All that jazz

При жизни Энджи никогда не стеснялся своих желаний. Он делал всё так, как ему хочется, в тех количествах, в которых хочется. Даже если «нельзя». Как нельзя, когда можно? Можно употреблять наркотики, сидя в светлой столовой элитного отеля, на завтраке со своей семьёй. Можно застрелить того, кто посмел обмануть тебя, посмотреть косо на твою сестру или просто пройти мимо и не обратить на тебя внимание. Можно трахаться с мужчинами, в идеале — горячими и незнакомыми. И, конечно же можно петь по ночам в сомнительном баре под неоновой вывеской, наслаждаясь всеобщим вниманием, липкими взглядами и чарующим джазом. До красивого названия «кабаре» бар явно не дотягивал, но популярностью обладал завидной. Попасть в него можно было только через знакомых, по приглашению. Это был первый бар-кабаре в истории Нью-Йорка, где соблазнительные номера исполнял мужчина. И ему это легко позволили — а как откажешь сыну наркобарона. Любой каприз, только не стреляйте в голову, пожалуйста. И в ноги тоже не надо, а в яички тем более. Кому-то ещё надо унаследовать этот притон. На удивление, Энджи разношерстная и не самая чистая на руку публика бара встретила с распростертыми объятиями. Он был совсем молод, итальянская кровь бурлила в нём кипятком, а стройное, слишком изящное и тонкое для мужчины тело притягивало взгляды даже агрессивно настроенных натуралов. Его голос с южным акцентом тут же врезался в память и отказывался выходить оттуда ещё очень долго — звонкий, мелодичный, совсем немного гнусавый. Идеальный для джаза. Он хорошо пел. Умел делать голос низким и соблазнительным, почти рычать, умел подхватывать высокие ноты. Такому таланту обидно пропадать под давлением папаши-гангстера. Будь Энджи женщиной, отец бы без раздумий сделал из него звезду кабаре. Но от сына подобный порыв вызывал лишь одно — разочарование. Именно из-за этого вся его семья обходила бар стороной. Одна только Молли бегала почти на каждое выступление и аплодировала громче всех. Он вышел на небольшую сцену, к музыкантам и танцорам, в расстёгнутой черной рубашке, с элегантно уложенными волосами, чтобы исполнить «All that jazz», когда в баре впервые появился Аластор. Он неторопливо вошёл в затемнённое помещение под первые ноты пианино, и его взгляд тут же зацепился за фигуру мужчины в огне прожектора. Изящного и грациозного, но всё же мужчины. Это было чем-то новеньким. Больше его взгляд с молодого итальянца не сходил. Он не сходил с него до конца выступления, до подворотни, в которой потерялся вход в бар, до неожиданного поцелуя. Аластор никогда не был так уж заинтересован в сексе, ему больше нравилось резать и стрелять, но эта жертва вызывала совсем другие желания. Этой жертвой хотелось прежде всего обладать, и непрошеный стояк в брюках очень хорошо подсказывал, как именно. — Ты похож на маньяка, знаешь, — пробормотал смешливо Энджи, когда высокий и стройный мужчина в дорогом пальто с неожиданной силой вжал его спиной в стену, прямо в подворотне. Аластор выглядел как никогда холодным, несмотря даже на лёгкую улыбку. Он обжигал как лёд — не кидался на Энджела подобно животному, но неторопливо, резко и грубо сжимал его шею и подбородок, дергал на себя, поворачивал к себе спиной. Действовал даже как-то слишком чётко и отрывисто, будто представлял, что делать, хотел этого, но никогда раньше не пробовал. Этот пробел Энджел быстро исправил. Уже через неделю Аластор брал его горячо и уверенно, лаская его куда более мягко. Он продолжал приходить в бар и неотрывно наблюдать за каждым номером, подавляя в себе желание отрезать руки каждому, кто хоть как-то коснулся Энджела в зале или на сцене. Он продолжал оттачивать свои навыки в постели, и у него для этого был потрясающий учитель. Они практиковались каждую вторую ночь, но все равно никак не могли насытиться. Он так же продолжал и убивать. Обладание Энджелом дарило ему небывалый покой и одновременно взрывало весь его мир. Аластор даже думал, что в какой-то момент будет опьянен эмоциями чересчур сильно, что руки на тонкой шее сожмутся слишком