Demolition

Шото не знал, когда началось его увлечение Мидорией Изуку. Он предполагал, что это случилось в их первый день в Юэй, когда Мидория кинул мяч и сломал палец. Шото был озадачен, потому что Мидория был откровенно отстающим, пока не бросил мяч в смехотворно длинный путь и гордо объявил Аизаве-сенсею, что всё ещё может двигаться. Его внимание было привлечено, и так и осталось пойманным до сих пор. Шото предположил, что это имело смысл. У Мидории была причуда, похожая на силу Всемогущего, а Шото был «создан», чтобы победить героя номер один. Было понятно, что он заметил бы подобную силу. Чего он не понимал, так это того, как его увлечение Мидорией превратилось во всепоглощающую страсть. Ну, нет, он мог бы точно определить, когда это началось. Определенно во время спортивного фестиваля, когда Мидория старался изо всех сил и получил серьезные травмы, просто, чтобы помочь Шото с его собственными проблемами. Его страсть выросла оттуда. Каждый раз Мидория обращал на него внимание и даже улыбался в его сторону. С тех пор Мидория взял на себя обязательство включать Шото почти во всё, что делал сам. Обед, учебные группы, тренировки… В результате Шото стал значительно ближе к Урараке и Ииде, и ему очень нравилось быть постоянным, хотя и тихим, членом их группы. Так что да, он знал, когда началось увлечение, и знал, как оно переросло во что-то, что занимало почти каждую его бодрствующую мысль (и значительно большее количество снов). Он просто не знал, что с этим делать. Вот почему он стоял перед зеркалом своей комнаты в общежитии, размышляя над тем, что в шутку сказал Киришима сегодня в столовой. — Говорят, если трижды повторить «Один за всех» перед зеркалом, появится Мидория, потому что он невероятно большой фанат Всемогущего. Мидория, конечно, смеялся, даже не пытаясь отрицать правильность высказывания. Все в пределах слышимости смеялись, поскольку все знали, как сильно их одноклассник обожает героя номер один. Хотя Шото думал, что что-то похожее можно сказать и о Всемогущем, так же фанатично заботящемся о веснушчатом, зеленоволосом подростке. — Один за всех. — сказал он в зеркало. Он чувствовал себя глупо, делая такие вещи. Он чувствовал себя смешно, но всё равно сделал это. Он жаждал Мидорию, несмотря на то, что видел его большую часть дня. Несмотря на то, что он не стал бы говорить Мидории о своей любви, даже если бы он был тут. Как всегда, он просто сидел и тихо плыл в компании Мидории, наслаждаясь моментами, когда его скупой комментарий вызывал сияющую улыбку на лице Мидории. Мидория… Мидория. Каково было бы называть его «Изуку» или даже «Деку», как Урарака и Бакуго? — Один за всех, — повторил он. Шото знал, что ничего не произойдет, когда он произнесёт это в последний раз. Он знал, что просто развлекает свои глупые фантазии. Было просто трудно не хотеть, не нуждаться в Мидории. Шото пытался контролировать себя возле своего одноклассника-возлюбленного-объекта своей одержимости и по большей части он добился успеха. Он привык быть бесчувственным. Чтобы скрыть свои чувства за «каменным лицом»; он мог контролировать себя. Но Мидория с лёгкостью заставлял его потерять контроль. Со времён спортивного фестиваля, после их борьбы, после слов: «Это твоя сила, не его». Мидория повлиял на Шото. Сначала он начал использовать левую руку, навестил маму, больше участвовал в занятиях. Но по мере того, как любовь Шото к своему однокласснику росла, эффект увеличивался. Теперь было труднее оставаться спокойным в компании Мидории и контролировать свои эмоции. Он заставлял сердце Шото стучать, а его руки почти что болели, от желания