Если друг оказался вдруг...

       — Хочешь узнать, хороший он тебе друг или нет? — кричит один из преступников, судя по приметной татуировке — печально известный Данилюк, кличка Камень. Вопрос довольно неуместный, учитывая, что Макс явно собирается испытать на прочность лицо Камня своими кулаками.        — Да нет, не хотелось бы, — удивлённо говорит Макс, зажимая Данилюка между двумя шкафами со стеклянными дверцами (одна разбита). — Мы это давно уже выяснили. Леонидов понимает раньше — сейчас что-то произойдёт. Данилюк, не поворачиваясь, быстро хватает с полки какой-то стеклянный сосуд с жёлтой жидкостью — Лёша некстати вспоминает, что это колба Фрея, видел у Лены в лаборатории — и разбивает об голову Макса раньше, чем тот успевает закрыться руками. Жидкость ведёт себя очень странно, она не стекает вниз, а облепляет Максимова, как плёнка, то ли затекая тому в нос, то ли впитываясь в кожу. Макс падает на колени, царапая ногтями лицо, не в силах вдохнуть, и, прежде чем Данилюк хватает вторую колбу, Леонидов стреляет. Пока он взбегает наверх по шатающейся лестнице, жёлтая жижа исчезает прямо на глазах, и Макс издаёт страшный звук — делает вдох. Лёша бежит, но не к Максимову, а к Камню. Тот полностью безоружен, слабо ворочается, но не встаёт.        — Что это такое? — грозно рычит Леонидов, склонившись над бандитом. Тот надрывно кашляет, сплёвывая угрожающе красные сгустки, пачкающую великолепную белизну костюма химзащиты. Лёгкое задето, он быстро теряет кровь; жить неудавшемуся химику осталось несколько минут. — Какой дрянью ты его облил?       — Уз… наешь, — хрипит Камень, в отчаянной попытке вдохнуть. Из-за спины Леонидова раздаются характерные звуки: Макса выворачивает на грязный пол, он сгибается пополам, хватаясь за живот. Когда Лёша поворачивается обратно к Данилюку, глаза у того медленно стекленеют. Теперь у них есть одна большая проблема: они не знают, что это за химикат. Вряд ли яд, учитывая странное предложение Камня испытать на прочность их дружбу.       Макс непривычно тихий на обратном пути в гостиницу, даже не пытается выбить себе право вести машину. Леонидов наблюдает за ним краем глаза, боясь пропустить тревожный признак всё-таки отравления. Максимов немного бледнее, чем обычно, это заметно, несмотря на свежие синяки, но пока он вроде бы в норме. Рана от осколков на его голове кровит, но он, кажется, не обращает внимания.        — Точно нормально себя чувствуешь? — тревожно интересуется Леонидов, пристально разглядывая лицо Макса. — Румянец у тебя нехороший.        — Я скажу, если вдруг соберусь умирать, — обещает тот, то ли в шутку, то ли всерьёз. — Но в душ первый иду я, хочу смыть эту гадость.       По-хорошему нужно дождаться, пока не выйдет Макс, но вся одежда неприятно мокрая и грязная, рубашка вымокла насквозь даже под пиджаком, который сейчас может похвастаться дивными разводами и разошедшимся швом на рукаве, а своих брюк Лёша старается не касаться, пока снимает их, оставаясь в одном белье. Костюм, похоже, проще будет выбросить, чем отстирать. Да, обидно, совсем новый был. И… в своё время его даже похвалил Макс. Так невзначай, словно мимоходом. И руку ещё на плече задержал немного дольше, чем следовало бы. Или это Леонидову показалось? Да и какая разница.       Из своих невесёлых мыслей — один коллега, которого определённо зовут не Леонов, и уж точно не Вахтанг, назвал бы это недотрахом — Лёша выныривает, когда вдруг понимает, что душ Макс занимает подозрительно долго, а из ванной не доносится ни единого звука, кроме шума воды. Тревога тут же поднимает голову, выдвигая версии: упал? ударился? они оба ошиблись, и это был яд? И Леонидов, не задумываясь о своём непрезентабельном внешнем виде, включающем россыпь синяков на плечах и веселенькие трусы с героями Южного парка (выбирала Лена), заходит в ванную. Цветастая шторка, которая вообще-то должна предотвращать разбрызгивание воды, не задёрнута, на полу стоят лужи, так что сначала Леонидов видит беспорядок, и только потом — Макса: низко опущенную голову с неприятной раной чуть выше виска, по которому каскадом стекает вода, потом — широкую спину, правильный перевёрнутый треугольник, расчерченный светлыми полосками шрамов (о половине из них Лёша и понятия не имел). Максимов явно сразу не понимает, что кто-то зашёл, поворачивается и… Все имеющиеся у Леонидова мозги похоже, стекают к паху, закручиваясь жарким узлом в низу живота, и в просторных боксёрах становится тесно.        — Что за?.. — Лёша не успевает договорить, потому что у Максимова вырывается стон через стиснутые зубы.        — Лёш… Лёша, — Макс смотрит на него дикими, шальными глазами (один подбит) с лопнувшими капиллярами вокруг радужки, не прекращая двигать рукой вверх-вниз по члену, и Леонидов смотрит, как тот кончает. Это не помогает, у Макса так стоит — не отогнуть, тяжёлый ствол и выпуклые вены, ярко-розовая головка и стекающее вниз, по стволу, семя. — Ч-чёрт, не могу… Пожалуйста.       До Лёши не сразу, но доходит, когда он наконец складывает два и два. Странная жидкость, предложение Камня проверить их дружбу и необычное поведение Макса, поспешившего сбежать в ванную.       Кто он такой, в конце-концов, чтобы устоять? Обычный человек, которого просят о помощи, пусть даже и такой. Леонидов старается не думать о том, что это — бывший муж его жены и их общий коллега и друг. На которого у Алексея давно и уверенно стоит. Поэтому он стаскивает боксёры к щиколоткам, вышагивает из них и ступает под бьющие струи воды.       Лёша касается его, легко скользит рукой по плечам и вниз, так непринуждённо, мягко, как будто не в первый раз Макс, явно умирающий от желания, просит, нет — умоляет — трахнуть его. Максимов стонет, выгибаясь навстречу, только шире разводя ноги, когда Лёшина ладонь опускается на поясницу, и нерешительно замирает. У Макса подгибаются колени, он едва может стоять ровно, и Леонидов вовремя обхватывает его второй рукой, давит между лопаток, вынуждая наклониться ещё ниже, упереться в стену. Макс так охотно подчиняется, что у Лёши перехватывает дыхание от этой бесстыдной податливости. Не то чтобы он считал себя геем, но порно, разумеется, видел, ну и однажды был у него быстрый одноразовый перепих в грязной гостинице. Он как раз поругался с Леной и провёл две недели на диване. Никакого секса, конечно же, только собственная рука, а тут как раз командировка так удачно подвернулась, и парень попался молодой, горячий, только трахая его, Лёша видел перед собой Макса — очень уж был нечаянный любовник на него похож: и разворотом плеч, и налысо обритой головой. Но у них всё было, как у людей: кровать, нормальная смазка и главное — время. А сейчас — душ, отчаянно плюющийся горячей водой, в качестве лубриканта — максимум маленький тюбик гипоаллергенного крема — и Макс, у которого, того и гляди, случится сердечный приступ: лицо у него нездорового красного цвета, на виске заполошно бьётся жилка, которой Леонидов касается губами.       Он убеждается, что Макс не собирается падать — вроде бы — и мягко разводит ему ягодицы, касается тёплыми длинными пальцами входа. И сразу понимает, что непонятная жидкость явно не только повысила Максимову либидо: мягко-податливые мышцы без труда пропускают внутрь сначала один палец, заставляющий Макса вздрогнуть, а потом и второй. И Лёша едва не кончает только от восхитительного ощущения, с которым Макс сильно сжимает его пальцы внутри. Вряд ли он стал бы сам себя растягивать, значит, всему виной химикат. Лёша нетерпеливо вводит и третий палец до последней фаланги, проворачивая их. Макс, до этого молчавший, откидывает голову назад, так явно сдерживая стон, что это вынуждает Алексея наклониться к нему и прошептать на ухо: «Не сдерживайся». Максимов только мотает головой, кто бы мог подумать, что он такой тихоня во время секса. Лёша мстительно разводит пальцы ножницами, хотя этого вовсе не требуется, Макс настолько расслабленно-мягкий, что это выглядит как приглашение, которое Алексей пока не торопится