надолго. Он думал, что когда-нибудь эта страсть погубит одного из них. Но погубила его не страсть, а охотничья пуля в лоб. Не было времени даже вспомнить Энджи перед смертью — он умер сразу, на месте. Кроваво-красный цвет окрасил землю, а затем и всю демоническую сущность Аластора. Он не думал об Энджи. Слишком много дел и слишком много сил, чтобы сидеть на месте и придаваться воспоминаниям. Секс остался где-то в земной жизни, вместе с обольстительным итальянцем, и вряд ли они увидятся снова. Можно было догадаться, конечно, что это воплощение похоти тоже попадёт в Ад, но это ещё когда. Да и мало ли, что случится с самим Аластором за это время. Так проходили годы, чистка за чисткой. Чужие горячие губы, озорные глаза и приятный голос остались где-то на самой периферии памяти. Интерес к сексу был потерян окончательно. И только джаз все ещё манил. *** — Напомни, почему мы должны устраивать кабаре в отеле? — недовольно шипела Вэгги, и глаз её невольно дёргался каждый раз, когда мимо пробегали хихикающие суккубы в платьицах и костюмчиках годов эдак двадцатых. — Это должен был быть званый вечер. Серьёзное мероприятие. А это что? Мы всё больше скатываемся в бордель! Чарли рядом с ней смущённо улыбалась и мяла пальцами симпатичную светлую юбку. — Аластор сказал, что так мы привлечём больше людей. — Аластор сказал, — Вэгги закатила глаза. Хаск, наоборот, чувствовал себя прекрасно. С азартных игр на этот вечер был снят запрет, как и со всех видов алкоголя и табака, а ему был выдан полный карт-бланш. В таком виде отель нравился ему гораздо больше. Ниффти же носилась в костюме горничной, и никто не мог понять, зачем она нацепила именно его и кто вообще подал ей эту идею. Самого Аластора пока что видно не было. — К тому же, — продолжала Чарли, ища его глазами. — Энджи вызвался исполнить один из номеров. Вэгги покачала головой. Звёздный статус Даста был сейчас им только на руку, и с точки зрения практичности и выгоды она прекрасно всё понимала. Но идея всё равно казалась ей сомнительной. Несерьёзно это — говорить об искуплении, напевая песни об алкоголе и сексе. Народу, однако, набиралось всё больше. Позвали, естественно, самых величественных и могущественных демонов, но на вести о выступлении Энджела сбежались все подряд. Разношёрстная толпа в основном толпилась у бара и столов с картами, но скоро отхлынула в сторону импровизированной сцены, когда объявили начало. Бодро заиграл электро-свинг, те самые суккубы отплясывали под пение демонессы с рогами, отдалённо напоминающей козу. Верхний свет в зале полностью выключили для создания нужной атмосферы, прожекторы направили на сцену. Только неоновые лампы все ещё горели со стороны бара розовым и зеленым. Аластор возник, словно из ниоткуда. Как всегда прямой, словно ему стойку от микрофона вставили по горло, со сложенными за спиной руками и неизменной широкой, зубастой улыбкой. Он появился за спинами Чарли и Вэгги, чуть наклонился. — Чудесная музыка, не правда ли? Вэгги подскочила так, что на секунду оказалась выше Радио-демона. Его микрофон разразился смехом тысячи голосов и шипением помех. Сам Аластор будто и не заметил. — Недавно ознакомился, — он всё продолжал радостно вещать. — Замечательнейшее новое веяние. Придаёт старой классике свежий вкус. Чарли закивала, негромко посмеиваясь над шуганувшейся Вэгги. Та всё ещё выглядела так, будто готова вскрыть Аластору глотку и заглянуть внутрь. Вдруг и правда стойку там найдет. — Следующим выступает Энджел… — заговорила было Чарли, но стоило ей обернуться, Аластора уже и след простыл. Будто секундой ранее он им обеим просто померещился. На самом же деле тот просто нашёл себе место потише, встав в тени, откуда было хорошо видно сцену, но не видно его. Уж чем-чем, а хорошей музыкой он по-настоящему наслаждался. Не говоря о том, что последний раз подобные выступления он наблюдал ещё при жизни. В Аду, конечно, есть кабаре и бары, но они обычно наполнены таким сбродом, что даже приближаться не хочется. Всё же замечательная была идея. С последними нотами электро-свинга