Новогоднее чудо

Нью-Йорк — город, который никогда не спит. Город, в котором празднование Рождества и Нового Года превратилось в своеобразный культ. Хочешь ты того или нет, но, начиная с двадцатых чисел декабря, ты обязан вытащить из своего шкафа пыльный уродский свитер с рождественским принтом и, навесив на лицо улыбку от уха до уха, приплясывать в ритме «Джингл Беллс», которая вообще изначально была написана ко Дню благодарения. Когда улицы города окутаны грязным снегом, с неба валит дождь вперемешку с крупными снежинками, настроению не помогают даже гирлянды и уличные праздничные баннеры. Даже реклама «Кока-Колы» воспринимается нелепо, а новогодняя елка, искусно украшенная дружной компанией, будто случайно трансгрессировала с поздравительной открытки. В квартире уже наверняка пахнет первыми попытками создания праздничного меню; из комнаты в комнату переплывает тонкий сладковатый запах шампанского; телевизор, который не выключается ни на секунду, транслирует одни и те же устаревшие рождественско-новогодние фильмы, на которых выросло не одно поколение. Порой все это действительно сливается в праздничную атмосферу, будоражит души и заставляет людей ощущать всю торжественность смены года буквально кожей, обтянутой все теми же приевшимися свитерами, нелепыми шапочками и шарфами. Однако, когда каждый второй в Нью-Йорке каждую свою свободную минуту проводит в социальных сетях, празднование Рождества и Нового года превратилось в своеобразное соревнование: набери как можно больше лайков под серией своих селфи с натянутой улыбкой на фоне елки или переливающейся гирлянды и на фоне таких же неискренних потуг своих друзей. Но, когда стрелки часов стремительно приближаются к полуночи, в душах жителей Нью-Йорка пробуждается искренний трепет, предвкушение и детское волнение, возможно, смешанное с теплой грустью. Некоторые легко вздыхают, вспоминая свои взлеты и падения в уходящем году, и даже огорчаются, что все светлое остается в прошлом, и они просто не могут быть уверены, что в будущем их ждут все те же успехи. Некоторые вспоминают, что вот-вот наступит тот самый миг новогоднего чуда, сулящего исполнение любого заветного желания. Скоро телефоны начнут разрываться от звонков, компании, встречающие Новый год в домах, повалят на свежий воздух. Из каждого уголка будут слышны поздравительные крики, по дорожкам потекут тонкие ручейки шампанского, а свежий воздух пропитается запахом серы от раскатов фейерверков, разрезающих ясное зимнее небо. Нью-Йорк утонет в празднике. Нью-Йорк — город, в котором невозможно почувствовать себя одиноким. Однако… Старый открытый кинотеатр уже несколько лет служит пристанищем для людей, которым некуда пойти. Одиночки, не сумевшие найти себе компанию в одну из самых волшебных ночей года; новоприбывшие, не успевшие найти себе друзей; подростки, которым некуда пойти, но которым кажется, что они слишком круты, чтобы встречать Новый год в кругу семьи; те, которым просто приходится бежать… В этом году Курт Хаммел оказался из числа последних. Сначала все было превосходно. Он, как и было запланировано, собирался провести праздники в кругу своих старых друзей: Рейчел, Сантаны, Бриттани и Джесси (и остальных, кто подтянется после полуночи). Несмотря на то, что эти четверо разбились на парочки, Курт был уверен, что ему не дадут почувствовать себя одиноким. И, быть может, кто-то даже согласится поцеловать его ровно в полночь. Еще накануне вечером парень находился в приподнятом настроении и предвкушал всю предновогоднюю суету, которая ожидает его на следующий день. 31 декабря огорошило его новостью: Рейчел Берри пригласила Блейна — черт бы его подрал — Андерсона. Уже несколько долгих месяцев некогда любимый муж Курта Хаммела не дает ему развод.       