Вырви неудачный лист

      Самое яркое воспоминание Чимина из детства — это грузная, растрепанная бабушка в шерстяной юбке, которая сидит в скрипучем кресле-качалке на веранде своего дома и монотонным голосом повторяет священную семейную мантру: «Никогда на твою долю не выпадет страданий больше, чем ты можешь вытерпеть». Бабушка запомнилась ему странной, дряхлой и очень оторванной от реального мира старухой. Мама не любила приезжать к ней в деревню и вечно искала отговорки. Отец тещу тоже не сильно любил, периодически вспоминая все самое неприятное, связанное с этой женщиной, причем никогда не высказывая ей это в лицо. Может, именно из-за такого отношения родителей к бабушке, Чимин так и не смог ее полюбить. Да и сама она не сильно рвалась к любимому внуку. Когда он приезжал к ней вместе с родителями, она глядела на него скучающим взглядом, сухими губами редко шепча: «Совсем не похож на него». Возможно, она искала в его лице черты своего давно погибшего в младенчестве сына от какой-то серьезной хвори. Разговор с ней всегда был обречен на тишину. По ней было видно, что ничего ее в этой жизни не интересует.       Несмотря на то, что выйти на контакт с бабушкой ему так и не удалось, она отпечаталась в его памяти несмываемыми чернилами. Чимин стал бояться, что однажды наступит такой день, когда он постареет точно так же, станет всем ненавистен и будет никем не любим, а все, что ему останется — это качаться. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, наблюдая за тем, как к концу стремится его когда-то драгоценная жизнь. И так, пока не остановится сердце, не закатятся глаза, не закончится воздух в легких. Бабушка умирала в окружении семьи, но каждый шепотом, а кто-то и в полный голос раздраженно интересовался: «Уже все?».       Обрести стабильность во всем — вот заветная мечта Чимина. До недавнего времени все шло как по маслу. Чимин окончил университет с отличием и признанием именитого преподавательского коллектива, устроился в известный журнал, стал встречаться с талантливым врачом Мин Юнги и весело коротать дни. Жизнь была сладкой. Да, случались неурядицы, ссоры, проблемы на работе, но все можно было вытерпеть. Ничто не могло качнуть жизнь Чимина так, чтобы вывести из обретенного равновесия. Казалось, что так будет всегда. Тревожные мысли перестали мучить по ночам.       Однако спокойствие оказалось недолгим…       Первым толчком стала аллергия на миндаль. Случайное открытие, которое вдруг раздуло Пака, заставив сильно поволноваться, ведь здоровье у него всегда было отменное. Установить причину недомогания удалось быстро, но все же это слегка пошатнуло размеренную жизнь, отвлекло от работы и немного расстроило: больше никаких кондитерских изделий с орехами.       Вторым толчком стал вызов к директору журнала в первый день после окончания срочно взятого Паком больничного. Моложавый босс долго распинался и расхваливал Чимина. Говорил о его гении и совершенно уникальном взгляде на мир, который сейчас так ценится в обществе. Затем постепенно поток комплиментов начал угасать, пока мужчина окончательно грустно не вздохнул, произнеся: «Именно поэтому так жаль с вами прощаться». Пак даже не знал, как реагировать на такое заявление. Он нервно улыбался и ждал объяснений, пока директор скучающим взглядом бродил по своему столу. «Ваше место будет отдано юному дарованию, — произнес мужчина со страшной важностью, — невероятный талант, которому необходимо раскрыться, и думаю, что именно в нашем журнале он должен обосноваться». Дальше разговор был как в тумане. Чимин пытался возражать, не желая отдавать какому-то новичку место. Тогда директор стал строже, понизил голос и напомнил о нескольких крупных провалах Пака, которые до сих пор забавляли публику и за которые Чимину, правда, было стыдно. «Я могу предложить вам другое место, где-нибудь в канцелярии, она вдохновляет на великие дела», — то ли в шутку, то ли всерьез проговорил мужчина, прощаясь с Чимином. Вот и все.       Пак был опустошен. Собирая вещи, он не мог поверить, что уже больше не вернется в офис. В голове была каша, в руках коробка с вещами, а на губах намертво застывшее: «Это не может кончиться так». Потрясение не сошло и дома, когда Чимин принял душ. Только на следующий день, когда он открыл глаза, стало немного легче. «Я ведь не совсем дурак, смогу же найти работу», — уговорил себя он, поднимаясь с кровати и сталкиваясь с напастью номер три — кратким сообщением от Юнги: «Нам надо поговорить».       Отношения с Юнги в последнее время стали немного прохладными. Чимин был занят статьями, стараясь сделать их максимально качественно, чтобы больше не попасть в дурацкое положение, а Мин как обычно занимался своей работой в клинике и редко что-то писал. Он вообще далеко не самый говорливый человек. Встретиться не было ни возможности, ни желания. Пак ждал лета, когда они оба смогут взять отпуск, и насладиться обществом своего парня. На самом деле Чимин сильно соскучился. Они с Юнги видятся слишком редко из-за загруженных графиков. Пак надеялся, что встреча всколыхнет его, придаст ему уверенности, а Мин обеспечит поддержкой. Но все оказалось не так…       Они встретились у любимой кофейни. Чимин сразу понял, что что-то не так, потому что Юнги даже не попытался улыбнуться. В его лице прослеживалась какая-то тайна, какой-то секрет. Взгляд был проникновенен, но как-то излишне холоден. Между ними вдруг растянулась пропасть. Словно они оказались по разные стороны разлома. В ту самую секунду, как Мин хмуро сказал «привет», Чимин понял, что его сегодня бросят.       Юнги не стал ходить вокруг да около и как только они устроились за столом, произнес короткую благодарственную речь, закончив ее фразой: «Спасибо тебе за эти два года». Чимин сидел напротив и старался сохранять спокойствие. Помогало не взорваться то, что в кафе было слишком много людей. Шум, гам, звон, вот-вот принесут кофе. «Ты бросаешь меня?» — прямо спросил Пак, все еще надеясь, что ошибается. «Да», — тут же ответил старший.       Чимин не стал умолять, истерить, кричать и в чем-то разбираться. Ему надо было подумать. Слишком много потрясений для такого короткого отрезка жизни. Поэтому он просто отпустил Юнги, выпил кофе и пошел домой с какой-то размытой целью. Чувствовалось, что надо избавиться от этого дня. Смыть его или сжечь. Но так можно поступить лишь с жалким календарным листом. Жизнь нельзя взять и переписать по собственному усмотрению. Это осознание ударило слишком сильно в солнечное сплетение, поэтому на улице по дороге к дому Чимин не выдержал и опустился на колени, начав глупо-преглупо плакать.       Когда твоя жизнь окончательно разрушена, то очень сложно подняться со дна, собраться в живого, коммуникабельного и упорного человека, налепить улыбку и идти завоевывать мир. У Чимина не выходит уже третий день. Вернувшись после встречи с Юнги, он принял ванну, поужинал, лег на кровать с мыслью, что завтра пойдет отсылать свое резюме, и так с кровати и не поднялся. Надо как-то жить, хлеб жевать, воду пить, но у Чимина только пустота. Всеобъемлющая пустота. Хватает сил только на то, чтобы дотянуться до стола и принять пару вызовов от общих с Юнги друзей, вдруг узнавших об их расставании.       — Ну и как ты себя чувствуешь? — аккуратно интересуется Намджун в своей любимой манере доморощенного психолога.       — Так, будто Земля меня пожевала, проглотила, а затем выблевала.       — Не очень, значит.       В точку.       Чимин поверить не может, что Юнги его так просто бросил. То есть настолько просто и легко. Без каких-то душевных терзаний и мук. Взял и отпустил. Как вообще такое возможно? Они же два долбанных года были вместе! А тут такое… Когда все начало рушиться? Чимин говорит по телефону с Намджуном, а сам старается вспомнить момент разлома, когда они отвернулись друг от друга и шагнули к расставанию. Но вспоминает только начало. Их робкое знакомство через общих друзей, короткие смски, над которыми Чимин парился сутками, боясь сказать что-то не то, встречи в кафе и походы в кино. «Ты мне нравишься», — сказал Юнги в одну из встреч. Тогда лил дождь, а кофе уже остыл. «Ты мне очень нравишься», — повторил он еще раз чуть тише, отводя взгляд, окончательно влюбляя в себя Чимина.       — Думаю, что это все из-за Тэхена. Мимо такого красавчика никто не пройдет.       — Тэхена? — пересохшими губами повторяет Чимин, не осознавая, что это чье-то имя. Не просто имя, а то самое имя.       — Да, тот красавчик с переломом, который к нему постоянно захаживал. Сразу было ясно, что у него на Юнги виды имеются. А он мне еще говорил, что не заинтересован в интрижках.       — Этот Тэхен... Когда он появился?       — Не помню точно, но вы тогда в ссоре еще были, помнишь? Из-за его конференции в Осаке.       Чимин припоминает. Юнги тогда свалил на недельную конференцию в Осаку и даже не предупредил его об этом. Сказал потому, что заработался. Но Пак сильно обиделся. Они две недели пытались наладить этот конфликт и в итоге все же пришли к компромиссу: ошиблись оба, но Юнги больше.       — И он с тех пор к нему постоянно ходил?       — Да, его же было не отодрать от клиники. Мы даже шутили, что надо запрет запросить, чтобы его не пускали на территорию. Ты, что ли, не помнишь?       — Не помню, кажется, он о нем не рассказывал при мне.       Намджун вдруг понимает, насколько это неприятно слышать Паку, что его парень еще за его спиной нашел ему замену, поэтому умолкает, а затем неловко пытается перевести тему на поиски работы, которые Чимин так и не начал.       — Тебе стоит попытаться попасть в журнал «Мираж».       — Наверное, не стоит.       — Чего? Что значит «не стоит»?       — Не думаю, что смогу туда попасть.       — Чимин, ты чего?       Как-то нет уверенности. Пак и так никогда не отличался особо высокой самооценкой. Он требовал слишком много и никогда не мог оправдать свои завышенные ожидания. Но как-то удалось привести себя в порядок, обрести шаткую, но уверенность в себе и своих способностях. Когда Чимин в чем-то сомневался, он вспоминал, что у него есть работа, где его ценят, и у него есть парень, который его любит. Сейчас у Чимина был только он сам, и этого было недостаточно. Чудовищно недостаточно, чтобы считать достойным чего-то человеком. Ему сейчас хочется просто забиться в какую-нибудь раковину и сделать вид, что эта жизнь совсем ему не принадлежит.       Он долбанный неудачник.       — Чимин, соберись, нельзя так утопать в рефлексии и самобичевании. Они ни к чему тебя не приведут. Сегодня отдохни, а завтра иди и ищи работу. Никто этого за тебя не сделает. Слышишь?       Пак соглашается из-за отсутствия выбора. К тому же хен прав. Он должен как-то пережить эту драму и двигаться дальше. Поэтому он поднимается с кровати и идет к компьютеру, строчить резюме.       Встает Чимин идеально: есть еще два часа до собеседования в журнале «Мираж». Намджун пишет слова поддержки, а мама суетливо интересуется, правда ли, что он, наконец, разорвал отношения с Юнги. Пак морщится от ее сообщения и не хочет ей отвечать. Ему даже неинтересно, как ей удалось выведать эту информацию. Одно понятно, что счастлива она безгранично. Может, даже закатила по такому радостному событию пир. До сих пор она считает, что Чимин не гей, а просто несчастная жертва жестокого и коварного обольстителя Юнги, который обманом похитил его сердце. Пак уже замучился объяснять родителям, что с детских лет ему интересны только мужчины. Пускай думают, как желают. Еще на это время тратить. Все равно он их стандартно по жизни разочаровывает. Зачем что-то менять?       Пак надевает свой старый черный костюм. В зеркале он кажется себе ужасно нелепым. Он смотрится на нем уродски и совсем не стильно. Еще Чимина тревожат его щеки и синяки под глазами. Когда они вообще успели появиться? Волосы тоже страдают, шелестя соломой. Не стоило их тогда красить. Вообще вид у него далеко не самый презентабельный. Он словно школьник, который впервые натянул на себя форму и тащится в ненавистную школу. Пак стоит у зеркала и негодует, мучая галстук, который все никак не выходит завязать. На работе он мог не париться над такими вещами. Вот и разучился совсем.       Выходит Чимин из квартиры очень расстроенным и угрюмым, словно уже провалил собеседование и все на свете. Хочется лечь и не вставать, забиться в любимую раковину. Но кто будет зарабатывать деньги? Карьеру там строить? Пак горько усмехается. Ведь, похоже, он самая настоящая бездарность! Чего это он за карьеру стал переживать? Чимин спускается быстро по лестнице, не дожидаясь лифта, запихнув руки в карманы, и думает о том, как же несправедлива жизнь. Он возлагал так много надежд и все собственноручно проебал. Мягче не сказать. Сам виноват в том, что пустил в печать журнал, не согласовав это с директором, решив, что имеет на это право, сам написал убогую статью, которую отдал на печать без проверки, сам запорол большое расследование и выставил весь журнал на смех. У него было и много маленьких косяков. Чимин всегда считал, что каждый из них — важная для профессионального роста ступень, что с каждой ошибкой он становится умнее и квалифицированнее. Ага, скорее, тупей, бездарней и безответственней в глазах сослуживцев.       