демоны разразились аплодисментами, кто-то заулюлюкал. Под всеобщий гомон суккубов на сцене сменила музыкальная группа. Кто-то нёс инструменты в руках, какие-то были уже заранее установлены. У кого-то инструментов не было в принципе — видимо, танцоры. Постепенно шум стих, разве что раздавались редкие хлопки. Все понимали, чьё выступление впереди. Аластора посетило смутное ощущение дежавю. Заиграла музыка. Свет прожектора выхватил высокую и тонкую фигуру Энджела, одетого в привычные шорты и высокие сапоги, разве что пиджак на нём был чёрный, но такой же узкий и не скрывающий мех на груди. Улыбка Аластора слабо дрогнула. Хей, давай захватим город в плен? And all that jazz. Я приспущу чулки до самых до колен. And all that jazz. Энджел двигался одновременно плавно и резко, то покачивая бёдрами, то резко вставая в новую сексуальную позу. Он неторопливо шёл по сцене между танцоров, вел руками по своему телу, по чужим плечам и бокам, забрался на рояль, чтобы непозволительно близко наклониться к пианисту. Кажется, впервые он выглядел настолько элегантно и эротично. Не пошло, не развязно, не нагло. Соблазнительно. Что-то внутри Радио-демона словно оборвалось. Он весь остолбенел, окаменел, неотрывно следя за каждым движением Энджела. Не может этого быть. Хей, давай мы всем покажем класс, И в небеса с тобой мы улетим сейчас, Как высоко никто не долетал до нас, And all that jazz. То, что очень много лет болталось где-то на границе его сознания и памяти, давно кануло в Лету и стёрлось, резко ворвалось обратно. Ворвалось с потоком ярких образов, со звучанием чужого голоса — такого похожего и одновременно другого. Он словно заново переживал свои последние недели на земле за считанные секунды, и белый шум радиопомех рисковал стать слишком громким и привлечь чужое внимание. Впрочем, пока что всё внимание каждого присутствующего в зале было сфокусировано лишь на одной персоне. Оу, малышка будет до утра чудить and all that jazz Оу, растопчет туфли, разорвет чулки, and all that jazz Оу, продолжи с ней в кровати, Оу, ее мамаша спятит. Это было слишком. Аластора едва не трясло, и он даже не полностью понимал, от чего именно. Со стороны он выглядел угрожающе, пугающе, по-настоящему страшно, но, благо, никто не смотрел. Все эти дни в отеле он ходил мимо него, разговаривал с ним, подшучивал над ним — и даже не подозревал. Более того — все эти годы в Аду. Он давно знал о существовании Даста, но у него даже мысли не было связать его и того лукавого итальянца в баре под неоновой вывеской. Конечно, он ведь по-другому выглядел, по-другому звучал, у него было совсем другое имя. Да и не до того Аластору было, совсем. Когда там умер Энджел? — Через четырнадцать лет, — негромко проговорил один из голосов в микрофоне, практически прошипел, тут же снова потонув в белом шуме. Да, я не жена, нет, Но живу сполна! And all that jazz! Весь свет погас, зал погрузился во тьму и аплодисменты на несколько секунд. Все шумели и восхищались, кто-то на радостях пытался подраться. Когда снова стало светлее, Аластора на месте уже не было. *** Хаск мирно храпел на барной стойке. Его брови и уши слабо подёргивались во сне. Несколько секунд Аластор наблюдал за этим, словно находя в этом зрелище какое-то успокоение. Зал был пуст и даже уже убран. Ниффти навела порядок буквально за считанные минуты после того, как последний гость покинул отель, и сейчас она пила чай где-то на кухне, дописывая последнюю главу своего фанфика. Главный фанат её творчества под ником «Уроборос» уже изнывал в ожидании концовки, и ей хотелось его порадовать. Где бродили подружки-лесбиянки, Аластор знать не особо хотел, но всё равно знал — они ушли наверх пятнадцать минут назад, и демон прекрасно видел, как Вэгги на лестнице взяла Чарли за руку. Энджел же просто испарился. После того, как вечер подошёл к своему логическому завершению, он вышел с Валентино на улицу и пока не возвращался. Это немного напрягало. Больше, чем хотелось бы себе признать. Аластору в целом много чего не хотелось себе признавать. Например, что