принимать: Максимову явно нужно будет много. Поэтому Лёша толкается пальцами ещё немного глубже и наконец находит то, что искал, прицельно давит на клубочек нервов, вырывая из Макса гортанный стон. Звучит, как просьба прекратить, звучит, как мольба продолжать. Алексей не останавливается, он нежно нажимает на простату, вновь и вновь терзая дрожащего Макса. Член у того, каменно-твёрдый, упирающийся в живот, охотно отвечает на эту сладкую пытку, пачкая живот Максимова вязкими каплями предэякулята. Макс хочет опустить руку в попытке коснуться себя, но Лёша сдавленно рычит «нет», толкаясь в бедро Максимову собственным вставшим членом. Макс кончает резко, внезапно, густыми белыми лентами семени, забрызгивая и себя, и кафель стены напротив. Лёша едва не срывается в оргазм следом за ним, но вовремя напоминает себе — рано, пережимая болезненно ноющий ствол у самого основания, потому что у Макса всё ещё стоит, член тёмно-багровый и даже не думает опадать. Леонидов даже не успевает остановить Максимова, когда тот вдруг подаётся назад, на пальцы Алексея в своей заднице, намеренно попадая по простате. Лёше и делать ничего не нужно, он не двигается, наблюдая, как Макс трахает себя чужими пальцами. Глаза у Максимова закрыты, под полуприкрытыми веками — слёзы. Леонидову становится невероятно стыдно: какое удовольствие Макс не старался бы получить — сейчас ему очень плохо. Алексей едва дожидается, пока Макс не кончит во второй раз, вновь без стимуляции члена, и, не успев подумать, резко вытаскивает пальцы, заставляя Максимова заскулить — этот звук он издаёт впервые — от исчезающего чувства заполненности. Оно возвращается через миг — Леонидов, щедро выдавив на себя крем, толкается в Макса сначала только головкой, осторожно раздвигая мышцы, и проскальзывает внутрь по нагревшейся (импровизированной) смазке. Не то чтобы Лёша когда-то думал, что у него большой член, но Максу, похоже, и имеющихся размеров хватает в избытке, он двигает задом так, чтобы принять в себя ещё больше, но Алексей не позволяет ему, жёстко прихватывая за бедро: несмотря на явную расслабленность, ему бы очень не хотелось порвать Макса в его первый раз. Лёша понимает, что это глупо, что Макс так растянут, что сейчас легко бы принял и второй член, но всё равно толкается мелкими скупыми движениями, самой головкой задевая простату. От первого же толчка Макс едва не падает, крепкие мышцы его бёдер сильно дрожат. Надолго его не хватает — его член снова извергается, на этот раз в ладонь Леонидову, который сейчас намерен и сам получить удовольствие, добирая его и одновременно дроча Максимову. Он словно срывается и дотрахивает Макса сильно, мощно, чувствуя, как на противоходе его сжимает внутри нежными стенками. Лёша не выдерживает раньше и изливается прямо в Максимова, где теперь становится неприятно влажно. Алексей пальцами чувствует твёрдость Макса и оборачивает пальцы вокруг его члена, лаская уздечку, второй рукой перебирая тяжёлые яйца. Для Макса этого явно много, много всего: ощущения руки на своём члене и ещё не опавшего чужого члена внутри, он хрипло стонет от интенсивной стимуляции и спускает снова, толкается в чужую ладонь. Впрочем, Лёшу явно не останавливает тот факт, что это четвёртый — или пятый? — оргазм Макса, он явно намерен испытать его возможности. Отстраняется от Макса и заменяет такой славный, толстый, твёрдый член своими длинными пальцами пианиста, которых вполне хватает, чтобы заставить Максимова сдавленно выдыхать каждый раз, когда Лёша сначала полностью вынимает пальцы, чтобы потом снова толкнуться внутрь. И он трёт, давит, разводит пальцы так прекрасно, что Макс не выдерживает, забрызгивая себя горячей спермой, содрогаясь, судорожно сжимая пальцы внутри. Его чуть отпускает, отрава явно начинает выводиться из его организма, но кровь бурлит, заставляя моляще стонать, вынуждая Лёшу доводить его до пика одними только умелыми касаниями. На них обоих до сих пор течет горячая вода, болезненно попадая по тёмным синякам, но Лёша только хрипло дышит за спиной. Однако он не молчит, время от времени накрывает Макса собой, бормоча восхитительные непристойности, обнаружив у себя тягу к грязным разговорчикам, что ли?        