Программные сбои Девятки

      Это прекрасное чувство, когда сдул залетевший в твой двор чей-то мяч, невзирая на то, что тот ничего даже не зацепил и не сломал, а твой газон и так был абсолютно не ухоженным. Когда провоцируешь конфликт на ровном месте, и вот уже практически доходит до драки, где порываешься бить опять-таки исключительно ты сам, но зато потом как приятно показать значок и выписать штраф за неуважительное отношение к сотруднику полиции. Когда высыпаешь в кофеварку последние остатки кофе и оставляешь упаковку на своём месте, а спустя несколько мгновений наслаждаешься возмущёнными криками с кухни, попивая этот самый уже готовый кофе.       Это ни с чем не сравнимое чувство, когда срываешься на патрульных андроидах, гоняешь по идиотским поручениям Коннора, потому что на эту неделю, пока Андерсон по каким-то семейным делам занят, он временно твой напарник. Цапаться с коллегами, покрывать всех матом, показывать факи на право и налево, назад, вперёд, вверх, и даже бывало вниз, упавшему не без твоей помощи стажёру, постоянно «пфекать», и самое главное, портить всем настроение, день, неделю, а если повезёт, то и жизнь.       Вот что значит быть Гэвином Ридом. И, конечно, наслаждаться всем этим. Наслаждаться страданиями других.       Сегодняшний день не сильно отличался от остальных, множество ругани, пара потасовок, один рыдающий ребёнок и миллионы убитых нервных клеток. Естественно, не ридовских. Гэвин чувствовал себя Гринчем, хотя сейчас было далеко не Рождество и даже не зима, а чрезмерно дождливая весна. Настроения как и всегда не было, Тина снова пыталась вправить мозги, устраивая бесплатную психотерапию и почти слёзно умоляя прекратить себя так бессовестно вести. Пф, да у Гэвина Рида совесть атрофирована с самого рождения, о чём вообще речь.       Вечер шёл плавно, легко и в меру увлекательно. Фильм с интересным сюжетом, прохладный алкоголь и кошка под боком со своим моторчиком. Душу приятно грели мысли о содеянных пакостях, которых сегодня набралось аж тринадцать, счастливое для Гэвина число. Дождь выстукивал свой ритм по стеклу, стиральная машинка гудела где-то в глубине дома, а витавший в воздухе стойкий запах любимого кофе сообщал о том, что кофемашина вот-вот закончит свою работу.       Вот так вот звёзды сошлись, карты легли, раки свистнули и у Гэвина даже было хорошее настроение. Умиротворение. Идиллия. Которую нарушило чьё-то глухое покашливание. При том, что Гэвин живёт втроём с кошкой и своим характером. И из всех троих кашлять мог только он сам, и эти пару секунд назад он определённо этого не делал. — Какого хуя?! — мужчина вскочил с дивана под недовольный мявк кошки и резко обернулся. За спинкой стоял… Кто-то. Темные волосы, высокий рост, довольная улыбка и раздражающий фактор: все это в целом. Гэвин бы сбегал за табельным, если бы оно не лежало в спальне, куда путь проходил как раз через незнакомца.       Страшно почему-то не было, лишь неожиданно и чертовски выводяще из себя. А кого бы не взбесило проникновение со взломом, причём не только в дом, но и в этот хороший вечер, который оказался испорчен. — Здравствуй, Гэвин. Если ты задаёшься вопросом о том, что я собрался делать, то не переживай, никаких ограблений, насилия, похищений и прочего. Я здесь для другого.       Незнакомец говорил приятно, складно и даже как-то завораживающе. Но он все ещё оставался тем, кого здесь быть не должно и Гэвин это чётко понимал, но пошевелиться и взять в руки хотя бы что-то тяжёлое не мог. Будто оцепенел. Причём не естественным путем из-за шока там или тонкой душевной организации, а будто его насильно кто-то удерживал на месте. И вот это уже пугало. Ситуация начала смело вышагивать по пизде. — Ты кто, блять, такой?! — телефон как назло тоже был вне досягаемости, закинутый фиг знает куда с лёгкой руки детектива. Вот же блядство. — Если тебе нужно имя, то можешь звать Ричардом. — как-то миролюбиво осведомил незванный гость, с какой-то едва уловимой снисходительностью во взгляде. Это взбесило Рида ещё сильнее. К чему снисходительность, сука, будто к ущемлённому какому-то! — Но думаю, намного важнее моя специальность. Я совесть, Гэвин. Твоя совесть, к которой ты отчаянно не хочешь прислушиваться и игнорируешь уже слишком долгое время. У меня высокие границы терпения, но всему есть предел. И сегодняшней выходкой ты его превысил.       