пальцы сжимают стойку микрофона излишне нервозно. Не похоже на него. Но он чувствовал себя так, будто находится на пороге чего-то очень важного. Что-то внутри мелко клокотало, норовя вот-вот вспыхнуть, и он давил это чувство слегка безумной улыбкой. Ну, или даже не слегка. Но оценивать пока некому. Он даже не услышал — ощутил цокот небольших каблуков Даста еще до того, как тот открыл парадную дверь. Аластор не стал оборачиваться, застыл как статуя. Энджел даже не посмотрел на него — явно был загружен какими-то своими паучьими мыслями. Какие там проблемы он обдумывал, Аластор знать хотел ещё меньше, чем какую позу сейчас принимают на последнем этаже отеля две демонессы. За Энджелом протянулся шлейф сигаретного дыма, и Аластор едва заметно поморщился — вот же наглец. Настолько зазвездился за один вечер, что решил, будто ему всё можно? Почему-то такая наглость лишь добавляла причин для странного клокотания внутри. А может, он просто искал лишний повод. — Курение внутри отеля запрещено. Энджел остановился, одна нога уже на ступеньке. Аластор оказался как-то слишком близко, за его спиной. Как он вообще успел подойти, ещё и так тихо? — Сегодня можно, — отрезал Энджел, коротко оглянувшись на него, и продолжил подниматься, затягиваясь. Так, словно он тут устанавливает правила. На следующем пролёте когтистая рука в лакированной тёмной перчатке схватила его за запястье. Энджел даже не вздрогнул, только вскинул бровь и посмотрел на выросшего рядом Аластора. И выдохнул сизый дым ему в лицо. — Надо постараться, чтобы заставить меня слушаться, — он повёл плечами и рассмеялся, совершенно бесстыдно и бесстрашно. Подобная беззаботность в отношении одного из самых опасных существ Ада только ещё больше подкупала. Улыбка Аластора стала шире — хотя, казалось бы, шире уже невозможно. — Мне не придётся стараться. Сигарета упала на пол и тут же была задавлена подошвой с красным отпечатком копыта. Слабый, глухой стук, сопровождающийся шумным выдохом Энджела, прозвучал слишком громко в тишине ночного отеля. Почему-то перед своими глазами Аластор видел не лестничный пролёт и аристократичную обстановку, а чертову вонючую подворотню в неоновом свете. Энджел зажмурил один глаз — ударился затылком, когда Аластор резко прижал его к стене. Длинные пальцы идеально ложились на тоненькую, светлую шею, прямо поверх чокера. — Что, папочка наконец-то отрастил себе яйца, и они тут же зачесались? — ядовито поинтересовался Энджи с ухмылкой и вскинул подбородок. Он смотрел нагло и вызывающе. Но он не спешил вырываться. Казалось, он наоборот ликует. Смакует каждую секунду этого неожиданного порыва. Пламя внутри Аластора разгоралось всё сильнее, и его становилось всё сложнее контролировать. Глаза начали сиять красным светом, как лампы. Микрофон разразился градом помех. Энджел выглядел так, словно он совсем не удивлён. Будто он, чёрт его дери, именно этого и ожидал. Аластор, конечно, знал, что Даст — сука, но как-то ему не приходило в голову, что эта сука ещё и хитрая. Любой другой на его месте уже бы рассыпался в прах от страха и ужаса. Потому что взгляд, с которым на него смотрел Аластор, был, очевидно, не добрым. Весь его вид откровенно пугал. Даже больше, чем обычно. Но не Энджела. Тот лишь усмехался нахально, смотрел прямо, руками как бы между прочим коснулся красного пиджака. Это сработало как пусковой механизм, и Аластор вжался в него всем телом, предплечьем второй руки упираясь в стену у вихрастой головы. — Ты похож на маньяка, знаешь, — выдохнул в его губы Энджел. По спине Радио-демона колючей волной прошлись мурашки. Он замер, уставившись в разноцветные глаза, заглядывая едва ли не в самую его душу. Эта хитрая сука его ещё и переиграла. Тот, кого он, да и все вокруг, всегда принимали за яркую сахарную пустышку с острым языком, оказался на два паучьих шага впереди самого Аластора. И теперь смел улыбаться так, что хотелось впиться острыми зубами в его блядскую шею и вырвать кусок. Да что там, при желании её можно раскусить пополам за один раз, если захотеть. А Аластор очень