ты снимаешь кимоно, я смотрю в твои глаза <...> больше нет пути назад
На город опустилась тьма, скрывая все тайные уголки, ложась мраком на здания и машины. Огни клуба горят неоновым пламенем, сияя и переливаясь. У Чимина рябит в глазах, он чувствует, как ноют мышцы, все, чего ему сейчас хочется, — принять душ и завалиться в теплую постель. Снаружи его разгоряченное после выступления тело обдувает ледяной ветер, и на медовой коже выступают мурашки, танцор все еще не переоделся в свою одежду, оставаясь в тонком кимоно, в котором выходил на сцену. Пак Чимин со второй попытки зажигает тоненькую сигарету и подносит ее к своим круглым губам, затягиваясь. Едкий дым наполняет наверняка уже пречерные легкие, и юноша прикрывает в блаженстве глаза. Он не реагирует, когда железная дверь запасного выхода позади мерзко скрипит, но чувствует чью-то ладонь на своем плече. — Араши, — голос Бао звучит совсем рядом, и Чимин медленно открывает свои глаза и поворачивается к низкой девушке лицом. Та поджимает ярко-красные губы, недовольным взглядом пиля сигарету, зажатую меж миниатюрных пальцев парня. Ее черные волосы спадают на небольшой лоб, скрывая брови. — Опять дымишь, — Бао закатывает подведенные глаза, и Чимин небрежно пожимает узкими плечами. — Тебя в гримерке ожидает один из гостей. Хочет перетереть, так что шуруй туда. Пожуй жвачку. И уходит, скрываясь за тяжелыми дверями. Бао всегда невозможно раздраженная, но Чимин относится к ней с сочувствием. По крайней мере, он старается, честное слово. Она работает в ночную смену и возвращается в общагу только рано утром. А после ей приходится идти в универ и просиживать штаны на лекциях — точно так же, как и самому Чимину. Быть студентом-нищебродом утомляет, но деваться некуда — у Чимина нет богатеньких родителей, папика или вроде того. Но закончить обучение нужно, а в клубе платят неплохо, даже на карманные расходы хватает. Мать Чимина и так пашет на трех работах в другом городе, и ему не хочется нагружать ее еще сильнее, потому что она — хрупкая и маленькая женщина, сын должен помогать ей. Чимин тушит сигарету о ржавые перила и возвращается в здание. В небольшой светлой гримерке, опираясь на туалетный столик, стоит мужчина, статный, от него пахнет деньгами и нешуточной угрозой, но Чимину отчего-то не страшно. Он лижет сухие губы и облокачивается на деревянную дверь, что находится за его спиной, и из-под длинных пушистых ресниц глядит на высокую и мощную фигуру. У мужчины платинового оттенка волосы, пытливые глаза и татуированные пальцы с множеством колец и перстней на них. Чимин с удовольствием бы облизал эти красивые пальцы. — Вы кто? — он собственный голос едва отличает, потому что хрипит и звучит как-то совсем тихо. Почти как шепот. Уголок полных губ мужчины приподнимается вверх в слабой ухмылке, и он слегка задирает подбородок, жадно охватывая взглядом всего Чимина. Однако тому это, кажется, нравится, и он чувствует, будто кожа под этим взглядом раздевающим. Ему такие взгляды не чужды, они льстят, Чимин в них купается. По одним блестящим чернотой глазам можно увидеть, что он юношу уже видит под своим громоздким телом, разложенным прямо на этом грязным полу и стонущим от обжигающих прикосновений жилистых рук. Мужчина нарочито неторопливо отрывается от своей опоры и хищником надвигается на свою сегодняшнюю жертву. Но взгляд у жертвы чересчур жадный, как у охотника, и это чертовски заводит. Он еще заставит эту очаровательную крошку умолять и кричать, срывая тягучий голосок, но сейчас не время. Намджуну нравится растягивать прелюдии, ведь так куда интереснее. На молоденьком личике написано, что ему нравится делать все то, что запретно, и мужчина обязательно сделает с ним все это и намного больше. — Называй меня Коброй, малыш, — холодя металлом украшений, пальцы проходятся по нежной коже щеки, вовсе не розовеющей, будто парню неизвестно смущение. — Я собираюсь вонзить в тебя свои клыки, — на смуглое лицо ложится неизвестная тень, которая Чимину, может, и мерещится. Он видит животный оскал и ряд жемчужно-белых зубов, как будто даже клыки. Легкие переполняются ядовитым запахом, воздух вокруг двух людей становится спертым от нарастающей опасности. Чимин приоткрывает свой пухлый рот и почти незаметно пододвигается к пышущему жаром даже через одежду телу, выдыхая горячий воздух прямо в шею мужчины и с легкой ухмылкой отмечая, как дергается кадык. — Когда ты приступишь? — да, парень совсем обнаглел и обезумел, раз сам нацепил на себя поводок и добросердечно вложил его в эти распущенные руки, очерчивающие его прелестную фигурку. Он зазывно смотрит в глаза напротив и ведет меленькой ладошкой по крепкой груди, вырывая из пасти зверя несдержанный рык. Чимин рискует, но рисковать он просто обожает. Его жизнь — авантюра, в которую он втянут как следует. И он не упустит возможности развлечься, даже если развлечение предполагает вовсе не безопасную игру с хищником. Ему нравится приручать диких зверей. — Как только мы доберемся до дверей моей квартиры, — жаркий шепот прямо в ушко, и Чиминов пах пылает.эти белые губы говорят о любви, и ты кровью подпишешься под каждым его словом