прикоснуться, обнять. Иногда его левая сторона была даже теплее, чем обычно, когда он просто находился рядом. Это было неудобно, и ему иногда приходилось объяснять случайные скачки температуры в комнате, но Шото все ещё жаждал этого. Его тянуло к Мидории. Он не мог его отпустить. Он хотел разрушить стены, которые сам выстроил вокруг себя, и признаться. Он хотел прижать Мидорию к стене и зацеловать его до беспамятства. Он хотел потерять контроль. Нет. Никогда. Соберись. Восстанови стены. Ничего не выйдет. Мидория не чувствует то же самое. Он просто друг. Любимый друг, но не более того. И всё же… — Один за всех, — сказал он в последний раз. В дверь постучали. Шото застыл и уставился на дверь широко раскрытыми глазами. Нет, это невозможно. Шото не могло так повезти. Даже если бы он хотел, чтобы Мидория находился на противоположной стороне этой двери, это ничего не значило. — Тодороки-кун? — Приглушенный голос Мидории заставил сердце испуганно вздрогнуть. Шото глубоко вдохнул, успокаиваясь. — Входите. Попытка успокоить себя была не слишком успешной. Его сердце всё ещё надрывно стучало, а дыхание резко прерывалось при виде Мидории. Его посетитель оглядел комнату, и Шото понял, что Мидория действительно здесь впервые. Обычно он ходил к Мидории, или Очако, или Ииде, или где бы Мидория не был. Это было свидетельством того, насколько сильно подросток повлиял на него. Шото сам активно разыскивал его по всей академии, а не наоборот. — Твоя комната, — заметил Мидория. — Она очень простая. Не то чтобы с этим что-то не так! На самом деле это тебя устраивает, и я понимаю, почему у тебя ничего не висит на стенах, потому что ты очень замкнутый человек. Но я знаю, что тебе нравится Всемогущий, хочешь один из моих плакатов? У меня их куча. Один из них даже подписан, если хочешь, я могу дать тебе его. Но, может быть, тебе не следует этого делать, потому что твой папа ненавидит всё, связанное со Всемогущим, и если он это увидел, то… Мидория перешёл на своё милое бормотание. Хотя Шото был уверен, что Мидория не пришёл в его комнату, чтобы прокомментировать декор, он был рад дать ему возможность продолжить. Он слушал с мягкой улыбкой, как его возлюбленный рассказывает о плюсах и минусах размещения плаката со Всемогущим на стене его комнаты. Когда понял, что делает, Мидория резко замолчал и испуганно зажал рот руками. — Тодороки-кун! Почему ты меня не остановил? Шото даже не пытался лгать. — Мне нравится слушать твои размышления. Было ли это румянцем на веснушчатой щеке, или только воображением Шото? — Я не поэтому пришел сюда. Я не должен был отвлекаться, но потом я увидел твою комнату и просто подумал, что… Шото, видя, что его одноклассник-друг- возлюбленный, вновь собирается уйти в свои бормотания-размышления, спросил: — Тогда почему ты здесь, Мидория? — Что. Шото выглядел смущенным кратким и совершенно бесполезным ответом. — Что, что? Теперь на лице Мидории определённо был румянец; он выглядел нервным, ему было неловко. — Урарака-чан сказала, что я должен попробовать, потому что она думает, что это не односторонне, но я не уверен, и я не хочу делать это странным. Это нормально, если ты не чувствуешь то же самое… Шото медленно подошел к нему, боясь спугнуть. Хотя отчасти это было для того, чтобы дать себе время разобраться с тем, что говорил Мидория, потому что это звучало как… Ну, Шото даже не хотел обдумывать, как это звучит. Лучше не надеяться, так он никогда не разочаруется. — Мидория, о чём ты? — Спросил он, его голос был на удивление ровным. — Вот и всё. Вот почему я здесь — по крайней мере, это одна из причин — и я не