Пак вспоминает, как пришел в компанию по рекомендации одного из преподавателей в университете, который называл его не иначе как «талантливый», «трудолюбивый» и «вдохновленный». Как же стыдно перед профессором Ли Джэби, которому на выпуске он пожимал руку и чьей рекомендацией так гордился. Не оправдал он ожиданий, подвел и вообще…       Ступенька. Чимин ставит ногу и не чувствует опоры под ней. Пробел. Так задумался, что пропустил ступеньку. Пак не успевает достать руки из карманов, чтобы смягчить падение. Он успевает только подумать, что действительно тупой, и если он сейчас свернет себе шею, то это будет справедливо. Чимин жмурится и готовится к удару страшной силы, который вытряхнет из его черепной коробки последние мозги…       Но удара не происходит. Его кто-то ловит, не давая встретиться с полом, становясь для Пака страховочной подушкой. Однако человеку не удается удержаться на ногах, и он тоже оседает на пол, прижимая Чимина к себе. Удар выходит не особо сильным, но Пак все равно после приземления взволнованно вскакивает и начинает причитать, пытаясь оказать помощь спасителю, все еще сидящему на холодной лестнице. Тот хмурится, сжимает губы, потирает ушибленную спину. Чимин уже готовится звонить в скорую, как тот резво встает, гневным взглядом сверля Пака.       — Ты что, тупой? Смотреть надо, куда идешь! Придурок! В следующий раз воспользуйся лифтом, а если ты слишком для этого туп, то сделай одолжение и очисти генофонд корейского народа — шагай в окно. Губастый карлик.       Как только гневная речь незнакомца подходит к концу, он уходит, задевая Чимина плечом, но даже не оборачиваясь. Пак никак не реагирует. Все пытается переварить. Он стоит пару минут и просто смотрит в пустоту, пока слова, сказанные незнакомцем, витают вокруг него как надоедливые мошки. Когда он бросает взгляд наверх, куда направился парень, то его уже и след простыл. Бежать за ним будет глупо. Тогда что делать с раздирающим негодованием? Чимина трясет от этого типа. Да как он вообще посмел так сказать! Вообще, никто его в спасатели наниматься не просил! И какого черта он такой грубый? Пак пытается вспомнить, встречались ли они раньше, но вроде бы нет. Он точно бы запомнил это округлое лицо с открытым лбом, жгучим взглядом черных глаз, хмурыми бровями и полоской недовольных губ. Получается, этот парень сорвался просто так? Чимин злится и негодует. Какого черта вообще происходит? И как он его назвал? Губастым карликом? Чего? Ладно, губы у Чимина действительно большие, но карликом! У них разница в росте не более пяти сантиметров! У него со зрением не все в порядке?       Негодование и злость Чимина могут стать энергией и обеспечивать электричеством небольшой городок, вот так сильно он раздражен. Из-за этого собеседование проходит не в том ключе. Он отвечает на вопросы резко, импульсивно, а выглядит так, словно жестко сидит на энергетиках. Пак видит, как изумлённо на него смотрит работодатель, но у него не выходит себя контролировать. Потому что это нечестно! Какого черта тот парень так отвратительно себя с ним повел? Конечно, Чимин сам виноват, что оступился, но нельзя же быть таким противным. Будто бы с Паком у него какие-то личные счеты! Он не имел права так поступать. Пускай извиняется!       Собеседование подходит к концу, а Чимин весь кипит и внешне, и внутренне. Он переносит на незнакомца всю свою злость, связанную не только с неудачным падением и услышанной грубостью. Злость Чимина — это эссенция, состоящая из негативных эмоций, полученных за всю неделю, которая перевернула жизнь Пака с ног на голову. Ему нужно куда-то слить этот огонь, бушующий внутри. И паршивец-незнакомец — отличный кандидат на отхожее место.       — Мы вам перезвоним, — стандартно извещает мужчина, и Чимин уже знает, что никто ему не позвонит.       Намджун очень недоволен.       Они встречаются в кафе у дома, и Чимин рассказывает ему о происшествии на лестнице, от которого у него горит. И скудно докладывает о собеседовании, которое он, судя по всему, успешно провалил. Ким слушает его с очень серьезным лицом, почти не двигается, только изредка качает головой и щелкает языком. Из-за этого Чимин чувствует себя еще более ничтожным и жалким. Всю тираду о непозволительно ядовитом и жестоком незнакомце Намджун опускает. Это ниже его достоинства обсуждать обиду Пака по такому ничтожному вопросу. Все внимание он концентрирует на проваленном собеседовании.       — Чимин, это был прекрасный шанс! Как ты мог так позорно его упустить?       Следующие двадцать минут все в том же ключе. Намджун ужасно расстроен. Он-то считал, что Пак взрослый, рассудительный, хладнокровный и серьезно настроенный человек, а не шестнадцатилетний раздолбай, впадающий в бешенство из-за одного едкого словца. Чимин пытается сначала себя как-то защищать, но потом осознает тщетность этих попыток. Повел он себя самым глупым образом. Как он мог? Такое недопустимое ребячество. Позволить себе забыть о собеседовании из-за какого-то выскочки! Позор. Позор. Позор.       В конце Намджун говорит что-то обнадеживающее, но Чимин не слушает, продолжая проклинать себя, позабыв обо всем. Уходит он в ужасно подавленном настроении. В магазине у прилавков с овощами он все так же погружен в тоскливые мысли и страдания. Как же ему надоело это все. Это вообще когда-нибудь кончится? Сможет ли он когда-нибудь наладить свою жизнь? Чимин вспоминает скрипучее кресло-качалку и бабушкины слова, произнесенные тогда в пустоту, но адресованные определенно сегодняшнему Паку. От мыслей о прошлом Чимина даже начинает мутить. Надо немедленно на что-то отвлечься…       — Ты сейчас попытаешься убиться об кафель? — раздается вдруг за плечом.       Чимин резко оборачивается и сталкивается с незнакомцем, который был тогда на лестнице. Он улыбается ему почти дружелюбно, но Пак все равно видит в этом злой оскал. Он уже пообещал себе, что если встретит этого парня, то просто проигнорирует. Да, из-за эмоций, вызванных оскорблением, Чимин провалил собеседование, однако будет ложью сказать, что во всем виноват только этот мудак. Сложная выдалась у Пака неделька. Вот он и вспылил. С кем не бывает. Главное не допустить повторения.       — Ты язык проглотил? — интересуется незнакомец, наклоняя голову чуть в бок.       «А ты хорошие манеры дома забыл?» — хочется ответить Чимину, но он пообещал себе, что не будет с ним общаться и вообще: того дня не было вовсе. Он ему приснился. Такой унылый ночной кошмар, который уже растворился и был смыт в канализацию вместе с грязной водой.       — Эй, купи мне пива в качестве извинений, — просит парень, дергая Чимина за плечо.       Пак обещал, что сдержится. Но это уже за гранью!       — «Извинений»? Чего?       — Ты на меня упал, между прочим, если у тебя память девичья.       — Сомневаюсь, что ты сильно пострадал.       — Именно поэтому и прошу только о бутылочке пива. Сложно, что ли?       Чимину очень хочется поставить спасателя на место грубой, но меткой фразой. Заставить его ощутить на себе вселенский стыд, печаль и позор. Но, как обычно, в самый важный момент, когда надо показать силу, Пак тушуется. Он же вроде действительно виноват. Может, парень пострадал. Как бы мерзок ни был его характер, он его спас. Возможно, от фатального падения, после которого никто бы не сумел Чимина собрать. Эти мысли подталкивают Пака к гудящему холодильнику и в итоге он покупает злополучную темно-зеленую банку. На улице он вручает ее соседу и быстро произносит слова благодарности. Незнакомец равнодушно кивает и собирается ретироваться, как вдруг оборачивается и смотрит на Чимина, спрашивая:       — Как тебя зовут?       — Пак Чимин.       Только ему хочется спросить в ответ: «А как зовут тебя?», — тем самым окончательно зарыв топор войны, как парень гаденько улыбается и издает смешок.       — «Губастый карлик» подходит тебе больше.       Отменяется. Совестливая благодарность исчезает. Остается только раздражение и желание проехаться кулаком по веселой роже. Чимин подавляет жажду насилия и в очередной раз клянется: никогда больше он не окажется рядом с этим говнюком. Только через соседский труп!       С работой все не ладится. Чимин уже отправил с десяток резюме, но пока все молчат. Намджун продолжает сыпать мотивационными речами, а мама злорадствовать: «Наконец сынок на верном пути к большой и правильной гетеросексуальной любви!». Из-за этого настроение у Пака паршивое. Убого-меланхоличное. Тянет вспоминать прошлое, пить кофе со сливками и трагично вздыхать от каждого воспоминания. А воспоминаний у Чимина навалом. Особенно тех, которые сейчас приносят боль. Это и студенческая скамья с ошеломительным успехом и преподавательским обожанием, и друзья, с которыми были жаркие клятвы, а теперь лишь номера в телефонной книжке и бесстрастные поздравления в канун нового года, слепленные по неизменному лекалу, и отношения с Юнги, которые сейчас ранят больше всего…       Чимин не может уснуть, продолжая думать о Юнги и их ушедших чувствах. Кажется, что сейчас он любит Мина сильнее, чем за все два года их отношений. Он автоматически берет в руки телефон и смотрит сообщения, надеясь на весточку от бывшего парня. Он выходит на холодные улицы и мечтает о встрече с Юнги. Он пьет кофе, моется в ванне, готовит и всегда находится настороже: вдруг раздастся звонок в домофон или телефонная трель. Ничего из этого не происходит. Кажется, Юнги успешно вычеркнул его из своей жизни.       Из-за этого Чимину совсем невыносимо. Он пытается отказаться от эмоций, но с каждым днем все сильнее погрязает в них. Ему не нужна работа, не нужна помощь Намджуна и советы родителей. Ему нужен только Мин Юнги. А эта страсть, эта жажда, эта неоправданная глупость ведут только к ошибкам. Только страх сильнее. Чимину снится кресло-качалка, темнота и одиночество. Надо взять себя в руки! Но Чимин берет телефон… Он пишет Мину, что им надо, просто необходимо встретиться. Юнги не отвечает. Это не отрезвляет, как должно. Это подстрекает на дальнейшие глупости. Чимин хватает пальто, накидывает на шею шарф и торопится на встречу, которой быть не должно.       Хена не оказывается дома, но удача становится на сторону Пака: перед парадной Юнги появляется его соседка, которая знает Чимина (и считает его лучшим другом Мина), и открывает ему дверь, спрашивая о здоровье доктора. Пак отвечает ей быстро что-то бессмысленное. Она тут же задает еще с десяток вопросов, но Пак только неловко улыбается, сетуя на срочные дела. Он останавливается у двери в квартиру и не решается войти. Рука тянется к панели с цифрами. Он же наизусть знает пароль. Но имеет ли он право пользоваться им? Чимин решает подождать. Ходит из стороны в сторону и мысленно репетирует речь, которая должна произвести на Юнги впечатление.       Проходит чуть больше часа. Чимин начинает сдавать позиции. Он успел остыть, успокоиться и всерьёз задуматься над своими действиями. Что он собирается сказать хену? Чем он тут собирается его пробирать? Мысли, наконец, начинают просветляться. Уходят густые туманы, оставляя колья устремленных к небу вопросов. «Зачем ты пришел?» — спрашивает себя Пак. И не может ответить на такой простой вопрос.       — Чимин?       Он узнает этот голос из тысячи. Тихий, чуть шепелявый. У Юнги чудная манера говорить: он любит лениво тянуть слова, а затем быстро разгоняться так, что их сложно расчленить и разобрать. Чимин поворачивается к нему и сразу замечает рядом с ним другого парня. Взгляд фокусируется только на незнакомце: у него яркие голубые волосы, широкие штаны, куртка из какой-то модной коллекции с темным мехом, а во рту леденец, который он достает, увидев Пака. Они смотрят друг на друга. Чимин совсем забывает о Юнги, пока тот к нему не подходит, выплыв из тумана, и, схватив за локоть, ведет на выход.       — Ставь чайник, — командует он парню с голубыми волосами, но тот не торопится, продолжая с любопытством разглядывать Чимина, крутя в руках леденец. — Зачем ты пришел? — обращаясь к Паку, интересуется Юнги.       Они стоят друг напротив друга. Чимин видит краем глаза, как незнакомец ловко вводит цифры, и дверь квартиры Юнги пускает его внутрь. Значит, вот он какой. Ким Тэхен.       — Нам надо поговорить, — словно в трансе произносит Пак: Тэхен заходит внутрь, но оставляет дверь нараспашку открытой. Словно издевается.       — О чем? — строго интересуется Юнги. — Чимин, хватит пялиться на Тэхена. Да, я встречаюсь с ним. Еще вопросы?       