Чонгук хватается огрубевшими пальцами за черный кожаный ремень, стягивающий тонкую лебединую шею, резко контрастируя с молочной кожей, и тянет хрупкое тело на себя, вжимая спину с выступающими позвонками в свою мощную грудь. За панорамными окнами тихо сыплется с ночного неба снежок, на вид мягкий и пушистый. Такой же, как светлые волосы мальчишки, выгибающегося в пояснице и закидывающего свою голову на крепкое плечо мужчины. — Ах, Кирисуто, — на выдохе бормочут бледные губы Тэхена, когда Чонгук переворачивает его и раскладывает перед собой на шелковые простыни, ладонями прощупывая ребра, скрытые тонкой, полупрозрачной кожей. — Ты мой единственный бог… Чонгук врывается во влажные уста по-звериному диким поцелуем, зубами кусая мягкие губы и упиваясь каплями крови, скатывающимися по его языку. Нет ничего вкуснее боли. Говорят, вкус у нее сладкий, но мужчина сладости терпеть не может. Ему больше нравится чувствовать эмоции. Они такие настоящие, крепко ощутимые и разящие запахами, совсем разными, отличимыми. У его мальчика самые вкусные эмоции. Чонгук не может утолить свой голод. — Котенок хочет оказаться на небесах? — мужчина мягко спрашивает, осыпая поцелуями-укусами худые плечи, упиваясь мурлыканьем мальчика, который так прекрасен в своем отчаянии. — Я могу продолжить тебе дорожку, — Чонгук скалится, на локтях приподнимаясь над тонким телом и заглядывая в распахнутые восторженные глаза-пуговицы. — Или может, ты хочешь конфетку. Что ты выбираешь? Мужчина внимательно смотрит на прелестное личико перед собой, перебирая мягкие волосы. Тэхен мордашкой утыкается в его теплую шею, мажет быстрыми и мокрыми поцелуями кожу, хватается за мускулистые предплечья. Он усаживается на горячие бедра и трется о них своим возбуждением, имитируя половой акт, запрокидывая голову, и в блаженстве прикрывает глаза. Чонгук рычит и любуется дрожащими ресницами и распахнутым ртом, таким идеальным для того, чтобы удовлетворять его потребности. Кирисуто удерживает стройные бедра своими горячими ладонями и толкается во влажную от смазки и собственной спермы дырочку, ртом ловя сладостный всхлип. Тэхен счастлив, ведь его бог так благосклонен к нему. Имя его бога выжжено раскаленной иглой на грудной клетке, кривые иероглифы некрасиво уродуют нежную кожу. Кирисуто. И он собирается выпить все жизненные силы из своего Сакуры. Вкуснейшее лакомство — его душа. Гнилая, обдолбанная и порочная душа.не найти и повода обрезать твои крылья
В просторной гостиной душно и мрачно, единственный источник света — китайская лампа — подарок от коллег из Китая, стоящая посреди хаотично валяющихся бумаг на журнальном столике, и Хосок искренне не понимает, почему люди еще не научились использовать чертову электронную почту. Сквозь шторы внутрь комнаты проникают оранжевые отблески фонарей. Мужчина ослабляет галстук и, откинувшись на спинку мягкого кресла, тонкими пальцами хватает хрустальный бокал с вливает бурбон себе в глотку. Темный взгляд скользит по фотографиям молодого парня, оценивающе подмечая острые черты лица и смотрящие на него абсолютно равнодушно глаза. Папка, небрежно брошенная на диван Енхвой еще утром, оказалась необычайно занимательной. Мин Юнги. Интригует. Хоори заинтересован в поимке этой пташки. Молоденький журналюга подобрался близко, и Хосок ощущает возбужденность, горячее раздражение, кровь в венах бурлит, как чертова лава в жерле вулкана. Еще недавний студент решил, что может разоблачать таких устрашающих людей, как Хоори и Кирисуто в своих жалких статейках. Просто смешно. Мужчина откладывает звонок Чонгуку, потому что Мин Юнги нужен ему живой. Кирисуто церемониться не станет. Этот идиот слишком предсказуемый, все, что его интересует — бабки, наркота, убийства ради веселья и его шлюха — Сакура. Он псих. Хоори собирается отправить пташке весточку. Морозным утром следующего дня он сидит в уютной кофейне, ожидая свой зеленый чай, когда колокольчик, задетый открывающейся дверью, издает тихий звон и внутри оказывается черная макушка. Невысокий парень одет в темно-зеленое пальто, а