🍁🍁🍁
— Гонхак, тебе пора жениться. Хватит ждать у моря погоды. Связь соулмейтов последнее, что должно волновать тебя, — мужчина застегивает запонки на рубашке и поворачивается к своему отцу. Тот мужчина в возрасте, конечно, уже мечтает о внуках. Только сам Гонхак ничего такого в своих планах не имеет. Ему плевать и на связь соулмейтов, и на девушек, с которыми он ходит на свидания по велению отца. Они все скучные. — Ты слышал меня? Я даю тебе последний шанс. — Слышал, — говорит мужчина и, обойдя отца, покидает свою комнату. Секретарь стоит у машины, кланяется, когда видит своего босса, и открывает тому дверь. Сам садится после. Сразу начинает перечислять встречи и дела, а в конце добавляет новое свидание в слепую, на что блондин закатывает глаза. — Почему вы не скажете отцу, что даже не ходите на эти свидания? — Сохо блокирует планшет и поворачивается к Киму. Мужчина долго молчит, смотря только в окно. В его голове пустота. Свидания, кому они нужны. Куда интереснее развлекаться, сразу с несколькими, а романтика глупая трата времени и денег. — Как думаешь, узнай он, что я мог бы переспать за ночь с тремя или четырьмя партнерами разного пола, обрадовался бы? К тому же, девушкам, которых я разочаровываю своей не явкой, я делаю куда более лучшие предложения в качестве женихов, поэтому они не в обиде, — Лидо поворачивается к секретарю, тот тупит взгляд в окно. Слишком сложно смотреть в глаза этому человеку. На вопрос секретарь так и не отвечает, лишь через некоторое время снова повторяет список встреч, пару из которых мужчина все-таки отменяет, а сам едет в офис в своем любимом ночном клубе, что параллельно является борделем. Здесь же куча наркотиков, а клиенты достаточно богатые люди в основном. Потому что снять здесь мальчика или девочку для развлечения, достаточно дорогое удовольствие, хотя бы потому, что все строго конфиденциально. Во избежание огласки и унижений. Но старых извращенцев здесь было настолько много, что все пожелания иногда выходили за рамки дозволенного. Например, в самом клубе зачастую бывали студенты и вот если какому-то старому извращенцу приспичило бы отыметь именно кого-то из них, то приходилось бы выкручиваться. Иногда пропадали такие студенты, но найти их уже больше никто не мог. Всего лишь бизнес. Сохо не был влюблен в Гонхака ни капли, он был просто секретарем с привилегиями. Да, им было весело. Ровно до момента, пока сам Ли не понял, что меченный, а его истинный - мальчишка, который учится в университете на втором курсе. В тот момент что-то замкнуло, интерес к боссу пропал, а тому было и плевать, немного обидно было лишь самому секретарю, что долгие три года верой и правдой служил, даже подставляя свою задницу. Ким всегда был тем, кого понять невозможно. Его вкусы не менялись никогда, он хотел всего и сразу. Но тем не менее никогда не высказывал и крохотного намека на то, что к чему-то привязан. Он легко расставался со своими игрушками, когда кто-то из клиентов сообщал, что тот или иной работник повёл себя отвратительно. Он даже не разбирался, а просто продавал того или же отдавал на растерзание тому, кому это было нужно. С легкостью заводил нового. С девушками же было намного проще, они сами приходили и уходить не хотели, для них такая работа была самой легкой. Иметь большие деньги и не переживать ни о чем. Часто и сам Сохо пользовался этим. У него были привилегии в этой работе, к тому же Лидо никогда ничего не запрещал, а лишь поощрял. Мол, проверь на прочность, оцени. Представь, что ты клиент и сделай так, как тебе хочется, а потом скажи мне, что не так. Многие шептались за спиной секретаря о том, что он жесток. А он ведь только свою работу делал. — Некоторым клиентам ведь нравятся розги и ремни, так к чему эти слезы? Ты сама хотела работать тут, — заключал темноволосый парень. — Вытри слезы, иначе босс подумает, что ты не компетентна, а потом, кто знает, в какой яме тебя найдут. Сохо долго думал прежде, чем начать изредка видеться с Гонхи. Этот мальчик был совсем юн и прекрасен по-своему. Сохо бы даже сказал, что слишком прекрасен для его темной души, но рядом с ним было легко и все заботы забывались сразу. Они виделись только там, где никто бы их не заметил. Для этого мальчика репутация была слишком важна, да и кому хочется знать, что твой ребенок связался с человеком, который помогает удержать на плаву самый грязный бизнес Кореи. Но почему-то узнав об этом младший Ли, даже не повел ухом, не испугался и не убежал. Тянулся к Сохо, как только мог. Легкие касания, какие-то завуалированные темы о любви, казалось бы, зачем ему это, но рядом с этим мальчишкой, жизнь будто начинала иметь смысл. И в определенный момент Сохо сдался, тогда первый раз поцеловал этого синеволосого мальчика. Он никогда не забудет этот поцелуй, потому что тот был самым чувственным и нежным, будто до этого он ничего и не чувствовал.🍁🍁🍁
Сион удивляет с первой секунды, как только появляется на следующий день в университете. Хванун мягко говоря в шоке, когда касается красноватых волос своего друга, у него даже нет сил, чтобы что-то сказать или отругать своего друга. Слишком ярко, слишком выделяется. И зачем он только их покрасил. — Я подумал, раз уж все считают меня геем, почему бы мне не подыграть? Я стану ярче и буду привлекать к себе ещё больше внимания? Я даже подумал написать себе чье-нибудь имя на запястье для достоверности, — Сион смеется, запрыгивает на подоконник, улыбается широко каждому, кто проходит мимо. — Совсем из ума выжил? А если твой отец узнает? Или мать? — Хванун, как мамочка. Выглядит он, конечно, сейчас ужасно недовольным, но это ничего страшного, привыкнет ведь. — Да ну, забей на них. Давай сегодня куда-нибудь сходим, м? Пятница все-таки, — Дончжу спрыгивает с подоконника, когда звенит звонок на пару, оба парня направляются к кабинету. Сион себя ведет сегодня не так, как обычно. Слишком улыбчивый и слишком старается выделиться, но для чего. Пара выдается достаточно скучная, Хванун чатится с кем-то в социальных сетях, делает несколько фотографий, а Дончжу рисует и сейчас его улыбка на лице не светится. Он всё думает о соулмейтах и о своем брате. Кто же тот таинственный парень, с которым он разговаривал. Сиону никогда не хотелось кому-то насолить или испортить жизнь, наверное, поэтому сейчас он старается соответствовать слухам. Он даже достал всю дорогую одежду из шкафа, чтобы все правда думали, что он зависает с богатыми папиками. Но он никогда не умел казаться сучкой, как некоторые девчонки, что заграбастали себе богатых парней или мужчин. Это была достаточно сложная роль, к тому же в актёрском мастерстве Дончжу не очень преуспел. Но в жизни нужно попробовать как можно больше безумных вещей. — Хочу сходить в тот, как же он назывался... — начинает Ё, откладывая свой телефон, и прикрывает глаза, усиленно напрягая свои мозги. — Там что-то про рай или ангелов, не помню… Дончжу кивает несколько раз, будто понимает, о чем речь. На самом деле, он слышал это название. Если подумать, достаточно популярное место, кажется, Гонхи туда часто наведывается. Тем лучше, пусть поймёт, что Сион принял его игру и совсем не против соответствовать ей. К тому же, чем быстрее он найдет свою истинную, тем меньше с каждым разом придется притворяться, и тогда все поймут, что Ли лгал. Только не хотелось бы, чтобы его обижали потом. — Давай встретимся часов в 11, думаю, раньше нет смысла идти в такое место. Насколько я знаю, весь кураж начинается ночью. А мы до ночи немного выпьем ещё, наверное, — старший кивает, и больше парни об этом совсем не говорят. После университета разъезжаются по домам, но по дороге Сион слышит несколько комментариев в свой адрес, типа: «как тебе не стыдно?», «каково быть шлюхой при богатых родителях?», «зачем позоришь семью, которая тебя приютила?». Юноша старается не обращать на такое внимание, правда, получается не очень хорошо. Он около часа плачет, когда лежит в своей постели, потому что осознает, что лишний в своей семье и очень скучает по маме, она ему так сильно нужна сейчас. Вечером оказывается достаточно прохладно. Водитель привозит Сиона к зданию кинотеатра недалеко от клуба и высаживает там. Конечно, юноша не сказал никому, куда собрался, ещё и соврал, что останется ночевать у Хвануна. До места встречи с другом пришлось идти пешком, хорошо, что не слишком далеко. Настроения, на самом деле, не было никакого, и когда Дончжу пришёл к большому кирпичному зданию, в котором было несколько этажей, а у входа толпились люди, стало немного неловко. Юноша, правда, стал чувствовать себя каким-то продажным, хотя коленки из его джинс выпирали не слишком сильно. Но Хванун всегда носил такие джинсы и ни о чём не переживал, так почему волнуется он? Ё почему-то опаздывал и красноволосый решил подождать друга подальше от входа, он облокотился на кирпичную стену и смотрел за людьми, что ходили туда-сюда за машинами, подъезжающими ко входу, и за тем, как их отгоняли на стоянку. Это немного завораживало, пока одна машина не остановилась прямо напротив Сиона. Юноша поднял глаза, когда какой-то темноволосый парень открыл дверь машины и из неё вышел мужчина, что приковал к себе взгляд юноши. Тот был хорошо сложен, одет слишком просто для такого заведения. В простой черной водолазке, черных джинсах и туфлях, но понятно было одно – одет он дорого. У него были светлые аккуратно уложенные на бок волосы, что открывали хороший вид на его лоб. Сион даже смутился и опустил взгляд, на что мужчина улыбнулся и прошёл мимо, а Дончжу поморщился. Хванун прибежал через несколько минут, стукнул друга по плечу и вывел из размышлений. Ё был одет практически так же, как сам Сион, но был достаточно весёлым в отличие от своего друга. — Помнится, ты хотел показать всем, какой ты крутой гей, — Хванун рассмеялся и похлопал младшего по плечу, тот повернулся ко входу. И тогда Ё схватил юношу за запястье. — Я не хочу портить наш чудесный вечер, но ты похоже встретил свою истинную, дай посмотрю. Дончжу захлопал глазами, он точно почувствовал небольшое жжение где-то между изгибом шеи и плечом, но не придал этому значения. Столько людей прошло мимо и сейчас он даже малейшего понятия не имел, кто бы там мог быть. К тому же никто не привлек его внимания так сильно... Как бы ни сопротивлялся Сон, Хванун все равно наполовину стянул с младшего джинсовку и оттянул ворот его белой футболки, а затем быстро вернул все на свое место и даже аккуратно поправил, будто не хотел, чтобы кто-то увидел. — Что там, Хванун? — старший тушуется секунду, а после натягивает широкую улыбку и тянет младшего ко входу. Дончжу чувствует себя очень странно, потому что в его голове, после двух коктейлей начинает всплывать образ мужчины, что вышел из машины. Конечно, красивых людей все замечают, но почему этот так засел в голове. Хванун весь вечер строил из себя дурачка, знакомился с какими-то девочками, плясал на танцполе и даже своего друга с собой таскал, но по нему было видно, что он чем-то озадачен. Сион несколько раз на третьем этаже на балкончике видел того парня, что открывал дверь для мужчины, но тот исчезал так же быстро, как и появлялся. Когда парни выпивают ещё по паре бокалов, оба ловят на себе заинтересованные взгляды каких-то мужчин. После чего решают, что надо бы уйти. Только ничего хорошего из этого не выходит. Хванун успевает убежать, а Дончжу за руку утаскивает какой-то жирный противный мужик. И как бы юноша ни пытался, вырваться не может. А Хвануну показывает головой, что спасать его не нужно. Вот и поиграл в гея. Мало того, что его вытащили на улицу, так ещё и затащили в какую-то подворотню. Тот мужик отталкивает Сиона к стене, а двое встают так, что прикрывают все попытки сбежать. Сион пытается, правда, пытается. Бежит прямо на одного из этих мужиков, думает сейчас его точно пропустят, вот только его за шкирку откидывают к стене. Красноволосый ударяется головой и глухо стонет, скатывается по стене и пачкает светлые джинсы. Третий мужчина появляется будто из неоткуда. Дончжу не встает, только