уверен, согласишься ли ты, но… — Он замолчал, глубоко вздохнул и продолжил. — Я не хочу, чтобы ты и дальше звал меня Мидория. Я хочу, чтобы ты звал меня Изуку. Шото замер, его рот слегка приоткрылся от удивления. Разве он только что не мечтал о том, каково было бы называть его по имени? Часть Шото не могла в это поверить. Ему снился этот сон бесчисленное количество раз. Мидория-Изуку приходил, они звали друг друга по именам, целовались, иногда делали что-то большее, а потом Шото просыпался, чувствуя себя разочарованным и крайне неудовлетворенным. Изуку был ярко-красным, и Шото понял, что всё ещё не ответил. — Тодороки-кун? — Изуку пристально смотрел на него несколько мгновений, — Разве ты не…? Ты не согласен. Это нормально, может быть, я просто предположил слишком много. Я просто уйду. Он повернулся, чтобы выскочить за дверь. Это, наконец, заставило Шото снова «включиться», и он схватил убегающего подростка за руку. — Изуку, — выдохнул он, имя звучало по-иностранному, но всё же так прекрасно. — Извини, ты меня просто удивил. Изуку медленно повернулся лицом к нему, и Шото неохотно отпустил его руку. — Тодороки-кун? — Шото. У Изуку перехватило дыхание. — Ты имеешь в виду.? — Пожалуйста, зови меня Шото. Изуку вспыхнул. Широкая лучезарная улыбка — которая выглядела так красиво, что Шото знал, он будет мечтать о ней вечно — растянулась на его лице. — Спасибо. Шото танцевал вокруг того, что он чувствует к своему зеленоволосому однокласснику в течение многих месяцев. Сначала это было просто осознание, принятие и так далее его как сокурсника и достойного соперника. Дальше была дружба, после того, как Изуку отправился в сам ад, чтобы уничтожить все проблемы, которые нес с собой Шото. Затем пришла всепоглощающая страсть, которая поглощала каждую его мысль. А сейчас? Теперь, в этот миг, он знал, как назвать то, что чувствовал к человеку перед ним. Он был влюблен в Мидорию Изуку. — Спасибо, Изуку, — ответил он, не в силах озвучить понимание, к которому он только что пришел. Как всегда, он сохранит свою привязанность и будет наслаждаться позволением быть другом, не более того. Его откровение не помогло построить стены вокруг сердца и вести себя небрежно. Чтобы действовать так, как будто он не жаждал прикосновения, вкуса и простого присутствия Изуку; он должен был попробовать. Должен. — Ты сказал, что это одна из причин, по которой ты здесь, — сказал он, пытаясь успокоиться. Изуку обычно был очень хорош в словах. Он может привлечь вас, изменить ваше мировоззрение одним правильным словом. Однако в этот момент он покраснел и начал заикаться — О-о-о. Понимаешь, я… — он вздохнул и посмотрел вниз на свои потасканные жизнью кеды. — Да? — подсказал Шото, когда Изуку просто продолжал пялиться в пол. Его голова поднялась, зелёные глаза решительно блестели. — Это глупо, — заявил Изуку. — Я должен просто сказать это. Я собираюсь сказать это. Хорошо, сейчас или никогда. — Он глубоко вздохнул. — Я люблю тебя, Шото-кун. Шото просто шокировано смотрел на него, не в силах выдавить и слова. — И я знаю, что ты не чувствуешь то же самое, — продолжал Изуку, — несмотря на то, что Урарака-чан непреклонна, как ты. И я знаю, этим я сделал наши взаимоотношения ещё более странными, но я хотел, чтобы ты знал. Ты. Ты столько пережил, Шото-кун, и ты заслуживаешь услышать, что тебя любят. Несмотря на всё, через что ты прошел, ты такой крутой, и я знаю, что однажды ты станешь удивительным героем. И ты… Ты прекрасен. Твой огонь и лед, и отдельно, и вместе, прекрасны, твоя улыбка прекрасна. То, как ты заботишься обо всех наших одноклассниках, даже если ты не