A la guerre comme а la guerre

Тихий июньский вечер, один из многих тихих вечеров, прошедших со дня смерти Тобиаса. Эйлин сидела в гостиной в легком халате, глядя на кружащиеся в последних лучах заходящего солнца пылинки. Кошка тихо урчала у нее на коленях, в чашке остывал чай. Не сказать, что Эйлин была готова заплатить за этот покой такую цену. Своего мужа она любила до конца, несмотря ни на что, вопреки всему. Да и сына любила едва ли меньше. Но все сложилось, как сложилось, и нет смысла сожалеть. Эйлин всегда считала себя здравомыслящей женщиной. И здравомыслие не отказало ей, когда на пороге старого дома в Тупике Прядильщиков появился Северус. Одного взгляда на сына было достаточно, чтобы понять, что с ним что-то не так. Более, чем не так. На Северусе не было лица. И дело было не в привычной даже для нее маске отчуждения и безразличия. Северус будто бы находился в трансе, глядя в одну точку перед собой, а безвольно опущенные руки, в одной из которых он держал палочку, едва заметно подрагивали. Первоначальный испуг Эйлин быстро сменился тревогой за сына. Резко перехватив руку с зажатой в ней палочкой, она втолкнула его в дом, торопливо захлопнув дверь. Свет лампы в коридоре дал ей возможность внимательнее рассмотреть Северуса. Одежда того была в явном беспорядке, рваная и грязная. И... липкая. Эйлин разглядела кровь и грязь на своих собственных ладонях. Долгие минуты она не отрывала взгляда от своих рук. Картина складывалась в голове, как детали маггловского детского конструктора. Пожиратель Смерти. Ее сын - Пожиратель Смерти. Ее сын. И именно это - главное. Проводив не сопротивляющегося Северуса до ванной и усадив его на корзину для белья, Эйлин включила воду. Отрегулировав температуру до необходимой и добавив немного пены для ванн, Эйлин стала разоблачать сына. Это было удивительно легко, так как Северус и не думал сопротивляться, демонстрируя полную покорность ее действиям. В груди Эйлин разливалось тепло, весьма неожиданное и даже неуместное в таких трагических обстоятельствах. Ее мальчик в опасности, а она любуется им, замечая, как же он похож на отца... В их семье не было место нежности, и Эйлин сейчас отчаянно жалела об этом. Закончив с раздеванием, она помогла Северусу опустится в ванну. Казалось, это было верным решением. Взгляд сына стал более осмысленным. Однако Эйлин очень испугалась, когда тот неожиданно схватил ее за руку, потянув на себя с такой силой, что она одной рукой и грудью оказалась в ванне, и тихим прерывающимся голосом начал рассказывать о событиях этого дня и предшествующей ночи. Он говорил неразборчиво, да и Эйлин старалась не услышать, не понять, не узнать. Шелк халата намок и противно лип к телу. Эйлин поспешила сбросить его, ни на миг не задумавшись, что кроме тонких трусиков на ней нет никакого белья, и залезла в ванну. Эйлин до замужества была эффектной женщиной, а годы вдовства вернули ей стать и привлекательность. Нет, не то, что зовется красотой и тиражируется на обложках "Ведьмополитена", а звериную чувственность, которая сквозила в каждом ее движении, ту самую, что вскружила голову ее мужу, и которую тот всеми силами пытался вытравить, не справляясь со своей безудержной ревностью. 37 - не возраст для волшебницы. Ее талия оставалась все такой же тонкой, а грудь - такой же высокой и полной. Спокойная жизнь вернула блеск ее глазам и подарила им тень улыбки. Однако сейчас Эйлин меньше всего хотелось улыбаться.