Поперёк горла

Трилла ненавидит Кэла Кестиса. Презирает джедая и жаждет истребления, а потом сомневается в своих собственных силах и сгорает от любопытства. И между двумя этими состояниями проходит короткий промежуток времени, которого хватает сполна, чтобы перепрыгнуть. Трилла презирает Кэла, потому что в драке он чертовски хорош и ловок, и его мастер может им гордиться, почивая на небесах. Трилла скрежет зубами и злится, прикрывая злобу смехом, давит на больные места и ждёт реакции Кэла, а тот парирует её удары, заносит световой меч и даже не жмурится от летящих в стороны искр. Кэл не боится, и это безумно выбешивает и выбивает из равновесия. Трилла ненавидит Кэла, потому что он привлекателен и интересен ей, но она скрывает это под зловещей маской наперевес с желанием стереть с лица земли. Она плюётся проклятиями и думает, что этой веснушчатой бледной мордашке чертовски идёт размазанная по щекам кровь, а шрам, переходящий на переносицу, по-настоящему украшает. Трилла ненавидит Кэла, потому что он невинен даже тогда, когда сносит головы штурмовикам и вырезает внутренности тварям. Трилла ненавидит, потому что Кэлу безумно бы пошло быть инквизитором. Его рыжие непослушные волосы были бы идеально уложены гелем, они блестели бы в неоновом освещении меча, а чёрный комбинезон с кожаными ремнями, с высокими сапогами, с насыщенным, под цвет будущего меча, красным плащом, аккуратно обнимающим плечи, идеально бы смотрелись на его подтянутом теле, а взгляд — прямой, жёсткий, беспощадный проникал бы в самую душу. Ох, ему определённо пошла бы тёмная сила. Сломанная душа Кэла кажется Трилле сладкой на вкус. Трилла облизывает губы, обнажает зубы и прожигает Кэла в своей голове недвусмысленным взглядом. Кэлу определённо бы пошло быть на её стороне на тёмной стороне. Пошло бы даже больше, чем самой Трилле, и это она, кстати, тоже ненавидит. Судури делает пятьдесят девятое отжимание, встаёт, выпрямляясь, вытирает пот полотенцем и понимает, что сделала на пятнадцать отжиманий меньше, чем планировала, но почему-то сегодня это её меньше всего волнует. Душ остужает поджарое, выточенное жёсткими тренировками и пытками тело, приятно покалывают мышцы от усталости, глаза наваливаются тяжестью, хочется спать. Трилла выходит из душа, выпускает пар из кабинки и думает, что следующий бой будет для Кэла особенным. Она ухмыляется своим мыслям, гадко посмеивается внутри и идёт набираться сил. Трилла толкает Кэла к грязной неровной, каменной стене и заносит руку. Кончик светового меча практически касается кадыка Кэла, и тот непроизвольно сглатывает. Глаза у него большие, тёмно-зелёные и добрые. Триллу тошнит, когда она заглядывает в них и видит всю подноготную. — Опасно быть таким добрым, — хмыкает она, и голос её всё больше походит на шепот змеи. Кэл ничего не отвечает, лишь отворачивается, чтобы не видеть её. — Почему ты не смотришь на меня, падаван? — смеётся она. — Я недостаточно красива для тебя? Кэл качает головой и кончики его ушей немного краснеют. «Совсем ещё юнец», — думает про себя Трилла, и какая-то прозорливость с презрением смешиваются внутри неё воедино и выходят тем, что она опускает меч, отключает его и подходит ближе. Кэл застывает на месте и момент, когда он может атаковать и уйти, оказывается пропущенным. Трилла выхватывает его меч, удивляясь, что это оказывается проще, чем отнять конфету у ребёнка, и отшвыривает его в сторону. — Я могу драться в рукопашную, — тут же говорит он. — Правда? — она расставляет руки по бокам от чужих плеч и ведёт носом от шеи к уху, вдыхая чужой запах. — Как страшно, — шепчет она на выдохе и тихо посмеивается. От Кэла пахнет пылью, маслом и самым любимым запахом Триллы со времён, как она стала Второй сестрой. Кэл пахнет невинностью. Трилла оскаливается, и в глазах её плещет голод, который действует в мозгу щелчком, выпускающим ту натуру, которая зародилась в ней вместе с тёмной силой, ожидая своего часа, словно была рождена для Кэла. Судури ненавидит Кестиса, потому что кровь его сладкая, густая, смешивается во рту со слюной, когда та грубо его целует, заваливая на сырую землю и впиваясь, вгрызаясь зубами, прикусывая и оттягивая губы. Кэл едва мычит, пытается оттолкнуть, вылезти из крепкой хватки, но Трилла внезапно оказывается такой сильной, и вкус крови действует на неё, как адреналин, вколотый прямо в сердце. Трилла садится на бёдра Кэла, сжимая их своими ногами и целует его так плотно и напористо, что его щёки краснеют до бордового от сильного давления, и по робким ответам, зажатостью и мелким подрагиваниям Трилла понимает, что