смотрит на то, как ещё один уродливый и совсем не молодой мужчина медленно движется к нему. Он присаживается на корточки рядом с юношей, касается его щеки своей мерзкой рукой, на что красноволосый рывком ее убирает и получает за это пощечину. — Что же ты, в недотрогу играть будешь? Глазками стрелял, пока сидел у бара, а теперь что? — даже голос у этого мужчины противный, Сион отворачивается, лишь бы не смотреть на него. Тот снова касается своими мерзкими и грязными пальцами его лица, размазывает кровь, что стекает по виску и хочет расплакаться. Никаких игр ему уже не надо, лишь бы его не тронул этот мерзкий урод. Мужчине вероятно не нравится, что юноша морщится и смотреть на него совершенно не желает, и грубо поворачивает его лицо к себе. — На меня смотри. — Пошёл ты, — сквозь зубы цедит Сон и позволяет себе плюнуть ему в лицо. И тут же зажмуривается, потому что жирдяй замахивается. Вот сейчас от прекрасного личика Сиона ничего не останется и все будут продолжать смеяться над ним. А может станут издеваться ещё больше. Может, отец узнает от Гонхи, что Сион гей, хотя всё это не правда. И, судя по всему, мужчины ужасно противны ему. Дончжу страшно настолько, что у него коленки мелко подрагивают, а слезы готовы вот-вот брызнуть из глаз. Он настолько закрывает в себе все чувства и себя тоже, что не слышит ещё одного голоса и звуков какой-то драки. А открывает глаза лишь тогда, когда его плеча касаются слишком аккуратно. — Не бойся, этот придурок просто не знает, на кого ты смотрел, — Дончжу открывает глаза и смотрит на парня, которого он видел на балкончике и даже немного разочаровывается. Но парень этот помогает подняться и поправляет джинсовку на юноше. — Ты бы метку свою так не демонстрировал, Корея не Америка. Сон не понимает ничего, но следует за парнем, тот заводит обратно в клуб и ведет вверх по лестнице в вип. Немного страшно и этот страх окутывает с ног до головы. Потому что юноша не знает, чего ждать от этого парня. Но в випе сидит его брат и Хванун, и красноволосый открывает от удивления рот. Судя по выражению лица старшему очень неловко, он комкает край своей белоснежной рубашки и опускает глаза на свои ноги. Спрашивать ничего не хочется, впрочем, как и говорить. Сион ещё слишком потрясен тем, что с ним случилось, и, наверное, это даже будет мучить его. Неужели, люди делают такие ужасные вещи? — Ты садись, я сейчас принесу аптечку, — парень выходит, а красноволосый садится напротив друзей на кожаный диван, обнимает себя руками и облизывает пересохшие губы. Всё ещё ужасно хочет заплакать, но выглядит немного злым, отчего старший брат, подняв глаза, снова их опускает. — Сион… мы должны поговорить о твоей метке, — неловко начинает Хванун, а Гонхи поднимает голову и выглядит очень разочарованным, как будто ему даже жаль. — В общем, твой соулмейт мужчина. Юноша мотает головой, отказываясь верить в эти бредовые слова. Не слишком ли частое это явление, учитывая, что брат носит имя мужчины на какой-то части своего тела. Сон поднимается с места, чтобы выбежать в туалет и посмотреть, наконец, что за имя он теперь носит. Он встает и делает несколько шагов к двери, но та открывается так не вовремя, что Дончжу очень неудачно ударяется лицом о чужую грудь. Мужчина ничего не говорит, только держит мальчика за плечи, ведь сделай он шаг назад, наверняка упадет. — Пришёл извиниться за беспредел в своём заведении, — мужчина слегка улыбается, а Сион, подняв голову, зависает. Потому что следить за тем, как двигаются его губы, кажется, чем-то волшебным. — Надеюсь ты вернешься сюда снова, я буду рад видеть такое прекрасное личико в своём клубе. Помимо Сиона смущаются все сидящие в вип комнатке. Мужчина надевает на себя обратно маску серьезности и проходит внутрь, обойдя юношу, что так и не сдвинулся с места. Следующим на входе появляется его секретарь, который смотрит сначала на юношу, потом на своего босса, а после усаживает мальчика рядом и обрабатывает его раны. Красноволосый кажется очень поникшим, но Сохо не задает вопросов, а когда заканчивает обрабатывать раны, заказывает всем трем мальчикам по дорогому коктейлю. Некомфортно всем, кроме Гонхи, Сохо и Лидо. Мужчины переговариваются о работе, а Гонхи от руки тёмноволосого не оторвать. В голову Сиона приходят мысли о том, что он может также обнимать своего соулмейта и смотреть такими влюбленными глазами и, по правде сказать, это вызывает рвотную реакцию. Поэтому юноша ставит стаканчик на стол, смотрит пару секунд на Хвануна и показывает тому глазами на выход. — Извините, нам пора идти, — начинает красноволосый, но мужчина около него, он же владелец заведения, хватает за запястье, отчего юноша дёргается и вырывает свою руку, пораженный ещё совсем свежими событиями, что с ним произошли. — В следующий раз, когда придёшь, скажешь охране, что знаешь Лидо, и тебя без проблем пустят туда, куда не пускают никого, — мужчина делает глоток бренди из своего стакана и от этого запаха Сона немного мутит. — Взамен хочу знать твоё имя. — Сион, — с ноткой грубости бросает юноша и выходит сразу за своим другом. Он не желает, чтобы его настоящее имя кто-то знал. А прозвище – пожалуйста. Сохо лишь наблюдает за этой картиной, аккуратно перебирая волосы своего парня и делая в своей голове пометки о том, что старший явно заинтересовался этим юношей, жаль, что кроме пары букв, Ли надпись на чужом плече не рассмотрел. Но, кажется, он догадался, чье имя там, именно поэтому и выдал мальчишке то предупреждение.🍁🍁🍁
Проходит почти неделя. Гонхак всё ещё🍁🍁🍁
Дончжу устал.
Устал играть в эту игру, которая по сути не приносила ничего. Ни радости, ни веселья, ни даже какого-то элементарного наслаждения. Становилось всё тяжелее. Но Гонхи был в безопасности и это радовало юношу. Теперь его секрет знал ещё один человек, но Хванун с тех пор не обвинял Ли, потому что немного понимал. К тому же теперь и его лучший друг был в беде из-за мужского имени на своем плече. С того самого дня каждый день на метку был аккуратно приклеен пластырь, на случай если сползет рубашка или футболка. Сначала идея нарисовать такую метку казалась забавной, но теперь вгоняла Сиона в депрессию. Он почти не разговаривал, не улыбался, когда мимо кто-то проходил, и хотел пошутить или спросить про его личную жизнь. Хванун старался вообще не лезть под руку, даже нашёл себе какую-то компанию на случай, если Сион начнёт отказывать в походах в кино или в кафе, а может даже в совместном решении домашки. Единственное, что спасало рыжеволосого это учёба, он погрузился в неё с головой, старался не общаться ни с кем, потому что боялся. Боялся того, что метка начнет говорить за него, ровно так же как случилось с Гонхи, ведь он явно не в себе. Не может мужчина нравится мужчине. Нужно было подумать очень о многом. Звонок с пары звенит, вырывает из мыслей и заставляет подняться с места. Пару юноша благополучно пропустил мимо ушей. Но догнать он сможет все и своими силами. Осталось только добраться до дома без происшествий. Правда, стоило выйти из аудитории, как в спину посыпалось очередное: «с кем сегодня проведешь ночь?», «не надоело быть подстилкой для старых уродов?». Главное не реагировать. Дончжу смотрит только себе под ноги, старается не слушать ничего, что всё ещё кидают в его спину, ему вдруг хочется спрятаться ото всех. Но не хочется, чтобы кто-то узнал про брата, и пусть он страдает от этого сам. Возможно, будь всё это неправдой, Сион бы так не реагировал. — Тебе бы цвет волос подновить, вымылся уже, — Дончжу поворачивает голову и смотрит на мужчину. Тот снова красив, одет как лучшая модель Кореи, хорошо уложенные волосы и голос такой, что мурашки растекаются по всему телу. Сион даже на мгновенье забывает о том, что очень сильно беспокоит его всё это время. Лидо стоит, облокотившись на капот бардовой спортивной машины, которая наверняка стоит бешенных денег, и когда он понимает это, то слышит за спиной очередные укоры и опускает глаза в пол. — Не стыдно тебе своих ёбырей к институту приводить? Ты такой бесстыжий. — Извините, я идти должен, — Дончжу стыдно так, что ещё щеки даже немного краснеют, а по сути ему хочется забиться в угол и поплакать. Опять. Но он просто разворачивается и идет в сторону своего дома, пешком и даже не решается больше ездить в автобусе. — Неужто тебя волнует то, о чем они говорят? Ты мог опровергнуть слухи, которые про тебя пустили, но принял удар на себя. Не думаешь, что это глупо? К тому же, мне показалось, что ты не прочь показать всем, что именно такой. Так что садись в машину, я компенсирую тебе ущерб, который в прошлый раз нанес мой гость, — Лидо закуривает сигарету, пока смотрит на удаляющуюся спину, и мальчик останавливается. Как будто услышанные слова имеют для него смысл, а может поддержку даже. — Давай поиграем, Сион. Лидо не собирается говорить мальчишке свое настоящее имя, так же скроет, что знает его. Раз он так реагирует на простые сплетни, не слишком большим шоком для него станет сам Гонхак? К тому же, будет проще избавиться от мальчишки, когда он надоест совсем. Ким никогда не привязывается, а если уж такое случается, то слишком быстро проходит, а значит волноваться ему не о чем. Рыжеволосый подходит почти вплотную, заглядывает в глаза мужчины, те особых эмоций не выражают. Становится даже интересно, насколько тот красив, когда улыбается. В спину всё ещё кидают какие-то измывательства и укоры, а Дончжу, недолго думая, садится спереди на пассажирское сидение и пристегивается. Гонхак следует его примеру, заводит машину, рев мотора привлекает ещё больше студентов, которые смотрят вслед. А Сион предпочитает об этом не думать. По дороге, черт пойми куда, оба молчат. Как будто это было простое представление для людей. А сейчас ощущение, что Сиона высадят где попало и они оба пойдут своими дорожками. Но машина тормозит у красивого здания, которое светится огоньками в темноте Сеула. А темнело стремительно, жаль, что Дончжу не налюбовался на виды, пока они ехали. Лидо даже открывает для юноши дверь машины, а потом и ресторана. У них забронирован столик на балкончике, столов тут несколько, но людей нет. Официант стоит у входа на него, открывает любезно дверь и пропускает обоих внутрь. Дончжу стремительными шагами идет к перилам, отсюда открывается отличный вид на озеро, похоже, что это не простой ресторан, но что тут есть ещё он не знает. Впрочем, такая информация ему и ни к чему. Гонхак наблюдает за рыжеволосым очень внимательно, будто пытаясь понять, что должно оттолкнуть, почему он должен прекратить искать встречи. Но этот парень только удивляет, заставляет восторгаться собой, своей реакцией на простые вещи. Сион не первый, кто был тут вместе с Лидо. Взять того же Сана, который вместо природы вокруг увидел лишь пятна на салфетках и закатил истерику, затем ему не понравилось вино и он плеснул его в лицо официанту. И ведь должно было быть наоборот? Разве не Сон сынок из богатой семьи, который привык к роскоши и всему прекрасному, разве не должен он сейчас сказать, что стол неправильно накрыт и подушка на его стуле не того цвета. Но тот налюбовавшись на вид, садится спокойно и опускает глаза на свои колени, будто стыдится, но чего? — Мне очень жаль, что вам пришлось слышать те вещи. Я вовсе не… — Меня мало волнует, с кем ты трахаешься, — перебивает Ким, он вертит в руках виски, лед стукает о стенки бокала, а мужчина нарочно вертит в его в руке, ждет реакции, но никакой не следует. — Я всего лишь, хочу накормить тебя ужином, а не предлагаю тебе переспать. Пока не предлагаю, так что расслабься. Мне совершенно плевать. Такое почему-то задевает прямо за живое. Но самое интересное для Дончжу то, что этот мужчина не удивится, если Сион скажет, что ему нравятся мужчины, и он не прочь бы одного из них поцеловать. Но у этого совершенно иные манеры. Переспать, трахаться. — Это так грубо, не находите? Мне не нравятся мужчины, я просто хочу защитить своего брата. Он всё-таки наследник, — юноша хватает со стола бокал красного вина и делает маленький глоток, этот вкус ему