Гэвин сказал бы, что пребывает в шоке. Ну, если был бы интеллигентным человеком. А так, он натурально охуел и пораженно уставился на этого человека. Может, его гость прямиком из Элоизы*? Оставалось лишь надеяться, что не из отдела для буйных. — Ага, совесть. Да, понятно, окей, давай вспомним, что у меня она атрофирована с самого рождения, и ты исчезнешь из моего дома, — Детективу не часто удавалось работать с настоящими психами, но кое-что он знает. Например, что лучше не злить их и соглашаться. Особенно если они что-то говорят о себе.       Хотя конкретно этот с виду вовсе и не напоминал больного человека. Держался спокойно с достоинством и скользящим во всех движениях и интонациях превосходством. Это всё раздражало, чуточку напрягало и нервировало. Гэвин чувствовал себя загнанным в угол и это в собственном доме! Хотелось если и не добраться до табельного, то хотя бы по старинке задействовать руки и съездить по этой снисходительной роже. Вполне заслужено, считал Рид.       Но Ричард лишь улыбнулся, вздохнул и щёлкнул пальцами. И Гэвин перестал стоять посреди гостиной и искать глазами возможности сделать хоть что-то. Он упал, но не на пол, а на что-то мягкое, пружинистое и приятное на ощупь. На свою кровать. В спальне. — Ебать, — сипло выдохнул Рид, ошарашено осматриваясь по сторонам и не понимая, какого хуя это только что было. Ричард стоял возле самого входа, по-деловому облокатившись на косяк и скрестив руки на груди. И конечно с идиотской улыбкой. На самом деле улыбка была даже красивая, но на взгляд Рида, всё в Ричарде было идиотским. — Как верно подмечено, детектив, — усмехается человек (в чём мужчина уже начал конкретно сомневаться) в дверях и начинает медленно приближаться, ловя в глазах лежащего панику.       Гэвин из всех сил пытался вскочить, сесть ну или хотя бы как-то двинуться. И не смог. Лежал, распластанный на спине и будто чем-то придавленный к мягкой поверхности. Стало уже не смешно. Если раньше какие-то мысли про типа, возомнившего себя совестью в насмехающемся ключе проскальзывали, то сейчас стало не до них. Ситуация будто разом приняла серьёзный оборот.       Ричард приблизился вплотную к кровати, встал сбоку и наклонился к лежащему. В глазах была какая-то снисходительная нежность. И это тоже пугало. — Ты чё, сука, делаешь?! — взвизгнул мужчина, когда его щеки легонько коснулись кончики чужих пальцев. Это даже не было полноценным касанием, лишь едва ощутимым намёком на него. — Ничего такого, чего бы тебе не пошло на пользу. Например, я очень хочу продемонстрировать, что не стоит мной пренебрегать. И в некоторых ситуациях всё же стоит меня поиметь, а лучше даже подружиться.       Несмотря на всё, Гэвин, конечно же, не мог не отметить чужую привлекательность, её трудно было не заметить даже сквозь плотную завесу раздражения. И с учётом этой объективности Рид был бы не против его поиметь. Но ситуация не располагала. Зато располагала к тому, что, видимо, иметь тут сейчас будут самого Гэвина.       Ричард ещё пару мгновений вглядывался в серо-зелёные глаза, читая быстро сменяющиеся эмоции в них, а потом решил, что пора. Один щелчок пальцами и детектив лежит уже на животе, а под его головой заботливо взбитая подушка. Гэвин бы заострил на этом своё внимание, ведь он сам обычно свои подушки никогда не взбивает, но знаете, как-то немного не до того было.       Следующий щелчок и его бёдра резво вздёргивают вверх, колени будто сами по себе разъезжаются, а на поясницу кладётся тёплая рука. Страх внутри достигает своего максимума. Скорее всего, ему за всю жизнь не было так страшно, как сейчас. Даже самое опасное задание под прикрытием, даже когда его раскрыли и отвели в комнату пыток — не сравнится с этим страхом, когда его сейчас собираются выебать. — Нет! Нет, блять, не смей! Ричард, да? Хорошо, я всё понял, нельзя вести себя как последний мудак! Я больше не буду, правда, не надо! — кричал Гэвин, не оставляя попыток пошевелить хоть какой-то частью тела и раз за разом терпя поражение. — Прости, Гэвин, но мы же оба понимаем, что ты будешь, да ещё как. Поэтому попытайся расслабиться, так будет легче, — ага, расслабься. Эта просьба вообще когда-нибудь работала так, как надо? Рид подозревает, что нет. Потому что когда тебе говорят расслабиться, ты инстинктивно напрягаешься ещё сильнее.       