хотел. Очень много вопросов хотелось задать прямо сейчас, не сходя с места, но Энджел так тёрся своим пахом о его, так водил ладонями в перчатках по плечам и спине, так смотрел, в конце концов, что Аластор, мягко говоря, сорвался. Единственное существо в мире, которое могло вызвать в нём желание, наконец-то снова оказалось в его руках, и отказывать себе было невозможно. Аластор злился. Он злился, ведь эта тварь наверняка всё спланировала; он злился и горел изнутри, не уверенный, что ему удастся сдержать порыв и не придушить Энджи ко всем чертям. И ведь тому наверняка понравится. Он ещё при жизни тащился от подобного, а в Аду ещё и не умрёшь во второй раз — только если очень постараешься. Самый настоящий Рай для озабоченных грешников. Вся злость и весь жар вырвались одним единым потоком — рваный поцелуй, сжавшиеся на шее пальцы, настойчивое трение внизу, когти, впившиеся в едва прикрытое бедро. Энджел довольно замычал в поцелуй, голова пошла кругом. Он ликовал в душе — и тоже пылал, едва ли слабее Аластора. Благо, что у него теперь так много рук, ведь ему хотелось облапать его всего, пройтись пальцами по каждому сантиметру его тела. Стоило признать, демонический облик Аластора невероятно ему шёл и был едва ли не в два раза горячее, чем его земная форма. Может, даже в три. Было бы иронично. Они целовались жадно и долго, как с цепи сорвавшиеся, и Энджел на мгновение забыл, сколько лет прошло. По ощущениям — одновременно минута и вечность. Да, пожалуй, временами он был излишне сентиментальным. Ощущение, будто вокруг них сгустился вязкий кисель, а весь воздух на секунду выгорел, накрыло слишком неожиданно. Однако когда Энджел запоздало распахнул глаза, всё было как обычно. Если можно назвать обычным тот факт, что они оказались в тёмной комнате. Один из пустующих номеров, понял он. Но как? Они сквозь стену, что ли, провалились? Это всё штучки Аластора? Тот как раз отстранился от него, глядя с хищным прищуром и самодовольной ухмылкой. Точно он, иначе быть не может. Какие ещё способности приобрёл этот олень? Невольно вспомнились слова Вэгги, всплыл в памяти взрыв дирижабля. Похоже, теперь его земной любовник стал опаснее, чем когда-либо прежде. И это охуеть как заводило. О чувстве самосохранения Энджел осведомлён не был. И вот это уже охуеть как заводило Аластора. Не боится? А так? А вот так? А если сверху ещё пару порезов? — Интересно, а здесь ты тоже стал больше? — нахально поинтересовался Даст и ощутимо сжал чужой пах, накрыв его одной из своих рук. Ухмылка превратилась в оскал. Похоже, он остался доволен. Аластор даже не дёрнулся. Вездесущие паучьи лапки хотелось ни то вырвать, ни то заломить за спину, чтобы удобнее было драть. Оба варианта были слишком заманчивы. Он привёл в исполнение второй вариант, здраво рассудив, что эти лапки ещё могут пригодиться, а новые отрастить едва ли получится. Резко схватив Энджела за запястье, Аластор в пару резких и точных движений развернул его и прижал его согнутую руку к его же пояснице, прижимаясь со спины следом. Вторая рука уверенно легла на светлый, мягкий паучий мех, зарылась в него пальцами. Энджел горячечно выдохнул, изгибаясь. — Я разрешал шлюхе меня трогать? — низко произнёс Аластор у скрытого за густыми волосами уха и буквально ощутил, как по телу Даста прошлась мелкая дрожь. Аластор вообще-то старался воздерживаться от крепких выражений, предпочитая более тонкие и изящные оскорбления. Но с Энджелом по-другому не получалось. Да и знал он прекрасно, насколько сильно этому больному мазохисту нравится, когда с ним обращаются как с дешёвкой. Энджел тяжело дышал. Его грудь высоко вздымалась, и Аластору почему-то хотелось рассмеяться, что под всем этим густым пухом на деле оказалась абсолютно плоская грудь. Умел же Даст себя подать настолько вычурно, насколько это было возможно, а ведь некоторые и правда думали, что там всё куда круглее и мягче. Кончики пальцев нащупали небольшие соски — то, что ещё было в Энджеле человеческое, — и коротко обвели сначала один, затем сжали второй. Ответом ему был слабый, едва