С первого взгляда (Обаятельный, ушастый, своенравный)

Дженсен с первого взгляда понял, что этот человек знает, как обращаться с собаками. Особенно с незнакомыми, жизнерадостными балбесами, которые не слушаются, на всё имеют своё особое мнение, несутся, куда им приспичит, а не куда показывает хозяин, ввязываются в историю, вляпываются в грязь, а потом вытаскивай за уши, отмывай, проводи воспитательную беседу… до следующего раза. Ведут себя, короче, крайне самонадеянно и безответственно. Хотя какой ответственности ждать от молодого энергичного пса, которому всего двадцать семь недель от роду. И которого Адам взял себе на службу меньше месяца назад. Ушастого, умного, перспективного – и абсолютного распиздяя. Человек – Адам привычно сразу составил описание для фоторобота (смуглый, невысокий, сухощавый, нос горбинкой, таких целый пригород Детройта, потомков второй волны эмигрантов с Ближнего Востока) – наступил на поводок и держал шлейку под крепким ботинком, пока Кубрик танцевал вокруг него джигу, орал, голосил, рвался на свободу – нарываться на неприятности, задирать прохожих и выкапывать сомнительного происхождения косточки из грязи. Человек на его вопли, претензии и негодование не обращал никакого внимания. Пил из пластикового стаканчика да поглядывал по сторонам. Ждал папочку блудного негодяя. Адам с галопа перешёл на бег трусцой, а потом и вовсе на шаг. Ситуацию он теперь вполне контролировал – видел, что происходит, и оценил риски, – так что представать растрёпанным, запыхавшимся простофилей, упустившим своего питомца нахрен, не хотел. Выровнял дыхание, помахал издали рукой, когда человек посмотрел в его сторону, показал широким жестом на себя. Тот кивнул и снова отпил кофе. Кубрик – сметливый засранец – сел перед ним и задрал башку. Мужик, посмотри на меня. Я лохматый, славный и обаятельный. Посмотри на мою морду и уши. Ты не сможешь устоять. Мужик устоял. О, а что там у тебя? – заинтересовался подлюка. – Вкусняшка? Прячешь? Жадничаешь?! Делись! – Кубрик, фу!!! – рявкнул на милю вперёд Адам. Конечно, его проигнорировали. Кто он такой, всего лишь доставучий, требовательный, надоевший хуже турнепса хозяин. Типа вожак. Типа главный. – Кофе, – наклонился и поднёс свой стаканчик к любопытному чёрному носу человек. – Ты такой не любишь. Кубрик – скотина! – оглушительно чихнул вместе со всеми соплями в чёртов стаканчик (не совать нос куда не следует, не наш метод), отвернул морду в сторону, выразительно сморщился и снова чихнул. – А я говорил. – Человек улыбнулся и закрыл стаканчик пластиковой крышечкой. Собачьи лапы, то и дело оказывающиеся на брюках, как и жирные следы от них его не смутили. Как и испорченный кофе. А Дженсен добавил в фоторобот новое (особые приметы: правая рука аугментированна, основа чёрная, запястье и пальцы покрыты блестящим узором. Нет, таких уже делают штучно). – Спасибо, – сказал Адам, подойдя вплотную, – что дождались именно меня. – Я терпеливый. – Да, – кивнул Адам. – Это ценно, особенно в такой ситуации. С первого слова он понял, что у аугментированного любителя кофе нет проблем с тем, чтобы общаться с любым. Тот усмехнулся. – Сбежал? Кубрик сидел с видом – не вижу, кто подошёл, я игнорирую тебя полностью, я тут сам по себе, очень, очень самостоятельный. Не знаю, чьи инициалы на моём ошейнике, в душе не ебу, какой штрих-код на моём чипе, и поводок твой я снова или оборву, или перегрызу!.. – Отрабатывали команду «Рядом», – неохотно признался Дженсен. Кофейный стаканчик понимающе кивнул: – Сложно дрессировать такой сложный характер. – Что, свой есть? – оживился Адам. – Нет. – А, коты. – Нет, я… один. – Ну, заведите, – предложил Адам. Он выразил этим сочувствие (как можно жить без собаки? Или вообще без какого-либо зверья в доме? Без ходячей любимой катастрофы, ну! Живой души, тёплого меха, верного друга и лучшего в мире балбеса!..) Человек засмеялся: коротко, тихо (привык находить контакт с любым собеседником, но не привык выражать настоящие эмоции, – отметил Адам. Закрыт и застенчив в личном плане). – Нет, спасибо. Я ценю своё спокойствие, комфорт и независимость. – Любовь