Шаг вперед, два назад

*** Лео читал много книг, наполненных романтикой, но в свою жизнь последнюю пускать упорно не хотел. Слишком хорошо знал цену того, что значит не различать фантазии и реальность. Романтика и другие виды розовых очков очень хорошо смотрелись лишь на книжных страницах. В реальности все, что может пойти не так — всегда пойдет не так. Правда истинный смысл последней фразы предстояло познать другому герою этой истории. Вот он — как раз идёт по тропинке к поместью Баскервилль, сверкая своей юностью, новым лаком на волосах, а также голыми коленками. Этого интересного юношу зовут Оз Безариус, и он поставил пред собой весьма прелюбопытную цель. Завоевать сердце главного представителя клуба Little Red Riding Hood — Лео Баскервилля. Почему же объектом его любовного интереса стал замкнутый юноша, почти никак не контактирующий с окружающими? Оз отнесся к делу аргументации своих чувств серьезно и составил целый список: 1) Лео — Глен, а Глены — таинственные. Так и хочется распахнуть их душу и одежду; 2) Надо показать Джеку, где раки зимуют, и как правильно водить «дружбу» с Баскервиллями; 3) Это тупо выгодно с точки зрения престижа и повышения собственной популярности; 4) Спасение принцесс от страшных драконов это дело рук таких рыцарей, как он. Даже если принцесса это принц, а дракон принимать участия во всем этом не будет; 5) Хочется узнать границы собственного обаяния. С такими позитивными и совсем-совсем не корыстными мыслями Оз взялся за дело — на ловца и зверь бежит. Начал он с того, что начитался книг по пикапу и лайфхаки о том, как быстро забацать романтическое свидание. И опробовал все это на бедном Лео. — Хей, детка, — начал Оз, — твои родители случайно не пекари? К несчастью, Лео не дал ему сказать вторую часть. Он поправил челку, чтобы та не лезла в глаза и в упор посмотрел на юношу. — Я сирота, Безариус. Я понятия не имею, кем был мой отец, и почти не помню свою мать. Оставшуюся часть слов Оз проглотил. Но сдаваться было ещё рано. Он решил попробовать сделать комплимент напрямую, без вопросов. — Знаешь, Лео, ты такой…ммм… Брови Баскервилля насмешливо взлетели вверх. Кажется, он уже разобрался в ситуации и теперь конкретно наслаждался. — Какой? — Глазастый! Глазищи у тебя ого-го какие! К такому жизнь Лео явно не готовила. — Спасибо, Оз, — почти искренне поблагодарил Баскервилль и тогда, впервые за долгое время, на его лице появился призрак улыбки. *** К несчастью (или счастью — как считал Оз) для обоих, юный представитель рода Безариусов свои попытки не оставил. Лео уж и не знал, куда ему деваться от такого обилия внимания, и тем более не знал, как на него реагировать. Смеяться или плакать. С одной стороны, быть объектом влюбленности льстило его самолюбию. С другой — другие члены дома ясно были не в восторге от таких связей, Шарлотта даже обронила слова о том, что «история повторяется». Какая история — Лео было неведомо, но лицо розоволосой красавицы тогда исказилось ненавистью и болью. Глен решил, что пора все прекратить. Играть с чувствами юноши было не самым преисполненным чести поступком, к тому же сам он ничего, кроме симпатии, к Озу не испытывал. На секунду в голову его прокралась шальная мысль, что можно просто сбросить парня в Бездну и таким образом решить все проблемы, но Лео отогнал ее прочь. Он должен справиться с этим, как взрослый человек, встретиться лицом к лицу с Озом и просто поговорить. Тот день запомнился ему тем, что лица Безариуса он так и не увидел. Первоначально. На глаза Глена опустили повязку и велели следовать, а тому не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Честно сказать, в голове его были не самые приятные мысли. Подобный зачин больше походил на попытку похищения или игру в БДСМ, нежели чем на дружескую встречу. Лео старался подобрать фразы, которые он скажет, когда с глаз все же снимут повязку. Все они звучали либо слишком глупо, либо слишком пафосно. Один раз Баскервилль чуть не навернулся, но его подхватили под руку. Которую он не преминул вырвать — не нужна ему поддержка, сам привык справляться. Когда свет все же озарил его больную душу, обжег внезапной вспышкой глаза и заставил заслонить их рукой — Лео узнал место. Задний дворик академии Латвидж, тот самый, что являлся частью сада и обычно использовался влюбленными парочками для встреч, скрытых от внимательных глаз учителей. Баскервилль открыл было рот, чтобы язвительно осадить Безариуса, но тот первым проявил инициативу. — Пойдешь ли ты в нору вслед за черным кроликом? — игриво произнес он. Лео вздохнул. С таким настроем с Безариусом было практически невозможно спорить. — Только если ты пообещаешь больше не пронзать