Выкрикнув парочку матерных конструкций, Гэвин вдруг с ужасом осознал, что больше кричать не получается. Вообще издавать хоть какие-нибудь звуки не получается. Не верилось, что всё это происходит реально с ним. Но зато можно успокаивать себя мыслями, что это сон. Вот такой вот хуёвый кошмар, над которым завтра утром можно будет посмеяться. Или порыдать.       Вот правда руки, оглаживающие спину ощущались слишком реальными, тёплыми, гладкими, даже нежными. Но Гэвин не верил в эту показушную нежность. Он чувствовал, как в движениях скользит власть, собственничество и сила. Стоило начинать морально готовиться к жёсткому сексу. Да и вообще к сексу с мужиком. Да ещё и в роли пассива. Каков пиздец.       Тем временем ещё один щелчок пальцами и одежды на детективе как не бывало, и прохлада комнаты стала ощущаться ещё явственнее, от чего яйца поджались, а на коже появились стайки мурашек. В контрасте с тёплыми ладонями, уверенно обхватившими бёдра, ощущалось остро. Причём обхватили его хоть и твёрдо, но совсем не стремясь причинить боль или оставить парочку синяков, всё было слишком по трепетному аккуратно. И это почему-то раздражало уже не так сильно.       Когда пальцы аккуратно прошлись между ягодиц, заставляя отверстие испуганно сжаться, Гэвин понял, что всё-таки определёнными участками тела он может шевелить, что, к сожалению, никак не поможет ему выпутаться из этой ситуации. Одна рука удерживала за бедро, слегка оглаживая большим пальцем, а вторая поглаживала нежную тонкую кожу вокруг самого сокровенного, призывая, скорее всего, расслабиться.       И когда первый палец оказался внутри, ожидаемой боли почему-то не последовало, да и скользил он слишком легко, щедро смазанный. Гэвин даже оставил попытки дёрнуться вперёд, чтобы уйти от касания. Второй палец быстро присоединился к первому, аккуратно оглаживая гладкие стеночки и разводясь на манер ножниц. Ричард снова стал уделять внимание спине, делая свои прикосновения всё более приятными, да ещё и прокомментировал, что не стоит так бояться. Рид, естественно, послал нахуй, правда, только мысленно, но зато с очень большой надеждой, что для этого Ричарда с его невъебаться какими способностями чтение столь громких мыслей обычное дело. И судя по смешку за спиной, так оно и было.       Третий палец вошёл также легко, небольшая доля неприятных, даже скорее непривычных ощущений исчезла без остатка, заполненность стала полностью комфортной, а особо глубокие движения задевали что-то внутри, от чего становилось охуенно приятно. Даже дурацкие поглаживания по спинке, которые плавно перетекли в поглаживания по бёдрам уже не были такими бесящими и по-предательски приятными. Они были просто приятными и даже хотелось потянуться навстречу, чтобы увеличить площадь соприкосновения, но его всё ещё удерживали на месте в совершенно блядской позе, хотя он и понимал, что это не для унижения, а просто потому что так легче и более безболезненно будет проходить дальнейшее действо.       Вот только когда пальцы покинули его тело, он не на шутку испугался, стараясь как можно сильнее сжаться и просто не впустить, но блядский Ричард хорошо постарался со своей растяжкой и теперь края дырочки просто не сходились. — Гэвин, успокойся, я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. Даже больно не будет, честно, — руки плавно прошлись по внутренней части бедра, затрагивая самые чувствительные участки, и практически незаметно раздвинули ноги ещё шире.       Во всём этом Рид конкретно не понимал, почему его не целуют. Не то чтобы ему хотелось, чтобы его поцеловал Ричард. Просто Гэвину всегда казалось, что это ведь более очевидные действия, направленные на расслабление и отвлечение, нежели простые поглаживания. Как бы люди так делают. Ах да, он же не человек. А долбаная совесть, которая сейчас собирается поиметь его, потому что он в своё время не смог поиметь её. Ирония в чистом виде.       