определенно нравится. Подняв глаза, ловит на себе взгляд Лидо и немного тушуется. Тот слишком пристально смотрит, будто сканирует, будто у него вместо глаз рентген. — Я знаю, что вы знаете о моём брате, так что я могу не рассказывать вам, что он слишком смущён своей предназначенностью мужчине. Лидо отчего-то смеется. Его, правда, забавляет этот мальчик, что пытается показать себя во всей красе, перед тем же мужчиной. Интересно, замечает ли он сам это. Такой культурный и аккуратный. Тогда, в стенках клуба, был совсем другим, много пил и часто улыбался, немного танцевал, но слишком вызывающе. У Гонхака везде глаза и уши. Горячее приносят через несколько минут после слов младшего. И юноша этот сначала смущенно смотрит на тарелку с итальянской пастой, а потом слишком аккуратно ест. Гонхак теряется, думает, кажется, в нём нет изъянов, так почему ему нужно прекратить на него смотреть и придумывать себе, почему они должны увидеться и почему этот мальчик не должен знать его имя. Но единственный ответ, который приходит в голову Кима, мне просто это не нужно. Вечер протекает плавно, за глупыми разговорами и какой-то смущенной улыбкой Сиона, он будто совсем не с этой планеты, не с этой страны. Такой крошечный, что его хочется защитить от всего мира, спрятать и никому не показывать. Потому что таких, как он, просто нет. Это пугает Кима, он заканчивает этот вечер слишком быстро, даже вызывает такси для рыжеволосого, сам больше не желая чувствовать то, что чувствует, и вызывает себе сюда же Сана. Сан другой. Совсем без манер, с очередной истерикой, приставаниями прямо за столом. Гонхаку же нравилось? Ему ведь всегда нравились распущенные люди, так почему отталкивает сейчас. Его метка горит огнём, когда он в отеле раскладывает мальчишку на кровати, когда пытается наслаждаться и сфокусироваться только на своём члене у него во рту, у него вместо Сана перед глаза рыжеволосая макушка Дончжу. И он резко встаёт, отталкивает мальчишку и просит уйти прочь. И тот обижается. Гонхак впервые спит в отеле. Один.🍁🍁🍁
Рождественские каникулы наступают как-то неожиданно. Сессия успешно закрыта и хочется веселиться, но беда в том, что уже два дня Сион не может дозвониться до своего друга. Тот попросту не берет трубку, игнорирует смс и месседжеры. И он бы позвонил маме Хвануна, но та должна была уехать в командировку, а значит Ё дома один. Дончжу решает, что должен навестить друга. Вдруг у него что-то случилось или он заболел и из-за слабости не может ответить. На самом деле он переживает не только за Хвануна, а ещё немного за Лидо, который пропал куда-то. Они виделись пару раз, но Сион немного скучает. Он почему-то позволил себе думать, что Лидо в нём заинтересован, и, казалось бы, зачем ему какой-то мужчина. Метка периодически горела, чесалась и приносила такой дискомфорт, что доводило буквально до слез. В такие моменты, юноша слишком сильно благодарил своего брата, который старался успокоить эти ужасные приступы, они снова стали общаться, как раньше. Всё было хорошо. Но стоило у Гонхи спросить о Лидо, тот пожимал плечами, а Сохо игнорировал Сиона, как мог. Уже светловолосый юноша предупреждает только брата, о том, что поедет к своему другу и, возможно, задержится там. И тот обещает разобраться с родителями в случае чего. Но они взрослые, так что вряд ли кто-то станет ругать их или что-то в этом роде. От водителя Сон отказывается, едет на метро и даже немного замерзает. Но у него такое праздничное настроение, что ничего не должно и не может его испортить. Ну, пожалуй, кроме одного, что наблюдает сейчас Сион, выходя из подземки. На улице напротив он видит мужчину, тот почти не изменился. Совсем немного, может, хотя издалека не так уж хорошо видно. Пожалуй, он даже выглядит слишком счастливым, держа за руку невысокую блондинку, а после оставляя поцелуй на её губах. А метка жжется, но Дончжу отворачивается, натягивает капюшон и идет в сторону дома друга. Тот живет в чудесном районе, в самом центре. В многоэтажке, что кажется уходит туда в облака. На самом деле всего на двадцатом этаже. Родители Хвануна слишком редко бывают дома, вечно в разъездах. А кем они работают, Дончжу все время забывает, впрочем, это и не его дело. Юноша без труда попадает в дом, едет в лифте и долго звонит в квартиру Хвануна. Тот почему-то не отвечает, хотя Дончжу полностью уверен, что его друг никуда не мог деться. Сон решает, что будет ждать до победного, поэтому садится на лестнице. И ждет, правда, долго. А после поднимает и снова звонит в дверной звонок, и через пару минут ему открывает Хванун. Выглядит он потрепано. Рубашка застегнута на несколько пуговиц и то криво, сползает по плечу, на голове его полный бедлам, щеки такие розоватые и губы яркие, покусанные даже. Юноша часто моргает, как будто ожидал вовсе не друга своего увидеть, а кого-то другого. — Аа…я просто доставку ждал… — Хванун поджимает губы, оказываясь застигнутым врасплох. Дончжу, честно говоря, зол, отталкивает друга, проходя в квартиру, разувается и входит внутрь. — Стоой, пожалуйста. Дончжу останавливается, правда, очень поздно. Из спальни выходит темноволосый парень, в одних джинсах, они не застёгнуты, видимо, наспех надевал. Этот парень глупо улыбается, быстро застегивает ширинку и пожимает плечами, после чего выдает: — Привет, я Ёнджо, — и только когда этот парень поворачивается спиной, на лопатке Сион читает имя своего друга. Понимает, как слеп был всю жизнь и что вокруг слишком много таких, как он. Темноволосый садится в кресло, Сион на диван, а Хванун прикрывается рубашкой, как может. Стыдно и неловко это точно. — Я… — начинает Ё, но тут же закрывает рот, потому что не знает, как оправдаться. Понимает, что друг слишком волновался и поэтому приехал. — Слышал, ты тоже гей, — выдает Ёнджо, глупо улыбаясь, на что Хванун прикрывает глаза и мысленно дает себе по лбу. Сион злится. — В этом нет ничего страшного, поверь. Мне тоже было стремно, но посмотри на Хвануна, он такой красивый, что уверен, ему бы любая девчонка позавидовала. В воздухе висит напряжение, руки Дончжу скрещены на груди, он даже слово выдавить из себя не может от злости. Этот клоун его ещё и геем называет. Правда, судя по тому, как выглядит Хванун, ему все нравится, и он достаточно счастлив. Не значит ли это, что Сон должен быть рад за своего друга, ведь он у него один. — Слушай, Дончжу. Прости, я, правда, так виноват перед тобой. Я должен был тебе сказать раньше, но не было подходящего момента, к тому же тебе было плохо. Не мог я тебе сыпать соль на рану своим счастьем, уверен, что могу так назвать Ёнджо. И прости, что я не позвонил тебе и так пропал, — старший действительно выглядит виновато, но Сион не так уж сильно обижен, просто волновался. Младший даже натягивает улыбку и слабо кивает, мол, всё в порядке. И поднимается с места, пожалуй, лучше так, чем Хванун был бы болен. — Тогда я поеду домой. Хорошо, что всё в порядке. — Праздновать рождество будешь в одиночку? — встревает Ёнджо, что вальяжно закидывает ногу на ногу. Сион только удивляется, откуда этот парень может всё знать. Хотя Хванун бы от своей пары не стал хранить никаких тайн. — Это типа семейный праздник, но уверен твой брат побежит к своему парню, а родители куда-то уедут, так что оставайся тут с нами. Хванун бы такое точно никогда не сказал, но этот парень очень смелый, оказывается. Это, наверное, даже хорошо. Прямолинейность всегда хорошо. Но что тут ответить юноша не знает, все это слишком неудобно и разве не должен был Сион праздновать это рождество с Джинсоль? Той, которая милее ангела. Видимо, все как всегда идет по одному месту. Дончжу так и стоит посреди гостиной, не смотрит ни на кого, просто перед собой, пытается собраться в кучку, но почему-то думает о Лидо, который с каким-то трепетом (хотя откуда ему знать) целовал ту девушку, и метка снова горит, заставляя прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. — Это не очень удобно. Я тут, как третий лишний, — заключает младший. Хвануну очень повезло, раз у него был парень, что так легко смог прогнать сомнения его друга. Рождество даже выдалось очень веселым. Казалось, что Ёнджо Сион знал ровно столько же, сколько и самого Хвануна. Они пили вино и ели печенье, которое спёк Ё. Заказали пиццу и роллы, и это было волшебно и очень уютно. Даже празднуя с родителями, с мамой, Сион никогда не чувствовал подобного, будто он был на своем месте. И плевать было на то, что он считал, что геи не люди. Сейчас он думал совсем иначе и не принимал это, как что-то дурное и некрасивое. То, что никто не должен видеть и по возможности скрывать, это было не так. Но, пожалуй, для себя он этого совсем не хотел. Считал, что ему мужчина не нужен, хотел только Джинсоль, что сверкала своей красотой и яркой улыбкой.🍁🍁🍁
Лидо решил, что ему жизненно необходимо погрузиться в работу, ровно с того дня, как в последний раз видел Дончжу. Он слишком хорошо осознавал, что такие мальчишки, которые наивно мечтают о чём–то, ему вовсе не нужны. И он работал, даже пошёл на свидание вслепую спустя месяц, потому что его отец совсем выходил из себя, узнал о том, что творил его сын и почему не ходил на эти свидания. Увидел его метку и пообещал лишить всего, что тот имеет сейчас. И, конечно, из-за какого мальчишки Гонхак бы точно не согласился потерять всё, что имел. Почему-то Сохо пытался рассказывать о рыжеволосом парне, что сменил цвет волос, что помирился с братом. О том, что встречи Лидо с его новой «любовью» приносят боль его соулмейту, такую, что его скручивает в клубочек. Но Гонхаку было плевать, он внушил себе это. В рождество, за полчаса до того момента, как Ким увидел на другой стороне улице Сиона, в уютной маленькой кофейне он сделал предложение Суён - девушки из богатой семьи, знаменитой к своим 25 годам модели. И она, конечно, не могла отказать. Вот только стоило Лидо краем глаза заметить Сиона, как все наваждение о свадьбе, семье и детях, будто рукой сняло. Ему больше не хотелось этого, поэтому он посадил девушку в машину и попросил увезти её домой. А сам не знал, как правильно поступить. Гонхи и Сохо, как всегда сидели в випе. Они редко уезжали за пределы клуба или оставались в квартире старшего. Лидо завалился туда совершенно растерянный, чем смутил обоих присутствующих там. Сохо сразу заметил, что что-то не так, но не сказал. Впрочем, в последние время, как и обычно, молчал, потому что говорить что-либо Гонхаку было совершенно бесполезно, он все равно делал по-своему. — Как дела у Сиона? — Лидо ставит пустой бокал на столик и смотрит на обоих парней. Гонхи отворачивается и вовсе будто обижен на мужчину. — Он в порядке, я думаю, — отвечает Сохо, переплетая свои пальцы с пальцами рядом сидящего синеволосого юноши. — Поехал на рождество к своему другу, похоже тот приболел. — Знаешь, почему я ненавижу тебя, Ким Гонхак? — грубо выдает Гонхи и все его лицо вместо нежности сменяется злобой. — Я сохранил твой секрет, но ты заставил Сиона страдать. Ему было так больно, что я не знал, что с этим делать. Я не мог вызвать врача, потому что он слишком боялся, что кто-то узнает, что ему предназначен парень. Гонхак закатывает глаза. Конечно же, считая, что он всегда и везде прав. Но это лучше, чем выдавливать из себя любовь к какому-то там соулмейту. И не то, чтобы он на каждом шагу видит это притворство, но всё же ему не нужно. По-прежнему свои мысли о мальчишке считает глупыми и только мешающими его работе и жизни. Хотя все тело тянется туда, где сейчас этот юноша будет праздновать рождество со своими друзьями. Эти сомнения так раздражали, что второй стакан ликера и на этот раз пойло, кажется, каким-то противным. Лидо поднимается с места, покидает вип и идет в свой кабинет, в его столе лежит коробочка с красивой подвеской, такой же нежной и аккуратной, как Сон Дончжу на его плече. На столе записка, на ней написан адрес Ё Хвануна, как будто секретарь знает своего босса лучше, чем он сам. Это немного пугает, но где-то глубоко внутри он благодарен этому молчаливому Сохо. Время ещё есть, поэтому