к кому-то не сделает вас зависимым. – Ну уж, знаете… – Извините, я не подумал. – Всё в порядке. Это не я бегаю за своим ушастым счастьем, пытаюсь приучить к себе, терплю фиаско и смотрю, как его подбирают чужие люди. Дженсен поднял брови: – О как. Значит, коты. Носатый поморщился: – Гадят в лоток, метят свою территорию, ссут в тапки и крайне требовательны. Их высочество, их хвостатость, нет, собаки лучше… Он запнулся. Явно хотел следом добавить имя или вежливое «мистер…». Дженсен протянул руку: – Адам. – Дэвид. Жёсткие, покрытые тонкой вязью пальцы оказались горячими – не то от кофейного стаканчика, не то сами по себе. – А твой?.. – кивнул вниз Дэвид. – Распиздяй. Ёба. Фу. Кубрик. На своё имя малой дёрнул кончиком уха. – Специально не замечаешь? – Наказываю игнором. – Помогает? – заинтересовался Дэвид. – Сейчас точно нет, – признался Адам. – Не работает воспитательный процесс? – Он молодой ещё, – немедленно заступился за своего балбеса Адам. – И обормо… Кубрик неожиданно лёг и изобразил из себя мёртвую собачку. Такой дохлый пушистый коврик, ну как не пожалеть этот ком шерсти и обаяния. – Похоже, понимает. – Это ненадолго, – Дженсен с осуждением посмотрел на лохматую упрямую башку. – Ещё три минуты от силы, и понесётся. – Сметливый. – А то, – Адам расцвёл. – Он у меня самый лучший пацан! С ним поработать и будет платина! Он, между прочим, золотой мальчик! Дэвид переложил стаканчик с обчиханным кофе из ладони в ладонь: – А погладить можно? Дженсен кивнул. С первой секунды он понял, что эти двое найдут общий язык. Дэвид сел на корточки и ласково погладил Кубрика по голове. Тот подозрительно поднял морду, тщательно обнюхал безропотно подставленные пальцы и одобрил. Снова брякнулся на бок – и развернулся бело-розовым пузом к верху. Блеснули белоснежные, ещё толком не сменившиеся молочные клыки, широкий хвост начал подметать сырой асфальт лучше робота-пылесоса. – Знаешь, – Адам вслед за Дэвидом опустился на одно колено. Он был в «собачьих» джинсах и потому не парился, – для одиночки даже без рыбок в аквариуме ты неплохо знаешь правила поведения. – Извини, не понял. – Не трогаешь чужую незнакомую собаку без разрешения хозяина. Не кидаешься опрометью от несущегося урагана. Не плачешь, что тебе брюки изгваздали в приступе дружелюбия. Не вызываешь службу по отлову, а ждёшь, не нарисуется ли у этого распиздяя второй распиздяй. Не боишься и понимаешь, короче. – Я по работе очень много общаюсь с людьми, – после паузы произнёс Дэвид, с удивлением и какой-то радостью первооткрывателя ероша тёплую густую шерсть Кубрика. – И собаки гораздо лучше них. Дженсен и не собирался возражать. Это было правдой. Он много лет знал служебных собак – крутых овчарок, которые находили наркоту и снаряды (с одной, талисманом спецназовского отряда, в ящике стола хранилась большая фотография всей группой) – и мог сравнивать. Собаки не предавали. Любили. Не лгали. Они всегда были честными – и без оглядки отдавали своё сердце. Потому Адам и хотел взять себе на воспитание такого же крутого овчара и получить на службе вторую специализацию: кинолога. Правда, нихрена не удавалось. С грязью, кровью, насилием, внезапными вызовами по работе они сами – он и его команда – пахали, как те собаки-спасатели. Задача, цель, и на износ, пока не выцарапаешь из-под завала. Многие перегорали. Дженсен очень хотел себе друга. Такого, про которого можно легко сказать: мы банда. Мы ебануты, с характером, но где я, там и он, где он, там буду и я. Я прикрою ему спину, он сомкнёт на чужой шее челюсти. Я знаю, что бы ни случилось, он всегда меня дождётся. Он знает – что бы ни случилось – я всегда к нему вернусь. Когда крутые служебные собаки давали приплод, он почти сразу уходил в жёсткие руки кинологов. И Дженсен каждый раз надеялся, а вдруг ему выдадут после учебного курса офигенного молодого пса. С которым он в огонь и в воду, без оглядки. Спецназ, адреналин, кураж. Или – думал Адам с не меньшей нежностью, – он сможет забрать себе старого боевого кобеля, который отслужил своё и списан на пенсию. У него острые зубы, зоркий взгляд, ему ещё херачить