Сказка, которой считали их отношения, разбилась о берег суровой реальности. Неожиданно — даже резко — карьера Курта пошла в гору. Мюзикл за мюзиклом, роль за ролью, интервью за интервью — и некогда провинциальная звездочка собрала вокруг себя многочисленную толпу поклонников и обзавелась полезными, выгодными связями. За пределами новой квартиры Курт чувствовал себя тем, кем он всегда хотел быть, он чувствовал, как внутри него маленький восьмилетний мальчик радостно хлопает в ладони, потому что он стал тем, кем и мечтал стать. Курт чувствовал себя великолепно даже тогда, когда устало откидывался на спинку кожаного сиденья машины и засыпал прежде, чем дверца захлопнется. Однако, когда он переступал порог собственного дома, его вновь заставляли почувствовать тем восемнадцатилетним Куртом, чей успех был болезненно воспринят любовью всей его жизни.       С карьерой у Блейна не сложилось. Даже те роли, которые Курт помогал ему получить, так и не стали серьезным прорывом для Андерсона. Весь его успех, востребованность и популярность, о которых он и по сей день вспоминает с гордостью, остались в провинциальном Огайо. Со временем Блейну перестали давать даже эпизодические роли, и ему предложили должность преподавателя по вокалу в одном из университетов.       На занятиях, где полно неопытных студентов, смотрящих своему «мистеру Андерсону-Хаммелу» прямо в рот, на какое-то время Блейну становилось легче. Он чувствовал себя нужным, востребованным и полезным — и на этот короткий период его отношения с мужем приходили в норму. Однако время шло, и кому-то из юнцов выпадал судьбоносный шанс, роль всей его жизни и мечта миллионов сверстников, грезящих о чем-то подобном. Тогда Блейн сквозь зубы выплевывал из себя слова гордости и возвращался домой — к мужу, который репетировал очередной монолог.       Курт, с которого уже давно спала его юношеская смазливость, пробовал себя в разном амплуа и даже получил звание «самого лучшего театрального поцелуя в моей карьере» у Рейчел Берри, с которой ему однажды выпала возможность сыграть пару возлюбленных. И каждый раз, когда он сообщал своему мужу, своей родственной душе, что его утвердили на роль в очередной постановке, непонятное чувство угрызения совести съедало его изнутри. Умом Курт понимал, что он не должен чувствовать вину перед Блейном за то, что Нью-Йорк принял его с распростертыми объятиями, а судьба — впервые за долгое время! — не отвесила ему звонкую оплеуху, но он со временем почему-то все равно перестал восторженно тараторить и делиться забавными случаями, произошедшими за кулисами во время репетиций или записи песни для анимационного мюзикла. Курт все чаще стал задерживаться в театре, помогал с декорациями, костюмами, предлагал помощь в уборке сцены и гримерок после шоу. И все только для того, чтобы не встречаться с угрюмым, насупившимся Блейном, который уже давно перестал изображать дикий восторг, поджидая мужа возле выхода.       Курт устал чувствовать себя виноватым из-за творческой несостоятельности своего избранника. Все его попытки восстановить прежние отношения были отвергнуты, и со временем Хаммел понял: единственное, что вернет улыбку Блейну — его неудача. Это озарение словно ударило Курта под дых. Ему стало противно ложиться в одну постель с человеком, который был готов делить с ним только падения и неудачи, но никак не взлеты и успехи. Курта стало раздражать, что Блейн корчился каждый раз, когда видел его улыбающееся лицо на какой-нибудь афише, но при этом не гнушался бездумно сорить деньгами. Курта начал раздражать сам Блейн.       