Юнги перебарщивает с прямотой и откровенностью. Он всегда был таким. Ему не нравится таить истину. Он скажет, как есть. Не будет ходить вокруг да около. Он бьет на поражение. Чимин не готов к этому. Как и не готов к настолько холодному взгляду и злым словам. Он хочет другого Юнги. Более милого, нежного и теплого. Только теперь этот Юнги отдан кому-то другому. Вот так. Все речи, репетируемые Паком, таят. Остаются только вырванные слова, которые он отчаянно, как пазл, пытается собрать в предложения, способные вытрясти душу. Но в итоге трясет только себя, наждачкой соскребая с сердца чувства.       — Но, я люблю тебя, — раздается единственный аргумент.       Меньше всего Чимин хотел произносить эти слова. Они звучат безумно жалко, а в купе с его дрожащим и срывающимся голосом еще и глупо. Да и Юнги уже с кем-то встречается. Он же теперь это знает. Зачем говорить о своих чувствах? На что он рассчитывает? Что Мин вдруг прозреет, бросит Тэхена и у них все будет, как прежде? Даже Чимин в это не верит. Чего он хочет добиться этим разговором? Чтобы хена мучала совесть, лишив сна? Чтобы они оба истязали этими отношениями? Тогда Чимин не на того напал.       — Я знаю, — кивает Юнги, глядя младшему в глаза.       Чимин не может поверить в то, что сейчас это происходит по-настоящему. Юнги кланяется, вновь что-то говорит, но его не слышно, а затем разворачивается и уходит, на прощание хлопая Пака по плечу. Тэхен выходит из квартиры и смотрит с сожалением, если не с жалостью. Он настигает Мина и что-то ему быстро говорит на ухо, тогда Юнги поворачивается и окидывает Пака странным взглядом.       — Мне правда жаль, Чимин, — еще раз произносит он. — Иди домой.       И они уходят. Вместе. Тэхен виснет на Мине, продолжая ему что-то говорить. Чимин стоит в оцепенении, не зная, куда деть себя и свое гребаное сердце. Он чувствует, что нет смысла бороться. Он теперь мешается под ногами. Юнги счастлив. Юнги влюблен. Юнги... Как много Пак возложил на него ответственности за самого себя? Любовь же не может длиться вечно. Нельзя так отчаянно цепляться за другого человека, тем более, когда он уже связан с кем-то другим. Это неправильно. Это подло. Это…       Почему Юнги заменил его кем-то другим?       Вообще Чимин считал себя взрослым состоявшимся человеком, который переболел страшные трагедии, отпустил всю земную грусть и твердо стоял на ногах. Но, кажется, ошибся. Встреча с Юнги, которая должна была поставить точку в их отношениях, в итоге сделала в Чимине внушительную дырку, через которую ему стало видно не звезды, а черное и безрадостное будущее. Пак редко предавался печалям целиком, отдаваясь им каждой своей мыслью. Время пришло. На него накатили такие беспросветные отчаяние и грусть, что он решает напиться. Нехорошо напиться. В клубе он тратит все имеющиеся деньги, выкладывая их на барную стойку и улыбаясь симпатичному бармену, вливая в себя бокал за бокалом и не ведая меры. Ее попросту нет. Чимин пьет, пьет, пьет, предчувствуя, что вот-вот покажется черта, за которую он не перейдет. Но она не появляется. Поэтому он вливает в себя все больше. Отсутствие меры его злит. Отсутствие Юнги его злит. Весь мир Чимина злит. Оттого кипит кровь и чешутся кулаки. Он нарывается на драку.       Из бара его выгоняют. Практически выкидывают. Чимин хочет продолжить нарываться на неприятности, устроить масштабную потасовку, но желудок дает слабину: согнувшись у мусорного бака, Пак выблевывает все выпитое и возвращает себе некогда утраченное самообладание. Он прижимается к холодной стене и шумно дышит, любуясь, как с мрачного затянутого тучами неба вальсируют аккуратные снежинки. Становится холодно. Чимин радуется морозу, потому что мысли от него проясняются. Он вдруг понимает, что творит что-то ужасное. Ему срочно надо домой. Достав телефон, он думает сначала позвонить Намджуну, потом хочет вызвать такси, последней мыслью проносится набрать Юнги, и Чимин убирает телефон, решая, что сможет и сам дойти.       Дорога длинная. Кажется, бесконечная. Под ногами хрустит снег, а изо рта вырываются белые облачка. Уже не прохладно, а морозно. Чимин явственно чувствует дискомфорт, застегивает пальто и обнаруживает пропажу шарфа. Он бросает взгляд назад на свои еще четкие следы и вздыхает. Не пойдет же он назад за шарфом. Когда он доходит до дома, то силы его окончательно покидают. Ему хочется спать, есть, еще пить и опять спать. Уже даже не холодно. Поэтому он прислоняется к стене всего на пару минут, но в итоге приземляется на задницу. Не встать. Он вздыхает и жалеет, что нет сигарет. Давненько он не курил.       Чимин решает, что посидит чуть-чуть. Соберется с мыслями и пойдет. Но метель усиливается, глаза слипаются, а сил встать так и не находится. Может, это к лучшему? Взять тут и замерзнуть насмерть. Пак улыбается шальной мысли. Это была бы самая тупая смерть. Некролог бы выиграл в какой-нибудь пафосной премии. Он бы сам взялся его написать. Можно достать телефон и заиндевевшими пальцами набрать себе и некролог, и эпитафию, и предсмертную записку. Было бы забавно.       — Ты чего здесь сидишь? — раздается вдруг сверху.       Чимин лениво поднимает глаза и обнаруживает перед собой соседа в теплой куртке и шапке, который пафосно курит сигарету, стряхивая пепел в сторону. Того самого соседа, на которого он недавно упал. Того самого, у которого нет манер и длинный язык. Наверное, он пришел его снежком присыпать. Вовремя.       — Я… Думаю…       — Тут? — удивляется парень, оглядываясь. — Перед домом в снегу? Давно себе ничего не отмораживал?       — Да какая разница! — злится Чимин. — Кому какое дело!       — Да, похоже, мозги уже отморозил. Что ж, поздравляю. Вставай.       — Не хочу, — огрызается Пак, скрещивая на груди руки, которые от мороза едва гнутся.       — Ты тупой или что? Воспаление легких хочешь?       — А что, если хочу?! — вспыхивает Чимин, поднимая на парня глаза, искрящиеся от слез.       Только этого не хватало. Пак быстро утирает постыдную влагу, шмыгает носом и поправляет воротник пальто, за который уже успел попасть снег. Пусть этот надоедливый парень идет по своим делам и оставит его в покое!       — Ты, значит, совсем головой уехал, — вздыхает незнакомец, туша сигарету о красную кирпичную кладку дома и бросая под ноги. Как некультурно!       Чимин хочет еще что-то сказать своими посиневшими от холода губами, но не успевает. Парень подходит к нему и резко поднимает с земли, схватив за пальто. Пак в ужасе глотает воздух, изумленно смотря на спокойного соседа, который с любопытством разглядывает его, прижимая к стенке.       — Сколько ты весишь? — спрашивает он вдруг. — Килограммов шестьдесят?       Пак робко кивает в ответ, не предполагая, что за этим последует: парень кивает самому себе, а затем закидывает его на плечо, как мешок картошки.       — Эй, какого черта? Отпусти! — протестует Чимин, пытаясь вырваться.       Но незнакомец не слышит. Или просто игнорирует. Он вносит Чимина в подъезд, потом берет с собой в лифт. Пак бы еще посопротивлялся, но он безумно устал. Хочется спать. Веки слипаются. Зато уже не так холодно. А от парня пахнет незнакомым парфюмом и сигаретным дымом. Чимин прикрывает глаза, отдаваясь смутно знакомому запаху. Перед глазами всплывает уютная крохотная кухня Юнги, где всегда пахнет кофе и сигаретами. Окно занавешено черной гардиной, а кастрюли и сковородки находятся в ужасном беспорядке. Пепельница на середине стола, устроившаяся на вязаной салфетке, постоянно наполнена бычками, и Мин не думает их выбрасывать. «Хочу создать гору», — усмехается он, добавляя еще один к уже внушительной кучке. «Еще называется врач!», — звонко смеется Чимин, не отрывая взгляда от худой спины Юнги и красиво очерченных лопаток. Как приятно было бы вновь оказаться там…       — Не спи, — раздается вдруг громогласно.       Чимин распахивает глаза и обнаруживает себя в чужой ванне уже без пальто. Он лежит в ней поперек: ноги болтаются, а бортик врезается прямо под коленом. Перед ним стоит незнакомец с душем в руках и настраивает напор, периодически подставляя руку под мощную струю.       — Ты что делаешь? — ужасается Пак, до которого сейчас медленно доходит все происходящее.       Парень переводит на него взгляд и хитро улыбается, а затем направляет на него струю душа. Вода оказывается теплой, но Чимин все равно кричит от контраста температур. К тому же он же еще в одежде!       — Я подхвачу воспаление легких и умру! — вопит Пак, обороняясь от воды.       — Только не говори, что это тебя расстроит.       «Добрый» сосед щедро поливает Чимина, потом выключает душ и открывает кран. Вымокший до нитки Пак находится все еще в ужасе, не представляя, как все могло к этому прийти. Он же отключился буквально на мгновение! И вот уже глянцевая сиреневая плитка, ряд чужих шампуней и гелей на светлом столике, бритвенный станок и пена для бритья марки, которую Пак терпеть не может. А занавески у ванны синие с рыбками. Как мило…       — Дальше сам, — извещает Чимина парень. — Пользуйся, чем хочешь. Через десять минут зайду с полотенцем и сменной одеждой. Ясно?       Сосед не дожидается ответа от Пака и направляется на выход.       — Эй! Стой! Какого черта я тут делаю?       — А что еще можно делать в ванной? — отвечает он, даже не оборачиваясь. — Моешься.       Дверь захлопывается, и Чимин оказывается один.       Пак решает повременить с гневом, претензиями и злобой. Он быстро ополаскивается под теплой водой, попутно снимая с себя одежду и бросая ее прямо на белый махровый коврик. Голова гудит, а картинка перед глазами прерывается помехами. Чимин боится, что не успеет окончить водные процедуры и отключится прямо тут. Только он закручивает кран и встает, опираясь о бортик ванны и прохладную плитку, как дверь открывается и на пороге появляется все тот же сосед. Пак теперь может его внимательней рассмотреть: на нем серые домашние штаны и белая футболка. Такая невзрачная и скучная одежда смотрелась бы убого на ком угодно, но только не на этом парне с телом Аполлона. Такой красавчик и такой говнюк. Несправедливо.       — Тут полотенце, нижнее белье, штаны и майка. Накинешь пальто и пошлепаешь к себе. Могу одолжить тапочки.       — Спасибо, — робко благодарит Чимин, аккуратно вылезая из ванной, ступая на белый коврик.       …а парень все стоит и не торопится уходить.       — Для тебя голые парни в новинку? — спрашивает Пак, ловя взгляд соседа. — Чего ты на меня так смотришь?       К удивлению Чимина, парень смущается, отводит взгляд, бурчит что-то себе под нос и уходит, оставляя обескураженного и обнаженного гостя в одиночестве. Пак быстро протирает тело полотенцем и запихивает свое мокрое барахло в мешок. После выхода из ванной комнаты надо еще раз поблагодарить. Или уже хватит? Один раз спасибо уже сказал. Но нельзя же просто так взять и уйти. Чимин бы с удовольствием провел мозговой штурм, но ему совсем нехорошо. Он успевает только надеть трусы, как оседает на все тот же страдающий коврик. Голова кружится и слегка мутит. Только вот наблевать в квартире спасителя не хватало. Придется потом языком полы чистить.       — У тебя все хорошо? — дверь приоткрывается и показывается парень. — Эй, ты как?       Он подходит ближе и садится рядом с Чимином на корточки. Рука незнакомца касается сначала влажного плеча Пака, потом щеки, затем волос. Касания бережные, аккуратные, идущие вразрез с колючим характером незнакомца. Чимин не перестает удивляться: как у такого противного парня могут быть такие мягкие и приятно пахнущие руки.       — Ты меня слышишь? — доносится через вату. — Тебе плохо?       — Я хочу прилечь, — шепотом произносит Пак, роняя голову. — Я устал...       — Тогда надо встать, давай, обопрись на мое плечо.       Чимин поднимается на ватных ногах, принимая помощь, стараясь идти самостоятельно. Через несколько минут отчаянной ходьбы, повиснув на соседе, он, наконец, оказывается в кровати. Он тут же закрывает глаза и собирается провалиться в сон. Засыпая, Чимин слышит, как открывается окно, как начинает гулять ветер в занавесках и как кто-то обращается к нему по имени...       Еще до того, как Чимин открывает глаза, он понимает, с чем ему придется столкнуться. Память возвращается к нему быстро и не радует совсем. Встречаться со своим соседом-спасителем ему не хочется, но вечно лежать в кровати не получится. Поэтому он открывает глаза и встает вместе с головной болью, готовясь к очередному непростому испытанию.       Судя по всему, незнакомец щедро одолжил Чимину на ночь свою спальню: тут большая двуспальная кровать, платяной шкаф, зеркало во всю стену, тумбочки. Пока есть время, он рассматривает логово соседа и удивляется в первую очередь чистоте. Все убрано, разложено по полочкам, порядок — аж зависть берет. Чимин убираться не то чтобы не любит, ему просто не хватает на уборку времени, поэтому в квартире постоянно образуются кучки неприкаянных вещей разного назначения. А тут даже пыли нет!       