Когда во всех вообще смыслах, жопой чуешь, что тебя сейчас собираются трахнуть, то расслабиться приходится чуть ли не насильно. Потому что так лучше для тебя самого. Вот и Гэвин, почувствовав, как к нему приставляют что-то большое и тёплое, максимально разжался и зажмурился. Ричард вошёл одним плавным движением и замер, давая привыкнуть и выводя кончиками пальцев на бёдрах какие-то узоры. И да, боли практически не было, кто-то умеет держать слово. Но легче от этого не становилось.       Его распирало внутри, мышцы сильно натянулись, а сбитое дыхание Ричарда дало понять, что тому тоже не легко. Но он стоически терпел, пока Рид привыкнет к чувству полной заполненности и размеру.       Давай уже, блять, хватит тянуть — вычленил из потока матерных конструкций одну мысль Гэвин и в нём тут же начали двигаться. Медленно, плавно, тягуче, даже не пытаясь войти на всю длину, совсем не жёстко, как ожидал детектив. Такая нежность на самом деле обезоруживала сильнее всего. Даже не оставляла поводов для ненависти. Не то чтобы сам Гэвин Рид их не нашёл, просто он не мог не признать то, что это было приятно. Вот так живёшь тридцать шесть лет гомофобом, а потом раз, и приятно. Пиздец.       Движения чувственные, дыхание тяжёлое, а руки, крепко удерживающие за талию приятно тёплые, и мужчина будто теряется во всём этом. Даже не сразу осознаёт, что из его рта доносятся тихие стоны и он, наконец, может говорить.       Только говорить совсем не получается, лишь рвано дышать сбиваясь на предательские стоны когда толчки получаются особо глубокими и задевают внутри простату. Ричард, конечно, всё видит, анализирует, делает выводы и ускоряет темп, наваливаясь сверху и прижимаясь к спине. Гэвин чувствует мягкую ткань чёрной водолазки и от этого почему-то накрывает, прогибает в спине и заставляет поддаваться навстречу. И Ричард позволяет, ослабляет контроль совсем немного, но теперь бёдра уже снова полностью во власти Рида и он, забивая на все свои возмущения и вредность, всё же толкается на чужой член. Похуй. Проклинать себя будет потом, сейчас можно и насладиться.       И он наслаждается, полностью расслабляется, стонет открыто, надрывно, сладко, плавится от вернувшихся ласковых поглаживаний и одновременно быстрых глубоких толчков. Ричард подхватывает под живот, прижимает к себе ещё теснее и жарко дышит в шею, пуская мурашки. Собственное возбуждение Рида уже давно упирается в живот, пачкая его естественной смазкой, которой слишком много, которая стекает по стволу, достигая яиц и капая вниз на простыни.       Становится слишком жарко, слишком остро, слишком чувственно и невыносимо. Поэтому когда чужая рука накрывает член, плотно обхватывая, поглаживая большим пальцем головку и растирая всю натекшую смазку, да ещё и при каждом слишком правильном толчке задевается простата, Гэвин легко кончает, ощущая как внутри будто что-то взрывается, окатывая каждую частичку наслаждением. Ричард кончает следом, втиснувшись как можно глубже до звёздочек перед глазами и прижавшись практически до боли. Практически. Но не заходя за границы.       Обессиленно свалиться на кровать Гэвину не позволяют, всё ещё мягко удерживая за живот, и аккуратно опускают на мягкую поверхность, после легко переворачивая на спину, чтобы вглядеться в какие-то отстранённые больше зеленоватые при таком освещении глаза.       И вот теперь, когда его больше ничего не удерживало, шевелиться не хотелось уже самому. Было нормально лежать вот так, удобно раскинувшись на постели и чувствовать приятные касания уже к животу.       Ричард отчего-то сильно довольный лежал рядом, внимательно рассматривая чужое лицо. Но когда Гэвин скашивал взгляд и смотрел на него, улыбка на его лице вовсе не была самодовольной, она была просто тёплой с лёгким налётом нежности. Которая проскакивала на самом деле во время всего процесса и не вписывалась в восприятие Рида. Он и не думал, что это может быть так приятно, так тепло, так ласково. Так идеально. Как сам Ричард.       