вокруг его шеи повязан огромный синий шарф, скрывающий половину лица, он взглядом обводит заведение, и его глаза натыкаются на чернильные омуты, изучающие его. Могущественная аура мужчины, сидящего в отдаленном уголке кофейни и сцепившего свои руки в замок на столе, мгновенно давит на парня по ходу его приближения. Очевидно, именно с ним ему предстоит здесь встретиться. Хоори ждет его. Юнги идет не спеша, не сводя с мужчины глаз, словно пытаясь впитать в себя его образ, оставить его в памяти. Тот чуть вздергивает подбородок и смотрит на парня, будто говорит ему «давай, запоминай меня, изучай, не стесняйся». Он выглядит нарочито расслабленным, выражение овального лица совсем спокойное, только взгляд его Юнги понять не может. Он увидел всю свою жизнь, промелькнувшую в этих странных глазах. Затормозив возле небольшого прямоугольного столика, Юнги щурится и поправляет спадающую с плеча сумку, Хосок улавливает в его движениях нервозность, видит, как подрагивают худые пальцы, как они вцепляются в этот несчастный ремешок от сумки. Мужчина мысленно скалится, отмечая чрезмерно уверенный взгляд, ни капли не совпадающий с внутренними ощущениями журналиста. Мин Юнги и впрямь интересный, его хочется изучить как следует. Спустя пару мгновений Юнги уже сидит напротив него за столиком и прожигает его своими лисьими глазами. — Хоори, — журналист на пробу произносит, быстро пробегаясь своим розовым язычком по таким же розовым губам, смачивая их. — Так вот ты какой. Брови мужчины в удивлении ползут вверх, и он неподдельно улыбается. Парень напротив ведет себя смело, и дрожь куда-то исчезла. Совсем не боится? Выглядит несуразно: антилопа гоняется за львом. Хосок задумчиво проводит пальцами по своим теплым губам, блеснув перстнями и кольцами. Наемник усмехается, чуть склонив голову вбок: — Это разочарование? Юнги пожимает плечами, сохраняя нейтральное выражение лица. Но глаза выдают его, его любопытство и желание понять намерения Хоори. Мужчина находит это забавным, ведь у него даже нет ответов на вопросы журналиста. Может, ему хочется поиграть. — Ты собираешься убить меня? — парень учтиво интересуется, и Хосок действительно не может удержаться от тихого смеха. — Если бы я хотел прикончить тебя, то сделал бы это тихо, — мужчина улыбчиво заявляет, будто говорит о погоде. Он подмигивает. — Как я умею. Юнги несдержанно фыркает и закатывает глаза. — Хоори прославлен громкими статьями. — Кстати, о статьях… — Хосок тянет, дуя губы. Он выдерживает паузу и вновь усмехается. — Статейки у тебя интересные. Мечтаешь стать хорошим журналистом? Юнги хмурится и скрещивает руки на груди. Хоори подмечает этот жест. Жест самозащиты. Не поможет. Хоори всемогущий, он — Дьявол на этой земле. От него не спрятаться, не спастись. Хосок предоставляет парнишке мнимый выбор, держится на расстоянии. Но дураку понятно — Юнги попался в ловушку, сам в нее пришел этим утром. А пока еще можно поиграть и развлечься. — Да, и я иду к своей мечте напролом. Столько уверенности, решительности и юношеской глупости. Хосок ухмыляется зло, глядя темнеющими глазами исподлобья. — Хочешь услышать мой тебе совет, пташка? Ты летаешь слишком высоко — можно упасть и разбиться. Главное правило хорошего журналиста — делать, что велено. Таких писак, как ты, быстро устраняют, они мешают. Как мошкара. Устройся в какую-нибудь газетенку и пиши себе. Обещаю, умрешь не раньше, чем предназначено. Или тебе нравятся игры со смертью? Бесстрастное прежде лицо парня выражает ужас. Хосоку кажется, что он перестарался, но, когда журналист больше выглядит разгневанным, чем напуганным, мужчине хочется хлопать в ладоши от радости. Черт возьми, он сорвал куш! Этот парень просто нонсенс. Хоори хочет обрезать этой очаровательной пташке крылья. Он сотрет это бесстрашие в порошок. — Ваш чай, господин, — тонкий голос официантки заставляет пылающие огнем глаза оторваться от прожигания взглядом раздраженного журналиста. — Желаете что-нибудь заказать? — она выжидающе смотрит на Юнги, вежливо улыбаясь. Однако тот глаз не сводит с преступника, что сейчас так нахально сидит посреди мирных людей, наверняка пряча опасное оружие под одеждой. — Мне нужна чертовски огромная кружка кофе, — ворчит Мин, развязывая свой шарф и расстегивая пальто. Он глаз ночью не сомкнул. Предвкушал встречу с самим Хоори, которого так яростно желает опустить на дно, ведь справедливость должна торжествовать, и такие больные ублюдки не должны находиться на свободе. — Я буду простой эспрессо, без каких-либо добавок. Всему свое время. Хосоку нравится играть в игры, а Юнги — игрушка занимательная.