меня цепями. Трава под ногами скрадывала шаги, и тишина следовала за ними по пятам. Блондинистая шевелюра Оза то и дело попадала в солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, и казалась еще светлее. «Только нимба ему еще и не хватало.» — мрачно пошутил Лео про себя. Вся эта игра начинала ему надоедать, а герцог Безариус явно заигрался. К тому же сама атмосфера школы вызывала тупую сердечную боль. Наполненную воспоминаниями об Элиоте. Оз вывел его к небольшой пристройке — веранде, под крышей которой часто распивали чаи богатые наследники того или иного Дома. Все было как прежде, кроме одной детали. Самодельной лестницы, будто приглашающей подняться на крышу. Лео все понял с первого взгляда. — Нет. Нет-нет-нет. Я туда не полезу. — Ох, неужели грозный и ужасный Баскервилль боится лестниц? — Может быть и так. — огрызнулся Лео. — А может меня просто достали твои игры. — Но неужели тебе ни капельки не любопытно? — Я просто идиот, раз вообще пришел сюда… — пробормотал Глен и посмотрел вверх. Крыша задорно подмигнула зелеными глазами Безариуса и голова у него закружилась. — Предлагаю сделку. — Слушаю. — Я заберусь на дурацкую крышу с одним условием. Ты оставишь свои попытки «подкатить» ко мне, или как там это называется в твоем мозгу. Странно, но Оз накрепко задумался на несколько минут. Лео определенно не ожидал подобной реакции. Затем Безариус с легким оттенком грусти кивнул. — Идет. Первым лезть пришлось Лео и немудрено — очевидно, что Оз все еще боялся, что его любовный интерес попросту сбежит с едва забрезжившего свидания. Затем вскарабкался и сам Безариус, и потянул за собой лестницу, отрезая все пути к отступлению. Белые, нагретые солнцем доски приятно легли под спину, освобождая от усталости. Яркий свет слепил глаза и освещал мир, который Лео больше не имел возможности не видеть. Сбоку послышалось шуршание. Безариус, как фокусник, вынул откуда-то пачку печенья и принялся ее грызть. Крошки, падающие на крышу, быстро привлекли внимание голубей, и вскоре оба парня чуть не потонули в пернатом море. — Блеск, — прокомментировал Лео. — Да ладно тебе, все не так уж и плохо. Равнодушное ворчание было ему ответом. Оз перевернулся на живот, подпер голову руками и из такого положения взглянул на Лео. В зеленых глазах светилось лукавство. — Скажи мне, о великий Глен, какого это — иметь весь мир у своих ног и не иметь возможности им насладиться? Ты не чувствуешь тепла солнечных лучей на своем лице и не видишь красоту. Когда ты в последний раз играл на фортепьяно? — Разве я могу играть э т и м? — Баскервилль мрачно приподнял культяпку, оставшуюся от его левой руки. — Если бы ты хотел, это бы тебя не остановило. В аметистовых глазах сверкнула злость. — Ты закончил со своим «свиданием», Безариус? — Нет, оно только началось. — невозмутимо ответил Оз и игриво наклонил голову. — Возьмемся за руки? — Да иди ты. *** Не то, чтобы солнечному мальчику никогда не было больно. Он просто хорошо умел скрывать свою боль. Слишком близкий к этому миру, жаждущий вдыхать его каждой частичкой тела, обреченный испытывать любое его волнение. Оз утешал других, потому что не мог утешить себя, протягивал руку помощи, пока сам тонул во мгле. «Твой грех — само твое существование.» Какой нормальный человек сможет спокойно жить после этого? Но он продолжал. Дышать, говорить, чувствовать. Лишь порой застывая с остекленевшим взглядом, похожим на неживые глаза-пуговки игрушечного кролика. Оз сдержал свое обещание. Он больше не врывался в жизнь Лео, не тревожил покой поместья Баскервилль. Шарлотта вздохнула с облегчением. Юный Глен, казалось, тоже. Только солнце светило слишком ярко, и облака белели раздражающей белизной, и весь мир будто пытался его разозлить. Хотя на самом деле Лео злился на самого себя. Изредка ходил он в сад, выискивал птиц и пытался их накормить, в подобные моменты не понимая, движет ли им любитель пернатых Освальд, или же сожаление о чувствах к светловолосому мальчишке, которые он так и не смог испытать. Когда подобный поток накрывал Глена с головой, он уходил в свою комнату. И спустя несколько мгновений утопал в печальных одноручных нотах, погружаясь в них с головой. Конец. *** А может, не совсем. Спустя некоторое время в поместье Баскервилль давали бал. Хозяин дома в тот день был одет с иголочки: изящный черный костюм викторианской эпохи, приколотый к вороту амариллис, гармонирующий с легким красным плащом, приличествующим принимающей стороне. Волосы убраны в элегантный низкий хвост, перехваченный фиалковой атласной лентой — в цвет глазам. С выражением скуки молодой господин оглядывал зал и танцующие пары. Внезапно выражение его лица полностью