Чимин находит на тумбочке предложенные еще вчера ему майку и потасканные черные штаны, надевает их и выходит из комнаты, оказываясь в гостиной. Тут все так же чисто и даже уютно. Много света, есть цветы в горшках на подоконнике, диван выглядит так, словно его купили только вчера. Чимин проникается все большей симпатией к соседу. Вернее, к его вкусу. Внимание Пака привлекает огромный стеллаж у стены, заставленный книгами. Только он хочет восхититься и этим, как замечает броские названия: «Ван-Пис», «Наруто», «Блич» и так далее. Это все манга. Сотни и сотни томов комиксов для подростков. Неужели его спаситель — повернутый отаку?       — Уже встал? — раздается вдруг совсем рядом.       Пак резко оборачивается и замечает соседа, который выходит из комнаты, в которой сам Мин еще не бывал, и предусмотрительно закрывает за собой дверь.       — Да, — смущаясь, отвечает Чимин, не сводя глаз с лица парня. — Может, скажешь, как тебя зовут? — Пак хочет немедленно избавиться от возникшей между ними неловкости и узнать имя своего спасителя, чтобы правильно его поблагодарить, наступив на горло гордости. Все же этот парень уже дважды спасает его. Он заслужил.       — С чего бы? — усмехается зло сосед. — Кто ты такой, чтобы я тебе свое имя называл?       «Неисправимый мудак с завышенным ЧСВ», — думает про себя Чимин, но выдает натянутую улыбку. Ясно. Тут и медицина уже не поможет. Язва этот парень. С добрым сердцем, но все же противная язва.       — Ну, ладно, тогда искренне тебя благодарю, господин Говнюк.       — Как ты меня назвал?       — Раз имя ты называть не хочешь, то я придумаю свое.       — Мне не нравится, выбери что-нибудь другое.       — А у меня воображение бедное, господин Говнюк.       Они смотрят друг на друга с минуту. Чимин отступать не намерен. Если парень не хочет играть по его правилам, то он сыграет в одиночку.       — Ладно, твоя взяла, меня зовут Чон Чонгук, — сдается он, поднимая руки вверх.       — О тебе обидные песенки не сочиняли? — довольный сдачей Чона, дразнит Чимин. — Вроде «у меня есть друг-говнюк, друг по имени Чонгук, друг-говнюк по имени Чонгук».       — Ты нарываешься, губастый карлик.       — Заметь, не я это начал.       Атмосфера накалилась. Чимин изначально хотел просто поблагодарить, но теперь... Конечно, Чонгук сделал доброе дело, но это не отменяет его надменного и уродского поведения. Паку оно не нравится, и мириться он с ним не собирается. Он, судя по всему, еще и старше этого зазнавшегося юнца, а он такое с ним проворачивает! Совесть пусть поимеет. Чимин не просит невозможного: немного уважения к его личности будет вполне достаточно.       — Ты ведешь себя со мной недопустимо, — объясняет свое поведение Пак. — Да, я дважды попал в глупую ситуацию, ты мне помог, но это не значит, что можешь ко мне относиться вот так.       — Так тебя это обижает? — усмехается Чонгук. — Какой ты чувствительный! Может, поговорим о наших чувствах? Или запишемся к семейному психологу?       Все продолжает измываться. Чимин надеялся, что сможет его пронять, но, кажется, это бессмысленно. Парень невыносим. У него очень противный характер. И, судя по всему, таким он собирается быть постоянно. Особенно с ним. Паку ничего не остается, как взять свои вещи в пакете, накинуть пальто, обуться в свои еще слегка влажные ботинки и пойти прочь, назад к себе. С Чонгуком он не прощается. Тот поступает так же. Выйдя за порог квартиры, Чимин быстро говорит, что вернет одежду, как только постирает. Сосед в ответ молчит.       «Не к чему перед ним извиняться! Зазнавшийся мудак, который считает себя самым правильным! Надо вообще его вещи выкинуть или сжечь!» — такие мысли водят хороводы в голове Чимина, пока он поднимается по лестнице к квартире спасителя-дегенерата. Чонгук живет этажом выше. Идти недалеко, но Чимин растягивает поход на пятнадцать минут. Он останавливается на лестнице, вздыхает, смотрит назад, обдумывая: а может, бросить все, сбежать вниз и забыть? Или же подбежать к квартире, поставить на замызганный грязью коврик презент и пакет с одеждой и сбежать. Какая-то детская ерунда. Надо вести себя как взрослый! Поэтому Чимин жмет на звонок, рассчитывая на то, что Чонгука дома нет.       К несчастью, дверь открывается через минуту. Чонгук предстает перед Паком в черной футболке и шортах цвета хаки. Лицо олицетворяет удивление: он внимательно разглядывает Чимина, словно не веря в то, что это действительно он.       — И какими судьбами? — интересуется Чон, хотя явно прекрасно видит в руках гостя упаковку пива и пакет.       — Пришел с извинениями за беспокойство. Тут вещи. Я их постирал. А это пиво. Десять штук. Купил то, которое ты в прошлый раз брал.       — Ты его брал, а не я, мне оно не очень нравится. Так себе на вкус.       Чимин старается не злиться. Вырыть яму в себе поглубже и спрятать там проклятия и гнев. Чонгук берет пакет, потом бутылки, рассматривает и фыркает. Как же бесит! Пак тут последние деньги на него тратит, чтобы загладить свою вину! Специально покупает пиво, а этот еще и нос воротит! Неблагодарный мудак! Чимин готовится развернуться и рвануть к себе, чтобы удержаться от удара по скривлённому в недовольстве лицу. Только он оборачивается, как Чонгук его окликает:       — Стой! Ты, что ли, реально думаешь, что я настолько алкоголик?       — Нет, просто, подумал, что одной бутылки будет недостаточно…       — Взял бы две или три, но десять… Что ты мне предлагаешь с ними сделать?       — Выкинуть, — тут же отвечает Чимин. Что за наглость! Еще и быть настолько недовольным извинениями. Совсем поехавший тип.       — Так не пойдет, это все же деньги, — вздыхает Чон. — Ты занят? Может, вместе выпьем?       — Ты приглашаешь меня выпить? — ужасается Пак, открывая рот.       Да с чего бы ему с ним пить? Никогда! Этот тип не заслуживает такой чести. Еще с ним пить на брудершафт. Чимин не вчера родился. К тому же он на него страшно зол. Не говоря о том, что он все еще ищет работу...       — Почему нет? У меня не так много друзей, да и лень искать собутыльников. Конечно, когда ты напьешься, то ведешь себя ужасно. Но я за тобой присмотрю.       — Ни к чему за мной присматривать, — зло цедит Пак. — Я только один раз оступился.       — Правда? То есть если ты выпьешь бутылок пять, то не пойдешь топиться в моем унитазе?       — С дороги, — бурчит Чимин, заходя в квартиру, скидывая кроссовки, — я останусь трезвым, как стеклышко, даже выпив все десять.       Дурацкая ситуация. Мин чувствует, что повелся на дешевую провокацию, позволив мерзкому, самодовольному, ехидному (и это еще не все эпитеты, пришедшие Паку на ум) играть с собой. Какой позор!       Но уже поздно разворачиваться. К тому же, возможно, небольшая передышка пойдет ему на пользу. Нельзя же столько времени сидеть в напряжении и грызть локти от того, что ничего не выходит. Нужно расслабиться, дать себе волю и, конечно же, поставить на место неприятного соседа, который смотрит с каким-то непонятым интересом и загадочно улыбается.       Раздражает. Почему он так пялится?       Они устраиваются в гостиной, раскладывают бутылки, Чонгук приносит чипсы и крекеры в форме животных. Он даже не говорит, только смотрит на Пака в упор и продолжает улыбаться. Уже не смешно и крайне напрягает. Но Чимин не намеревается поддаваться на еще одну тупую провокацию, поэтому открывает банку и делает пару больших глотков.       Взгляд Мина вновь цепляется за шкафы, плотно заставленные мангой. Других зацепок он не видит, а терпеть возникшую тишину под таинственным, не располагающим к расслаблению взглядом, он не намерен.       — Ты типа отаку? — спрашивает Пак, кивая в сторону шкафов.       Честного ответа на свой вопрос Чимин не ждет. Неужели такой испорченный говнюк реально может вести с кем-то диалог без препирательств и попыток унизить?       — Вроде того, — отвечает Гук, беря банку и открывая ее. — Это моя работа.       — Типа рисуешь комиксы? — в тоне Чимина отчетливо прослеживает насмешка, если не полноценное издевательство. Вдобавок он и лицо строит удивленное, но с тем сочувствующее, что вкупе делает этот жест и слова максимально унизительными.       — У тебя с этим проблемы? — холодно парирует Чонгук, не сводя с лица Пака взгляда.       — Ну, комиксы, это…       Чимин не совсем дурак и понимает, что тон Чон взял неспроста такой раздраженный и леденящий (сейчас Чонгук ведет себя исходя из ситуации). Однако изменить свое мнение по щелчку пальцев Мин не может. Он не считает комиксы чем-то серьезным и заслуживающим внимания, тем более в их стране. Это неблагодарный труд, которому отдаются из-за высоких амбиций, раздутого ЧСВ и наивности. Впрочем, это не его дело. Пускай тешит себя соседушка, как хочет.       — Это «что»? — напирает Чонгук, голос становится совсем отрешенным и металлическим.       — Что-то странное, — неловко пожимает плечами Чимин. — Не самый лучший выбор профессии.       — Ну, конечно. А ты кто будешь? Банкир? Программист? Айдол? Какая профессия в твоем видении обойдется без клейма «что-то странное»?       Неловко. Чимин шумно выдыхает. Ему действительно не хочется ссориться именно сейчас. Он только сел! Надо отложить ссоры на конец вечера, а не начинать ими застолье. Но как иначе-то? Мин привык к тому, что его окружают люди с серьезными, достойными профессиями: врачи, журналисты, инженеры, ученые. А рисовать комиксы… Это несерьезно. Какое-то ребячество.       Но гнуть свое Мин не хочет. Он видит, как напрягся Гук. Пора бы сбавить обороты. Он разыскивает что-нибудь взглядом. Неважно что. Какой-нибудь предлог. Любая тема, которая может и не стоит двух слов, только бы сойти со скользкой дорожки и перестать сталкивать свое мировоззрение с мнением Чонгука.       Пак замечает какую-то книгу на диване, куда он уселся и берет ее в руки.       — Это Скотт Пилигрим? — спрашивает он. Тупой вопрос, ведь название написано на обложке. Он уже ждет, что Гук скажет что-то вроде: «Ты с темы-то не съезжай».       — Ага. Читал? — внезапно отвечает сосед. Голос его уже не звучит столь грозно. Пак немного расслабляется. Похоже, что их желание не вступить в отчаянную конфронтацию обоюдно.       — Видел фильм.       — И как тебе?       — Ну, неплохо, наверное. Это давно было.       — Хочешь прочитать комикс?       Сейчас можно быть заразой и продолжить гнуть свое. Но Чимин так не будет. Он все же хороший парень.       — С удовольствием, — соглашается он.       Кризис миновал. Вроде бы. После короткого диалога о Скотте Пилигриме они, наконец, выходят в относительно спокойную бухту диалога. Порой проскальзывают резкости, Чонгук закатывает глаза, а Мин жалеет о своем присутствии, но все идет относительно ровно. Пока никто и никого не пытается убить даже в игровой форме. Они говорят о погоде, Сеуле, работе, деньгах, тупых друзьях, предках, фильмах, книгах. Обо всем и ни о чем одновременно. Такие разговоры всегда ведут незнакомцы, нащупывая почву, рассматривая, где у визави гноятся раны, какие темы надо обходить, а по каким можно быстро завоевать дружбу и одобрение.       Уже через пару часов Чимин замечает, что он куда пьянее Чонгука по очень простой причине: Гук-то почти не пьет. Сидит с одной бутылкой весь вечер. Точно издевается. Неужели его целью было споить Мина, доказав тому, что он себя не может контролировать? Но, к несчастью Гука, вполне себя Чимин контролирует. Боль от расставания с Юнги еще где-то цветет под ребрами, но не настолько, чтобы идти куда-то топиться. Мин даже получает удовольствие от происходящего. Его так задолбали отсутствие работы, надоедливость матери, холод Намджуна и апатия. Ему необходима небольшая передышка. Пускай с этим странным соседом, который рисует дурацкие комиксы.       — Кстати, — вдруг спрашивает Чонгук. — Ты ведь гей?       Если бы Чимин был трезвее, то точно бы разозлился. Он терпеть не может, когда кто-то задает такие вопросы. Потому что это никого не должно касаться. Он спит с теми, с кем спит. Почему он должен перед кем-то отчитываться, оправдываться и прочее? Но сейчас Пак навеселе, поэтому вопрос не воспринимается им в штыки. Он только улыбается, строя новую занимательную теорию: а не для этого ли его спаивает Чонгук?       — Ты по форме члена ориентацию определяешь? Или если я выгляжу привлекательно, то, значит, гей? Тоже любишь клеймить парней, на которых хочешь передернуть?       — В первую ночь, когда ты был пьян, ты всю ночь звал Юнги. Я решил, что это парень, — спокойно отвечает Чонгук.       — Ну, возможно, — уклончиво отвечает Чимин, запихивая в рот крекеры.       — Почему увиливаешь? Скажи уж прямо.       — Не хочу. Вообще сексуальная ориентация — это личное дело каждого человека. Хватит лезть в мою постель.       — Я пока не лезу, — расслабленно отвечает Чонгук. — Но если решусь, то должен быть готов.       — Готов к чему? — не понимает Мин.       — К тому, что ничто меня не остановит, если я захочу заняться с тобой сексом.       — Да будто я с тобой лягу.       