Всё это сливается в одно мгновение, и в следующий миг, после очередного крышесносного оргазма — Лёша внезапно обнаруживает невероятную чувствительность Макса в некоторых совершенно неожиданных местах: массируя его укромное местечко за мошонкой или сжимая острые соски, — Макс начинает сползать вниз по стене, утягивая Алексея за собой, тот просто не может удержать сто килограмм тренированного тела. По счастью, Лёша может высвободить хотя бы одну руку, чтобы с облегчением понять — всё. Макс как будто бескостный, безвольный, до груди испачканный начинающей подсыхать спермой. Он в сознании, но глаз не открывает, и Лёша тянется за душем, поливая их обоих, осторожно оттирая гостиничной мочалкой белые потёки, старательно не касаясь гиперчувствительного члена Макса. Тот как будто не реагирует, но когда Лёша собирается вымыть его плечи, вдруг медленно поднимает голову и, неудобно вывернув шею, притягивает Леонидова к себе, в поцелуй. Лёша немедленно откликается, прикусывает нижнюю губу Максимова, выцеловывает линию челюсти, подбородок, а Макс, явно теряющий терпение, дёргает его на себя, вылизывает изнанку чужих губ, сплетает свой язык с Лёшиным.       Теперь, когда они оба трезво мыслят, Лёша обрабатывает Максу разбитую голову. Макс так измучен, что даже не сопротивляется, не отбирает смоченную в перекиси салфетку, просто приваливается плечом к Алексею и позволяет позаботиться о себе. Рана большая, кожа вокруг опухшая, и Лёша накладывает широкую повязку, делает несколько витков бинта вокруг несчастной черепушки Макса. У них обоих ссажены костяшки, но Лёша после, кхм, такого обилия крема на руках, практически не чувствует боли, да и пальцы выглядят получше, но Максу руки он обрабатывает, как положено, густо смазывая антибактериальной мазью. Он не сомневается, что обычно Максимов не делает и этого, поэтому бинтует ему и кисти, чтобы мазь не стёрлась. Когда Лёша откладывает последнюю упаковку от бинта, Макс уже спит прямо у него на плече, разве что слюни не пускает. Не просыпается даже, когда Леонидов осторожно опускает его голову на подушку и накрывает одеялом.       Телефон включается совершенно неожиданно, заставив Леонидова вздрогнуть. Лёша тянется за мобильным, болезненно морщась — ноги здорово затекли, он сидел всё это время на полу возле кровати Макса. Три пропущенных вызова и пять сообщений, все от Лены. Последнее «как ты?» пришло минуту назад. Леонидов отправляет смайлик с повязкой на голове. Вопросительный знак, пришедший от Лены, явно требует подтверждения, что он, Алексей, не сидит в луже собственной крови на складе. Можно просто отправить фото, но в своём отражении Лёша видит человека, у которого был очень хороший секс; такое сытое, довольное выражение лица, несмотря на явную усталость в глазах. Поэтому он просто отключает вспышку и фотографирует спящего Макса. И словно видит его чужими глазами, перед тем, как нажимает «отправить». Лена явно по достоинству оценила вид перевязанного Максимова с распухшим от ударов лицом, потому что её следующее СМС несёт всего одно слово: «бедненький». И следом «бинты завтра обязательно поменяй. Сладкое питьё. Спокойной ночи». Лёша запоздало смотрит на часы — почти полночь. Лене завтра на службу ведь как обычно, к половине восьмого. А она не ложилась всё это время, волновалась. Знала бы она… Лёша так задумывается, что даже не отправляет Лене их обычное «люблю, целую».       В их гостиничном номере кровати две, что не может не радовать, но заснуть Леонидов не может, сон настолько неглубокий и поверхностный, что он подрывается на любой звук, особенно со стороны Макса. Тот нехорошо постанывает, но спит вроде бы крепко. Лёша полон решимости заставить его завтра принять обезболивающее. Леонидов задрёмывает под утро, вытянувшись прямо поверх не слишком чистого покрывала.       