различимый стон. Похоже, туда мало кто добирался. Конечно, о каких предварительных ласках идёт речь, когда ты порно-актёр и проститутка, ещё и спрятал столь важные чувствительные точки под копной паучьего пуха. — Долго будешь меня мариновать? — колко выдохнул Энджел, оглядываясь через плечо. — Или, может, уже сделаешь что-то? Аластор смешливо фыркнул и расстегнул пуговицу чёрного пиджака. Под ним ничего не было. Ладонь в перчатке с обрезанными пальцами заскользила по плоскому животу вниз, и он не без удовольствия отметил, что его кисть шириной почти такая же, как талия Даста. Было в этом нечто пьянящее — держать в своих руках что-то столь хрупкое и гибкое. А ещё — чертовски длинноногое. Только за счёт своих бесконечных ног Энджел обогнал Аластора в росте на добрый десяток сантиметров. Подрубить бы их немного, чтобы смотреть в глаза удобнее было. Впрочем, Энджел вечно изгибался, эротично наклонялся и подгибал ноги, так что разница эта была не так ощутима, да и Аластор, несмотря на разницу в росте, вечно смотрел свысока. Паук, может, и высокий, но переломить пополам его можно быстрее, чем тот откроет рот для члена. Пальцы ловко расстегнули коротенькие шорты и забрались под них. Энджел закусил губу. Небольшой, аккуратный, ровный — почти как при жизни. Оценив формы с тихим хмыканьем, Аластор тут же убрал руку, на что получил возмущённый скулёж. — А ты чего ожидал? — весело спросил он и толкнул Энджела вперёд, на кровать. Тот времени терять не стал — тут же стянул с себя шорты и перчатки, оставаясь лишь в расстегнутом пиджаке и высоких сапогах-чулках, доходящих до середины бедра. Конечно же, двигался он при этом как обычно грациозно и изящно, как в очередном порно-ролике, от чего у Аластора заскрипели острые зубы. Даст ему нужен был настоящим, захлёбывающимся и открытым, а не таким, каким его видел каждый ёбаный демон в Аду. Хотя, нельзя не признать — заводил он своим видом до неприличия. Но больше всё равно бесил. Руки сами собой потянулись к пуговицам красного приталенного пиджака, пока Энджел, развернувшись к нему лицом и сидя на разведённых коленях, старательно облизывал и обсасывал свои пальцы. Они неотрывно смотрели друг на друга, и воздух наполнился статическим электричеством, зарябил помехами. Пиджак съехал с широких, но худощавых плеч, однако коснуться пола не успел — попросту растворился в белом шуме. Энджел завёл руку за спину и вошёл в себя сразу тремя тоненькими длинными пальцами, щедро смоченными в собственной слюне. На его светлых скулах, на фоне розовых точек-веснушек, появился лёгкий румянец — от жара. Аластор жадно облизал взглядом его тело, пока стягивал бабочку и расстёгивал красную рубашку, особенно заострив внимание на активно двигающейся позади руке. Растягивал сам себя. Какой хороший мальчик. Хотя, вполне возможно, что чувство самосохранения всё же в каком-то виде проявилось. В конце концов, он прекрасно видел острые когти на руках Аластора. Такие не каждый в себе захочет. Снимать рубашку Аластор так и не стал, оставив её расстёгнутой, а вот перчатки стянул, красивым, плавным жестом подкинул их в воздух, и они растворились так же, как до того исчез пиджак. Он подошёл ближе, остановился прямо у кровати, упираясь в неё коленями, но дальше двигаться не спешил — смотрел. Энджел, закусив губу, подобрался чуть ближе. Теперь он сидел прямо перед ним, полуголый и растягивающий себя, раскрасневшийся и очевидно возбуждённый. Выражение Аластора оставалось нечитаемым — он неотрывно наблюдал, улыбаясь как чокнутый, почти не моргая. Его багровые глаза сияли, оставляя красные блики на лице и без того покрытого румянцем Энджела. Сразу три руки потянулись к застёгнутым пока что тёмным брюкам. Звякнула молния. Две тени на стене соприкоснулись. Придерживая одной рукой за бедро и помогая себе ещё двумя, Энджел самозабвенно сосал. Как то самое чёртово мороженое, откуда оно вообще вечно попадало в их морозилку. Когтистая ладонь легла на его макушку, сначала мягко поглаживая, но затем неожиданно сгребая волосы в кулак, дёргая сначала на себя, а