Программные сбои Девятки

      Голова болела нещадно, глаза резал отвратительно-красный свет, а тело ощущалось как не своё. Гэвин с трудом огляделся, морщась от боли в затёкшей шее, и махнув рукой, ударился о что-то твёрдое. Он лежал в маленькой камере, придавленный весом напарника, очевидно бессознательного, но хуже всего то, что эта камера изнутри поразительно сильно напоминала гроб.       Воспоминания возвращались обрывками и на самом деле лучше бы они не возвращались. Потому что эта ситуация, которую не иначе как пиздец, не назовёшь, может стать ещё хуже от осознания того, что сам в этом всём виноват.       Нужно было слушать Фаулера и нормально обсудить план захвата, нужно было не лезть на рожон, нужно было слушать Ричарда, когда тот кричал ему идти только за ним, нужно было просто родиться не Гэвином Ридом. Но как-то не срослось.       Обычно мужчина рассчитывал на «обойдётся», но при первом же взгляде на него можно точно сказать, что не обходилось. Андроид долго не понимал, как человек дожил до своих лет, обойдясь одними шрамами, пусть и многочисленными. Сейчас Гэвин впервые подумал о том, что всё не только не обойдётся, но и грозит закончиться летальным исходом, поскольку дышать стало довольно тяжело.       Воздух безжалостно кончался, а от паники сердце забилось быстрее, и дыхание участилось. Рид зашарил руками по стенам, которые едва не упирались в его плечи, но это не дало ровным счётом ничего. Он никогда не страдал клаустрофобией, но тело напарника вдруг стало слишком давить, и Гэвин зашарил по нему руками, чтобы хоть немного сдвинуть с себя, но руки тут же наткнулись на что-то влажное.       Человек с ужасом осознал, что это кровь. Синяя кровь его напарника, которой было подозрительно много. Гэвин тут же отдёрнул руки, вцепившись в чужие плечи и не став ощупывать нередкие проломы в пластике с торчащими рваными трубками и некоторыми биокомпонентами.       До него как-то внезапно дошло, что отвратительный красный свет, это диод андроида, который был единственным источником освещения. И тот факт, что он в принципе горит, иррационально успокаивал. Пока диод горит, значит, Ричард жив. Значит, Гэвин не один в этом пиздеце. Значит, шанс есть.       В голове мелькает мысль, что андроид пострадал из-за него, причём намного сильнее человека, которого вырубили сразу же, как только он вошёл. Но Гэвин упорно выгоняет её, чтобы не чувствовать себя ещё хуже. Ричард знал, на что шёл, он просчитал все возможные варианты и если в итоге всё же пошёл за ним, спасать его мудацкую задницу, то это его личный выбор. Рид его никуда не тащил.       Мужчина глубоко вдыхает и выдыхает, стараясь взять себя в руки, которые крепче сжимаются на чужих плечах, пропитывая кровью чёрную часть пиджака. Андроид дёргается и его спина начинает мерно подниматься и опускаться, имитируя дыхание. Зачем напарник тратит на это свои ресурсы, Гэвин в душе не ебёт, но от этого и самому дышится легче. — Детектив Рид… — Жестянка, если ты сейчас скажешь, что-то вроде «я же Вам говорил», то я прокушу тебе плечо, чтобы тириум слился ещё скорее! Я сам знаю, что еблан и виноват, но, блять, твои нравоучения вот вообще не помогут. — Прекрасно, я лишь хотел сказать, что, пока функционирую, могу синтезировать для вас воздух, но как только снова отключусь, или… — голос лязгнул металликой, и на мгновение смолк, но после снова продолжил, будто и не было никакой заминки, — или деактивируюсь, у Вас останется кислорода ещё минут на сорок, а после он закончится совсем.       Гэвин вздрогнул, осознавая насколько всё серьёзно. Он проебался как никогда. А потом вздрогнул снова, когда чужие руки, до этого безвольно лежащие на полу, мягко сжали его талию, поглаживая большими пальцами открытую из-за задравшейся футболки кожу. — Ты чё, блять, делаешь?! — Стараюсь Вас успокоить. В таких случаях полагается полноценное объятие, но из-за нашего положения это невозможно, поэтому я делаю то, что мне доступно, — спокойно пояснил Ричард, продолжая наглаживать кожу, по которой уже побежали мурашки. — Прекрати, сука, сейчас же! Я и так спокоен, как никогда, а твои действия только заставляют нервничать ещё сильнее! — на самом деле это было даже приятно, но напрягала сама ситуация, поломанный напарник и слишком тесное для них двоих пространство. — Нет. Ваш уровень стресса, до этого зашкаливающий, постепенно приходит в норму, сердечный ритм восстанавливается и дыхание замедляется. Поэтому я продолжу.       Гэвину на это нечего сказать, он упрямо фыркает, отводит взгляд и больше не возникает. Он боится спрашивать, сколько ещё времени у них осталось, пока потеря тириума не станет критичной. Он боится спрашивать, сколько процентов в той вероятности, где они выживут. Он в принципе боится.       Ему и правда не помешали бы объятия, хотя он ни за что в этом не признается. Ричард пытается завести разговор на какие-то неважные темы, скорее всего, чтобы отвлечь, но Рид игнорирует эти попытки. Он также прекрасно знает, что напарнику тоже страшно. Тот может хоть до посинения строить из себя бесчувственную машину, но Гэвин всё равно знает правду.       