переменилось. Искрящиеся изумрудами одежды не могли принадлежать больше никому другому, как и непослушные светлые волосы, которые слуги явно старались уложить, но потерпели неудачу. Не успев осознать, что делает, Лео поспешно пересек толпу навстречу старому знакомому. Наконец оказавшись рядом, он с удивлением подметил за собой, что только что нервно заправил выбившуюся из прически прядь за ухо. — Господин Безариус, — его голос слегка охрип, и пришлось прокашляться, — Не ожидал вас тут увидеть. Оз повернулся к нему. В глазах его плескалось какое-то равнодушное спокойствие. — Господин Баскервилль, — блондин отвесил легкий поклон в ответ. — Было бы невежливо представителю одного из домов не явиться на столь великолепное торжество. Слова были вежливы, но пусты. Маленький бутон розовой камелии был прикреплен к вороту, белый жилет и брюки резко контрастировали с темными тонами костюма Лео. Так одеваются на свадьбу… или на похороны. Глен почувствовал что-то сродни уколу в сердце, пальцы на миг пронзили холодные иглы. Что он наделал… — Кажется, мы перестарались с цветами, — небрежно бросил Лео, — такой запах стоит, что можно умереть. Пойдемте, проветримся. Я не могу позволить, чтобы вы хлопнулись в обморок посреди празднества. Схватив Безариуса за руку, он потащил его в сторону балконной двери. По прибытию туда Баскервилль захлопнул дверь и незаметно задвинул щеколду. Теперь им никто не помешает. Ночь стояла поистине чудная. Дышащая теплом, словно грудь матери у головки младенца, когда он чувствует себя наиболее защищенным. В воздухе витал легкий аромат акаций, дул ветерок, освежающий голову. В небе водили хороводы бесчисленные звезды, ползущие розы цеплялись за балконные перила. Окружение не собиралось быть менее романтичным, и это смущало еще больше. Им пора было заканчивать игру. Лео перевел взгляд на задумчивого блондина и без обиняков перешел сразу к делу: — Оз, я знаю, что это такое, когда люди занимаются саморазрушением. — В самом деле? — Безариус насмешливо наклонил голову, но во взгляде читалась подзамерзшая боль. — Да. Ты выбрал очень необычный путь, поскольку не умеешь ненавидеть, лишь только любить. Ты посвятил свои чувства человеку, который принял бы их в самую последнюю очередь. Ты хотел, чтобы мое равнодушие убило тебя. Ты хотел воспользоваться мной. Лео поднял руку и расстегнул верхнюю пуговицу: становилось трудно дышать. Но он должен сказать. Должен. Он сделал шаг навстречу Безариусу — и тот, словно тень, отступил назад. — Ты отдавал всего себя, чтобы от тебя самого не осталось ничего. Утешал, ожидая, что моя тьма пожрет тебя вместе со всем остальным. И знаешь, что я хочу сказать на это? Иди ты к черту со своим идиотским планом. Ты провалился. Он рванул цветок на костюме. Ни в чем не повинный амариллис мягко упал на мраморный пол. Еще один мучительный шаг вперед, длинной, казалось, в полторы мили. — Я не бесчувственный чурбан. И не хочу теперь принимать правила, которые придумал ты. Я установлю свои собственные. Последний шаг припер Безариуса к стенке. Они смотрели друг другу в глаза, в одном взгляде читалась злость, в другом — равнодушие. Затем Лео на секунду опустил веки и глубоко вдохнул, успокаиваясь. Когда Баскервилль снова открыл глаза, вся злость в них улетучилась и сменилась чем-то тихим, робким, недоверчивым. Слабое мерцание золотистых огней на его радужке завораживало, маленькая вселенная будто бы жила там своей жизнью. Оз не мог перестать всякий раз падать в эту бездну, заготовленную лично для него. Они потянулись друг к другу одновременно, будто бы преступив мысленно через некий мешающий барьер. Прикосновение губ ощущалось взмахом крыла бабочки, настолько мимолетным оно было. Но лишь в первый раз. Лео решительно подался вперед и заставил принять новые правила игры, которая, казалось, уже не являлась таковой: раскрыл губы блондина своими, мягко углубляя поцелуй. И тот длился до тех пор, пока это было возможно. Когда Оз отстранился, в его глазах снова появился игривый блеск: — Кажется, господин Глен обещал, что я не упаду в обморок от нехватки воздуха. На сей раз Лео не дал сбить себя с толку: — Искуплю ли я свою вину, если приглашу вас на танец? Мягкие вальсирующие шаги скоро погрузили обоих в особенный мир, существующий только для двоих. Лео почти не держал стойку, не вытягивал шею, напротив, он наклонился поближе к своему партнеру, практически утыкаясь лбом тому в челку. — Ты можешь ошибаться сколько хочешь, — прошептал он, когда Оз, ойкнув, наступил ему на ногу, — Ошибайся. Это увижу только я. А если так — то ничего страшного. Если так — мы всегда найдем силы попробовать снова. В этой жизни или в следующей. ***