Гонхак отправляет водителя домой, отключает к черту телефон, на который уже названивает Суён, вероятно ждущая его на ужин. Сейчас важным казалось только порадовать мальчишку, что был среди друзей, но наверняка ждал какого-то рождественского чуда. Ким даже сам удивился, как быстро приехал и поднялся по лестнице, как удивился открывший дверь Хванун, и как быстро тот убежал, а затем вытолкнул своего друга вместе с курткой и всеми его вещами, захлопнув дверь и кинув «не смей возвращаться до утра». Дончжу переминается с ноги на ногу, тупит взгляд в пол и не смотрит совсем на своего гостя, что мчался сюда, нарушая все правила, которые только существуют. Как на дороге, так и в жизни. — Я подарю тебе подарок, а что с ним делать ты решишь сам, ладно? — Сон кивает, как китайский болванчик, и тянет руку, но Лидо просто берет за нее и ведёт юношу к лифту. Ехать вот так держась за руки совсем неловко, но очень тепло и уютно. Дончжу даже не знает, в какой момент так сильно хочет обнять этого мужчину, уткнуться носом в его шею и узнать, каким парфюмом он пользуется, запомнить этот аромат навсегда. На улице тепло, хлопья снега падают, украшая город в этот чудесный день. Жаль, что снег тает слишком быстро. Сион не успевает насладиться снежком, как его заталкивают в машину, он понимает до самого рождества времени совсем мало, но старший успевает выехать за город. Дончжу становится немного страшно, потому что он понятия не имеет, куда его везут и как он доберется обратно, но почему-то очень даже хочет доверять рядом сидящему мужчине. Машина останавливается у высокого красивого забора, за которым стоит дом, а к нему прилегает большая территория. Дом будто из стекла, в нём кажется столько света, что, стоя у машины, юноша теряется, у него немного кружится голова от такой красоты. Внутри горит свет, а снаружи висит много красивых гирлянд, во дворе светят фонарики и украшены маленькие елочки. Хочется столько всего спросить, но младший молчит, лишь следует за мужчиной в тот самый дом. В гостиной на первом этаже, у камина стоит елочка. Она такая пушистая и красиво украшенная, что это поражает и юноша очень долго стоит и просто смотрит. Вокруг вообще пахнет рождеством. Но одно Дончжу никак не понимает - для чего он тут и почему именно он. Вряд ли мужчина хотел похвастаться своим богатством. — Вы могли подарить свой подарок там, зачем привезли меня в такое место? — светловолосый провожает мужчину взглядом до кухни, где тот открывает бутылку вина и берет бокалы. Ставит их на маленький стеклянный журнальный столик, достает что-то из холодильника и ставит туда же. У Сиона чувство, что тот подготовился заранее, но также чувство, что не для него. — В последний момент, я понял, что хочу встретить рождество с тобой. Так что располагайся. Заночуешь тут, а утром я привезу тебя обратно в Сеул, — Лидо смеется, ловя чужой взгляд и то, как юноша прикрывается руками. — Я не трону тебя, перестань. И немного это срабатывает, потому что Сион садится недалеко от мужчины в уютное кресло. Пьет вино и немного ест, слушает о том, что тот рассказывает и делится даже тем, что произошло за это время. А когда часы бьют двенадцать от страха начинает немного колотить. Сиону кажется, что Лидо забыл своё обещание. Он ставит бархатную коробочку на столик, пододвигая её к Дончжу. Но прежде чем тот тянется, мужчина кладет свою руку на крышку коробки, будто запрещая смотреть. — Я знаю твоё настоящее имя, — пиджак блондина давно лежит рядом с ним, а теперь он расстегивает свою рубашку. Но остановить Сион его не может, потому что он слишком удивлен и ему слишком интересно наблюдать, как длинные пальцы медленно расстегивают пуговицы. Он останавливается, расстегнув несколько, поднимает глаза на юношу, что сейчас цветом лица напоминает томат, и опускает рубашку по плечу. — Дело бы не в том, что в коробке, а в том, что у меня на теле. Дончжу даже приподнимается с места, садится на подлокотник кресла, на котором тот сидит, и зачем-то касается пальцем аккуратных букв на чужом плече. Это кажется настоящим искусством, хотя, если подумать, обычные буквы и обычное имя. Но в эту ночь Лидо именно с ним, а не с тем, с кем планировал, хоть это и ужасно неправильно. В определенный момент Дончжу понимает, что его лицо уж слишком близко к чужому, а в глазах блондина он видит звезды. Это неправильно и так быть не должно. Из-за алкоголя и ощущения правильности, что дарит метка, он все пропускает в какой-то момент. Губы старшего кажутся слишком сладкими, какими-то небывалыми, как будто это самое сладкое, что можно было попробовать когда-либо. Сион не понимает больше ничего: ни как оказывается на чужих коленях, ни как сам льнет к чужому телу заветным теплом, ни как всегда искал и думал, что найдет лишь в одной девушке, а нашёл во взрослом мужчине. Это неправильно. Понимает только тогда, когда чувствует чужие губы, на своей метке, и буквально падает с чужих колен, запахивая свою же рубашку. Прикрывает рот рукой, потому что на Лидо её и вовсе нет. Но он не кажется потерянным, наоборот, будто ему жаль, что он так нагло поступил или… Сион не знает, он просто ничего больше не знает. — Прости, я не нарочно, — с хрипотой в голосе говорит блондин, накидывает на себя рубашку. Понимает, что с этим точно пора заканчивать. — Я тебя в комнату отведу, уже поздно. Сион только рад, он хватает со стола бархатную коробочку и следует вверх по лестнице за мужчиной. Тот открывает дверь комнаты и пропускает его внутрь, и тут не хуже, чем в гостиной. На комоде стоит маленькая елочка, а по периметру почти под потолком развешаны гирлянды, сама комната в красноватом цвете из-за них. — Гонхак, и всё же, с кем ты должен был быть тут? — не знает зачем, спрашивает Сион. Он уже сидит на мягкой постели и смотрит на мужчину, что замер в дверях. Тот отворачивается и почти закрывает дверь. — Со своей невестой. Гонхак просыпается от того, что солнце слепит его глаза. Он накрывается одеялом с головой и пытается заснуть снова, но всё тщетно. На часах, что висят напротив кровати уже за полдень. Лидо бы ещё лежал, если бы не вспомнил о соулмейте, что спит в соседней комнате. Мужчина на спех надевает спортивки и белую футболку, босыми ногами ступает по паркету и, открыв дверь в комнату, в которой должен был быть юноша, замирает. Его тут нет. Блондин садится на постель, на тумбочке лежит записка, которую он тут же берет в руки:Прости, но я так не могу. Надеюсь твоя свадьба будет такой же красивой, как эта ночь.
Тяжелый вздох. Гонхак комкает записку и бросает в стену. Спускается вниз – никого. Выходит во двор – пусто. Сеул встречает холодом. Кабинет пустотой, делать не хочется вообще ничего. Единственное, что очень волнует это то, как Сион добрался до дома, добрался ли? Одно было ясно, как день, тот решение принял. В таком случае, больше не было нужно бегать или что-то откладывать. Гонхак мог спокойно жениться.🍁🍁🍁
Дончжу не закрывается дома и не пропускает пары, когда каникулы заканчивается. Он ведет себя ровно так, как и полагалось студенту, которого все считают геем. Единственное, он избегал вопросов о мужчине, что забрал его в рождественскую ночь. Сион не любил придумывать себе то, что никогда не сбудется, поэтому мужчину больше не ждал. Он не знал зачем тот показал ему свою метку, зачем подарил подвеску, которая судя по всему стоила очень дорого и зачем вообще привез в тот дом. К слову, добираться оттуда в Сеул был очень тяжело. Но все это в прошлом, как и этот мужчина. Хотелось так думать, но по крайней мере первые недели он не мозолил глаза, а потом Гонхи вместе с Хвануном стали задавать слишком много вопросов. Сон пытался менять темы, но те почему-то вечно возвращались к одному и тому же. Первое время было действительно тяжело. Вообще тяжело, когда ты не можешь обратиться к врачу и понять, отчего какие-то буквы на теле причиняют столько боли. Интернет тут не поможет точно. К весне Лидо начал появляться в новостях, газетах: там были интервью с ним и его невестой, которая была достаточно популярна, и все хотели знать о её жизни. Было больно. В эти моменты складывалось ощущение, что буквы пустили корни по всему телу, будто это было то же самое, что вены. Будто те пересекались с черными чернилами на теле. А летом, когда сессия была удачно закончена, статьи в газетах появлялись всё реже, по крайней мере их не видел сам Дончжу. Возможно лишь слышал краем уха, но не придавал значения, ведь мало ли, о чем могут говорить люди. Отец собрал всю семью в своём кабинете, сказав, что сын его драгоценного партнера женится и все обязательно должны присутствовать на его свадьбе, дабы заграбастать потом больше акций и возможно открыть и свою индустрию развлечений. Гонхи в тот момент еле успел подхватить пошатнувшегося Сиона, который надеялся, что все чувства внутри него к другому мужчине лишь глупый сон, ведь это неправильно. — Почему ты молчал? — взрывается Гонхи, вталкивая младшего в свою комнату. Выглядел тот и правда паршиво, но Ли думал, что возможно это все из-за экзаменов. Да и по правде говоря, он совсем забыл о своём брате, слишком увлекся свиданиями с Сохо, да и по учебе был завал. Он совершенно забыл. — Посмотри на себя, Дончжу. Нужно что-то делать с этим. — Помоги мне сделать так, чтобы меня не взяли на эту свадьбу. Я не понимаю, почему, но мне кажется, я влюблен в этого мужика по уши. Хотя если подумать, откуда мне знать, какого это, — Сион закрывает глаза и ложится на чужую постель, у него правда нет сил. Слабость атаковала его пару месяцев назад, но юноша все спихнул на тяжелую учебу и проекты. — Никто не должен знать, что написано у меня на плече. — Ты совсем свихнулся. — Гонхи подскочил к младшему с легкостью стащил с того футболку. И неожиданно даже для самого себя ойкнул, потому что никогда подобного не видел. Буквы немного кровоточили на фамилии Ким. Кровь была не свежей, а ранки были похоже на то, будто по контуру букву потыкали толстой иголкой. — Ам... Сион, тебе надо к врачу. Это очень и очень ненормально. — Перестань, все нормально. Я читал в интернете, это не страшно, — Дончжу говорит совсем тихо, потому что погружается в сон из-за очередной усталости. И как только так получается, что он, ничего не делая, устает так сильно, что заснуть готов на любой поверхности горизонтальной или вертикальной. Придумать ничего так и не выходит. Обоих сыновей семьи Ли берут с собой. Всё то время до свадьбы Дончжу всеми силами пытался сделать так, чтобы его не взяли. Придумывал себе какие-то планы, даже сегодня утром притворился ужасно больным, но отец по итогу просто вышел из себя. Гонхи предлагал признаться во всем родителям, но Сион наотрез отказался, сказав, что это позор. В итоге, теперь он едет в лимузине вместе с отцом, матерью и старшим братом. На самом деле, чувствует он себя не так уж плохо и выглядит лучше, чем в день, когда узнал о том, где должен появиться. Сион облачен во все белое: белые узкие брюки, блуза с красивыми рукавами, волосы, выкрашенные по-новому и отливают фиолетовым, будто он тот заветный жених. Мачеха, что подбирала эти вещи, особенно горда своей работой и тем, как одет этот мальчик. В компетентности своего сына она не сомневалась, но наблюдая за младшим, пришла в сомнения, понимая, что он может выкинуть, что угодно. Но на удивление, юноша был молчалив даже больше обычного. Женщина то и дело поглядывала на юношу все то время, пока они ехали, была так же крайне удивлена тем, что Гонхи старался крутиться около своего брата. Какое-то время ей вообще казалось, что они друг друга ненавидят, но лучше, чтобы они дружили, нежели были врагами. Черная машина тормозит у огромной виллы, которая наверняка принадлежит чете Кимов. На лужайке уже расставлены столики, вдалеке видна арка, украшенная нежными розовыми цветами и невеста, что крутится и позирует для фотографий. Ли поддерживает младшего за локоть, всё боится, что тот грохнется в обморок или упадет в каком-нибудь припадке, но тот даже улыбается, встречая знакомых, и отходит дальше от своего