Открой глаза.

Она очнулась на скользком полу и почувствовала, как ногу чуть ниже колена стянуло что-то стальное и жутко холодное. В нос мгновенно ударил запах крови и гари, который был таким сильным, что горло свело в преддверии кашля. Темари постаралась разлепить отяжелевшие веки, и сразу же показалось, что задачи сложнее быть просто не может. Мышцы словно окаменели, а кости отказывались двигаться – пошевелиться вообще не представлялось возможным. С глотком воздуха в легкие ворвался страх, ни с чем не сравнимый ужас, необузданный и дикий, затмевающий собой все прочие эмоции. Темари словно знала, что произойдет; точнее, знала, что происходит... Где-то вдалеке слышался отзвук настенных часов, будто отсчитывающих последние секунды. В вязкой, болезненно-тягучей тишине передвижение стрелок казалось громким эхом, стучащим в сознании тяжелой кувалдой. Безмерное желание открыть глаза пугало еще больше ощущением безнадежной неизвестности. И почему-то до дрожи в коленках казалось, что стоит лишь сделать это, и начнется что-то настолько ужасное, от чего невозможно будет спастись или спрятаться... Но стрелки часов продолжали безжалостно тикать, и уплывало в никуда потерянное время. Время, которого всегда было слишком мало, а сейчас оно точно растворилось в бесконечности. Темари не знала, сколько продолжала лежать так, ощущая что-то металлическое, напоминающее кандалы, на своей ноге, в давящей на психику тишине, таящей в себе нечто невероятно опасное и жестокое; нечто, с чем неизбежно придется столкнуться, если... - Сестра, открой глаза. Эти слова были произнесены тихо, едва слышно и у самого уха, однако именно они заставили всё внутри сжаться и обрушиться, а сердце замереть, перестав биться. Эхо часов мгновенно стихло, и наступила полнейшая, не нарушаемая даже дыханием тишина. Но громче звука Темари в жизни не слышала. Глаза открылись сразу, будто помимо воли, не слушаясь голоса разума. И моментально, в тот же момент, невероятно безумный, отчаянный ужас захлестнул девушку, заполнил всё её естество; Темари вжалась в холодную стену за своей спиной, которую не видела, лишь понимала и знала – она есть. Девушка видела перед собой лишь пол, казалось, бесконечный каменный пол, а всё остальное будто затмевало собой черное, пугающее пространство – настоящая пустота... место, откуда просто не может быть выхода. Она увидела также, как пуля медленно, словно в замедленной съемке, пронзает голову высокого молодого человека в молочно-белой рубашке; как кровь брызгами разлетается в стороны, окрашивая стену в багрово-красный цвет; как тело содрогается и падает на холодный каменный пол, уже усеянный десятками изувеченных трупов... Дыхание стало рваным и нервным; Темари, всегда считавшая себя смелой и сильной, способной справиться с любыми трудностями, впервые чувствовала себя настолько беспомощной, порабощенной и почему-то униженной. Помещение, в котором она находилась, казалось воплощением самого Ада, а ощущение чьего-то безмолвного присутствия заставляло тело биться в тщетных попытках стряхнуть с себя цепь, металлическим кольцом стискивающую ногу до боли. Она слышала, как отчаянно барабанят по его спине руки девушки в нежно-розовом платье, шею которой обхватывает прочная, но гнущаяся леска. Она не могла понять, кто он, – но улавливала в его очертаниях что-то смутно знакомое... Девушка в розовом платье отчаянно барахталась, тщетно цепляясь за жизнь; ее рот беспомощно открывался и закрывался, словно у рыбы, брошенной на берегу водоема. И вот, в какой-то момент её руки замерли и медленно упали вниз, точно они вовсе не человеческие – из мяса и костей, а обыкновенные кукольные – тряпичные. Глаза так и застыли распахнутыми, выражающими ужас и отчаяние, столь знакомые и ненавистные чувства. А голова чуть повернулась на бок; казалось теперь, что эти мертвые, остекленевшие глаза взирают на неё – на непрошеную свидетельницу чужой гибели... Темари слишком поздно поняла, что совершенно голая. Чувство неимоверного страха, тяжелым биением судорожно колотящегося в груди сердца распространяющее под кожей кровь, смешалось со стыдом, таким, какое, возможно, испытывает