у Кэла всё это действительно впервые. Она бы придушила его будь её ненависть чуточку сильнее желания толкнуть на тёмную сторону. И хотя был приказ уничтожить всех джедаев, Трилла в глубине своей души, которую она похоронила вместе с прошлым, надеется, что Кэл будет её верным щенком. А до тех пор — она целует его так грубо, что он буквально давится её языком; мокрая промёрзлая земля пробирает холодом и пускает по коже мурашки. Они оба — закалённые воины, но Кэл трясётся и боится, а Трилла впервые за долгое время подпускает к себе настолько близко. Она впервые позволяет кому-то коснуться себя, запустить руку в волосы, сжать её грудь, огладить бёдра и запустить руку в бельё. Кэл, конечно же, этого не делает, и Трилле на секунду становится очень жалко. Он лежит под ней бревном, боясь сомкнуть даже глаза и сухо ловит её мокрые покрасневшие губы. Кэл больше не вырывается, сдаётся под тяжестью бесполезности и принимает свою участь, и пока это кажется ему жёстким изнасилованием, Трилла чувствует своими бёдрами понемногу поднимающийся член в потёртых облегающих штанах, она трётся об эрекцию и тихо смеётся, когда Кэл не сдерживается от слабого вздоха, едва запрокинув голову. Его невинное тело слишком остро реагирует на каждое касание. Трилле хочется играться, заставить вымаливать, оставить на грани, заставить ползать в ногах, умоляя самыми ничтожными словами, но времени чертовски мало, поэтому приходится действовать быстро, а игры оставить на следующий раз. Трилла упирается ладонями в крепкую грудь Кэла, выпрямляется и заглядывает в тёмно-зелёные глаза, ища в них тот огонь, который ей так нравится, а когда она его находит — слабо блестящий под толстым слоем испуга, Трилла берёт ладонь Кестиса, расстёгивает свой костюм, трескает молнией и ведёт рукой Кэла по своей шее, заставляя пальцы чуть сжаться на бьющейся артерии, затем очертить острые выпирающие ключицы, коснуться сосков, положить ладонь себе на сердце и дать почувствовать биение. Эта мерзость кажется ей романтичной, но обычно такое нравится парням, Трилла знает это из баек штурмовиков, и смотрит на Кэла заискивающим взглядом, играюще стучит пальцем по ладони и ждёт, подначивает. И под тихое «не бойся», Кэл сжимает второй ладонью её грудь, приподнимается ближе к ней, заглядывая в её тёмный, полный отрицательной энергии взор. Трилла шепчет: — Всему тебя учить, — и снова берёт дело в свои руки, и почему-то ей кажется, что Кэлу просто нравится, когда над ним доминируют, что он специально притворяется, чтобы украсть лишнюю возможность по-настоящему насладиться тем, что кто-то может быть сильнее его хотя бы в постели, что на самом деле Кэл знает, насколько он силён и насколько важен Империи, насколько он опасен, и Трилла на секунду даже представить боится, что будет, если все эти мысли окажутся правдой. Но этот Кэл Кестис — джедай с кодексом чести больше, чем его собственный рост и добротой в глазах встаёт у неё поперёк горла. И она кусает его в то самое горло, в котором он у неё застревает и хочет прокусить до крови, воткнуть острые зубы в белую кожу, окрасить её в бордовый и насладиться последними стонами Кэла, его отчаянием и страхом в глазах, перемешенным с болью, а потом сказать Цере, это трусливой суке, возомнившей, что может искупить свои грехи этим джедаем, что на вкус этот мальчишка ничего так, и это было бы сказано во всех смыслах слова. Она у Кэла первая, и этот первый опыт проходит всегда ужасно, но у Кэла он должен быть особенным, потому что Трилла хочет, чтобы он помнил её вечно, чтобы он считал её по-прежнему лучшей, когда будет спать с другими девками. У Триллы давно никого не было, секс её не интересовал, но с Кэлом было всё по-другому. Секс с ним был опасно-сладким, зашкаленным на эмоциях, и Трилла совершенно не понимала, откуда берутся эти эмоции. Кэл осторожно вытаскивает руку из белья Триллы, когда та приспускает его штаны вместе с собственными трусиками, повисшими на её ноге. Кэл хватается за тонкую ткань, отчаянно сжимая её в руке, когда Трилла, постанывая и хищно посматривая, опускается на член и жарко, протяжно стонет. Империя с позором бы убила их к чёртовой матери, но Империи не нужно знать, что Вторая сестра спит с врагом. Империи вообще ничего не нужно знать, потому что тогда голова полетит и с Триллы, а она надеется, что в этой чёртовой жизни ей удастся всё-таки дожить до того дня, когда она перестанет быть чьей-то шестёркой. Она мечтает об этом в глубине души, но никогда не выпускает эти мысли для обдумывания. Она хранит этот секрет строго запертым в своей душе — казалось