брата. — Перестань, Гонхи. Ничего со мной не случится, я прекрасно себя чувствую, — Дончжу передергивает плечами, избавляясь от рук брата. Хватает с подноса официанта шампанское и садится на одну из украшенных лавочек, где-то в далеке под тенью дерева. Здесь почти никого нет, но обзор открывается совершенно на всех. Ли тем временем сталкивается с Сохо. При всех делает поклон, а потом удостоверившись в отсутствии рядом людей, хватает того за локоть и уводит подальше от глаз. — Я не могу сейчас миловаться с тобой, солнышко. — Улыбается Сохо, целуя юношу в уголок губ и мягко касаясь кожи его лица. — Я тебя не за этим сюда притащил. Разумеется, я соскучился, ведь не видел тебя целый месяц, но с Дончжу всё плохо. Я боюсь за него, Сохо, — Гонхи держит мужчину за рукав пиджака и смотрит прямо в глаза, теряется в его взгляде и отводит свой в сторону. — Что с Лидо, он вообще в порядке? Сохо хмурится, достает из кармана сигарету и чуть отходит от своего молодого человека. Такое ощущение, что ему есть что сказать, но он не спешит это делать. Лицо старшего Ли, сейчас очень задумчивое. Он медленно выпускает дым, смакует вкус сигареты и капает на терпение своего парня, ровно до момента, пока тот не тычет ему в плечо пальцем. — Лидо в порядке, причем в полном. Что касается Сон Дончжу, я не могу ничем тебе помочь, Гонхи. Иначе меня уволят, — парень выдыхает очередной поток дыма и тушит сигарету о металлический забор, выкидывая окурок за него. — Ты что же, думаешь вашу семью просто так сюда позвали? Отец Гонхака нарочно сделал это, чтобы мальчишка оставил в покое его сына раз и навсегда. Он знает столько, сколько ни одному живому человеку знать не положено. Этот старый урод сведет всех в могилу, лишь бы все было так, как хочет он. Гонхи отшатывается в сторону, опирается на дерево спиной и глубоко вдыхает. Конечно, всё было так очевидно. И сам Гонхак, наверняка и знать не знает, что его соулмейт сейчас тут. — Значит, всё интервью по телевизору, статьи и прочая показуха, - это что, все специально? — Ли даже сам не может поверить в то, что говорит, но это самое адекватное, что приходит в его голову. — Меня не посвящают в такие подробности. Я ничем не могу помочь, правда. Прости меня, — мужчина удаляется, а Гонхи не может поверить. Всё это обман, а его отец так надеется, что лучше сможет общаться с Кимами, что их бизнес пойдет в гору, но нет. Всё станет только хуже. Сион всё ещё сидит в тени, он выпил два бокала вина. Этот вкус он помнит прекрасно, он готов упиться им, чтобы запомнить на всю жизнь. Люди начинают собираться ближе к цветочной арке, где будет проходить церемония, отец буквально хватает Дончжу за локоть и тащит ближе к расставленным у алтаря стульчикам. Юноша не сопротивляется. Гонхи вообще появляется непонятно откуда, перехватывает руку отца. — Давай уйдём, пожалуйста, — просит синеволосый парень, но отец отмахивается. Сион стоит в самом последнем ряду, чуть позади стоит Гонхи, на случай, если что-то всё-таки случится.🍁🍁🍁
Лидо не просто зол, он в бешенстве. Суён раздражает его с самого раннего утра. Ей не нравится буквально всё, начиная от часов на руке её жениха и заканчивая своим же нижним бельем. Единственное, что делает мужчина это закатывает глаза. Он уходит в комнату, которая выделена для него в этом особняке, как для жениха. Сохо стоит уже там. Слишком напряженный, наверно, и как всегда молчаливый. Гонхак не хочет говорить ни о чем. У него дикое желание сменить невесту, на кого-то более спокойного.🍁🍁🍁
Дончжу открывает глаза и сразу жмурится. Зрение приходит в норму через пару минут, перед глазами потолок своей же комнаты. Он поворачивает голову и видит всех троих. Мачеха сидит на кресле совсем рядом, отец на диване рядом с Гонхи. Мужчина поднимается сразу, как видит открытые глаза младшего сына. Но женщина подойти ему не даёт. — Когда собирался рассказать нам? — задает она вопрос. Дончжу отворачивается к стене, с горечью осознавая, что всем уже и так все известно, какой смысл этих дурацких вопросов. — Никогда, — хрипло выдает светловолосый и прикрывает глаза. Отец долго молчит, а Гонхи всхлипывает где-то в углу. По большому счету Сиону сейчас безразлично совершенно всё. Выкинут его на улицу, заставят свести счеты с жизнью, все равно. Это совсем не похоже на него, но вероятно метка эта высасывает все соки из тела. — Это позор. Это отвратительно, — начинает мужчина. Сон слышит шаги из стороны в сторону, вероятно отец напряжен. Впрочем, и сам Сион не был рад тому, что оказался в такой ситуации. — Значит так, эту неделю долечиваешься дома, следуешь указаниям врача и на следующей неделе улетаешь учиться за границу. Даже не смей спорить со мной, ты слышишь? Ты как твоя мать, ей богу. — Надеюсь, ты отправишь меня очень далеко, — спокойно заключает юноша, не открывая глаз. Отец что-то ещё говорит, но светловолосый пропускает это мимо ушей, а потом засыпает. Открыв в очередной раз глаза, видит мачеху, что заботливо держит за руку. Она спит, но как только чувствует малейшее шевеление, поднимает голову и смотрит на юношу. Комната озаряется светом ночников, из-за этого она кажется ещё более уютной. И сказать по-честному, Сон будет скучать по этому месту, когда уедет. А он правда хочет уехать отсюда. Хочет жить по-другому, начать все заново, больше не думать ни о чем, что приводило бы в такое дурацкое состояние. Сион душой был уже далеко не в Корее, но обеспокоенный взгляд мачехи вернул с небес на землю. Юноша посмотрел в глаза женщине, но сказать ему было нечего. Он прекрасно знал, что та переживает. Но пообещать ей не делать глупости или не изводить себя так больше он не мог. — Ты должен был рассказать нам. Чтобы не доводить себя до такого состояния, Дончжу. Я переживаю за тебя, даже не смотря на то, что ты не мой родной сын. Но я воспитывала тебя с 11 лет. Разве ты не можешь мне доверять? — женщина поднимается с пола и садится на край кровати юноши. Она заботливо перебирает его пальцы. — Это позорно, я никогда не хотел никому говорить об этом, — Сион отворачивается от женщины и смотрит в стену. И правда бы не сказал, если бы не произошло такое. — В том, что тебе могут нравится мальчики ничего страшного нет. Мы не выбираем себе метку, иначе это было бы слишком просто. Да, многие никогда не поймут, как это, когда один мужчина любит другого, что у них не будет настоящей семьи. Мы все настолько узко мыслим, что забываем о самом главном, человек обязан быть счастливым, — женщина улыбнулась и поцеловала младшего сына в висок. — Я знаю про вас обоих. Гонхи не особо скрывался, а ты, похоже, и правда стыдишься этого. Но я в любом случае буду на твоей стороне. Мне очень жаль, что Гонхак не выбрал тебя. Но не отвергай его так же, ему будет очень больно, ты ведь знаешь это по себе. 4 года спустя. — Мне нужно пригласительное на показ мод. Приехал один дизайнер, его компания организовывает пробный показ. Я слышала, что он хорош, учитывая факт, что очень молод, — девушка отрывается от смартфона и смотрит на мужа, выходящего в белом костюме из гардеробной. Он молчит несколько минут, пока застегивает запонки на рукавах и поправляет ворот черной рубашки. Гонхак разворачивается к девушке всё ещё лежащей в постели и выгибает бровь. Его крайне удивляет тот факт, что он теперь должен доставать какие-то пригласительные, хотя обычно она занимается этим сама. — По-твоему мне нечем заняться больше? — буквально выплевывает брюнет, надевая пиджак и пряча руки в карманы брюк. — Это нужно тебе, а мы договорились, я занимаюсь своими делами, а ты своими. — Такое пригласительное можешь достать только ты, дорогой, — Суён поднимается с постели, подходит к мужу и мягко ведет ладонью по его щеке. Улыбается фальшиво, стараясь казаться милой, хотя по сути убила бы этого человека. — Ты же не хочешь, чтобы я сказала твоему отцу, какой из тебя отвратительный вышел муж. У тебя есть месяц. — Ты изменяешь мне в разы больше, куколка, — отбрасывает руку девушке и выходит из спальни.🍁🍁🍁
Дончжу терпеть не может, когда его будят. На часах полдень. Юноша лениво поднимается с кровати, отпинывает валяющиеся на полу вещи и выходит из своей спальни. Открывает дверь и закатывает глаза, видя своего отца, который врывается в квартиру. Мужчина тут же следует в спальню сына, пока тот садится за барную стойку на кухне и пьет кофе приготовленное домработницей. Когда Ли возвращается, то кидает в сына женское белье найденное в спальне. — Я отправил тебя сюда учиться и делать карьеру. А не трахать распутных девок, — мужчина садится на диван позади своего сына, а тот шумно ставит чашку на блюдце. — Во-первых, я не трахаю распутных девок, а во-вторых, я закончил обучение полгода назад, а через месяц у меня показ в Сеуле. Так чего тебе ещё надо? — Дончжу поворачивается к мужчине и закидывает ногу на ногу. — Скажи спасибо, что я не трахаю распутных мужиков. Ли вскакивает, он буквально кипит от злости, отчего Сон усмехается и спрыгивает со стула. Какая большая честь, что его отец приехал прямиком в Филадельфию, потому что какая-то крыса рассказала ему совершенно всё. Сион таким стал практически сразу, только стоило вдохнуть свободу. Его больше не мучала метка, потому что он активно принимал лекарства, которые выписал доктор. К тому же каждый раз метку надежно прикрывал пластырь. Никто больше его не беспокоил. Слова мачехи, конечно, отпечатались в сознании, но ни с какими мужчинами Дончжу не собирался встречаться, а уж тем более спать. Но раздражать своего отца уж очень нравилось, тот откладывал все свои дела, чтобы приехать к сыну и выпустить на нём весь гнев. И пару раз даже избивал. Но Дончжу стало до того насрать совершенно на все, что эти побои не меняли совершенно ничего. А угрозы мужчины совсем не пугали. — Ты отброс. Ты и твой брат, который объявил о своих отношениях и умотал в Чикаго, — Сион по привычке закатывает глаза, провожает взглядом молодую девушку, что уже одетая выбегает из его квартиры и цокает, показывая все свое недовольство отцу. — Ты так и умрешь, следуя своим старинным устоям? Мой брат в праве делать всё, что пожелает. Я обеспечу его даже сам, потому что его отец настоящий отброс. Уходи, не понимаю, зачем ты приехал. Мне очень жаль, что твоя жена терпит тебя все эти годы, вы и правда истинные? Юноша смеется, за что получает пощечину. А мужчина всё же уходит. Так заканчивается теперь каждая их встречу. Сион, по правде говоря, устал. Он слишком ненавидит своего отца, чтобы нормально общаться с ним. К счастью, его мачеха была отличной женщиной. Она ругалась, но никогда не называла ни одного своего сына отбросом или ничтожеством. Она уважала выбор каждого из них. Даже если кто-то делал его неправильно. Каждый раз, видя Дончжу, женщина просила того вернуться, а ещё рассказывала о браке Ким Гонхака. А после они немного ругались. Четыре года в США были, пожалуй, лучшими за всю жизнь. Дончжу был свободным, но совсем не был счастливым. Его сердце ныло и тосковало по поцелуям, которые он чувствовал лишь однажды. И каждый раз, приводя домой девушку, Сион пытался забыться в ощущениях, но по большому счету не чувствовал ничего. Открывая глаза утром, он не хотел смотреть или говорить с теми дамами, что смели задерживаться в его квартире или постели. Женщина, что работала прислугой в огромной квартире Сиона, всегда его поучала. Она была похожа на заботливую бабулю, которой у юноши никогда не было. Он мог доверить ей все секреты, и, к сожалению, порой очень жалел об этом. Она видела его тоску тогда, когда он улыбался, был пьян или даже под кайфом. Она подгоняла его каждый божий день, а каждый вечер, когда юноша сидел за барной стойкой и пил вино, говорила о том, как он может сильно пожалеть, если не сделает ничего. Но что он мог? — Ваши вещи собраны, господин Сон, — служанка входит в спальню Сиона, что сидит на постели и смотрит на панораму, что видится из окна. Он не готов вернуться в Корею. Не был готов никогда с приезда сюда, он отчего-то боялся задохнуться в шумном Сеуле, хотя Филадельфия тоже не была тихой.Сиону 24 и он вернулся в Сеул.