и херачить – но по стандартам уже не годен. Таких – красивых, спокойных, полных достоинства – либо оставляли у себя сами кинологи, либо разбирали в семьи рядовых сотрудников. И они ещё лет семь-восемь служили, радовали, были друзьями. Кубрик достался Адаму – писклявым, с толстыми лапами, радостным чёрно-белым комком – до Мексикантауна. Он его кормил, знакомил с запахом пороха и железа, патронов и бронежилета, которыми пропитался насквозь. Так приучали щенят ко взрослой жизни – постепенно. Кубрик не прошёл тесты на исполнительность и усердность служебной собаки. Не подошёл – своевольный, с характером. Не годен. Ему собирались дать ещё один шанс в другой социальной программе – где готовили собак-поводырей для незрячих, помощников для неслышащих, компаньонов для колясочников. Хороший шанс – в соседнем штате. После Мексикантауна Адаму сказали – забирай всё своё. Он и забрал. Коробки с нажитым за годы барахлом, униформу и – толстого пушистого щенка из клетки. Они оба бойцовые, не пропадут на гражданке. Адам знал – из парня выйдет толк. Станет отличным следопытом, защитником и стражем. А пока – был молодым, зубастым и горластым. Ни черта не видел дальше своего носа, кидался всей душой на то, что считал важным, принимал ласку, но игнорировал команды. Ну пиздюк. И сорвался с поводка так, что выдрал с корнем ограничитель рулетки. И упиздовал за горизонт, только уши назад флажками. И всё ему было похер. Он один, он без Адама, вау, какой самостоятельный. Дженсен думал, что, когда найдёт, отлупит от души. А теперь сидел рядом с Дэвидом и поглаживал мягкое щенячье пузико. Рука не поднималась всыпать как следует и пропесочить. Это же его Кубрик. Его любимый обожаемый балбес. Адам уже остыл, когда его нашёл. И был неимоверно рад, что вообще нашёл. А не расклеивал объявления. Не тосковал ночью. Не бегал по знакомым и соседям. Не искал по трущобам. Не отчаялся до потери надежды – вдруг поймал кто-то недобрый, его, доверчивого, наивного. Посадил на настоящую цепь. Издевается. Ломает под себя, приучает к новым правилам; делает из миролюбивого умного бордер-колли – ротвейлера-убийцу с алыми от лопнувших сосудиков глазами. Хорошо, что его перехватил Дэвид. Спокойный, рациональный, нормальный, хоть и аугментированный кофеиновый наркоман. Кубрик насторожил уши, ловко перевернулся на лапы и собрался куда-то сигануть через пару секунд. Адам сжал на ошейнике пальцы. Нихрена, малой. Ты от меня побегал, я за тобой побегал, пора возвращаться домой. Вместе есть, вместе спать, и наконец расслабиться. – Ладно, – сказал Адам. – Нам пора. Ещё боевой комплект не выбран. Дэвид сдвинул к переносице брови: – Боевой комплект? – Ну… – замялся Адам. Выражение было чисто его, но сами действия – под любым названием! –знакомы любому собачнику. Свои поймут, однако посторонним слышится всегда крайне странно. Как бездетному – неловкие признания папаши неутомимого подростка. – Отлить, посрать, на всех поссать. – А. – Дэвид чуть приподнял чёрную губу, обнажая острые белые клыки, и Кубрик в ответ с энтузиазмом погрыз его железный палец, как сахарную твёрдую косточку. – Тогда удачи. Желаю обойтись без потерь. – Спасибо, – искренне поблагодарил Адам. Фоторобот был абсолютно полон (светлые глаза, шестиугольник импланта на лбу с правой стороны, как и аугментированная расписная рука. Низкий хриплый голос, спокойная уверенность. Тщательно выбрит, но тратит время на эспаньолку под нижней губой). – Ты нам понравился. Дженсен сначала сказал, потом только понял, что. Ну и не стал исправлять: ты понравился моей собаке, я и мой пёсель отдельно. Вырвалось легко и свободно – хотя не для собачника такое парное «мы» наверняка нелепо. Дэвид улыбнулся: – Вы мне, – показал поочередно на Кубрика и на Адама, – тоже. Поднялся и выбросил разведённый соплями стаканчик кофе в урну. Адам оглянулся, когда Кубрик вприпрыжку утащил его на круг по неизведанному району. Не зря. Дэвид отсалютовал ему рукой. И Адам махнул в ответ, без колебаний снеся составленный фоторобот (потому что опознать запросто, характерных примет и общения достаточно. Такой только один). Шариф.