Довольно странный поворот, но Чимин уже достаточно пьян, чтобы не удивляться. А стоило! Кто бы мог подумать, что сосед-то по мальчикам. А вообще…       Он красивый.       Мин не особо заострял на этом внимание. Характер-то у Чонгука препротивный. Но внешность вот… Он действительно невероятно красив. В его лице отражается мужественность и юность. Мягкие черты, большие черные глаза, светлая кожа, необычайно красивая форма губ. Взгляд, конечно, в большинстве случаев заставляет чувствовать себя неуютно, но он же правда красавчик. Чимин не готов спать с каждым красавчиком, появившимся на его пути, но вот сейчас, когда он одинок, несчастен и пьян, то почему нельзя?       Голос разума взывает через рупор: «ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ, ПАК ЧИМИН?». Но Чимин-то знает, что он творит: уходит окончательно в отрыв.       Один раз ведь можно?       Что с этого будет?       Хранить себя для Юнги? Это же бред. Рано или поздно он займется с кем-то сексом. И пусть лучше это будет противный и чересчур едкий сосед, который любит над ним насмехаться, чем какой-то тупорылый урод, который его трахнет где-нибудь в мотеле и бросит, даже не спросив имени. Чонгук мудак, но не озлобленный. Почему-то Чимин уверен, что он его не кинет. Выгонит, конечно, но вслед смотреть будет, получая от этого извращенное удовольствие.       — Ты трахаться-то умеешь? — спрашивает Мин, ставя банку на стол. — Или ты тоже пихаешь член наугад, авось, куда надо попадет?       — Благо, ты парень, — беззлобно отвечает Гук. — Вариантов «куда угодно» не так уж много.       — Очень смешно. Я же серьезно спрашиваю.       — Значит, ты уже не так категоричен? Пару минут назад говорил, что никогда со мной не ляжешь…       — Я подумал, если выбирать, то лучше тебя, — перебивает Мин.       — И с чего же мне оказана такая честь?       — Ты меня ложными надеждами не накормишь, значит, сердце мне не разобьешь.       Ответ выходит слишком откровенным. Все же Чимин пьян. А раз настолько честно ответил на очередной провокационный вопрос, то довольно сильно. Глупая это была затея. Сначала собачиться, затем бухать вместе, а теперь трахаться. Это все неправильно. Так быть у взрослых людей не должно. Чимин уже собирается сказать: «Ладно, забей», — и поползти к себе, но Чонгук вдруг пересаживается к нему на диван. Все время он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, а тут снизошел к Мину и приобнял за плечи. Пак опешил. Что это за нежность такая недопустимая? И к чему она вообще? Сердце вдруг начинает бешено колотиться.       — Я не сделаю тебе больно, — тихо и очень возбуждающе шепчет Чон, наклоняясь к уху Пака, а затем валит на диван, оказываясь сверху.       Он целует настойчиво Чимина в губы, а он не знает — надо ли отвечать.       Тут руки Чонгука оказываются под кофтой, скользят по горячей коже и вызывают до отвращения предсказуемую реакцию.       — Ты для этого меня пригласил? — вяло сопротивляясь ласкам, спрашивает Чимин.       Чон только шире улыбается в ответ, продолжая осыпать поцелуями лицо, шею и грудь.       Мин не ошибся. Чон Чонгук тот еще говнюк.       Похоже, что в квартире Чонгука априори нельзя проснуться расслабленным. Только Пак открывает глаза (в уже знакомой комнате Чонгука), как сверху его прижимает каменной плитой память о вчерашнем вечере, когда они с Чонгуком перешли границу дозволенного и произошло то, что обычно никогда с Чимином не происходит: он нажрался и переспал с первым встречным. Нехорошо. Опасно так-то. Кто знает, сколько еще наивных пьяниц к себе водил Чонгук? Теперь придется еще и анализы сдавать, проверяться, а затем и лечиться от какого-то неизвестного медицине ЗППП. Молодец, Пак Чимин. Так держать. Пришел, называется, извиниться.       Радует в этой неприятной ситуации только одно: трахаться Чонгук умеет. На самом деле удивительно. Мин был уверен, что Гук или натурал, который падок на красивых парней, или неопытный бисексуал, который о сексе с парнями знает только по набившим оскомину тупым шуткам (был еще вариант с любознательным девственником отаку). Но, как оказалось, Чонгук не только отлично осведомлен в тонкостях однополых сношений, но и прекрасно все делает. Чимин очень уважает Юнги, но минет тот делает отстойно. Вроде бы парень, а сосет посредственно, уныло, медленно, поэтому оральный секс у них всегда выходил скучным. А вот Чонгук… Он и про мошонку помнит, разминает ее руками, и языком водит активно, играя с дырочкой уретры, и вбирает член в себя полностью, а затем делает вибрации горлом, доводя до крышесносного оргазма. Да и вставляет он не по принципу: растянется со временем! Чонгук растягивает медленно, аккуратно, наблюдая за реакцией, приправляя все довольно тупыми шутками и остротами, не забывая напомнить Мину: «А ты ведь не хотел подо мной лежать».       Пожалуй, это был лучший секс в жизни Чимина.       Поэтому ему совсем тошно.       Мин наивно рассчитывает на то, что Чонгук будет вежлив, учтив, войдет в положение пьяного неудачника, и они никогда не вспомнят о том, что произошло.       — Когда ты кончаешь, у тебя такое тупое выражение лица, — вместо «доброго утра» говорит Гук, протягивая Чимину стакан с водой. — Ты бы себя видел.       Стоило бы догадаться, как поведет себя Гук в этой ситуации. К чему рассчитывать на сострадание? Пак осознает, что сам виноват. Дал ему зеленый свет от переполняющих нутро негативных чувств и одиночества, когтями гарпии больно царапающего душу. Вот теперь будет расплачиваться. Ничему его жизнь не учит.       — Не думал, что придется об этом говорить, но давай то, что произошло, останется между нами.       — Так неинтересно! Я только Юнги рецензию отправить хотел. Мол, трахается твой парень зашибись.       — Мы с ним не встречаемся, — сдерживая гнев, цедит Мин. — Уже не встречаемся. И вообще ты просто можешь не вспоминать то, что произошло?       — Ты просишь невозможного. Ты так сладко стонешь! Я могу поставить твои стоны на рингтон? Давно искал что-то такое…       — Прекрати! Так и знал, что нельзя с тобой трахаться.       — Тебя к этому никто не принуждал, — пожимает плечами Гук.       — Ты меня напоил!       — Херня, ты сам пил. У тебя в жизни что-то не клеится, вот тебя и несет. Точно не хочешь записаться к психологу?       — Ты невыносим, — устало бросает Чимин, ставит стакан на столик и тащится на выход. У него нет никакого желания препираться с Чонгуком сейчас, отстаивать право вести себя по-идиотски и спорить об очевидных вещах.       Нужно идти домой, принять душ, а через два часа у него встреча с Намджуном. Очередная порция порицаний, негодований и вопросов: «Чимин, ну, что с тобой не так?». Пак к этому всему не готов. Почему он вообще встречается с Кимом? Чтобы тот его отчитывал? Давно пора отказаться от этих убогих рандеву. Но Намджун же настаивает. «Я ведь тебя с детства знаю, переживаю за тебя и твою жизнь», — а Чимин сентиментален, когда дело касается друзей. Как можно отказать другу, у которого сердце по тебе так страдает?       — Постой, — говорит Гук.       Мин намеревается сказать что-то грубое сразу, отразив нападение, но не успевает: Чонгук передает ему какую-то баночку нежно-голубого цвета.       — Я старался быть аккуратным, — говорит Чон, опустив глаза. — Но ты довольно сильно ударился рукой, когда с дивана упал. Помажь мазью. Если не пройдет, то я оплачу больничные счета. Окей?       Чимин недоумевает. Но у него нет времени разбираться с необъяснимыми переменами в поведении Чонгука. Он какой-то непонятный. Неоднозначный. То язвит, то заботой осыпает, то мудак мудаком, то светлейшей души человек.       — Спасибо, — тихо и скомкано говорит Мин и уходит.       По дороге домой Чимин жалеет, что не сказал что-то еще. Это была отличная ситуация! Прекрасная возможность разговориться и избавиться от недопонимания. Можно было задержаться на чашечку кофе. Чонгук не исчадие ада, он может быть милым, добрым, понимающим. И сейчас он был именно таким. Впрочем, какая разница? Мин отгоняет от себя мысли о Гуке. Это всего лишь одноразовый секс. Они об этом уже через неделю забудут.       Все ведь будет так?       Жарко. Очень жарко, несмотря на то, что за окном буйствует бесснежная зима, серебром укутывая город. В этом году холоднее, чем в прошлом. Совсем скоро новый год. Всего-то пара недель. А у Чимина все так же нет постоянной работы. Только фриланс. Какой позор. Мать в ужасе, Намджун в ужасе, Чимин, как обычно, в апатии. Юнги не звонит и не отвечает на короткие сообщения. Жизнь катится куда-то в неизвестном направлении, и никто не может ее остановить. Может, когда растает снег, то все придет в норму. Надо только дождаться, когда кончатся лютые холода и весна озарит проснувшийся мир светом и цветением, дав природе новую жизнь. И может быть, одарив ей и задолбавшегося в край Пака…       Но не до мыслей о великом сейчас. Потому что Чимин стоит на коленях, выгибает спину и постанывает от дискомфорта, переходящего в удовольствие. У него связаны руки кожаным ремнем, а на глазах плотная повязка. Ничего не видно. Темнота и жара. От этого все происходящее ощущается острее и ярче. Тело пульсирует и изнемогает. Пальцы на руках немеют и неприятно покалывают. Чимин не может дать однозначную оценку происходящему.       — Ну, как? Нравится? — сладко спрашивает Чонгук.       Он касается ладонью ягодиц Мина, поглаживает их с нежностью, а затем обхватывает эрегированный член, обнажает влажную головку и крепко сжимает в ладони. Пак издает несдержанный стон.       — Впрочем, можешь не отвечать. И так вижу.       — Заткнулся бы ты, наконец, — цедит старший.       — Так неинтересно, ты же знаешь, что я люблю поболтать. Тем более, с тобой.       — Только не смей использовать меня в своих грязных комиксах.       — Я не использую, я увековечиваю, — смеется Гук.       Так себе оправдание. Чимин теперь точно знает, чем зарабатывает себе на жизнь Чонгук: рисует комиксы и фанарты эротического содержания. Ни стыда, ни совести. «Ничего лишнего», — как любит говорить Гук. Впрочем, Мин к этому смог привыкнуть. Они оба — люди искусства, поэтому он научился относиться к работе Чона с уважением и даже интересом. Пускай Мина и бесит, что периодически Гук нагло ворует особенности поведения и даже фразы Чимина и дает их своим персонажам. Так они по его словам кажутся живее. Вот ведь наглый вор!       Но больше в данной ситуации Пака волнует другое…       А именно…       — Вставь мне, — просит томно Мин, покачивая бедрами.       — А волшебное слово?       — Пошел на хер.       — Обожаю тебя.       У них теперь довольно специфические отношения. Чимин и сам не понимает, как так вышло и как он на такое согласился. Почему сейчас они так увлеченно занимаются сексом? И тем более — почему Мин позволяет Чонгуку себя связывать и творить всякий бесстыдный беспредел? Ответ только один: потому что это Чонгук. Он вот такой. Язвительный, любит издеваться, проверять чужое терпение и играть на струнах души. Его хобби — выводить людей на реакцию. Он проблемный. Чертовски проблемный. Но обаятельный и интересный. Поэтому ему многое прощаешь, даже если этого не хочешь. Чимин не собирался с ним дружить и тем более с ним спать. Он намеревался отдалиться от него после первого раза и больше никогда не пересекаться. Но закон Чонгука гласит: «Нельзя встретиться с ним, а затем его просто позабыть». Как бы Пак ни пытался увеличить дистанцию и скрыться: ничего не вышло. Потому что Гук уже положил на него глаз.       — Расслабься, — просит Чон, медленно водя членом по влажным ягодицам.       — Без тебя знаю.       — Ну-ну, будь хорошим мальчиком.       Чимин не успевает вновь дерзко ответить, чувствуя, как член Чонгука медленно входит в него.       — Как ты? — заботливо спрашивает Чон, поглаживая бока Мина.       — Продолжай.       В сексе Чонгук осторожный, трепетный и нежный. Непонятно почему. Но Чимину даже нравится, каким заботливым и аккуратным он становится. Хотя порой и выводит из себя глупыми вопросами, на которые следуют абсолютно очевидные ответы. Но что-то в этом есть… Юнги редко говорил что-то во время процесса, предпочитая угрюмо молчать и учить Чимина телепатическому общению. Мин только предполагал, что хену нравится в сексе, когда с Чонгуком он точно уверен, потому что сам Гук любит рассказывать, как тащится от спины Пака, его родинок и упругих ягодиц. Поэтому взаимодействовать с Чоном проще: он всегда откровенен. Он знает, чего хочет.       — Давай же, — шепчет Гук, нажимая на лопатки Мина. — Расслабься.       Будто бы у Чимина есть какой-то другой выбор.       Секс с Чонгуком — это классный секс. Мину нравится, как тот вжимает его в кровать, как осыпает болезненными поцелуями, грубовато ласкает тело и мастерски делает минет. Только вот во всем этом чего-то не хватает. И, к несчастью, Чимин знает чего.       