Не время спать

      Дверь в полуночной тишине скрипит особенно громко. Беатриче вскидывает глаза на проем, ловит чужой взгляд своим и позволяет себе проявить секундную слабость, выражающуюся в виде зажмуривающихся с силой глаз, прежде чем ответить с легкой улыбкой:       – Доброго вечера… – она бегло смотрит на циферблат часов, беззвучно тикающих на ее запястье, и исправляет сама себя: – ночи.       – Ты вообще спала? – интересуется Такеши, внимательно разглядывая темные, почти черные круги под глазами – кому, как не ему, знать, как тщательно Триш маскирует последствия постоянного недосыпа и как упорно старается сделать вид, что все хорошо? – а после приземляется на посетительский стул (если быть точнее, то кривоногую табуретку, главную причину, по которой к Внешней советнице не любили ходить на длительные разговоры) и нахально ставит оба локтя на стол.        Беатриче вопросительно вскидывает брови, уголки ее губ дергаются в подобии недовольной усмешки. Ямамото улыбается в ответ невинно, как будто бы вовсе не осознает причины ее раздражительности, но едва ли девушка может показать свои истинные чувства, и он внаглую этим пользуется.       – Именно из-за таких, как ты, я и поставила эту убогую трехногую табуретку, отпугивающую тебе подобных, – замечает она язвительно и добавляет сурово: – Убери руки с моего стола, Такеши, пока я не убрала их за тебя.       Темно-синие глаза Триш недобро блестят в полумраке, озаряющимся лишь светом настольной лампы, и Ямамото поспешно скидывает свои локти прежде, чем Рокудо успевает треснуть по ним длинной металлической линейкой. Девушка заглядывает ему в глаза почти ласково и улыбается светло-светло так, что Такеши невольно передергивает плечами, стараясь сбросить чувство умопомрачительного сходства Беатриче с ее братом-близнецом.       – Что ты там говорил? – Триш снова трет лицо уже обеими ладонями, щурится, пытаясь вспомнить, о чем же ее спрашивал собеседник – Ямамото послушно ждет, когда она сама выудит из своей памяти недавний его вопрос, – а после торжествующе щелкает пальцами и выпрямляется в кресле: – А, про сон. Так вот, послушай умных людей – сон для слабаков. Учись, пока я жива.       – Ты неправа, Триш, – вздыхает Такеши.       – Вонгола находится в состоянии войны с Мельфиоре, я – Внешний Советник Вонголы, мы в проигрышном положении, а когда целая организация оказывается в жопе, у руководящих лиц не остается времени на отдых и сон, видишь взаимосвязь? – тоном из разряда «сечешь фишку?» интересуется Рокудо и закатывает глаза, когда парень качает головой и смеется, по привычке закидывая руки за голову, а после смягчается и признается: – Не больше двух часов. Пламя, слава богу, помогает мне не стать зомби окончательно.       – Ты не похожа на зомби, – отрицательно качает головой Ямамото и дергается на табуретке, стараясь устроиться на деревянном чудовище поудобнее, а после с некоторой обидой наблюдает за тем, как взгляд Беатриче наполняется злорадным удовлетворением.       – Но скоро превращусь, – колко отвечает девушка и проводит ладонью по волосам, стянутым резинкой в низкий хвост, а после, словно сломав какой-то из своих внутренних барьеров, откидывается назад и растекается по креслу, как будто бы из нее вынули какой-то внутренний стержень, который поддерживал ее в форме все это время, – точно превращусь, Ями, помяни мое слово.       Такеши улыбается рассеянно – он не очень любит это прозвище, пусть и совершенно справедливо доставшееся ему от Триш, но готов терпеть его из ее уст, если ей так хочется.       – Я не позволю тебе превратиться, – жизнерадостным тоном говорит он, но прекрасно знает, что Рокудо прекрасно видит сквозь его маску наивного дурачка и читать между строк умеет. – Твое Пламя сможет вылечить даже зомби-вирус.       Но Беатриче, на удивление, привычную словесную игру не поддерживает, смотрит в ответ куда задумчивее, чем обычно, и усталость колышется на дне синих глаз двумя темными глубокими озерами. Она замечает его внимание и скрывает взгляд за пушистыми черными ресницами, стирая следы бесполезной слабости, и вскидывается уже полная невесть откуда взятых сил.       – Бьякуран – мудак, – веско роняет девушка, и Ямамото давится воздухом, но кивает, послушно подтверждая ее слова. – Вдарить бы ему по морде хоть раз, и можно на покой отходить. Все равно там, – она вскидывает палец вверх и крутит им, намекая на иной мир, – мы все равны, и его теория о собственном превосходстве стопроцентно потерпит крах. А эта война, эти смерти, эти жертвы… – Рокудо кривится, как будто бы сожрала целый лимон и выплевывает, прямо и проницательно заглядывая Такеши в лицо. – Это слишком высокая плата за тот мир, который он хочет построить на крови и костях.       Они молчат несколько минут, слово ведя друг с другом безмолвный диалог. Ямамото отстраняется первый, словно очнувшись от долгого сна, непривычно серьезный, избавленный от маски простодушного идиота, а после снова подается вперед и, протягивая руку к бледному лицу, нежно-нежно заправляет выбившуюся из прически прядь волос за изящное ушко. Девушка на короткое мгновение прижимается теплой щекой к его ладони, прикрывая глаза, а после глядит из-под ресниц смешливо и игриво, выбрасывает руку вперед, притягивая Такеши за галстук, и напористо целует.       …Триш-из-настоящего погибает через три недели, заживо сожженная в Пламени неба Бьякурана – кажется, перед смертью она-таки успевает врезать ему по лицу.       Триш-из-прошлого смотрит на Такеши недоуменно и хмурится чему-то своему, когда он начинает избегать ее.       Ямамото кажется, что его болью можно задохнуться.