Первым делом юноша едет к мачехе. Они не виделись целый год, поэтому нужно было навестить её. Женщина была вся в работе обычно, но стоило приехать Сиону, она взяла выходной. Впервые за 4 года светловолосый вернулся в свою комнату, в свой дом и ему было немного легче. Он бы снова заперся в своей комнате, потому что такого тепла, как тут, не находил нигде. Впрочем, живя в США, Сион пресекал в себе попытки привязаться к чему-то и начать чувствовать что-то положительное. Ему казалось, что так будет проще и легче, потому что, начни он думать и чувствовать, его приступы могли начаться снова. Но Дончжу пил таблетки, он принимал вдвое больше нормы и поэтому он не чувствовал ничего к своему соулмейту, даже когда мысли в одинокие вечера возникали. Не смотря на это, он все равно боялся сломаться. Показ проходит хорошо, вызывает восторг у зрителей и ничего у самого Сиона. Он слышит похвалу от людей из его агентства, но не хочет продолжать работать с ними. Чувствует, что никакого вдохновения у него нет. Несколько дней светловолосый и правда проводит в своей комнате. В Корее ему не хочется развлекаться, ровно до момента, пока не приезжает Гонхи, который организовывает встречу с Хвануном. Столик забронирован в очень уютном месте. Здесь много картин, спокойная музыка, что навевает какие-то воспоминание о студенческих годах в Сеуле. Приятно. Хванун, конечно, приходит не один, так же, как и Гонхи. Сиону плевать, он так думает и показывает это. Хванун в шутку обзывает его «сучкой», потому что стал Дончжу совсем другим. И правда, каким-то сучным. Человеком, которого не заботит ничего, который забыл, что такое чувствовать и иметь друзей. — Слушай, ты будешь продолжать свою карьеру? Показ и правда был здоровский, я бы сказал, что у тебя талант, — Хванун делает глоток вина и широко улыбается. Старший выглядит очень счастливым, а Ёнджо смотрит на своего парня с такой бесконечной любовью, что Дончжу начинает немного тошнить. Он старается не замечать, как окружающие его парочки смотрят друг на друга, как говорят о отношениях и своей совместной жизни больше, чем о чем-либо другом, поэтому пьет много вина. Того самого, что полюбилось так сильно. Оно было в рационе каждый вечер, странно, что не надоело. Это был вкус поцелуя Гонхака. — Не хочу. Мне казалось, что мне нравится моя профессия, но сейчас я понимаю, что хочу купить дом за городом, сделать там сад или возможно целую оранжерею, может завести большую и пушистую собаку и рисовать картины, — Гонхи кладет свою ладонь поверх ладони брата и с какой-то грустью смотрит на него, будто видит то, чего не замечает даже сам Дончжу. И вечер этот протекает очень плавно, с долей грусти и воспоминаний. Но в целом так хорошо, что к концу этого вечера Дончжу по-настоящему улыбается, смеется. В 21:00 его смех заглушает крик женщины, на который все за столиком Сион обращают внимание. Гонхи закрывает глаза брата ладонью, плюя на то, что у того размажется макияж, хочется закрыть тому ещё и уши, потому что за столиком с истеричной женщиной сидит Лидо. — Я ненавижу тебя, потому что ты вечно выбираешь такие места. Я ненавижу эту тишину, я разве не говорила тебе, как хотела пойти на тот ужин? Почему мы не пошли на него, а сидим тут, почему? — Сион все слышит, как эта женщина кричит. Какой её голос противный, он старается убрать руки брата от своего лица, смеется, думая, что это какая-то игра, и как только у него получается, он замирает. Он узнает профиль Гонхака из тысячи других, он узнает его черты, даже если вдруг однажды потеряет память, потому что именно его он никогда не забывал. Мог забыть имя каждой своей девушки в Филадельфии, забыть, с кем идет на свидание, долго вспоминать, но так и не прийти к успеху. Но он тот, кого не забыть даже спустя годы разлуки, может века. Ким не видит Сона, но у того сердце пропускает удары, он медленно, но верно начинает задыхаться или ему кажется. По сути Дончжу сидит совершенно неподвижно, не имея сил отвести взгляда от мужчины. Юноша сжимает в руке бокал и забывает, как дышать, делая мелкие и частые глотки воздуха. Это так сильно пугает Гонхи, что он хватает младшего за свободную руку и тянет на улицу. Игнорирует, что бокал из рук Дончжу упал и разбился, что это привлекло внимание совершенно всех. — Ты перестал пить лекарства? Я же просил тебя, Сион, просил принимать их! — Гонхи срывается на крик, потому что младшему, правда, плохо. Тот облокачивается на стену и прикрывает глаза. Все не может прекратить это дурацкое наваждение. Прошло столько лет, но почему теперь реакция на этого мужчину усилилась в несколько раз? — Я пью… — Дончжу шепчет. Чувствует, как накатывает истерика, потому что все это просто невозможно. Ведь Сион не любит этого мужчину, не хочет видеть его никогда, но почему такая реакция. — Я увезу тебя домой, Сион. Пошли, — старший хватает брата под локоть и тянет к обочине, чтобы поймать такси. Дончжу мотает головой, вырывает руку. Всеми силами хочет вернуться обратно, хоть и понимает, что никому это не нужно. Лидо и не вспомнит его, а дальше Сиону станет только хуже, опять будет больно. Он вообще зря вернулся в этот город. Гонхи вместе с Хвануном еле запихивают младшего в такси, сами бросают своих парней. Садятся по обе стороны от блондина и помогают тому прийти в норму, пока едут. Лидо выходит на улицу через десять минут, после того, как Сион уезжает на такси. Он закуривает сигарету и садится на скамейку рядом с Рейвеном, что уронил голову вниз. — Ну и зачем? — мужчина выпускает дым, смакует никотин и почти прикрывает глаза от удовольствия. Последнего удовольствия, что у него осталось. Потому что стоило Сиону уехать, как смысл пропал, а откуда тот вообще был, когда он не знал этого мальчишку. — Вы так сильно хотели, чтобы я увидел его, что подвергли жизнь мальца опасности? Похвально, Сохо, ты тупеешь. Ли прячет руки в карманы джинс и смотрит на мужчину, на которого по-прежнему работает, только в Чикаго, где теперь живет с Гонхи. Но возвращаться в Корею приходится слишком часто. Встречи, семья. — Он страдал каждый день, пока был в Корее, но все равно вернулся сюда. Как считаешь, он думал о тебе? — Ёнджо очень не кстати влезает в разговор. Он совсем не знает Лидо, но, честно говоря, не понимает его вообще. — Я видел, как его ломает. Всему виной ты. Гонхак тушит сигарету о металл лавочки. Бросает окурок в урну и смотрит перед собой. Говорить тут совершенно нечего. Он видел Дончжу, он навещал его в Филадельфии и пусть тот не знал, он готов был бросить свою жену, убить её. Но стоило увидеть, как хорошо проводит время младший в компании девушек, иногда двух, желание что-либо делать отпадало. — Лидо, ты же такой серьезный и умный, почему не взял его в оборот сразу? Почему не поступил, как твой тупой секретарь? — Сохо, наконец, смотрит на своего босса, с которым он может разговаривать хоть на «ты», хоть на отъебись. — Он не нужен мне, — поднимается Гонхак со скамейки, когда его жена появляется в дверях ресторана. — Мне не нужен никто, особенно глупые мальчишки.🍁🍁🍁
Дончжу нравится в загородном доме родителей. Он много рисует пейзажи. Мама работает дома, он считает, что может называть так эту женщину и надеется, что его настоящая мать не обидится. Отец с приезда Дончжу так и не виделся с ним. Наверное, очень обиделся. Но по сути Сиону плевать, если отец считает его отбросом, вряд ли вообще достоин места в его голове. Впрочем, даже Лидо не должен был удостоиться такой чести, но после вечера в кафе из головы не выходил. Вот, чем было чревато возвращение в Сеул. Мать все наблюдала за юношей, что так старательно проводил дни на веранде с карандашами, красками, холстами и скетчбуками. Он изрисовал так много бумаги, что это пугало. Особенно странно было наблюдать за тем, как лицо одного и того же человека появлялась на многих страницах альбомов, а потом сжигалось в камине. Сиону было по-настоящему больно. Он не мог работать, не хотел говорить, не выходил к друзьям, если они приезжали. В один из вечеров, когда за окном сыпал снег, из камина доносилось щелканье сжигаемой древесины. Дончжу сидел на мягком ковре, облокотившись спиной на диван, на котором мать читала книгу, и рисовал. Этот вечер был уютным, приближалось рождество, но настроения у Сиона не было. Госпожа Ли распоряжалась, чтобы им варили какао, которое бы подавали с маршмеллоу. Когда у Дончжу в руках оказалась чашка горячего какао, а альбом был отложен в сторону, женщина, наконец, села рядом. — Помнишь, что я говорила тебе, четыре года назад? Я надеялась, что ты бросишь затею с переездом и пойдешь к тому мужчине, вы должны были поговорить, чтобы понять, что оба хотите. Но ты уехал, а теперь по возвращению закрылся тут и не хочешь ни говорить, ни работать. Я правильно понимаю, что всему виной он? Ты должен сделать первый шаг. Сион с удивлением смотрит на мать, как будто та советует ему влезть в петлю или прыгнуть с крыши небоскреба, и качает головой. Он вовсе не боится, просто знает, что все это глупо. К тому же, в глазах отца он и так уже пал, так в чьих ещё он упадет после этого поступка. Сион забирает чашку с какао и уходит в свою спальню, бросая на полу альбом и карандаш. Оставляя слова матери без ответа. Он долго лежит, смотря в темный потолок комнаты, что совершенно не украшена к рождеству. И вообще, ни разу его комната не украшалась, потому что он боялся воспоминаний. Боялся, что будет жаждать тех поцелуев и прикосновений, который стирались из памяти с каждым годом. Может и правда стоило что-то сделать. Начать что-то действительно менять в своей жизни. Для того, чтобы та перестала быть такой черно-белой. Дончжу не уверен, что хочет умереть от боли, но отказывается от таблеток, что спасают его жизнь от влияния на теле метки, но скорее она в сердце, высечена тупым ножом. Потому что сердце ноет, давление зашкаливает, во всяком случае чувствует себя Сон паршиво. И терпит боль ещё неделю. Много думает, сидя в одиночестве. Потому что мать из загородного домика уезжает. Но пару раз приезжает Гонхи с Сохо, а потом и Рейвен с Хвануном. И все говорят одно и тоже – возвращайся в Филадельфию. Только у Сиона другой план. Дончжу впервые за последние пару лет садится в машину и ведет её сам. Не беспокоит водителя или кого-то из своих друзей. Даже не говорит никому, что собирается встретить это рождество, напившись в баре в одиночку. Он отклоняет все предложения, что ему поступают. И просто едет в клуб, что называется «angel and demon» и вовсе никогда не было в этом названии никакой похоти. Юноша подготовился. Красиво оделся, накрасился, сам себе уложил волосы. Как-будто этот день должен был быть решительным в его жизни, как будто сегодня в это самое рождество случится что-то хорошее. Сион не знал и ни у кого не спрашивал, чем занят Гонхак в этот день, в эту ночь. Будет ли он со своей женой или у него планы с его друзьями, а может он рванул за границу в теплые страны. Дончжу просто испытывал судьбу.Если я встречу его сегодня, то больше не упущу.