Гук проникает в него грубее, шлепает по ягодицам и царапает нежную кожу короткими ногтями. Мин упирается лбом в простыни, а связанные руки опускает к ноющему члену, пытаясь довести себя до разрядки, балансируя между удовольствием и болью, отдающей в спину и плечи. Ужасно жарко. Саднят колени и спина. Чонгук берет его сегодня довольно резко, даже непривычно. Чимин весь вспотел. Глаза жжет от пота. Хочется уже, наконец, снять повязку. Да и на запястьях точно останутся следы, как и в прошлый раз. Чонгук меняет темп, наблюдая за тем, как реагирует Мин.       — Ты меня так сжимаешь, когда я замедляюсь, — мурлычет Гук, прижимаясь плотно к Чимину.       Когда они занимаются сексом, Пак вечно чувствует себя так, словно плавится в объятиях Чона. Его резковатые, но аккуратные прикосновения невидимыми ожогами покрывают тело. А его слова распаляют внутренний огонь. Чимин никогда бы и не подумал, что его могут заводить какие-то дешевые фразочки, что ему могут понравиться откровенные разговоры во время секса. Ведь это так глупо, но от этого сносит крышу.       — Хороший мальчик, — низко произносит Чон, хватая Чимина за волосы и заставляя приподняться.       Чонгук уже по привычке тянет руки к губам Мина, массирует их пальцами, а затем проталкивает в рот. Поначалу Чимин ненавидел эту манипуляцию, а теперь сам с удовольствием вылизывает длинные пальцы.       — Ты сегодня такой послушный, — шепчет Гук, носом касаясь позвонков Чимина. — Нужно тебя наградить. Расставь ноги шире.       И вновь Мин повинуется, принимая несколько унизительную позу. Стыдно признавать, но Чонгук его надрессировал. Настроил под себя. Впрочем, Пак не против, пока секс с Чоном приносит и ему блаженство. Пока они оба выигрывают от этих встреч. Чонгук берет темп более быстрый и жесткий, входит до самого конца. У Мина поджимаются пальцы на ногах.       — Тише, — хрипло стонет Чимин.       Гук слушается, чуть замедляясь, но продолжая активно толкаться.       Паку очень хочется коснуться члена и довести себя до разрядки. Только вот поза неудобная, неприспособленная. Ремень режет запястья, делая ощущения еще острей. Чимин стонет в голос от каждого толчка, позволяя комнате заполниться постыдными звуками. Когда они только начали, Мин поклялся себе, что не будет под Чонгуком так стонать. «А я тебя заставлю», — пообещал Гук. Пак быстро проиграл, позорно сдавшись.       Чонгук делает последний рывок, и Чимин чувствует, как он кончает. Недавно Гук все же выполнил обещание и сходил к врачу, получив злополучную справку. Поэтому Пак разрешил ему сегодня не воспользоваться защитой. Лишь бы это не вошло у них в привычку.       Чон не выходит сразу, чем злит Пака, который не только еще не кончил, но и находится в весьма незавидном и болезненном положении, о чем в красках сообщает партнеру. Гук послушно переворачивает хена на спину, но не торопится снимать повязку и ремень.       — Мне так больше нравится, — говорит он, приглушенно смеясь.       Чимин бы точно послал его в пешее эротическое путешествие, если бы Чон не взял его член в рот. Минеты Чонгук делает превосходно. Не зря у него такой длинный язык и незакрывающийся рот. Мин откидывает голову, сгибает ноги в коленях и наслаждается мастерством Гука. Как ему удается доставлять такое удовольствие до сих пор для Пака загадка. Но хватает пары минут активных действий, глубокого сосания и Мин изливается прямо ему в рот. Чонгук не из брезгливых. Проглотит.       После этого Чон помогает Чимину избавиться от повязки и ремня, а затем провожает в душ. Мин чувствует себя обновленным, удовлетворенным, но ужасно усталым. Поиски работы, фриланс, споры с матерью, встречи с Намджуном, редкие терзания по Юнги, секс с Чонгуком — все вместе это чересчур утомляет. Пак пытается найти золотую середину, познать дзен и не перенапрягаться, но постоянно что-то идет не так.       После ванны он лежит на кровати Чонгука, а тот сидит рядом и что-то увлеченно печатает в телефоне. Он вообще не устал. Чону бы в порно пойти: любой такой выдержке позавидует. «Я просто очень молод», — любит дразнить Гук, намекая на то, что это Мин тут развалина, оттого после секса ему нужно пятнадцать минут полежать и подумать о бренности бытия.       Чимину неловко в этом признаваться, но он ему нравится. Пускай поначалу он его жутко бесил, сейчас Мин видит, что Чонгук довольно хороший парень, с которым можно было бы…       А вот и нет. Нельзя. Потому что Гук не из таких.       «Только не влюбись в меня, я к отношениям не готов», — так как-то раз сказал ему откровенно Чонгук. И это правда. Гук слишком увлечен работой и собой, чтобы тратиться на отношения. Ему нравится быть свободным и ни к чему не привязанным. И Чимина это в нем жутко бесит. Они ведь нравятся друг другу. По-настоящему нравятся. Гук сам признавался, что Мин запал ему в душу с первого взгляда, но тогда он был слишком напряжен и смущен, поэтому был к нему так груб. Но он его сразу же заинтересовал. Разве это не судьба? Почему Чонгук отталкивает его? Мин не знает. И бесится от этого еще сильнее.       — Я прилягу на пару минут, — говорит сонно Пак, потирая уставшие глаза.       — Хорошо, — бесцветно отвечает Чон, даже не отрываясь от телефона.       — Я не останусь тут. Уйду.       — Уходи, — все так же равнодушно отвечает Гук.       — Вот и уйду.       — Хочешь, чтобы я тебя удержал?       — Еще чего, — бурчит Мин, но Чон попал в цель. — Нет.       — Тогда прекрати разыгрывать тут третьесортную любовную драму.       — Говнюк.       — Карлик.       — Тебе на меня плевать.       Чонгук, наконец, отрывает взгляд от телефона и смотрит на Чимина в упор.       — Ты же знаешь, что это не так.       В том-то и дело, что Мин не знает. Только предполагает. Но спорить сейчас не хочется, поэтому он просто закрывает глаза и отдается сну. Завтра новый день, значит, новые проблемы.       — Я так и не понял, — задумчиво чешет бровь Намджун. — Это твой новый парень?       — Если бы, — отвечает грустно Чимин, откладывая в сторону телефон.       Чонгук вновь закидывает его кусками своих комиксов. Ему, как он говорит, нужно мнение читателя. Врет, как дышит. Ему лишь бы смутить Чимина, скинув очередную гомоэротичную картинку. Недавно Чон закончил выпуск своей манхвы «Бесцветный мир», и пока находится в отпуске, ищет новую тему для следующей работы. Например, гомоэротика. В последнее время он увлекся манхвой «BJ Alex». Настолько увлекся, что даже стал рисовать фанарты, скидывая их пачками Чимину и спрашивая его очень важное мнение.       — Так, кто он тогда?       Намджун умеет задавать неудобные вопросы. Чимин не хотел идти в кафе с ним встречаться в этот раз, но он сказал, что ездил к родителям Пака, поэтому отказаться было нельзя. Сам Мин точно не выдержит поездки к предкам. Отец до сих пор за сердце хватается, когда Чимин упоминает свою ориентацию. «Я тебя таким не воспитывал», — гневается он. Если мама воспринимает сексуальную ориентацию сына, как временное помешательство, особо не заостряет на этом внимание и ждет, когда этап голубых отношений подойдет к концу, то отец смотрит куда пессимистичней. Хорошо, что не предложил лечиться. Тогда бы Чимин совсем оборвал связь с родительским домом. Впрочем, и сейчас связь слаба. Слишком уж сложно общаться с матерью и выдерживать холодные фразы угрюмого отца.       — Ну, мы с ним спим. Иногда. Я порой зависаю у него. Фильмы там смотрим.       — Трахаетесь, значит, — как-то уж слишком скорбно выплевывает Намджун, качая головой.       — А что такого? Мне уже давно не шестнадцать. С кем хочу — с тем сплю.       — Дело тут не в сексе, Чимин. Ты должен был сосредоточиться на поиске работы. Забыл? Я ожидал, что к концу года ты хоть куда-то устроишься. А ты опять в отношения лезешь…       — Знаешь, людям нужны люди.       — Да, а еще людям нужны деньги, жилье и самореализация. Чимин, просто признай, что у тебя есть серьезная проблема с привязанностями. Тебе жизненно необходимо, чтобы тебя постоянно кто-то любил. Но нельзя так постоянно жить. Задумайся о своем будущем. Намджун частенько раздражает своими поучительными речами, но сегодня он выводит Мина из себя. Заколебал. Почему это Чимин не может быть счастлив в отношениях? Ну, да, у него нет пока постоянной работы, но что с того? Он помнит обо всем. Он вовсе не зациклен на Чонгуке. Совсем нет. Мин не страдает болезненными привязанностями. Вовсе нет. Именно поэтому он направляется к Чонгуку.       — А, это ты, — Гук открывает дверь Мину неохотно, разглядывает с подозрением. — Что-то случилось?       — С чего ты взял?       — На тебе лица нет.       — Ничего, — смущенно отвечает Мин, надеясь, что Чонгук не продолжит расспрос. — Просто… Может, проведем ночь… Ну, ты и я…       — Можно, — спустя минуту молчания отвечает Гук, впуская Чимина в квартиру. — У меня сегодня день мультфильмов. Смотрел «Дюймовочку»?       — Нет, — тихо отвечает Мин, раздеваясь в прихожей, а затем шагает в гостиную.       У Чонгука на кровати лежит уютный клетчатый плед, на столе миска с попкорном, пара пачек чипсов, несколько сладких газировок и уже остывшая половина пиццы.       — Первый фильм, который я посмотрел на новой квартире в гордом одиночестве, был «Одинокий мужчина», — вспоминает Чимин вслух, разглядывая яркую картинку на телевизоре.       — Не знаю такого, — отвечает Чон, залезая на диван.       — Его снял и спродюсировал Том Форд. Колин Ферт оскар за главную роль получил.       — Вот как. И о чем же фильм?       — Об одиноком мужчине.       — Стоило догадаться.       — О жизни после смерти его возлюбленного, с которым он провел шестнадцать лет и мог бы провести еще больше.       — Получается, что это очень грустная история?       — Это очень настоящая история.       Чимин чувствует, что находится в каком-то мрачном, апатичном и безрадостном состоянии. Гук спрашивает еще раз: «Все в порядке?», — но Мин тут же отвечает, что все хорошо. Потому что нет причин, чтобы ему было плохо. Пак смотрит на экран, но едва понимает происходящее. Какая-то девушка, парень на шмеле, вульгарно выглядящая лягушка на каблуках, мыши, крот, ласточка, свадьба. Гук рядом что-то говорит время от времени и подпевает песням, которые, судя по радости на его лице, ему очень нравятся. Когда пускают титры, Чонгук поворачивает к Чимину и поет с самым жутким акцентом песню, которую знает наизусть:       — Let me be your wings!*       Чимин слушает молча, грусть по-прежнему тревожит сердце, но кривляния Гука ему кажутся забавными, как и песня, перевод которой он понимает лишь отчасти.       — У тебя в голове только диснеевские песенки, я угадал? — усмехается Мин, после того, как Чон заканчивает музыкальный номер.       — Во-первых, «Дюймовочка» не диснеевская. Во-вторых, там еще есть референсы, иначе бы я остался без работы. А насчет Диснея…       Чонгук достает телефон и быстро находит что-то, а затем как-то странно улыбается. Точно не к добру. Он подсаживается ближе к Чимину и начинает опять петь:       — Ariel, listen to me. The human world, it's a mess. Life under the sea is better than anything they got up there.**       — Только не русалочка, — молит Чимин, пытаясь закрыть Чонгуку рот.       Но Гук не дает ему себя заткнуть, вскакивает на диван и, поднося ко рту телефон, продолжает петь, пританцовывая. Нужно печалиться, грустить, думать о словах, сказанных Намджуном, тревожиться о завтрашнем дне и ненавидеть себя за то, что делаешь недостаточно. Но Чонгук слишком уж весело поет и двигается. Из него так и бьет энергия. Ему надо было не комиксы рисовать, а на сцене выступать. Он бы точно был отличным айдолом.       — Ты деятельность сменить не хотел? — после окончания номера спрашивает Мин. — Вон как зажигаешь.       — Ты имеешь в виду стать аниматором в Диснейленде? Для Себастьяна у меня слишком задорный нрав.       — Нет, я про музыку. Не хотел бы ты выступать на сцене?       — Уверен, что в одной из параллельных вселенных я мегапопулярный айдол, который выступает в суперпопулярной группе по всему миру, флиртую с фанатами, а вечерами сижу с самой красивой девушкой на свете у себя в шикарных апартаментах где-нибудь в Каннаме, мы смотрим фильмы Квентина Тарантино в хронологическом порядке, а потом занимаемся сексом у камина.       По идее Чимина нереализуемые мечты Чонгука волновать вообще не должны, но его задевает.       — А в этой вселенной ты рисуешь комиксы и трахаешь меня, — напоминает укоризненно он.       — Одно другому не мешает. Вселенные-то параллельные.       — М-да, подозреваю, что ты готов отдать все на свете, чтобы оказаться с какой-нибудь артисткой в постели.       — В какой-нибудь из вселенных, определенно, да.       — А что насчет этой?       — А в этой у меня есть комиксы, — тут же отвечает Чонгук. — И ты.       Чимин молчит. Лучше не стало. Стоило Гуку помолчать о своих мечтах. Пак понимает, что сам виноват: не стоило начинать этот разговор. Сам же напросился. А теперь вот сиди и думай, что ты — жалкая замена, просто удобный случай.       — Боже, как же просто тебя задеть, — вздыхает Чон, касаясь щеки Чимина. — Я думал, что ты уже привык к моим подколам.       — Тебя не поймешь, — Мин убирает руку, — когда ты правду говоришь, а когда издеваешься…       — Я не издеваюсь. Просто… Кажется, ты на меня слишком сильно запал.       — И что? Тебя это напрягает?       Чонгук в ответ ничего не говорит. По молчанию Чимин понимает, что он слишком добр, чтобы честно сказать «да».       Через два дня новый год. Все готовятся к празднику, строят планы, закупаются, а Мин агонизирует. Они с Чонгуком договорились встретить новый год вместе. Родители Чона живут в Пусане и вряд ли наведаются на праздник, а Чимин сам не хочет никуда ехать, пускай мама и просила его задуматься о поездке.       На стене Чонгука висит белый плакат с надписью «Абстракции плодят абстракции». Чимин не уверен, что это значит. Но приходя к Гуку, он постоянно смотрит на него и, кажется, начинает видеть в нем смысл. Чонгук под конец года занялся каким-то особо важным проектом, поэтому почти не вылезает из своего кабинета, куда Мину (да и всякому живому существу) вход воспрещён. Пак ошивается на квартире Чонгука, чтобы не идти домой. В родных стенах он особо остро чувствует одиночество, а волны грусти доводят до крайней степени отчаяния и пароксизмов тревоги. Мин чувствует, что что-то в его жизни идет не так. Он стоит на месте. Во всех сферах. И никуда не двигается. Что же будет дальше?       Да и с Чонгуком надо что-то делать. Чимин прекрасно осознает, что слишком много времени проводит в гостях. Гук никогда не говорит ему проваливать, встречает доброжелательно, но уже пару раз задавался вопросом: «Почему ты постоянно приходишь сюда?». Это был не укор. Но все-таки хороший вопрос…       Все из-за тоски и страха остаться одному. Мин не сказал это Гуку прямо, постеснявшись. Он все же взрослый человек, который должен самостоятельно справляться с трудностями, а не прятаться в квартире соседа, к которому испытывает симпатию. Однозначный плюс завязавшихся недоотношений с Чонгуком — это забытье. Мин почти совсем позабыл о Юнги. Порой он вспоминает бывшего любовника, думает, как тот живет, счастлив ли с Тэхеном, нормально ли питается. Но такое бывает довольно редко. Паку удалось смириться с тем, что их дороги окончательно разошлись. Ему все еще больно от мысли, что Юнги банально нашел себе кого-то получше. С этим тоже придется смириться. Незаменимых людей не бывает. После таких мыслей Мин торопится к Чонгуку, чтобы оказаться в его горячих объятиях и вновь обо всем забыть.       К двенадцати часам Чимин нехотя отрывает задницу от дивана и бредет на кухню, чтобы приготовить салат, который очень любит Чонгук. Вообще Гук обожает зелень, поедает ее как какой-нибудь кролик. Но Мина и тут преследует неудача. Увлёкшись мыслями о надписи, безрадостном будущем и прочей ерунде, которая не должна с таким упорством крутиться в его голове, он рассекает ножом палец. Кровь тут же рвется наружу, заливая стол и салат. Чимин запихивает пострадавший палец в рот и тащится в ванную комнату, где над раковиной Чонгук держит аптечку.       Мин быстро находит перекись и пластырь, а потом в глаза бросается знакомая упаковка.       Пак не ожидал встретить ее тут.       Он забывает о пальце, берет коробку в руки и открывает. Почти кончилось. Похоже, Чонгук принимает его регулярно. Мин убирает находку на место и смотрит на себя в зеркало над раковиной.       Он, так уж вышло, делится с Гуком всем. Ему казалось, что они, если не возлюбленные, то хорошие друзья. Они уже пару месяцев не отлипают друг от друга. Вернее сказать, что Чимин не отлипает, наведываясь чуть ли не каждый день.       Но тогда почему Чонгук не сказал ему, что сидит на антидепрессантах?       Когда Чимин только начинал встречаться с Юнги, то тот тоже их принимал. Как раз заканчивал курс. Получается, что у Чонгука депрессия? Мину стыдно. Потому что об этом даже никогда и не думал. Чон кажется настолько веселым, позитивным и дурашливым, что заподозрить у него депрессию совершенно невозможно. Пак знает, что при депрессии люди не только постоянно рыдают в подушку, но все равно… Как Чонгуку удалось такое скрыть? Мин начинает анализировать поведение младшего, искать подсказки, намеки. Ведь было же что-то, чему он просто не придал большего значения. Чонгук говорил, что порой мучается бессонницей, что недавно сильно похудел, что «Бесцветный мир» дался ему тяжело, и приходилось постоянно брать хиатусы, которые очень огорчали читателей, а так же самого Гука.       Чимин забивает на травмированный палец и усаживается в гостиной дожидаться Чонгука и мучительно анализировать. Эта коробка точно его. Срок годности еще не вышел. Такие лекарства просто так не купишь. Пару раз Гук говорил, что ему надо к врачу за витаминами. Это, получается, его витамины? У Мина голова идет кругом.       Выходит Гук только через два часа. К тому времени Мин загрузил себя настолько, что уже с порога заявил:       — У тебя депрессия?       Чон тут же мрачнеет. Взгляд приобретает знакомый лед.       — Ты знаешь, что это неприлично — рыться в чужой аптечке.       — Я искал пластырь. Так у тебя реально депрессия? Давно лечишься?       — У меня нет депрессии, — жестко произносит Гук, скрещивая руки на груди.       — Антидепрессанты у тебя для красоты?       — Чимин, кончай лезть не в свое дело.       — Я не думаю, что плохо лечиться от депрессии, просто…       — У меня нет депрессии. Закрыли тему.       Мин предполагал, что разговор будет непростым. Но что-то совсем пошло не так. После этого Чонгук подумал пару минут и попросил Чимина уйти. Так Чон еще никогда не поступал. Пак попытался извиниться за свою глупость, сказать, что просто распереживался, но Гук остался непреклонен: «Ты же видишь, что я на взводе. Хочешь, чтобы мы сейчас окончательно рассорились?». Чимин много-много раз извиняется, но сломанную вещь раскаянием не вернешь. Поэтому приходится уйти.       Всю ночь Мин не спит, думая о том, как получше извиниться перед Чоном, как загладить свою вину. Гук прав. Он не имел права лезть к нему с такими вопросами. Не все люди любят говорить о своем здоровье. Если Юнги мог спокойно сказать, что у него депрессия, то необязательно, что Чонгук поступит так же. «Какой же ты тупой», — злится на самого себя Чимин. Ведь это очевидно, что Чон вспылит, если на него так наехать! Но в тот момент Пак был слишком потрясен, чтобы действовать разумно. А еще, называется, хен…       На следующий день Чимин приходит к Гуку с презентом в виде салата, из авокадо с томатами и мягким сыром, который так любит Чон. Только вот Чон не выглядит счастливым. Он позволяет Паку войти, но от него так и веет холодом. Он даже не улыбается. Глядит хмуро и устало. От него пахнет сигаретами и алкоголем. Мину совсем становится стыдно.       — Что мне нужно сделать, чтобы ты простил меня? — прямо спрашивает Чимин. — Да, я сглупил, очень раскаиваюсь, прости, пожалуйста.       — Я не обижаюсь, — бесцветно чеканит Гук, глядя куда-то в окно. — Чимин, думаю, что нам нужно сейчас остановиться.       Больше всего на свете Пак боится услышать именно эти слова.       «Я не сделаю тебе больно», — сказал как-то Чонгук.       И соврал.       — То есть?       Чонгук тяжело вздыхает. Кажется, ему так же нелегко.       — Мне кажется, что мы зашли слишком далеко. Я действительно не готов к тому, чтобы в моей жизни был другой человек.       — Я больше не буду лезть, правда…       — Так дело же не в тебе, глупый, — качает головой Гук. — Это я тут с собой разобраться не могу. Мне сложно быть откровенным с другими людьми. А без откровенности бессмысленно строить отношения.       — Все нормально. Это не так важно. Я буду соблюдать границы и…       — Чимин, прекрати, — повышая голос, говорит Чон. — Я уже говорил, что мне не нравится, как ты за меня цепляешься. Люди приходят и уходят. Нельзя так убиваться из-за каждого человека в своей жизни.       — Так я и не по всем убиваюсь! Только по тем, кого люблю…       — Себя ты должен любить сильнее.       Чимин не знает, что ему сказать. Он не хочет просто уходить. Чонгук не может просто так взять и разорвать их отношения. Это неправильно. Это жестоко. Так быть не должно. Но только Мин собирается с силами, выуживает из черепной коробки нужные слова, как раздается телефонный звонок. «Мама» горит на экране. Чимин сбрасывает. Сейчас важно другое. А телефон вновь разрывает трель. «Что-то не так», — понимает Мин. Мама не глупая. Если он сбросил, значит, у него дела. Перезвонит. Значит, что-то случилось.       — Прости, мне надо ответить, — быстро говорит Чимин, поднимая трубку. — Мама, я занят, что случилось?       — Чимин, он в больнице… Он совсем… С утра плохо было…       Связь прерывается. Или же это мама превозмогает рыдания.       — Что? Что случилось? — встревоженно переспрашивает Чимин, прижимая к уху телефон плотнее.       — У твоего отца с сердцем…       Мама суетливо рассказывает что-то о гараже, об усталости, о диете. Мин едва понимает, что она несет. В конце она называет адрес больницы и просит туда приехать, чтобы попрощаться, если это конец…       Чимин вешает трубку. В голове бардак. Кажется, этот год пытается его убить. Окончательно и бесповоротно.       — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Гук, подходя ближе. — Ты сильно побледнел.       Мин закрывает лицо рукой. Только разрыдаться сейчас не хватало. Так. Надо собраться. Думать холодно и трезво. Он должен срочно ехать в больницу. Надо взять такси. Вспомнить бы, где кошелек. Чимин шатается, ищет кошелек по карманам, но не находит, едва не падает, если бы не рядом стоящий Чонгук, успевший схватить его за локоть.       — Тебя ноги не держат. Присядь. Расскажи, что случилось.       А чего рассказывать-то? Чимин грубо отталкивает Чонгука, а сам ударяется плечом о стену. Они с ним больше друг другу никто.       — Неважно, — бросает Мин. — Мне пора.       — Чимин, блин, — Гук тащится за ним, пытается схватить за руку. — Я же вижу, что что-то серьезное. Скажи мне. Я помогу!       — Ничего мне от тебя не нужно! — вспыхивает Пак. — Сам же не хочешь, чтобы я к тебе привязывался, так прекрати так обо мне заботиться! Или будь со мной, или оставь меня в покое!       Чонгук умолкает и отпускает Чимина. Мин быстро заходит в свою квартиру, накидывает пальто, ботинки, хватает кошелек и спешит на улицу. Тридцатое число. Кажется, этот год он не переживет.       В больнице красная и опухшая от слез мать в надетом на голое тело пальто едва может соединить пару слов в предложение. Она выглядит ужасно усталой, замученной, поэтому Чимин отправляет ее домой на такси и просит не волноваться, а сам идет к лечащему врачу, который осыпает его сложными медицинскими терминами и говорит о необходимости срочной операции, назначенной уже на завтра. Мин не знает, как реагировать. Что вообще делать в такой ситуации? Доктор называет номер палаты отца. Чимин знает, что должен туда зайти, сказать ему, что тут, рядом, совсем близко. Но не может.       В голове торнадо мыслей и чувств. Мин уже не может реагировать на что-то адекватно. Ему говорят о том, что его отец может умереть, а он только кивает, говоря «понятно». «Да приди же ты в себя», — требует Чимин, но не получается.       Он выходит во внутренний двор, находит автомат с кофе, берет себе банку и садится на скамейку, пытаясь прийти в себя. Голова раскалывается. Он едва может думать. Чимин приблизительно знает, что должен сделать. Но для этого нужно встать. А как это сделать? Тело не слушается. Только руки дрожат и сжимаются от боли легкие.       Отец часто жаловался на сердце. Чимин помнит. И постоянно говорил, что Пак сведет его в могилу своими выходками. «Это не твоя вина», — все еще пытается отрезвить себя Мин, но не выходит, потому что его бросил Чонгук, потому что его бросил Юнги, потому что у него умирает отец.       Чимин ставит банку с кофе на землю и обхватывает голову руками.       Как же он задолбался…       Это ведь никогда не кончится. Эта черная полоса будет длиться вечно. Он никогда не найдет работу, никогда не будет счастлив в отношениях, никогда не будет принят семьей. Все всегда будет плохо. И этому не будет конца. Вся жизнь — это борьба с трудностями, которая ведет к заранее известному проигрышу. Так зачем? Зачем что-то пытаться изменить? Надо просто взять и послать мир к черту. Взять и просто…       — Ты в порядке?       Голос звучит незнакомо. Чимину кажется, что это галлюцинация. Он поднимает заплаканное лицо, а его встречают голубые волосы.       Ким Тэхен.       — О, боже, — обеспокоенно говорит он, усаживаясь рядом с Паком. — Что случилось? Ты в порядке?       Мин вдруг понимает, почему Юнги влюбился в Тэхена. Они ведь незнакомы. Совсем. Их связывает только то, что оба они спали с Юнги. Но, несмотря на это, Ким сидит рядом с Паком, гладит его по спине, предлагает свой платок, шоколадку, затем покупает еще кофе и без конца спрашивает, что случилось. Этот парень чертовски добрый. А сейчас Чимину не хватает доброты и человеческого тепла. Ему нужен хоть кто-то. И он вываливает зачем-то все, как есть.       