Viva, kalman!

Юра спотыкается, и падает на колени, чуть морща лицо от стрельнувшей боли. Взрыв хохота лишь усугубляет ситуацию. Юра улыбается, ударяя смычком по струнам, продолжая исполнение. Вокруг него — мешанина. Вот Аня, улыбаясь, слегка шлепает пьяного мужчину, пытающегося коснуться его груди. Аня улыбается, но Юра знает, что она запомнит лицо пристающего надолго. С другой стороны другая Аня, Личадеева, заливисто хохоча подскакивает к пристающему мужчине, легко отталкивая того в бок. Эти девушки такие находчивые. Юра, поднявшись, вытирает выступивший со лба пот и делает большой глоток из бутылки рядом с ним. Грог уже не обжигает горло, видимо Кикир, зараза, перебарщивает все-таки с водой. Бармен хуев, нашёл на чем экономить. — Пашенька, напомни потом дать пизды Кикиру, — под взрыв хохота говорит Юра. Паша улыбается, чуть склонив голову, растягивая меха аккордеона, красивый все-таки, зараза. Слышится звон монет, кто-то из толпы просит сыграть «Мурку». Ну, ахуеть. — А ещё что тебе сыграть? Думаешь, что, десятку свою ссаную кинул и я теперь для тебя жопу свою покажу? — Слыш, клоун, — мужик, явно пьянее самого Юры (поди чистую алкашку пил, сука) выступает вперёд, слегка подбоченившись. — Если я захочу, мне и твоя баба жопу покажет. Да и не только жопу. Аня морщит нос, но ударяет блюдцами. Они артисты, чего они только не слышали. Юра уже хочет подойти к этому мужику, наплевав на все. Его Аня — это святое, и он никакому уроду не позволит ее обижать. Паша, замечая это, прихватывает Юру за локоть. — Остынь, — просит он. — Иначе Даня вечером тебе мозг сожрет. Ах, да. Они же Шляпники. Алкохардкорный табор всея Петербурга. Клоуны на выезде, которые, играя на потеху публике и жопу могут показать, и пососаться, чтобы восторгов было больше. Это, между прочим, их коронный номер. Юра оскаливается. — Ритм, Димон. Играет новый трек, и все вроде начинает успокаиваться. Мужик отходит то ли поблевать, то ли искать новую жертву, а осадок все равно остаётся. Уже глубокой ночью, сидя в их маленьком фургончике, Юра, злобно стирая грим, смотрит на невозмутимого Даню. — И долго это будет продолжаться, — спрашивает он. — Я уже заманался гонять по помойкам и кабакам, поддерживая клоунский образ. — Ну пить ты, слава богу, не заманался, — замечает Кикир, ласково ероша Данины волосы. — А ты, сука, вообще молчи, предатель ебучий, ты в каком соотношении ром с водой намешал? — В том, которое тебя на ногах удержит. — Я по-другому поставлю вопрос: нахуй ты его вообще мешал? У нас что, в райдере исчезла кола? Паша заливисто смеётся, пряча аккордеон в чехол. Все в группе знают, что Кикир и Даня давно ищут идеальное соотношение алкашки с запивкой, чтобы вся группа могла поддерживать драйв, но не загнулась в угаре. Вот на этой неделе грог. Ахуительно, экспериментируют они, а страдает Юра. — Где Анечка? — вдруг вскидывается он. — Я хотел ее успокоить. — Забей, там есть кому успокаивать, — говорит Паша и за стенкой, словно по просьбе, раздаётся заливистый смех. Юра качает головой. Странные они, девчонки, и дружба, или что там у них — странная. — Вот вам домашка, кстати, — говорит Даня, скидывая на стол папку. Юра лениво открывает первую страницу, всматриваясь в фото мужчины, по комплекции больше похожего на шкаф. — Судьба и так его стебанула, — замечает Паша, склоняясь над юриным плечом, обдавая запахом пота и парфюма. Юра вдыхает этот запах полной грудью, а все равно мало. Ему всегда мало Паши. Касания, поцелуи, все это, конечно, хорошо — но мало. Юра уже устаёт от чувства полной неудовлетворённости, но Пашу возбуждает только кровь и игры в догонялки, что ещё раз доказывает тот факт, что вселенная, как обычно, против него. — И кто пойдёт? — спрашивает он. — Может Димон? Кикир невольно морщится, косясь в сторону невинно-сидящего Вечеринина. Он самый тихий участник их группы, самый невозмутимый и самый отъехавший. Юре до сих пор тот парень в кошмарах снится. — Нет, — говорит Даня. — Там деликатно нужно, так что идите вы с Пашком. — «Ну хоть подрочу», — лениво думает Юра, записывая адрес. — И давайте чтобы без крови в этот раз. — «Не подрочу», — тоскливо понимает Юра. — Паш, коленочки дашь потрогать? — спрашивает он. — Можешь отсосать, — кивает Паша, не отрывая глаз от фотографии. Юра грустно вздыхает, смотря на своё отражение в зеркале. По крайней мере, развлечется. Вообще тот факт, что они все каким-то восхитительным образом собрались вместе и не прибили друг друга — восхитителен. Юра, или, как его ещё называют, Томас (еще его называют ебучим алконавтом, но это так круто не звучит), помимо основного прожигания жизни посредством распития горячительным напитков в общественных местах, замечательно играет на скрипке. Да ещё и голос у него хороший, как-никак фронтмэн этого балагана. А ещё он беззаветно влюблен в Пашеньку. Невозможно сказать, что у них за отношения, от вроде вместе, а вроде нет. Паша закрытый, развязный на публике, совершенно противоположный в обычной жизни. Юре не так-то и легко удаётся его разговорить, но когда удаётся — запоминает каждую