потом — обратно. Энджел сдавленно замычал, зажмурившись, но глотку расслабил, чтобы вошло глубже. Какое-то время Аластор неотрывно управлял им, будто показывал как надо, а может, просто наслаждался видом раскрасневшегося Даста с жалобно сведёнными бровями и скопившейся в уголках глаз рефлекторной влагой. В комнате становилось душновато, она наполнилась откровенно пошлыми, хлюпающими звуками, тихим мычанием и постанываниями Энджела. Сам же Аластор всё ещё выглядел так, будто смотрит утренние новости. Разве что черты стали острее, жёстче, взгляд — жадный, пронизывающий. Сверху он прекрасно видел, как пальцы без сопротивления проталкиваются в собственное разгорячённое тело, и было в этом что-то завораживающее. На секунду он даже встал перед серьёзной дилеммой — куда смотреть? На искажённое удовольствием лицо Даста или на то, как он себя трахает, стоя перед Радио Демоном на коленях? Энджел, кажется, совсем увлёкся — его глотка то и дело слабо сокращалась и вибрировала от гортанных стонов, тонкая нить слюны протянулась по подбородку. Заметив это, Аластор столь же резко отстранил его от себя. Энджел тяжело дышал, возбуждённый настолько, что его зрачки расширились до размеров как минимум колодцев, а по телу то и дело проходила слабая судорога. Он был первым и последним на памяти Аластора, кто получал такое удовольствие от члена в своей глотке. У него там случаем не припрятана вторая простата? Ну, а что. Мало ли, какие у кого анатомические особенности. — Уже поплыл? — ласково поинтересовался Аластор, толкая Энджела спиной на кровать. Шесть рук сразу притянули его к себе, между длинных разведённых ног. Навалившись сверху, Аластор вдруг совершенно не в тему, на удивление бодрым и весёлым голосом затараторил: — Кладбище, на кладбище могила, на надгробной плите надпись: «Наконец-то они снова вместе», — он говорил так, будто не находится сейчас в тёмной спальне, пропахшей потом и мускусом, готовый оттрахать порно-звезду, а как минимум оттачивает остроумие в радиорубке. — Кто в могиле? Энджел посмотрел на него как на умалишённого. — Ты ебанулся? — Проститутка! Аластор гаркнул это так громко, что где-то на первом этаже вздрогнул во сне Хаск. Притихший было микрофон разразился смехом тысячи голосов. Энджел, будучи до предела заведённым и явно не настроенным на импровизированный стендап, где вместо сцены — его задница, изогнул бровь. Он выглядел настолько потерянным, что Аластор невольно залюбовался. —…Чего? — Ноги, мой милый друг, — отозвался он и провёл горячими ладонями по бёдрам Даста. — Только в могиле ноги проститутки снова сошлись. Прежде, чем Энджел успел как-то переварить полученную информацию и сообразить, как на такое вообще реагировать, Аластор закинул одну его ногу себе на плечо и толкнулся внутрь одним резким, слитным движением. Громкий стон Энджела отразился от стен и каким-то образом не вышел за их пределы. Даже не просочился дымкой под дверь. Жёлтая острозубая улыбка стала какой-то совсем неприлично самодовольной. Да, ноги этой проститутки точно не встретятся ещё очень долго. Теперь к хлюпающим звукам добавился совсем слабый скрип кровати, тяжёлое, задушенное дыхание и стоны. Всё, как Аластор и желал — Энджел захлёбывался стонами и глупыми отрывистыми фразочками, которые так любят в порно-индустрии. С той только разницей, что для Даста это был самый настоящий кинк. Один из целого списка, который со временем меньше точно не становился. Он то всхлипывал имя Радио Демона, то настоятельно просил взять его грубее, то требовал ускориться. Аластор не особо вслушивался в неясное бормотание — намного больше его интересовало то, как Энджел выглядел. Посмотреть было на что, не зря тот был звездой. Но Аластору звезда была не нужна. Он хотел его Энджела — того, который показывался только ему. Искренний и открытый. Впрочем, он был уже совсем близок к желаемому. Наклонившись, он прижался к Энджелу, наконец-то прислушался к мольбам и ускорился, входя грубо, рвано, с отмашкой, так, что бёдра громко шлёпались о ягодицы. Дасту всегда нравилось, когда его