Надувательство

      Надувательство              — Горыныч, ты в уме ли?! — Василиса Премудрая, несмотря на неудобную позицию, ухитрилась покрутить пальцем у виска.       Горыныч кротко вздохнул, старательно выдыхая чуть в сторону от собеседницы. Эх, вдругорядь он бы стерву языкатую проучил. Ведь никакого же почтения к старшим… большим… грозным и т. д. ни на грош не имеет! Но ничего не поделаешь — позарез требовалась помощь, а какая подмога от обгорелой головёшки?       — Василиса!!! — Воскликнули в унисон все три головы. Но очень, очень по-разному воскликнули. Правая попыталась девку разжалобить. Даже сумела выдавить слезинку. Подвиг, между прочим. Настоящий!       Левая прорычала имя собеседницы так грозно, что кто другой на месте Василисы и оконфузился б с испуга. Центральная же была преисполнена благородной отеческой укоризны. Дескать, мы к тебе с добром, а ты…       — Я уже осьмнадцать лет, как Василиса, — не испугалась, не разжалобилась и не поддалась влиянию старших девушка. — И вообще! Переверни меня наконец.       — А я слыхивал, вниз головой лучше думается, — деланно удивился Змей, осторожно, стараясь не помять, разворачивая и перехватывая из лапы в лапу тоненькую фигурку.       — Ну, я ж не йога какая, — проворчала Василиса, поправляя сарафан. — Ладно. Объясни ещё раз, чего тебе от меня надобно. А то мож я просто не поняла твоих намерений. А то и вовсе ослышалась.       — Мне надо стать в два раза больше.       — Не, — девушка с сожалением глянула на свихнувшееся чудище. — Всё ж таки не ослышалась. Вот скажи мне, Горыныч, я-то тут при чём? Кушай побольше каши геркулесовой и подрастёшь.       — Мне срочно надо, — мрачно сказала Центральная. Правая и Левая согласно покивали. — И учти, я в отчаянии и способен на эти, как их? А! Неадекватные поступки. Во!       — Двор твой разорим, ежли не поможешь, — вякнула Левая. Правая печально покивала, — непременно разорим.       Василиса оценила настрой Горыныча, оглядела дымящую кузню, только-только законченную стеклодувню, будку, в которой благоразумно прятался механический пёсик...       — Да на кой тебе больше-то становиться?! Ты ж и так выше моего терема!       Правая голова, уловив слабинку, тут же запричитала.       — Невесту у меня увести могут. Я к ней уже век сватаюсь, всё почти сговорено было и тут явился, ирод! Дракон из-за Западных гор. Весь сияет, речами витиеватыми лапоньку мою прельщает, мошной похваляется, перед папенькой её выкобенивается. А женщины, они ж на всякую блестяшку падки.       — Но, но, но!       — Не все женщины, не все, — тут же сдала назад Правая. — Но многие! — многозначительно приподнял палец весь Горыныч.       — Ну, так и сошёлся б с ним в честном бою.       — Да ты понимаешь, какое дело…       — Боишься что ли?       — Я?! Ты думай, с кем разговариваешь-то.       — А что тогда мешает?       — Да вот лапонька моя сказала, что не любит «варварских зрелищ».       — Тю-ю-ю, нашёл кому верить. Девки завсегда так говорят.       — Ты ж не дослушала. Про то, что девки любят, когда из-за них парни бьются, я поболе твоего знаю. И с пришлым как-нить без твоих советов разберусь. Закавыка в другом. Лапонька моя на отцовских харчах раздобрела малость. Похорошела — страсть! Но невместно же, чтоб жених невесте в размерах уступал.       — Это она так сказала?       — Ну да. Как по мне — размер совсем не главное. Но нельзя же мою лапоньку перед свадьбой огорчать.       — А после свадьбы, значит, можно, — проворчала себе под нос Василиса. Жалость, всколыхнувшаяся было в её сердце, когда девушка поняла, что невеста Горынычу головы морочит, тут же исчезла.       — Но ведь это же обман! Надувательство!       — Любовь зла, — отмахнулся Змей.       Но Василиса его уже не слушала. При слове «надувательство» у неё возникла премудрая мысль. А с премудрыми мыслями бороться бесполезно, это Василиса знала точно. Сколько раз ни боролась, ан всё одно, не по её выходило. Сама-то Василиса с удовольствием давно б вышла замуж, пряла кудель, с младенцем тетешкалась…       Но только забрезжит какой видный парень на горизонте, в голове — бац! и мысль. Прему-у-удрая, аж коса дыбом становится. И предполагаемый ухажёр при виде чумазой девки с шальными глазами, мечущейся от кузни к чертёжному столу, тут же испаряется.       — Ладно, Горыныч. Так тому и быть. Помогу я тебе. Ставь меня на землю.              Змей, развалившись на травке, лениво следил за Василисой. Интересно, какая-такая премудрая мысля её на сей раз посетила, что девка аж на крышу кузни взобралась?       — Всё готово, Горыныч. Разворачивайся к лесу передом, а ко мне задом.       — Это зачем это? — насторожилась Правая голова.       — Будем тебя увеличивать, — Василиса сдула со лба прилипшую чёлку и покрепче ухватила пожарный брандспойт. Толстый гофрированный шланг, присоединённый к трубе кузни, подозрительно извивался, норовя вырваться из нежных девичьих рук. Встрёпанный домовой подлетел к девушке, с поклоном протягивая большую миску.       — Вот, матушка Василиса Макаровна, вазелина заморская у нас кончилась, так я смальца принёс.       Василиса заглянула в посудину и вздохнула.       — Продукты ещё переводить… Ладно, сойдёт.       Она обмакнула наконечник брандспойта в миску и снова повернулась к Горынычу.       — Ты чего не готовишься к процедуре?       — А как именно ты собралась меня увеличивать? — заподозрила неладное Центральная.       — Надувательством, — пожала плечами Василиса. — Чего тут непонятного-то? Сейчас надую тебя дымом печным по самые уши, чтоб раздобрел скоренько. Заодно проверю, правда ли, что тёплый воздух подъёмной силе способствует.       — Как это надуешь?! — Попятился Горыныч.       — Шлангом. Ты лясы то не точи, разворачивайся и хвост подымай.       — А может, не надо? — Пролепетал Змей, наконец постигший суть предстоящей процедуры.       — Надо, Горыныч, — непреклонно ответила Василиса. — Надо.