Тэхен, оказывается, еще и участливый слушатель.       Когда Чимин заканчивает свою безрадостную и ненужную никому историю, ему становится неловко. Зачем он вообще вывалил все это Тэхену?       — Прости, — смущенно говорит Мин, вытирая влажные глаза. — Это так… Не бери в голову.       — Все в порядке. Тебе пришлось очень нелегко. Ты очень сильный, раз до сих пор держишься.       — Если бы…       — Я хотел извиниться перед тобой, — спустя пару минут тишины, говорит Тэхен. — Ну, за Юнги. Я в него первым влюбился. Увел его, короче.       — Юнги не собака, чтобы его уводить, — вздыхает Мин. Ему стало чуточку легче. Теперь голова хотя бы не пульсирует от мыслей. — Думаю, с тобой он счастлив.       — Хочется в это верить. Он волнуется о тебе.       Этого только не хватало. Чимин решает, что пока он не настолько позабыл Юнги, чтобы думать о волнениях хена, поэтому пропускает реплику мимо ушей.       — А ты здесь какими судьбами? — переводит тему Пак.       — Волонтерство, — весело отвечает Ким. — Сижу со стариками или веселю детей.       Он тыкает пальцем в свою зеленую жилетку, которую Чимин не особо разглядывал. На ней красуется нашивка с птичкой и надписью: «Мир начинается с тебя». Все-таки Тэхен очень хороший парень.       — Перед новым годом всегда много благотворительных акций, — рассказывает Ким. — Я считаю, что люди должны помогать друг другу.       Они говорят еще немного. Ким рассказывает о том, как помогал раздавать средства личной гигиены малообеспеченным девушкам, как ездил помогать в поля, как участвовал в различных мероприятиях для пенсионеров и сироток. Для Тэхена волонтерство — хобби. Ему нравится помогать другим и видеть, как люди от этого становятся счастливей.       Коротко Ким рассказывает и о том, как влюбился в сурового на вид доктора, который был очень мил и добродушен, когда Тэхен прибыл к нему с женщиной из дома престарелых, которая сломала шейку бедра. «От него веяло такой теплотой и участием, я сразу понял, что он хороший человек», — признается Тэ, смущенно улыбаясь. Сначала он хотел просто подружиться, а потом…       Он не знал, что у Юнги кто-то есть. А когда узнал, то Юн уже сам ему звонил, чтобы встретиться. Тэхен пытался разорвать их связь, сказал Юнги честно, что влюблен в него, поэтому им лучше не встречаться. Юн думал несколько недель, а потом пообещал, что расстанется с Чимином.       — В тот день ты был таким потерянным, — грустно говорит Ким. — Я хотел, чтобы Юнги тебя пригласил в квартиру, и вы нормально поговорили, но он сказал, что будет лучше тебе уйти.       — Думаю, так оно и было.       — Прошу, только не злись на Юнги. Он очень хороший. Любовь, бывает, проходит.       — Да, знаю, — вздыхает Мин. — Даже завидую, что у него такой классный парень.       Свободное время Тэхена подходит к концу. Он оставляет Чимину свой номер телефона и просит звонить, если понадобится поддержка или разговор по душам. «Может, как-нибудь все вместе сходим в кафе», — мечтательно говорит Ким. Пак даже не против. Если, конечно, этот год ему удастся пережить.       После встречи с Тэхеном Чимин тут же отправляется к отцу. Теперь он спокойней. Он точно сможет вынести разговор с ним, каким бы сложным он ни был. Перед палатой Мин стоит с минуту, собираясь с мыслями, а затем открывает дверь…       В палате отца две кровати, но он сейчас один. Мин в душе надеялся, что он спит, чтобы избежать с ним общения, но ведь это самый «счастливый» год. Отец смотрит на него в упор. А Мин глядит под ноги.       — На улице снег, — тяжело произносит мужчина, переводя взгляд от сына к окну. — Не замерз?       В словах так и плещется теплота. Слезы вновь подступают к глазам. Чимин отрицательно качает головой. Берет табуретку и ставит ее недалеко от кровати родителя. Перед палатой он знал, что нужно сказать, а теперь в голове только пустота.       Что сказать человеку, который может не пережить операцию?       «Прости, что я гей»       «Извини, что так редко звонил»       «Нет, я тебя не ненавижу»       «Да, было время, когда я ненавидел тебя»       «Нет, это было время, ты же мой отец, я люблю тебя»       — Слышал, что тебя уволили, — говорит отец. — Знаешь, я в твоем возрасте вылетел из фирмы, где почти сорок лет работал мой отец. Он был во мне так разочарован, — он хрипло смеется. — Говорил, что я ничего не добьюсь. А я взял и добился, здорово, да?       Он поворачивается к Чимину и смотрит в лицо. Пак все так же смотрит в пол, не находя сил поднять глаза выше.       — Вырви неудачный лист и начни сначала — так всегда говорила моя мама, когда у меня что-то не получалось. И я следовал этому правилу всю жизнь. Если что-то не ладится, то просто начни сначала.       — Жизнь — это не школьная тетрадка. Нельзя изменить то, что уже произошло, — всхлипывая, говорит Мин.       — Вырывая лист, ты не меняешь того, что облажался. Вырывая лист, ты убираешь с глаз назойливую ошибку, чтобы, помня о ней, все начать сначала.       Чимин вдруг понимает, что отец и так знает все то, что он хочет сказать. Наконец, Мин находит силу поднять глаза.       — Наверное, я останусь геем навсегда.       — Не знаю, — пожимает плечами отец. — Знаю только, что ты навсегда останешься моим сыном.       — Ничего страшного, если я буду любить мужчину?       — Только люби того, кто будет любить тебя. Не люби пустых красавчиков.       Чимин проводит с отцом целый день. Они беседует о всякой ерунде, начиная с новой машины, заканчивая футбольным матчем, который был неделю назад. Отец ведет себя мужественно, но Пак понимает, что ему страшно. Ночью Мин спит на неудобном стуле, прислонившись к стенке. Он почти не высыпается, но никуда не уходит, сторожа сон отца. Утром они говорят еще раз. Отец не говорит о том, что, может быть, он не вернется с операции. А Чимин и не думает ему об этом напоминать.       К десяти часам прибывает орава родственников с мамой во главе, которые оккупируют палату. Она крепко обнимает Мина, а затем просит отправиться домой, чтобы выспаться и помыться. «От тебя очень пахнет, дорогой, — шепчет она, похлопывая сына по спине. — Я за ним присмотрю, не переживай. Вот уж выдалось начало года у нас». Чимин до последнего не хочет уходить, но понимает, что ему действительно стоит уйти. У него постоянно закрываются глаза, а люди шарахаются от исходящего от него амбре. Да и выглядит он так, словно ночует только на свалках и вокзалах.       До дома Мин добирается на такси. Денег и так нет, а он остатки на такую роскошь тратит. Но сейчас не до умных и расчетливых решений. Чимину срочно нужно домой. Он поднимается по лестнице, как на него нападет знакомая парализующая тревога, быстро разрастающаяся по телу, которую он изо всех сил отгонял позитивными мыслями и разговорами с отцом.       Сейчас он останется один. В четырех проклятых стенах.       Спать уже не хочется.       А что, если отец умрет? Вдруг он не сможет пережить операцию?       «Ты держись», — такие были последние слова Чимина.       «Шагай смело», — в ответ сказал ему отец, слабо улыбнувшись.       Мин вдруг осознает, что должен был остаться. Проводить в последний путь. Он не должен был так просто. К глазам вновь подступают слезы.       Как же хочется все переиграть…       Быть хорошим сыном, который никогда не расстраивает, трудолюбивым работником, который никогда не ошибается, любовником, которого нельзя заменить.       «Ты сам во всем виноват», — напоминает себе Чимин, закусывая нижнюю губу до крови. И что дает это знание?       Перед дверью родной квартиры Мин не выдерживает и опускается на колени, закрывая рукой плотно рот, чтобы мир, застывший в предновогодней суете, не услышал его болезненный крик.       — Чимин, — раздается сверху лестничной площадки.       Пак поднимает глаза.       Чонгук стоит в домашних штанах, серой футболке и расстегнутой куртке. В руках он держит наполненную уймой окурков пепельницу. У него под глазами черные мешки, а волосы растрепаны. Неужели он все это время его ждал?       Гук ставит пепельницу на подоконник, едва не опрокидывая ее, а затем быстро, прыгая через две ступеньки, спускается к Чимину, чтобы заключить его в объятия. Мин тут же обнимает его в ответ, вдыхая знакомый запах, ощущая знакомое тепло. Но слезы уже не сдержать.       Что, если папа, правда, умрет?       — Тш, все хорошо, — нежно шепчет Гук, поглаживая Чимина по спине. — Все хорошо. Я рядом.       — До нового года осталось полчаса, — сообщает тихо Чонгук, убирая с лица Чимина упавшие на глаза волосы.       Пак кивает. Он уже успел поплакать в жилетку Гуку, позвонить маме, помыться, поспать, затем опять поплакаться, позвонить Намджуну и уговорить его не плакать, поесть, сдержать, наконец, слезы. Теперь они лежат в комнате Чимина на широкой кровати и слушают песни из мультфильмов Дисней со смартфона Гука. В комнате темно. Пахнет сигаретами и ароматическими свечами, которые нашел Чонгук и решил зажечь, несмотря на протесты Пака.       Новостей от отца еще нет.       — Если он…       Чимин не заканчивает. Он не знает, что будет. Мир тогда уже никогда не станет прежним.       — Успокойся, — тихо говорит Гук, а затем целует Пака в лоб. — Тебе надо отдохнуть.       — Сам-то, меня целую ночь на лестнице прождал.       — Мне не впервой, — усмехается Чон. — Я частенько по ночам работаю, да и у меня есть опыт… Бессонных ночей.       Мин бы хотел задать сейчас сто и один вопрос о том, когда у Чонгука началась депрессия, когда он стал лечиться, помогает ли ему, справляется ли он. Но, кажется, сам Гук к такому разговору еще не готов. Ничего страшного. Чимин готов подождать.       — Он сказал, что нужно вырвать неудачный лист и начать сначала, — вспоминает слова отца Мин.       — Мудрый старик. Я бы хотел с ним познакомиться. Думаешь, я ему понравлюсь?       — Наверное, — пожимает плечами Мин. — Намджун ему нравится.       — Ну, а если… Если я буду к тебе ближе, чем Намджун?       — Ты же говорил, что между нами все кончено.       Чонгук ничего не говорит. Только берет руку Чимина и крепко сжимает в своей.       — Давай вырвем этот лист вместе, — предлагает Гук, заглядывая в глаза Мину. — И вместе начнем сначала.       Чимин улыбается.       Какой же все же он хитрый говнюк.       Но как устоять?       Пак наклоняется к нему и целует его в губы, а Чонгук с готовностью отвечает. Он только этого и ждал.       «Значит, встретимся в субботу, принесу тебе кусок черничного пирога, мистер Доктор», — Юнги быстро читает сообщение и усмехается. Как обычно, Тэхен в своем репертуаре. Утро среды, а Ким уже спланировал выходные, когда Юн только в метро спуститься успел. Он быстро отвечает ему «ок», и прячет телефон во внутренний карман куртки.       — А я тебе сказал, что наша кухня не будет в голубых тонах, — раздается знакомый звонкий голос, который тут же привлекает внимание Юнги. — Почему? Потому что это вульгарно. Ты — художник, но оставь оформление кухни мне. Ну и что с того, что я на ней почти не готовлю? Я ее созерцаю каждый день.       Так и знал. Это Чимин. Волосы у него отросшие, серебряного цвета, на пальцах множество колец, а одет он в клетчатое пальто, под которым черная водолазка. Совсем не изменился. Даже голос звучит так же. Только, наверное, чуточку бодрее.       Юнги не решается подойти и поздороваться.       — Я только в метро спустился. Буду, наверное, к ужину, если меня еще на какую-нибудь рубрику не поставят. Только отцу не говори. Снова раньше времени шампанское откроет. Ничего смешного!       Юнги смотрит на Пака и не может сдержать улыбку. Он кажется ему таким счастливым и живым. Раньше он был куда угрюмей, под стать Юну, а теперь так и светится. Определенно, расставание пошло ему на пользу. Юн боялся, что Чимин будет по нему неприлично долго страдать, что не сможет найти в жизни какую-то другую опору. Но он справился. Все же он куда сильнее, чем кажется на первый взгляд.       Когда Тэхен рассказал о том, что встретил Чимина, Юнги едва мог спать, волнуясь о том, все ли с ним хорошо. Благо, Намджун оказался на связи, рассказал, что Пак жутко расстроен, но отцу операция помогла, он идет на поправку. Через пару дней Юн все-таки позвонил Чимину, и они мило поболтали, но после этого больше не общались.       Прошло слишком мало времени, чтобы они могли спокойно говорить друг с другом, не вспоминая того, что между ними было.       — Не надо меня встречать! Я сам прекрасно дойду. Чонгук, за десять минут ходьбы со мной ничего не произойдет. Хватит уже вспоминать эту лестницу! Сто лет назад это было!       К станции приезжает поезд. Чимин заходит в вагон, продолжая с кем-то говорить по телефону. Кажется, у него все действительно отлично.       Юнги пропускает поезд и Чимина вместе с ним.       «Надеюсь, ты всегда будешь счастлив», — мысленно прощается с Паком Юн, расслабленно выдыхая.