Чувствует, как подрагивают пальцы, сжимающие его талию, видит пульсацию красного диода, видит застывшее маской лицо, которое скрывает в себе слишком много. Человек почему-то не думает, что этот разговор ни о чём не нужен ему, но возможно нужен самому андроиду. Зато он проводит руками по плечам дальше и обнимает напарника за шею, слыша, как тот замолкает на полуслове. — Спокойно, Ричи, нормально всё будет.       Вряд ли ему верят, но это то, что нужно было обоим. Ричард полностью замолкает, утыкается носом в тёплую шею, но продолжает дышать, чтобы не прерывать синтезирование воздуха для своего человека.       Постепенно успокоиться удаётся полностью, и они продолжают так лежать с глупой надеждой, что их найдут и помогут. Андроид не может понять, где они, не может выйти в сеть, не может связаться по внутренней связи с Коннором, не может не вдыхать запах человека и не раскладывать его на составляющие раз за разом, чтобы отвлечь систему от нерадостных модулирований ситуации.       У него отказала большая часть биокомпонентов, ошибок скопилось столько, что трудно рассмотреть что-то через красное марево сбоев перед глазами. В какой-то момент руки застывают на чужой талии мертвой хваткой и отказываются больше двигаться. Человек ёрзает, ослабляя давление, и Ричарда накрывает новой волной ошибок от осознания, что он ничего больше не может сделать. Это бесит.       Последние ресурсы уходят на то, чтобы дышать. Чтобы дышать мог Гэвин.       Спустя ещё какое-то время, человек снова начинает ёрзать, пока не упирается пахом в чужой и не чувствует давление. Он совсем не так хотел узнать, что у его напарника полная комплектация. Да если честно, он вообще не хотел об этом узнавать. Ему было плевать и ему плевать сейчас, но ситуация получается довольно неоднозначной.       Невесёлые мысли о их участи, приправленные тончайшим слоем призрачной надежды, перекрывают физические реакции. Ричард жарко дышит в шею, прижимается к телу всем корпусом, всё ещё обхватывает талию и с недавнего времени создаёт крайне приятное давление на член. — Блять. — Гэвин, я… — Заткнись, жестянка! Просто сейчас заткнись и всё!       Ричард и правда замолкает, старается изо всех сил сдвинуться, чтобы не причинять неудобств человеку, но единственное, что он ещё может контролировать это дыхание и лицевые мышцы. Рид делает глубокие вдохи, чтобы успокоиться и унять абсолютно неуместное сейчас возбуждение, но двинуться нормально не получается, и он лишь трётся о чужую ширинку от чего член крепнет сильнее.       Сложно представить, сколько ещё есть градаций ухудшения ситуации, потому что каждый раз, как только человек думает, что дальше уже точно некуда, хуже быть не может и достигнута абсолютная точка пиздеца, случается что-то ещё. Оказывается, есть куда, может, и неизвестно насколько пиздец может оказаться полным.       Становится противно от себя, противно от мыслей о том, что напарник на нём истекает кровью, неизвестно сколько им обоим осталось, а его тело реагирует немыслимым образом. Он в отчаянии снова пытается сдвинуться или подвинуть Ричарда, но лишь раз за разом проходится своим членом по чужому сквозь жёсткую ткань джинс и возбуждается только сильнее.       Ричард, слава всем богам, молчит, не усугубляя ситуацию, а Гэвин не замечает, как попытки сменить положение перерастают в намеренное трение о напарника. От этого становится только более противно, но остановиться Рид уже не может.       Рёбра от длительной тяжести на них начинают болеть, но Гэвину плевать. Он опускает руки по широкой спине ниже, притискивая за поясницу ближе к себе, и продолжает отчаянно толкаться в чужой пах.       Сбои летят один за другим, голосовой модуль идёт по пизде, и Ричард не может сказать уже ничего. Не может пошутить про лишение фроттеризменной девственности. Не может успокоить. Не может помочь. Только продолжает жарко дышать в шею и пачкать кровью тёплые руки, которые вцепились ему в спину.       Гэвин думает, что их могут найти именно такими. Андроида на грани деактивации и его со вставшим членом. Андерсон будет стебать их до самой смерти. Человек истерично смеётся и откидывает голову, ударяясь о пол. Но всё равно продолжает тереться, не обращая внимания на болящие рёбра, руки, перепачканные кровью, и сильно сбитое дыхание.       Металлическая молния слишком болезненно давит на головку и это всё, о чём он может думать. Пальцы комкают форменный пиджак, прижимая корпус андроида до боли, а член с силой вжимается в пах, всего несколько толчков и его накрывает долгожданное облегчение. Он крепко жмурится, в трусах становится слишком влажно, каждая клеточка тела расслабляется, а дыхание восстанавливается. Гэвин забивает на все неудобства, на чувство вины и страха, на отвращение к себе и этой ситуации и думает, что ему хорошо.       Даже не сразу понимает, что что-то не так. Что подозрительно тихо. Что подозрительно едко пахнет тириумом. Что диод больше не горит.