втрахивали в кровать. Он мотал головой и периодически приоткрывал глаза, глядя шало и расфокусированно, словно ничего перед собой не видит. Тогда Аластор прижимался к его губам коротким поцелуем. Вездесущие, многочисленные руки бродили по его телу, царапали сквозь ткань, цеплялись, сжимали. Пальцы самой нижней ловко проскользнули под ткань расстёгнутых брюк и наткнулись на крайне неожиданную находку. Хвост? Так и есть. Небольшой олений хвост. Наверняка красный, но Энджел не видел. И судя по тому, как резко и жёстко Аластор толкнулся, выбивая из Даста хриплый скулёж, — он его прятал намеренно. Тонкие пальцы мягко сжались на основании, от чего по телу Аластора прошла мелкая дрожь. Ещё и чувствительный. — Что я говорил про руки? — низко прорычал он и поднялся, за секунду переворачивая Энджела и ставя на колени, лицом и грудью утыкая в постель. — Ты бы всё равно не смог прятать его от меня вечно, — немного задыхающимся голосом сказал тот и усмехнулся. Послышался треск ткани — чёрный пиджак полетел к чёртовой матери, причём буквально. Аластор явно не церемонился, и что Энджел не давал снять — сдирал с него насильно. Спина и плечи его оказались усыпаны небольшими розовыми веснушками. Было в этом что-то щемяще трогательное. Как Энджел столь эстетично совмещал в себе развратность, похоть и сладкую очаровательность — загадка. Его одновременно хотелось погладить и заставить кричать. Обнять и изнасиловать. Заткнуть его чёртов болтливый рот, да покрепче, да поглубже. Ему всё равно это нравится. Он снова был внутри, больше не медля и не останавливаясь. Когти больно впивались в светлые бёдра, царапая до крови, отчего стоны Энджела звучали ещё более звонко и жалобно, превращаясь в хныканье, практически в скулёж. Движения становились всё глубже — и одновременно хаотичнее. Из-за того, что Энджел рвано толкался навстречу, ритм окончательно сбился. Дышать становилось невозможно. К своему же собственному удивлению, Энджел кончил первым. Захлёбываясь стонами, заметавшись и изогнувшись практически дугой. Аластор тут же потянулся вперёд, чтобы схватить его за щёки и повернуть лицо, заглянуть в него. Потерянный, расфокусированный взгляд, искусанные губы, расслабленное, такое чувственно-открытое выражение — вот теперь это был тот Энджел, который был только для него. Полностью отпустивший себя и утонувший в наслаждении. Утробно зарычав, Аластор наклонился ниже, зарылся носом в густые светлые волосы и кончил после нескольких мощных, грубых толчков. Реальность, зарябившая было помехами, постепенно возвращала свой обычный вид. На мгновение показалось, что время замерло, и они растворились в бесконечном вакууме. — Как давно ты понял? — голос Аластора звучал хрипло, но в остальном по нему даже нельзя было понять, что только что он жёстко и несдержанно оттрахал порно-звезду. Энджел, в отличие от него, едва дышал и силился хотя бы приподняться на ослабевших руках — разнеженное тело совершенно не слушалось, руки то и дело скользили по покрывалу. — Как только ты мне отказал, — он завалился набок и усмехнулся, прикрывая глаза. — Улыбка эта ебанутая, манера речи, властность и незаинтересованность в сексе — вылитый же! Аластор не стал уточнять, что большая часть их земных совместных воспоминаний связаны с сексом. В конце концов, Энджел всегда знал, что является единственным, кто его привлекает. Чем и пользовался абсолютно внаглую. — Правда, я всё равно был не уверен, так что пришлось устроить небольшой тест-драйв, — он приоткрыл глаза и посмотрел на Аластора с самодовольной улыбкой. — Я, конечно, хорош, но вряд ли смог бы подцепить одним и тем же номером двух похожих асексуалов. — А-кого? — Аластор вскинул бровь, приводя себя в порядок и застёгивая рубашку. Все эти новомодные словечки — он в них совсем не разбирался. А вот Энджел, похоже, наоборот, привыкал ко всему новому гораздо легче. Лучшее новое — это хорошо забытое старое. И к нему даже не нужно привыкать. Аластор улыбался почти искренне, когда Энджи потянулся к нему за поцелуем. Во второй раз их так просто уже не разлучат.