И было плевать станет он геем или отбросом общества, если это позволит ему спокойно жить, быть счастливым и не загоняться по пустякам, он наконец признает свою непонятную любовь к этому человеку, а если всё пойдет не так, возможно ли, что он не вынесет? Клуб встречает шумом, официантами, что вызывающе одеты, но по рождественскому, гостями, что уже выпили достаточно алкоголя и теперь развлекались. Сион занимает место за баром, заказывает какой-то легкий коктейль и пытается втянуться в эту атмосферу, что не отдает уютом и ни капли не успокаивает. Наоборот будоражит кровь. Хватает двух бокалов, чтобы юноша отправился на танцпол, привлек к себе внимание девушек и парней своей внешностью. Но никто не интересовал его сейчас так, как один человек, которого Дончжу не видел сколько бы ни смотрел по сторонам и на балкончик випа. Там был какой-то мужчина в возрасте. А жаль. Светловолосый терял надежду с каждым часом. Алкоголя пил все больше, причем совершенно разного. Принимал в подарок от девушек и мужчин разные напитки. С кем-то разговаривал и совсем не заметил, как напился до такой степени, что уже мало что соображал. На наручных часах Сиона уже было десять вечера, похоже никакого чуда в рождество не происходит, а то, что было единожды, он уже упустил. Сон забирает свое портмоне со стойки бара и шатаясь идёт к выходу. Случайно сталкивается с несколькими людьми, но быстро извиняется. На улице прохладно, идет мелкий снежок и покрывает землю белоснежным одеялом. Сион даже не понимает, как доходит до парковки. Тут темно и всего один фонарь горит как-то по-идиотски. Ведь рядом такое популярное заведение. Юноша достает ключи из кармана джинс, но те падают в снег. У парня даже сил нет их поднять, но рядом как-то очень удачно оказывается какой-то человек или неудачно. — Давно не виделись, малыш, — Сион поднимает глаза и поджимает губы. Он помнит этого мерзкого мужчину, что очень даже хотел юного мальчика. И ситуация сейчас не лучше. Это тебе наказание, Сон Дончжу, – проносится в голове, прежде, чем в руке оказывается ключ от машины. Но мужчина не спешит отпускать юношу. Он хватает его за запястье и тянет в темноту, и как бы светловолосый не отпирался, тот оказывается сильнее. В переулке снова два громилы, такое дежавю Сион ещё никогда не чувствовал. — Пусти меня, урод, — еле шевеля языком, выговаривает юноша, но мужчина смеется. Он откидывает мальчишку к стене, но у того сил удержаться на ногах совсем нет, он падает на задницу. Черное длинное пальто оказывается полностью в снегу и наверняка ещё в грязи. — И что же ты сделаешь? Позовешь на помощь? — очередная усмешка, — ты ничего на этот раз не сможешь. Хозяин клуба с семьей, его новый зам и знать не знает, кто ты, подумает, что очередная подстилка, так что раздвигай ноги. Или твой труп найдут за городом, а может и не найдут. С горем пополам Сион поднимается на ноги, опирается спиной на стену и прикрывает глаза, сглатывая вязкую слюну. Он прав, никто не поможет. Это очередная ошибка в жизни, не нужно было искать встречи с человеком, который видеть тебя не хочет. Скорее всего и не помнит вовсе. — Что же, прямо на улице меня трахнешь? Я все-таки из приличной семьи, — Сион смеётся, не потому что ему весело, а потому что истерика медленно с головой захватывает его. Потому что жизнь такое дерьмо, что лучше удавиться на месте, чем подставляться под жирного, грязного ублюдка, что думает членом, а не головой. Как же сильно Дончжу теперь всё ненавидел. Слезы даже прыскают из его глаз, он поднимает глаза к небу и продолжает смеяться, как будто он безумец, сбежавших из психиатрической клиники. — Ты больной что ли? — с удивлением в голосе спрашивает мужчина, подходя все ближе, но очень медленно, будто остерегаясь.Тогда лучше умереть.
Дончжу опускает голову и смотрит на мужчину, тот, правда, противный. Но он пьян и может тот мог бы достать для него наркотиков, тогда Сион смог бы видеть единственного мужчину, которому бы, действительно, смог бы отдаться. Без зазрения совести. Ведь закинься он сейчас какими-то наркотиками, сможет видеть то, что хочется ему? Сможет ли оказаться с Гонхаком, хотя бы мысленно. — Я люблю тебя, — шепчет Дончжу, выставляя вперед руку, и ловит снежинку. Та падает на тёплую ладошку юноши и тут же тает. Тает так же, как разлетаются его слова, так же, как теряют свое значение, их никогда не услышит получатель, тот, кому адресованы эти слова. И даже если Сион выживет после того, что с ним сделают сегодня, он непременно наложит на себя руки. — Заткнись, ненормальный. Почему все вечно ведутся на обложку, — кряхтит мужчина, расстегивая свои брюки и подходя уже вплотную к Сиону. Мужчина даже тянется руками к пальто юноши, расстёгивает на нем пуговицы и распахивает. Тело Дончжу слишком плотно облегает белая рубашка, на шее его блистает подвеска, которую мужчине так и хочется сорвать. Сон то и дело всхлипывает, а это слишком раздражает уже возбужденного мужчину. Он почти заканчивает вытаскивать рубашку, заправленную в джинсы светловолосого, когда получает по голове и падает лицом на грудь юноши. Тот вскрикивает и поднимает глаза. — И я тебя люблю, — Гонхак оттаскивает мужчину за шкирку. Его охрана Кима не трогает, наверняка знают, что с хозяином заведения связываться лучше не стоит. У светловолосого слезы на глазах, он руками тянется к чужой шее, обвивает ее и носом утыкается в шею мужчины, своего мужчины. Плачет так горько, как будто его успели изнасиловать и не один раз, а может и того хуже. Брюнет поднимает юношу на руки и несет к своей машине, как самый ценный груз. Усаживает на переднее сидение, пристегивает и обходит машину, садясь на место водителя. — Я отвезу тебя домой, — голосом, от которым мурашки пробегают по коже, произносит Ким. Но Дончжу будто в себя приходит, он хватается за чужое запястье и головой трясет. Его начинает знобить, метка снова полыхает огнем и юношу бросает то в жар, то в холод, пока он не убирает свою руку от чужой. По правде и не понимает, что это такое происходит. — Но… я не хочу домой. Я ведь пришёл в этот клуб, чтобы увидеть тебя. Я сказал себе, если мы встретимся – это будет знаком. Ты не можешь отвести меня домой! — Гонхак заводит мотор машины, пропускает мимо ушей чужие слова. Он не знает, что сказать, не уверен в том, что должен делать сейчас. Сион смотрит как-то выжидающе, как будто всё ещё надеется спустя столько лет. — Не бросай меня, я не могу больше без тебя. Я не хочу! Гонхак съезжает на обочину и дает по тормозам. Сион чуть не ударяется головой о бардачок. — Послушай. Ни тебе, ни мне это всё не нужно. Ты изначально дал понять, что не хочешь быть со мной, что ты ненавидишь мужчин, что тебе противны их прикосновения, поцелуи, что тебе не нравится моё общество. Я только не пойму, когда ты притворялся, а когда нет? — брюнет поворачивается к юноше и смотрит на него со всей серьезностью во взгляде. Сион в его глазах не видит былой заинтересованности, какой-то искорки, как в тот раз в ресторане или в доме, увешанном гирляндами. Дончжу понять не может, неужели только ему так больно, так паршиво. Он отворачивается, откидывается на сиденье и смотрит перед собой на усыпанную снегом трассу. — Тогда не нужно было спасать меня. Пусть он уже изнасиловал меня и успокоился. Думаешь, в этот раз я бы стал сопротивляться? — голос дрожит и некоторые буквы юноша и вовсе проглатывает. Он утирает слезы рукавом пальто и опускает голову, смотря на свои руки. — Я хотел попросить у него наркотики, чтобы мне было не так страшно, чтобы я мог видеть твое лицо, вместо его противной рожи. Мне было больно каждый день, когда я думал о тебе. Я чуть не умер в день твоей свадьбы, ты знал? Ты знал об этом? Я ненавижу тебя, наверно, нет никакой любви, я все придумал! Иди ты к черту, ясно? Сион снимает подвеску с шеи и кидает в Гонхака, а сам выходит из машины и идет прямо по трассе. Он вообще понятия не имеет, что это за дорога и куда она ведёт. Он просто идет. Да, шатает. Да, больно так, что сердце сейчас разорвется. Да пусть бы оно уже остановилось к чертям, все это было просто невозможно. Снег всё сыпал, покрывал голову снежинками, что таяли на волосах, из-за чего вся прическа испортилась, макияжа давно уже не было от слез и мокрого снега. Похоже, это рождество будет самым ужасным. Дончжу будет рассказывать своим детям о том, как же сильно нуждался в человеке и как тот бросил его в такую волшебную ночь. «Быть чьим-то соулмейтом большая радость, говорила мама. Ты обязательно будешь счастлив,» - так говорила мама, она ведь не могла соврать? Не могла ведь поступить так? Неужели он не достоин этого гребанного счастья? Ну, почему его истинной парой не могла быть девушка, почему жизни нужного было все так сильно усложнить? В глазах Дончжу плывет, в который это раз? Но, скорее всего, сегодня всему виной алкоголь. Дороги больше не видно, юноша останавливается, снова смеется, заходится в истерике и слезы в очередной раз катятся из его глаз. Такой слабак, ужасный слабак. Падает на колени, потому что нет сил что-то делать и куда-то идти. Зачем вообще? — Я спас тебя, потому что чувствовал, что ты в опасности, — Сион запрокидывает голову, но чужого лица отчетливо не видит. — Я сказал отвезу домой, к нам домой, Дончжу. Гонхак снова поднимает юношу с земли, берет на руки, усаживает в машину. И тот засыпает или теряет сознание по дороге домой. А Гонхаку отчего-то забавно. Такой разный этот Дончжу. Сион жмурится. Чувствует какие-то касания к своей коже, морщит нос и прячет лицо в подушку. Наверное, это кот мешает спать. Сознание ещё совсем спит, и странно, что за всю ночь не приснилось не единого сна. Мозг, наконец, отдохнул от дурацких мыслей, а может Дончжу умер. Юноша резко раскрывает глаза, часто моргает, пытаясь прогнать наваждение, но оно не уходит. Лидо, как настоящий лежит напротив, касается пальцами щеки, так нежно поглаживая, что хочется урчать, как котик, и смотрит с такой нежностью, что охота блевануть. Сион тянется рукой к чужом плечу, чуть щипает, вызывая шипение старшего и выгибает в непонимании бровь. — Настоящий я, настоящий. И да, с тобой, — Гонхак улыбается и это вызывает легкий румянец на лице Сиона. Он всё ещё не может поверить, он тут такой живой, такой настоящий. Странный сон вообще-то. Юноша касается чужих волос, щеки, пальцами ведет по губам мужчины и ойкает, когда старший зажимает пальчик среди губ. Лидо обнимает юношу за талию и целует в уголок губ. — Ты такой глупый ребенок, я вчера обыскался тебя. Никто не знал, где ты. Надо было тебе в этот клуб сунуться, а? — Светловолосый кусает губы, опускает глаза и чувствует, как провинился. Но с другой стороны, ничего такого он и сделал. Лидо вообще ведь сейчас не прав. — Так, убери от меня руки, потому что я с женатиками не вожусь, — Сион фырчит, выбираясь