школьница, по глупости отдавшаяся взрослому, мудрому и опытному с виду мужчине. Темари закусила губу, всеми силами стараясь избавиться от омерзительного, гадкого и ненавистного ощущения отвратительно-жуткой гаммы чувств, но сознание было не способно этому противостоять. Казалось, что оно надвигается, наблюдая за ней изо тьмы, постепенно сгущающейся над этим проклятым местом. Хотелось заплакать, убежать и, точно пятилетняя девочка, изо всех сил звать на помощь... Она видела, как его безумные, безжалостные глаза пожирают взглядом маленького ребенка со светлыми хвостиками, зажавшегося в угол и с громким плачем умоляющего простить. Простить и не трогать... Но его руки никогда не знали жалости. Руки самого родного на свете человека доставляли невыносимую боль, самую дикую и нестерпимую, которую только можно было познать... Они наносили удар один за другим, не обращая внимания на истошные крики, на судорожные всхлипы и отчаянные мольбы. Они забивали насмерть, били головой о твердую поверхность стен, не останавливаясь даже тогда, когда доносились раздирающие слух скрипы и хрусты... И тут Темари поняла, что узнала его – узнала своего мучителя, самого любимого, самого дорогого и нужного изверга, приносящего только страдания... Гаара, её родной брат, которому не так уж давно поставили устрашающий диагноз – шизофрения. Брат, которого Темари любила всем сердцем, но смотреть на искажения психики которого было невыносимее, чем терпеть ломку от нескончаемых наркотиков, что пошли в ход, когда алкоголь перестал спасать. Сильная, волевая и непоколебимая Темари осталась в прошлом. В настоящем она была лишь отражением собственных кошмаров... Это сон! Это всего лишь сон! Глаза Темари распахнулись шире, стоило лишь этой мысли на мгновение пробраться в сознание. Она задергалась сильнее, пытаясь вернуть себя в реальность. Эти бесконечные кошмары привели к тому, что ночью девушка старалась делать что угодно, лишь бы не спать. Она похудела, под глазами появились отвратительные тени, кожа стала бледной, точно вампирской, а все поклонники разбежались, будто их и не было вовсе... Но сейчас больше всего на свете хотелось вырваться из этого тяготящего сна, в котором ровным счетом ничего не успело произойти, но страх ожидания, неизвестность и точное осознание того факта, что должно случиться что-то ужасное, были хуже самого кровавого кошмара. А такие ведь тоже не являлись теперь редкостью... Но вопреки всем стараниям вырваться из оков ненавистного сна она увидела, что он приближается... Она почувствовала, как его член вошел во влагалище, ставшее невероятно узким из-за охвативших тело предсмертных судорог. Было невыносимо больно и отвратительно. От каждого его толчка внутри всё словно переворачивалось, и мерзкая, почему-то кровавая рвота подкрадывалась к горлу. Его руки с силой сжимали бедра, насаживали тело на возбужденную плоть. Она отчетливо ощущала, что умирает. Нет... она уже была мертва. Темари крепко зажмурилась и закричала, пытаясь прекратить всё это, пытаясь вернуться в настоящее, в гнетущую, но всё-таки не столь ужасную реальность. Она узнавала в кошмарах свои страхи: помнила, как когда-то Гаара стащил пистолет, принадлежащий отцу, и как жутко она в тот миг боялась, что он может кого-то застрелить; она помнила, как он принялся в порыве злости душить мать и чуть было не убил её; помнила и то, как он избивал маленького ребенка, совершенно случайно оказавшегося в поле его зрения... Но самое ужасное – она помнила, как он изнасиловал её однажды, заткнув ей кляпом рот. Её никогда не оставляли эти кошмары, не оставляли даже после того, как Гаару забрали в больницу... И, видимо, никогда уже не оставят. Темари с облегчением почувствовала, что проснулась. Подтверждением тому стал запах кофе, совсем недавно сваренного и поставленного на тумбочку возле кровати. Но она не спешила открывать глаза. Смутная тревога, пробравшись в сознание, не давала покоя... - Сестра, открой глаза. Этот голос заставил её мгновенно распахнуть веки и в приступе дикого ужаса ощутить, словно ногу стянуло что-то металлическое и жутко холодное...