиме, предварительно постучав к осевшим у нее на какое-то время друзьям.       Ичиго показалось, что Бьякуя побледнел еще на три тона, а потому лишь мотнула головой:       — Спасибо, Иноуэ, я позже что-нибудь приготовлю. А пока… — В комнате сладко запахло очищенной мандаринкой, которую капитан покорно позволил себе скормить. Ну, хоть что-то из атрибутов праздника у них имелось. — С Новым годом, — улыбнулась Ичиго больному.       — С новой вехой, — поправил ее Бьякуя, ведь шинигами не разменивались на годы, измеряя счастье периодами гораздо продолжительнее.

***

      Очень «краткая» заявка, ага:       «Пейринг на выбор)), но кратко о сюжете: он и она — полные противоположности (можно как внешне, так и по характеру, можно и то, и другое, снова на ваш выбор). Казалось бы, ну что в преддверии нового года может пойти не так? Что-то да пошло. Недопонимание — та ещё гадюка. В итоге вечер 31 оба оказались порознь. Она на него дуется, он злится. Но на часах уже совсем скоро полночь и с запозданием к обоим приходит «озарение», что они оба не правы (каждый считает про себя, что он не прав, а неправ ли другой уже дело десятое), и что надо найти друг друга и извиниться и провести новогоднюю ночь вместе. Но как бывает в ромкомах, прежде чем всё будет хорошо, надо чтобы всё казалось хуже некуда. Их пути расходятся, они друг друга не замечают в толпе, хотя стоят буквально может в нескольких шагах друг от друга. В расстроенных чувствах она идёт домой. Часы уже час назад пробили полночь. Ночевала она одна, обнимая подушку, на которой он спал. На утро просыпается, от того, что стало холодно. И видит, как он спит у края кровати, держит во сне её за руку. рядом валяется уличная одежда и обувь и… Открытое настежь окно! Оказывается, он ушёл без ключей, а она, так как была одна и испытывала страх от внезапного одиночества (а там ещё хлопушки бахают, салюты, пьяные ходят. короче, страшно!) закрылась на все замки. Звонок не работает. И он забрался в окно. Но ночью налетел ветер и оно раскрылось.       В итоге, они мирятся, но в момент, когда они хотели уже поцеловаться, закрепляя «мирный договор», она видит нездоровый его вид, красные глаза и нос и вообще он чихает в самый ответственный момент. На Лихорадочные слова с извинениями и добавочные слова о вечной любви к ней ОНа не обращает внимания, так как понимает — он заболел! Заканчивается всё на том, что она начинает за больным своим ухаживать и думает, что ни за что этого мужчину не бросит. Особенно после того, как этот серьезный (или веселый, или умный, или здоровый, большой, маленький, или ещё что, зависит от выбора персонажей) умудрился так быстро и глупо (по-ребячески) заболеть. Мол глаз да глаз за ним нужен, а кто если не я?       ХЭ, как говорится, обызателен». (С)