из объятий мужчины, даже отворачивается от него, но тот как-то не очень удачно прижимает тело блондина к себе, так что юноша задницей чувствует его возбужденный с утра орган. — Я получил развод два дня назад. И теперь ты никуда от меня не денешься, — шепчет прямо на ухо Сиона Гонхак. И юноша краснеет, как школьник. Казалось бы, у него столько было девушек за эти четыре года, он думал, что стал таким крутым и решительным. Но рядом с Гонхаком вся решительность уходила куда-то на задний план. Мужчина касается своими горячими ладонями животика юноши, поглаживая и целуя его обнаженное плечо, а сам Сион ничего не может сказать, он до такой степени ошарашен, что язык не шевелится. — Я все эти годы думал, каково это, проснуться рядом с тобой, Дончжу, — продолжает шептать Ким. Он как-то слишком нежно выцеловывает обнаженную кожу плеча и припадает к шее. Никогда и никого не целовал так, и вообще, для полного счастья ему важно было только собственное удовлетворение, но сейчас хотелось услышать сбивчатое дыхание этого мальчика, возможно, тихий стон. Гонхак чувствовал, как тот смущен и знал прекрасно, что мужчин в его постели никогда не было и это было чертовски приятно, будто он ждал только одного Лидо в своей постели, возможно и жизни. — Гонхак, — тихо выдыхает младший, поворачиваясь к своему соулмейту. Сейчас, кажется, просто жизненно необходимым получить поцелуй. Будто от этого зависит вся жизнь. И Сион припадает к губам старшего как-то слишком трепетно и аккуратно, будто он может раствориться или исчезнуть. Поцелуй получается совсем нежным, дарящим кучу разных эмоций. Ощущение было будто в сердце распускались цветы, будто дышать теперь становилось все легче, но по сути воздуха из-за поцелуя катастрофически не хватало. Дончжу открыл глаза, отстранился от губ своего соулмейта и смущенно улыбнулся. Было, правда, неловко. Рука старшего все ещё покоилась на талии юноши. Лидо совсем не хотел его торопить и крайне удивился, когда младший пихнул его в грудь, заставляя лечь на спину, а сам оседлал его бедра. — Из крайности в крайность бросаешься, малыш, — Ким усмехается, поглаживает талию юноши и удивляется тому, какой тот идеальный, ровно такой, какой ему и нужен был. — Когда это я успел остаться в одном нижнем белье, любимый? — Сион хлопает глазками, а пальчиками ползет по груди мужчины. Сион даже и сам не знает, откуда у него столько решительности. Но он работал над собой, пока был в Америке, по крайней мере, после разговора с матерью четыре года назад, он правда стал задумываться о том, почему бы не попробовать разок с мужчиной. Никто ведь не узнает, но вот только дело тогда обошлось простым просмотром порно и периодической дрочкой на голых мужиков. Но сейчас Дончжу действительно хотел попробовать, он даже немного подготовился, настолько, насколько это было вообще возможно. — Ты был не в себе, солнышко, а положить тебя в грязной одежде на чистую постель я просто не мог, — хватает младшего за шею и притягивает к себе, чтобы слиться в очередном поцелуе. И блондин отвечает с какой-то жадностью совсем не свойственной себе. Языком толкается меж губ мужчины, исследует его рот и сплетает его язык со своим. Стонет прямо в губы, чувствуя, как возбуждение накрывает с головой. Это крайне удивительно, потому что раньше такого никогда не было. Дончжу как будто специально елозит на чужом уже давно вставшем колом члене и закатывает глаза от переизбытка нахлынувших чувств. Все инстинкты слишком обострены, рука старшего ползет к резинке боксеров Сиона, а он даже не пытается перехватить ее. Отстраняется от губ и припадает к шее. Той шее, которую действительно мечтал целовать. Гонхак тянется к смазке, которая слишком удобно стоит на тумбочке, будто он так и планировал, но резко останавливается и вовсе замирает, отпуская резинку боксеров юноши так, что тот ойкает и поднимает голову, отвлекаясь от своего занятия. — Чего? — выгнув бровь, удивляется юноша. — Ты же понимаешь, что это необязательно? Что ты не для этого нужен и....мы вообще можем повременить, ты наверняка не готов, — Дончжу хихикает, смотря на старшего. Наклоняется к его уху, обводя его языком. — Я так готов, что ты даже не можешь себе этого представить, Гонхак, — почти мурлыча, произносит юноша, а после аккуратно прикусывает мочку уха старшего. — Сучка, — выдает Ким, смачно шлепает юношу по заднице. Сион перехватывает его руку, проводит языком по среднему пальцу, после помещая его в рот и начиная сосать с таким лицом, что Гонхак даже удивляется. Точно сучка. Блондин уже так устал ждать, что снимает с себя белье сам, откидывает на пол и облизывает губы, выпуская чужой палец изо рта, тянясь к губам напротив и накрывая их в очередном поцелуе. Старший же не теряет времени, раз его так сильно просят, он отказать просто не может. Подушечкой пальца очерчивает чувствительное колечко мышц, на что получает тихий стон, удивляется нетерпеливости этого мальчишки, который старается насадиться на палец сам, и когда у него, наконец, получается, упирается лбом в плечо Гонхака. А мужчина крайне удивляется тому, как легко вошёл и какая странная реакция у человека, что не должен был никогда и ни с кем спать в таком плане. — Кто это был? — вопрос, который можно понять в любом направлении, но оба знают, о чем идет речь — Я сам, — скулит младший, медленно двигая бедрами и прижимаясь губами к шее мужчины. Удивлён это мягко сказано, он в шоке с этого мальчишки. С другой стороны, тем лучше, потому что так долго терпеть Лидо бы все равно не смог. Сион лучше любой проститутки виляет бедрами и тихо стонет на его плече. Второй палец следует за первым, вызывая протяжный глубокий стон. Маленькая ручка Сиона, забирается под кромку боксеров старшего и сжимает его член в руке, слишком медленно водя по нему рукой и сводя с ума ещё больше. Поэтому третий палец следует за вторым, Сион ойкает, кусает мужчину за плечо, а тот смеется. Плоховато его мальчик для себя постарался. Возможно, он просто понятия не имел, сколько ему нужно, чтобы спокойно принять своего соулмейта во всю длину и ширину. Ручка Сиона слишком идеально подходит для члена Гонхака, тот, видимо, насмотрелся всего, раз сейчас делал так, что глаза старшего закатывались, ещё чуть-чуть и он бы увидел свой мозг. Юноша сам берет на себя инициативу, спрыгивая с пальцев мужчины, снимая с него белье и выдавливая смазку себе на пальчики, он тут же принялся аккуратными движениями своей ладошки размазывать ту по чужому члену и удовлетворяться, наблюдая за лицом мужчины. У Дончжу и у самого не было никаких сил терпеть. Он слишком быстро заканчивает со своим занятием, снова седлает чужие бедра и слишком аккуратно старается ввести в себя чужой член. Его сосредоточенное лицо нужно видеть. Поджатые в тонкую линию губки и какой-то слегка напуганный взгляд. Но Гонхак не делает ничего, терпеливо ждет, чтобы не причинить никакой боли. Он знает, что это погано, потому что видел своих работников, рыдающих после изнасилования каким-либо клиентом. Уже головка входит слишком туго, Дончжу кусает губы и все время соскакивает. Больно значит. Лидо все это слишком интересно, чтобы помогать ему, он был чересчур уверенным своими действиями вначале, а теперь чуть ли не плакал. — Остановись, Сион, — Гонхак садится на кровати, прижимает к себе юношу за талию, устраивая того, как можно удобнее на своих бедрах. Мягко целует того в губы, отвлекая от дурацких мыслей, которые наверняка посещали сейчас голову юноши. И пока Гонхак отвлекает юношу поцелуем, сначала слишком нежным, а потом слишком страстным, аккуратно толкается в него. Младший сжимает одно плечо Гонхака так, что короткие ноготки вонзаются в его кожу, вызывая у мужчины шипение, а губа Кима теперь кровоточит, потому что младший умудрился её прикусить. Блондин глубоко дышит, царапает чужую кожу и боится даже пошевелится, у него раздирающее чувство внутри. Пожалуй, боль он не любит от слова совсем. Но его истинный такой заботливый и аккуратный, что хочется даже запищать от счастья. Потому что все это немного походит на сказку. То, как ласково он целует шею, оставляет маленькие засосы на ключицах и не заставляет как в дешевом порно тут же начать заниматься зверским сексом, будто их боль, правда, разделена на двоих. И как только Дончжу становится немного легче, он позволяет чужому члену скользнуть глубже, откидывает голову назад и прикрывает глаза. Всё ещё больно, но с Лидо так хочется прочувствовать этой боли еще, насладиться ей, чтобы потом забыть навсегда. Медленные движения бедер Сиона и дыхание Лидо сбивается к чертям. Но он достаточно терпелив, чтобы не делать сейчас ничего опрометчивого. Неуверенные движения, слабые покусывания. Несколько минут и Сион давится тихими стонами, тычется носом в шею старшего и тот прекрасно понимает, чего хочет этот мальчишка. Грубый толчок – звонкий стон. Гонхак ускоряет темп, отвечает на сладкий поцелуй, который юноша ему дарит, прижимает его тело к себе и старается быть аккуратным настолько, насколько это возможно. Сион все громче, все развратнее. Откидывает назад голову, открывая свою шею для поцелуев. Толчки все грубее и быстрее. Комната наполнена пошлыми стонами и шлепками. Сону будет очень стыдно через час или немного раньше, но сейчас он хочет быть развратным со своим любимым насколько это возможно. Сион кончает быстро и не успевает моргнуть, как оказывается лежащим на спине, одна его нога покоится на плече старшего, а сам он медленно толкается в податливое тело. Дончжу ещё от оргазма не отошел, как чувства снова с головой накрывают его. Он комкает в руках темную ткань простыней, прогибается в спине словно кошка, сопровождая это протяжными стонами и своим сбивчатым дыханием. И картина это на миллиарды долларов. Гонхак бы заплатил, чтобы видеть такое каждый день, но он может и так, потому что этот мальчишка теперь только его. И сам он точно его никуда не отпустит, даже если у его виска будут держать пистолет. —Сильнее, — хрипло просит младший, сам двигая бедрами и стараясь получить больше, чем есть сейчас. Толчок и звонкий стон раздается по комнате эхом. Лидо улыбается, толкается снова, ещё раз. Периодичность толчков ровно по простате увеличивается и Сону кажется, что он сойдет сейчас с ума. И, пожалуй, такого Сиона стоит видеть. Гонхак кончает через какое-то время таких звонких стонов юноши и слишком быстрого темпа. Прямо внутрь, совершенно не боясь ничего. Валится рядом и прикрывает глаза, по-прежнему тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Потому что у него звезды перед глазами. — И я отказывался от этого почти пять лет? — хрипло шепчет юноша, поворачивая голову к Гонхаку, который звонко смеется и поворачивается к юноше, чтобы поцеловать того в нос. — Столько времени, чтобы я понял, что никуда не хочу тебя отпускать, малыш.