Утром Лёша нервно курит в форточку и ожидает чего угодно. В одной из возможных версий кулак Макса многократно встречается с его лицом. Леонидов отчаянно вспоминает, покрывает ли его страховка стоматологию и челюстно-лицевую хирургию. Но Макс просто медленно опускается на ближайший стул, стараясь не побеспокоить рёбра, по которым ему вчера попали куском сломанных лабораторных весов (Леонидов, кажется, до сих пор слышит звук удара). И хриплым со сна голосом просит:        — Чаю нальёшь? Лёша рад возможности что-то сделать, а не сидеть и ждать, поэтому немедленно подрывается, разливая по чашкам кипяток, заварку. И сахар. Много сахара. Лёша кладёт Максу в кружку пять ложек, размешивает, старательно пытаясь не встретиться с ним взглядом.        — Макс, я должен извиниться, — с тяжёлым сердцем начинает Леонидов, не зная, что услышит в ответ. — Мы оба были немного не в себе, я обещаю, что подобное насилие больше не повторится.        — Что ты, Лёшенька, какое ещё насилие, — Макс придвигается ближе, тяжело опираясь локтями на стол. — Насилие — это без согласия партнёра, а я был ещё как согласен.        — Ты был под действием х… — Леонидов не успевает договорить, когда Макс перебивает его:        — А что до химикатов, — он на секунду делает вид, будто задумался, — Если для того, чтобы ты перестал ходить вокруг да около, а наконец трахнул меня, нужно было, чтобы меня бандит облил какой-то дрянью, то это явно того стоит.       И ведь улыбается ещё, паршивец.       На пороге у него стоит Леонидов, одна щека у него ярко-красная, в руках дорожная сумка. И вместо «привет» говорит: «Меня Лена из дома выгнала».        — Ты, что, рассказал ей? — интересуется Макс.        — Я же не полный идиот, как Гнездилов, — кривится Алексей. — Она случайно увидела синяки.        — Синяки? — поднимает брови Макс.        — Да не те… Ну, засосы, какая разница, — Лёша явно смущён. — Да, ладно, забыл я про них, когда ну…        — Собирался исполнять супружеский долг? — ехидно подсказывает Макс.        — Да не собирался я… — Леонидов сразу не чувствует подвох. — И хватит ржать! Переодевался, а Лена зашла и…        — И что, ты ей прямо так всё и выложил? — у Макса такой тон, как будто он серьёзно беспокоится о психическом здоровье Алексея. — Как мы в ду…        — Без этих подробностей! — раздражённо бросает Леонидов. — Не смог я ей про проститутку соврать, понимаешь? Пусть уже знает, что я с тобой, а не с какой-то там…        — Значит, я всё-таки лучше проститутки? — Макс говорит это очень спокойно, но Лёша, глядя, как он едва сдерживает смех, тоже улыбается.       Да и что ещё можно рассказать? Как описать голос Лены — стылый лёд и бушующая метель, когда она говорила: «Ты сейчас не шутишь, Леонидов? Мой муж переспал с моим бывшим мужем и собирается к нему уйти?!». А в ответ на слабые оправдания Алексея: «Не собирался, значит? Как бы ты мне в глаза смотрел, интересно узнать!». И напоследок: «Забирай свои вещи, Леонидов, и уходи. И не попадайся мне на глаза, или я и на тебе что-нибудь проверю».        Ни Алексей, ни Макс пару месяцев в лаборатории Лены и носа не показывали, каждый раз отправляя Гнездилова за результатами исследований. Тот возмущался; Вахтанг только крутил пальцем у виска, но ничего не говорил. Леонов ничего не сказал, даже увидев однажды рано утром, как Макс и Лёша приехали на одной машине — Пёс мужественно ехал в кузове. И их поцелуй никак не прокомментировал. Промолчал, когда вечером Лена принесла Алексею все документы, для подачи на развод. За спиной Лёши притворялся шкафом Макс. Но за любой, даже самой холодной зимой рано или поздно приходит оттепель: через чрезвычайно долгие пятнадцать недель в конце рабочего дня Лена впервые не прошла мимо, едва ли не метая гром и молнии. Нет, наоборот — Алексею показалось, будто с ним заговорила святыня: настолько мягко и светло Лена словно невзначай произнесла «Максу привет».       Кажется, они оба были если не прощены, то явно поняты.