Но не испортить момент Гэвин просто не мог, иначе это был бы не он. — Ну и хули ты ещё здесь? Сделал же всё, теперь вали. Ричард нахмурился, вздохнул и легонько щёлкнул по кончику носа. — Я должен убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, и никаких негативных последствий для тебя и твоего организма не будет, — легко пояснил Ричард, придвигаясь вплотную и перетягивая расслабленное после оргазма тело на себя, укладывая голову себе на грудь и крепко обнимая. — Нормально всё, изыди, — недовольно ворчал Гэвин, тщательно скрывая то, как ему были приятны крепкие тёплые объятия. Да, он на самом деле любил объятия, о чем никто, впрочем, не знал. Кроме конечно же его кошки, которой приходилось одной восполнять всю норму потребности обнимашек.       Возможно, такое отношение немного подтапливало что-то внутри, стирая желание вредничать и пререкаться. Можно же было и помолчать, принимая приятные для себя вещи, даже заснуть, пока всякие дурацкие тяжёлые мысли не тревожили, будучи заблокированы послеоргазменной негой.       Поэтому Гэвин поёрзал в объятиях, будто случайно ткнул острым локтём в чужой тёплый бок и потёрся щекой о мягкую ткань, облепившую неплохо подкачанную по ощущениям грудь. — Вот можешь же быть нормальным человеком, зачем давить из себя все эти гадости? — усмехнулся куда-то в макушку Ричард и Гэвин вновь почему-то подумал о том, что его ни разу так и не поцеловали. И это портило весь момент. Даже тоскливо как-то становилось.       И можно было бы ссучиться, выпутаться и скинуть с кровати этих охуевших Ричардов, попутно покрыв хорошим матом. А можно было немного подзагнаться по этому поводу, погрустить и прийти к каким-то своим идиотским выводам. Что совершенно не в духе Рида.       Поэтому он всё же выпутался, словил недоумённый взгляд и даже успел позлорадствовать, перед тем как хищно ухмыльнуться и поцеловать самому. Легонько, не напирая, даже лениво как-то, но вместе с тем отчего-то безумно сладко, нежно и до одури нужно. Сам обнял за шею, сам перелез на тёплое тело полностью и продолжил наслаждаться мягкими сладковатыми губами.       Ричард даже растерялся сначала, но быстро взял себя в руки, ответил, поудобнее обхватил руками, надежно прижимая к себе и довольно заурчал совсем по кошачьи, когда тонкие пальцы зарылись в волосы. Это тоже было приятно.

***

      На следующее утро охуевал весь Департамент.       Гэвин Рид пришёл вовремя, припарковал свою машину так, чтобы она никому не мешала, да ещё и не поперёк, занимая сразу два места. Не стал покрывать матом андроида за стойкой, никого не задевал плечами, пока добирался до своего рабочего места, не ехидничал с внешнего вида Андерсона, который наконец-то вышел на работу.       Не выливал ни на кого обжигающий кофе, не кидался в лица людей скомканными отчётами, не писал гадостей на стекле капитанского аквариума перманентным маркером, не приказывал Коннору снять эту дурацкую униформу, оставшись лишь в трусах, на которых, между прочим, тоже было написано «собственность Киберлайф». Не делал вообще ничего, кроме работы. Это настораживало, откровенно пугало и все сторонились как могли, ожидая подвоха.       Но прошло полдня, и Рид ни на кого не сорвался, даже помог поднять упавшие папки стажёру, который проходил мимо его стола. И всё это без единого слова. Даже Фаулер чуял неладное, переставил большой фикус, обычно закрывающий собой стол детектива, дабы уберечь капитанскую психику от его выходок и вечной ухмылки. Теперь наоборот хотелось наблюдать, чтобы точно не пропустить момент, когда грянет катастрофа. — Что это с ним? — тихо интересуется Миллер, подойдя к столу девушки и почти открыто косясь в сторону Рида. — Сама спрашивать не решаюсь, — также поворачивается в его сторону Тина, отвлекаясь от рапорта. — Боюсь, апокалипсис грядёт. Вот первый катаклизм и случился. — Согласен. Валить надо, пока не поздно.       А Гэвин что? А Гэвин ничего, ему понравилось. А ещё ему обещали поощрение за если не хорошее, то хотя бы нейтральное поведение. Поэтому было как-то плевать на все свои устоявшиеся ежедневные традиции. Подружиться с совестью хотелось больше. Чтобы иметь друг друга сколько влезет, потому что как оказалось это может быть чертовски приятно.