бы, такой же чёрной, как и её волосы. Трилла давится стоном, хмурится и скачет на бёдрах, вслушиваясь в чужое дыхание, пытаясь отвлечься от самой себя, спрятаться от собственных демонов в чужих мыслях, и Кэл, такой чистый и такой отважный, что тошнит даже, кажется ей идеальным вариантом. Она опирается руками на его плечи, давит на них, впечатывая в землю и двигает бёдрами. Её плечи дрожат вместе с телом, и эта дрожь передаётся Кэлу, он закрывает глаза и не смотрит на неё, надламывает брови в остром наслаждении и закусывает губу. — Посмотри на меня, — говорит Трилла, облизывая губы. — Посмотри на меня, чёрт тебя дери! — почти кричит она, и Кэл распахивает глаза. Они красивые, как и его веснушки, рассыпанные по лицу, как и его выжженные закатом рыжие волосы, как и его выточенное тренировками крепкое тело, спрятанное под лоскутами пыльной одежды, как и его горячая кровь, текущая под пылающей кожей, и Триллу бесит Кэл — такой идеальный, такой послушный, верный своему учителю, юный падаван, последний из последних, надежда павших и враг восставших. Трилла бесится ещё сильнее, проклиная всё на свете, зная, что это она должна быть на месте Кэла. Это она должна быть надеждой. Но она тот, кто уничтожает, прогибаясь под Чужой волей, и это самая ужасная судьба, которая может постичь человека в жизни. Трилла думает, что к чёрту эту жизнь. К чёрту кодекс джедаев, самих джедаев и их грёбанный мини-мирок, в котором они живут. Трилле хочется кричать, а получается только мычать от наслаждения. Оно смешивается у неё с ужасной душевной болью. Кэл как будто чувствует её настроение, ловит с ней одну волну и переворачивает, нависает сверху и двигает бёдрами. Он умелый ученик, схватывает всё налету, действует на инстинктах. Ох, Кэл просто отличный падаван, думает Трилла и тихо посмеивается, тянется за поцелуем, впивается в чужие губы, и оставляет засосы на шее, так, чтобы их было невозможно скрыть и замазать, чтобы каждая сука знала, что было с Кэлом. Жаль только инициалы нельзя набить, а то бы Трилла разошлась по полной. Кэл двигается рвано, сбивается с ритма и утыкается в чужую шею. Трилла чувствует его дрожь, предвещающую оргазм, и она запускает руку меж тел, помогая себе прийти к нему первой. Вспышка настолько яркая, что она душит в лихорадочном жаре, пронизывая твёрдые мышцы тянущей болью. А потом приходят приятные покалывания, и голова становится настолько ватной, что думать вовсе не хочется. Трилле не нужно долго ждать, Кэл догоняет её быстро, и у него хватает мозгов не кончить в неё. Он вынимает и спускает в руку, пара капель капает ей на низ живота, но Кэл быстро вытирает их своим поло. Трилла не успевает даже отследить эти действия. Ей хочется понежиться ещё несколько минут, полежать в тишине, насладившись шумом листвы деревьев, побыть чуть-чуть романтичной натурой, от которой её бы стошнило уже раз двадцать ещё вчера, но долг не ждёт, как и Империя, и ни в коем случае нельзя, чтобы их заметили вместе. Трилла одевается быстро, поглядывая на Кэла, который натягивает на себя штаны и даже не смотрит на неё в ответ. А потом он краснеет до ушей, поворачиваясь к ней и стараясь что-то сказать, но что именно — понятие не имеет. — Для первого раза было неплохо, падаван, — говорит она заместо него и смеётся с того, как ещё пуще краснеют его уши. — Мастер бы мог тобой гордиться. Трилла проезжается по больным точкам, и теперь Кэл краснеет ещё от злости, но ничего не говорит, лишь быстро уходит. Трилла знает, что они ещё встретятся, но при других обстоятельствах, в другом месте, на двух разных сторонах, и они сразятся в последнем бою ни на жизнь, а на смерть, и Трилла одержит победу, она уверена, и тогда Цере придётся признать её. Всем придётся её признать. И когда этот день наступит, Трилла думает, что выше и счастливее она уже никогда не будет. Трилла предвкушает момент, живёт им, Кэлом, Цере, несбывшимися надеждами, верой в Силу, но не в себя. Никогда — в себя. И всё это в один момент встаёт у неё поперёк горла. А потом она пораженная, уязвимая и растрепанная стоит, едва шатаясь, и слышит хриплое дыхание у себя за спиной, чувствует уверенную и твёрдую поступь, тень медленно приближается к ней, и последнее, что она видит — испуг в глазах Цере и готовность в глазах Кэла. «Никакая ты не надежда», — думает она. — «Всего лишь наивная девчонка»… Она проклинает этот мир, а с губ срывается мольба о мести, настолько быстро прошептанная, что на секунду ей кажется, будто это и вовсе её воображение. А затем темнота растекается разлитой густой жидкостью. Трилла встаёт у себя поперёк горла.