минуту. Примерно также и с поцелуями. Но это другая история. А ещё, несмотря на то, что и в каких количествах пьет Юра — его рука никогда не дрогнет, когда он сжимает рукоять своей беретты. И память у него хорошая. Ведь клоун не зря помнит эти лица, вечером шут, а теперь — убийца. Есть ещё Пашенька. Его пальцы — чудо-чудное, сам боженька их поцеловал. Паша виртуозно управляется этими пальцами как с клавишами аккордеона, так и с собственной жопой, когда он растягивает себя для Юры. С одной стороны — Юре это нравится, это заводит, возбуждает, но… черт, Паша настолько сильно любит держать все под контролем, что даже подставляясь — управляет процессом. Паша не любит лишних движений, но обожает кровь. Юра отчётливо помнит день, когда они впервые поцеловались — ему тогда разбили лицо, и Паша тогда его чуть ли не сожрал, припирая к стене, сцеловывая горячие, чуть соленые капли. Паша и в деле такой же. Любит, чтобы было много крови, поэтому Даня старается по возможности не пускать его одного, а то хер этого извращугу знает. Кикир, их басист, скромняга-парень, друг детства Юры. Тот с ним и в огонь, и в воду и по мужикам. Правда, в последнее время, Кикир определился, остепенился и всеми своими силами показывает Дане, с чем, собственно, он определился. Юра его не осуждает, все мы такими были. В делах он, как таково, не участвует. Кикир мастер на выдумки, гений электроники, но ему просто не нравятся все эти крики, мольбы. Да и кровь, к тому же, тяжело отстирывается. Зато Кикир придумал и доказал, что если подключить дилдо к напряжению и вставить жертве в жопу — та будет прикольно дёргаться. С сосками, кстати, тоже похожая тема, однако они быстрее сгорают. Кожа там нежная. Ещё в их компании есть Анечки. Это жены Паши и Юры, фактические, но не номинальные. На самом деле, им больше нравится общество друг друга, чем какие-то мужики. Аня, которая Музыченко — вообще гром-дама. И коня на скаку, и этого же коня да под сраку. Холодное оружие — вот ее игрушки. Она как-то в шутку сказала Паше, что если тот обидит ее Анечку, она ему яйца отрежет. Проверять это, конечно, не стали, но поверили на слово. Юра по-своему любил свою Анечку, а она — его. Они были лучшими друзьями, и иногда Юра даже помогал той, охлаждая ее ярость. За Аней был такой грешок, что когда она злилась, ее сложно было остановить. Один раз она натурально выцарапала жертве глаза. Отвратительное зрелище. Анечка же Личадеева была натурой нежной, смотря на неё всегда казалось, что она была какой-то неземной, даром эти ожоги от серной кислоты на руках, которые Аня Музыченко постоянно зацеловывала. Анечка была их ангелом. Дима Вечеринин, о, это чертов кот в мешке. Многие, даже те, кто считают себя «древними фанатами» группы считают его своего рода скромным парнем, которого чуть ли не щемят всей группой. Так вот, господа хорошие, если кого и надо в дурку сдать — это Димона. У него в этом плане шурупы не все завинчены, и резьба в некоторых местах просто стерлась. Это пугало, а то, что он делал с их жертвами — вызывало к ним сочувствие. Его реже всех отправляли на дела, потому что проблем от него в конечном итоге не оберёшься. Да и стремно это было, ведь он больше всех в этом плане палился. Умудряясь при этом делать вид, что так оно и нужно. Был ещё дуэт из Вадима и Альтаира. Эти вообще, словно Биба и Боба на своих духовых, также умело управлялись с пистолетом-пулеметом Томпсона, которые они таскали в футлярах. Юра считал, что они ахуели, но кого волновало мнение Юры? И заправлял всем этим балаганом Даня, которому ни с хера пришла в голову мысль, что было бы круто, если бы они организовали легальный бизнес уличных музыкантов, здорово совмещая с заказными (и не очень) убийствами. Не то чтобы это была гениальная идея, но ребята как-то сами втянулись. И вот перед ними лежала очередная жертва. Возможно, он чей-то отец, чей-то муж, чей-то сын, а может просто мудак, и так оно ему и надо. Кто они такие, чтобы судить, им платят, они делают, правильно? — Я ещё перед поездкой к мужику заскочу ещё в одно место, — говорит Юра, поднимаясь. — Давай без самодеятельности, - обрывает Даня. — Я не спрашиваю мнение человека, который мешает ром и воду, — говорит Юра. — Иуда. Даня качает головой и одними губами просит Пашу проследить за ним. Паша кивает. Конечно же, не проследит, нахуй оно ему. *** Мужчина, видимо все ещё не протрезвевший, пытается уползти от весело насвистывающего «Мурку» Юры. — Что же ты уползаешь, а я тебе жопу показать хотел! Паша подошёл к Юре, прижимаясь к нему со спины. Тот чувствует стояк, и это великолепно. Прекрасное, прекрасное ощущение. — Если попадёшь ему в артерию, отсосу прямо здесь. Юра широко улыбается, дёргая затвором. Как же он любил эту жизнь. — Приииибыла в Одессу банда из Амура, в банде были урки-шулера… Предсмертный крик ещё долго отдаётся в ушах Юры, а Паша слышит только его стоны, пока, сидя в этой же крови, берет глубоко в рот, с наслаждением втягивая щеки.

Вечером здесь у него заботы Ведь униженье - его работа Но посмеется последним наш Невидимый герой…