Разговор о разводе тот воспринял болезненно. Сначала Блейн, плача, умолял Курта дать ему еще один — который по счету?! — шанс, затем начал игнорировать его, а после — упрекать в эгоистичности и старался внушить чувство вины из-за звездной болезни, которой, оказывается, поддался Хаммел. Месяцы шли, и согласия на развод бродвейская звезда так и не получила. Также шли года, а методы Блейна со времен старшей школы так и не изменились: песня — вот тот «козырь», который он каждый раз использовал против некогда трепетного романтичного мальчика, который теперь не чувствовал ничего, кроме неловкости перед коллегами из-за разворачивающегося перед ними шоу.       Поэтому, когда в последний день уходящего года, Курт узнал, что его пока еще муж тоже приглашен, с его языка невольно сорвалось:       — Нет, я не против! Я ведь как раз хотел сказать, что не смогу с вами встретить Новый год. Меня пригласили на празднование выхода нового фильма с сами-понимаете-кем. Совместим два приятных события, оторвемся, как в молодости. Но, конечно, я буду очень по вам скучать!       Никакой вечеринки, разумеется, не было. То есть она была, но на прошлой неделе, и Курт практически ничего с той ночи не запомнил.       В этот день ему было важно убраться как можно дальше от места, где у него ни за что не получится спрятаться от Блейна, который наверняка захочет поцеловать его в полночь. Однако судьба вновь поразила Курта…       — Какая встреча! — раздалось за его спиной, пока он выбирал бутылку вина, с которой встретит наступающий год.       От неожиданности Кут подскочил на месте. Сердце бешено забилось от испуга. Сглотнув, он резко обернулся и уже собрался прочитать нотацию о важности манер, но его язык прилип к небу. Парню мгновенно стало жарко, а рождественская мелодия, наполняющая супермаркет, была заглушена тихим заливистым смехом его призрака из прошлого.       — Твои глаза по-прежнему увеличиваются втрое, когда ты смотришь на меня, — смеясь, произнес Себастиан Смайт.       Курт, стараясь скрыть раздражение, поправил свой колючий шарф, который на Рождество ему подарила Бриттани. Для себя он решил, что поносит недельку-другую эту кусачую убийцу, а потом спрячет в самый дальний угол своего необъятного шкафа.       — Не каждый день увидишь в магазине сурикатоподное существо с замашками вшивого интеллигента, лицо которого, к тому же, выглядит так, словно с утра его протерли жирным масляным блином, — выпалил Хаммел, тут же прикусив язык. Уж что, а выглядел Себастиан, которому годы пошли тоже только на пользу, превосходно, но ему этого знать совершенно точно не стоит.       Уголки губ Смайта дрогнули, а плечи мелко затряслись из-за сдерживаемого хохота. Курт озадаченно посмотрел на него, но тот, взяв себя в руки, откашлялся и поинтересовался:       — Странно видеть тебя без охраны. Блейн не боится, что его маленькую гейскую звездочку украдут?       Хаммел, нахмурившись, вновь вернулся к изучению ассортимента винного отдела. Сейчас он вновь почувствовал себя Куртом из старшей школы, который не был достаточно хорош для такого парня, как Блейн Андерсон. Новогоднее настроение, оставшееся в кровати ранним утром, уже совершенно точно не проснется.       — Мы разводимся. — безразлично пожал плечами Курт. — И, боже, охрана? Себастиан, Блейн хотя бы раз вступился, когда ты унижал меня на его глазах? По-моему, твои розовые очки оказались более розовыми, чем мои.       Поразившись своему ровному голосу, парень, выбрав бутылку красного сухого, развернулся и встретился с изумленным взглядом проникновенных зеленых глаз. Это было неожиданно, но Себастиан не стал язвить, он просто поинтересовался:       — Ты переживаешь?       Тон, с которым был задан этот вопрос, поразил Курта. Казалось, словно в магазине случайно встретились некогда хорошие друзья, которых судьба просто развела после школы. Выразительные брови Себастиана были немного приподняты и сведены, будто он вел внутренний диалог с самим собой, дожидаясь при этом ответа от Хаммела.       — Нет, — честно признался тот. — Что ж, я тогда… — Курт взглядом указал в сторону кассы и уже собрался уйти, но Смайт перегородил ему дорогу:       — Тебе некуда пойти, да? — в лоб спросил он.       Курт картинно засмеялся, но сканирующий взгляд прищуренных глаз вновь толкнул его на откровенность:       — Есть, но там будет Блейн. А набиваться в гости к кому-то из знакомых совсем не хочется. Все и так обсуждают мою личную жизнь, потерпевшую крах.       Себастиан взял из рук Курта бутылку и поставил ее на место.       — Иди за мной, — велел он.       Хаммелу даже не предоставили возможность и слово вставить. Себастиан без каких-либо церемоний схватил парня под локоть и потащил за собой.       Погода разыгралась. С неба повалил пушистый снег, на асфальте появились первые, пусть и хлипкие сугробы, через которые можно легко перешагнуть. Воздух пропитался морозной свежестью. Казалось, словно какой-то мимо пролетающий волшебник увидел цветущую осень в разгар зимы и решил оставить всем ньюйоркцам подарок — снежную Новогоднюю ночь.       До полуночи оставалось чуть больше получаса, поэтому улочки постепенно пустели. Все больше окон вспыхивало теплым светом вперемешку с мерцанием гирлянд. Из приоткрытых створок доносились обрывки чужих разговоров, бытовых ссор и детского смеха.       В груди у Курта потяжелело. Он бросил на молчаливого Себастиана требующий ответа взгляд, но тот лишь крепко сжал его ладонь и уверенно вел парня за собой. На морозе губы Хаммела обветрились, и он пожалел, что не взял с собой увлажняющую мазь.       До кончиков покрасневших ушей Курта донеслась музыка, которую перекрикивали веселящиеся вовсю люди. Высоко в мрачное небо уходили тени цветомузыки, раздавался звон бокалов.       Курт узнал это место. Лет шесть назад здесь был открытый кинотеатр, который пользовался успехом у молодежи, находящей подобное времяпровождение более романтичным, чем походы в обыкновенные закрытые залы, где чавканье и хлюпанье неприятно бьют по ушам и убивают всю атмосферу. Пару раз Блейн водил сюда своего некогда любимого парня.       Сегодня перед глазами Курта оказалось что-то, что напоминало танцпол, в центре которого, гордо устремляясь вверх, стояла украшенная новогодняя елка. Вокруг толпились люди, в бокалах которых искрилось шампанское, а в руках у них догорали бенгальские огни. На стене, оставшейся от кинотеатра, висел огромный телевизор, транслирующий новогодний выпуск какого-то шоу с подведением итогов. Несколько небольших фургончиков спасало от голода: тут тебе и фаршированная индейка, и бургеры, и хот-доги, и горячий чай или шоколад, и пончики. Покрытые тонким слоем снега деревья были украшены маленькими огоньками, напоминающими светлячков. Чуть дальше — под светом софитов — располагался искусственно залитый каток, на котором в салочки играла небольшая компания из студентов.       — Последние пару лет тут собираются те, кому некуда пойти в такую ночь, — пояснил Себастиан, — какой-то чудак столкнулся здесь с девушкой, в которую влюбился с первого взгляда, и на следующий год добился разрешения на проведение сходки одиноких неудачников, наивно полагая, что кто-то, как и он, встретит здесь свою любовь и больше никогда не будет одинок.       — Не знал, что в Нью-Йорке столько людей, чувствующих себя одиноко, — прошептал Курт, по-прежнему не отпуская руки своего спутника.       — Скоро полночь. Нужно успеть определиться с желанием.       Себастиан протянул Курту бокал шампанского, который взял с подноса непонятно откуда взявшейся девчушки, одетой в костюм эльфа. От пузырящейся жидкости мгновенно защекотало в носу, и Хаммел чихнул. Когда он вскинул голову, то смутился. Себастиан смотрел на него с каким-то непонятным умилением, с которым обычно смотрят на пушистых котят. Свет от гирлянды забавно бликовал на его лице, но завораживающе отображался в искристо-зеленых глазах. Новогодний гимн утопал в искреннем смехе незнакомых друг с другом людей.       — Я не буду целоваться с тобой в полночь, — брякнул Курт, когда ему протянули клочок рисовой бумаги для желания.       — Это я не буду с тобой целоваться, — фыркнул в ответ Себастиан.       Парни переглянулись и дружно засмеялись. Тяжесть, с которой Хаммел шел из магазина, отступила. Сейчас в нем бушевал детский восторг, он заряжался энергией от людей, с которыми обмолвился парой ответных поздравительных слов. В кончиках пальцев что-то покалывало, словно их вот-вот коснется праздничная обертка с пышным бантом. Курта преследовал аромат корицы, и только за три минуты до полуночи, когда ему протянули второй бокал шампанского, он понял, что запах исходит от Себастиана, который все это время был рядом, но держался немного позади, словно боясь дать ненужную пищу для размышлений.       Повисло молчание. Десятки взглядов устремились вверх. В десятках головах формулировались заветные желания. Каждый слышал лишь отсчет времени и стук собственного сердца. Каждый поверил в новогоднее чудо, которое изменит их судьбу. Сейчас всех объединяло не просто одиночество, а вера. Вера в то, что среди всех присутствующих они непременно встретят того, кто добавит краски в их жизнь, кто привнесет в нее смысл. Сейчас все верят, что ровно через год они будут встречать Новый год в обществе особенного человека, который докажет, что праздник — это состояние души, а не день календаря.       Все, как по команде, утопили клочки рисовой бумаги с желаниями в шампанском и ровно в полночь, когда стрелки часов встретились на цифре «двенадцать», опустошили свои бокалы. Нью-Йорк вспыхнул праздничным «УРА!». В воздух взметнулись десятки фейерверков, их выстрелы слились в единую мелодию, обещающую людям новую, совершенно замечательную жизнь. Прямо сейчас, стоя перед стеной бывшего открытого кинотеатра, строились новые судьбы.       Курт облизнул щемящие от холода и игристого напитка губы и даже не успел ойкнуть, когда почувствовал, каким решительным движением Себастиан схватил его за подбородок.       Поцелуй был пьяным, но отнюдь не из-за шампанского. Руки Курта обвили шею Себастиана, который давно дал волю своим холодным ладоням, прижатым к чужой пояснице. Каждое соприкосновение их губ было словно немым обещанием, которое им только суждено озвучить в наступившем году.       Они улыбались сквозь поцелуй, пытались быть ближе друг к другу, желая продлить момент этого новогоднего чуда. Вокруг них была оживленная толпа, кто-то все еще запускал фейерверки и подвывал исконно новогодней песне. С неба повалил густой снег.       — Ты катаешься на коньках? — хриплым после поцелуя голосом поинтересовался Себастиан, прижавшись своим лбом ко лбу Курта, к которому прилипли выпавшие из укладки волосы.       — Великолепно держу равновесие, но техника хромает, — отчего-то шепотом ответил Хаммел, буквально чувствуя, как раскраснелись его щеки.       — Иди за мной, — в зеленых глазах вспыхнул былой задорный огонек.       Курт кивнул и, не сдерживая своей улыбки, побежал за Себастианом, который ловко лавировал в толпе и уклонялся от искр бенгальских огней. Кажется, словно им необходимо наверстать упущенное, вернуть себе потраченные моменты и восполнить все пробелы, оставленные со школьных времен.       Им вот-вот исполнится по тридцать лет, и никто им не вернет проведенные порознь года, но, если людям судьбой предназначено прожить вместе остаток жизни, разделить пополам не только горечь, но и радость, это всегда будет стоить того, чтобы подождать, чтобы ошибиться и нажить определенный, пусть и печальный опыт. Возможно, когда-то они просто не были готовы друг для друга, но теперь, когда у них есть маленькое новогоднее чудо, — это все, что имеет значение, сколько бы препятствий их не поджидало после окончания этой ночи.