уверен, как показать это… это красиво. Твои глаза прекрасны, твой смех красивый, твой шрам красив… Мффт! Изуку всегда был лучше всех в словах. Шото всегда думал, что Изуку может спокойно говорить за них двоих, и был вполне готов выслушать вместо того, чтобы разговаривать. Шото был хорош в действиях. Делать что-то вместо того, чтобы говорить об этом. Так что, в то время как слова Изуку разрушили стену, которую он создал между ними, чтобы скрыть свои чувства, Шото подтолкнул к действию. Действие, о котором он мог только мечтать. Он наклонился вперед и осторожно дотронулся губами к губам Изуку. Это было быстро, мягко и неопытно, но оно того стоило. Шото неохотно отстранился и был вознагражден сумасшедшей улыбкой Изуку. Его одноклассник-возлюбленный был нехарактерно молчалив, и Шото постарался максимально использовать это мгновение молчания. — Я тоже тебя люблю, — сказал он. — Ты считаешь, что твои чувства безответны, но, уверяю тебя, это не так. Изуку потрясённо выдохнул его имя. Шото заметил, как зелёные глаза заворожено устремились к его губам. Если этого было недостаточно, то Изуку должен пойти и укусить себя. Его стены рухнули. Шото жаждал, он тосковал; больше не было пути назад. Его стены были разрушены, и он знал, что больше не будет их возводить. В течение одного маленького, заряженного момента они просто смотрели друг на друга. Затем, как один, двинулись вперёд, ныряя в невообразимый омут из конечностей на всевозможных частях чужого тела и отчаянных поцелуев. Губы Изуку были мягкими, но его руки — руки, которые он повредил в своем стремлении помочь Шото — были грубыми. Они были повсюду: хватались за рубашку Шото, впивались в его разноцветные волосы, притягивали его всё ближе и ближе. Сколько раз он мечтал об этом, просыпаясь именно в этот момент? Но на этот раз… На этот раз он не спал и был очень счастлив подтолкнуть своего партнера к двери и крепко поцеловать его, как он всегда мечтал сделать. Изуку издал тихий стон, и его поглотили губы Шото. Несмотря на то, что он был чрезвычайно неопытен, он, должно быть, всё делал правильно, раз ему удавалось вызвать у Изуку такую реакцию. Контроль, который он так крепко держал, исчез. Его пульс учащался, желание билось в его венах, и с каждым поцелуем он чувствовал, что становится всё теплее и теплее. Эта мысль заставила его задуматься. Ему было жарко, очень жарко. Он был… Изуку поцеловал его в шею; Шото загорелся. Парни отскочили друг от друга, когда пламя зажглось на его левой руке. Даже когда он, извергая извинения, пытался подавить огонь, Изуку наклонился, чтобы ещё раз поцеловать его. — Всё в порядке, Шуто-кун*, — сказал его одноклассник-друг- парень? — Это нормально. Нам просто нужно немного попрактиковаться, чтобы взять твой огонь под контроль в следующий раз. Практика? В следующий раз? Значит ли это, что Изуку согласился, что поцелуи — это то, что они должны продолжать делать? Значит, Шото разрешили целовать Изуку столько, сколько хочется? Он покраснел, когда его чрезмерно активный ум по кадрам продемонстрировал всё, чем они занимались последние несколько минут; пламя снова взревело, взлетая даже выше, чем раньше. Воу! Виу! Воу! Вопли пожарной сигнализации на потолке заставили их синхронно вздрогнуть. — Внимание! Аварийная эвакуация! — возвестил громкий механический голос. Воу! Виу! Воу! — Внимание! Аварийная эвакуация! Они — так же синхронно — съежились, услышав крики протеста от своих одноклассников. — Кто, черт возьми, это сделал?! — взревел Бакуго, его голос понемногу стихал, но он определённо был всё ещё очень зол. Шото и Изуку разделили счастливую, застенчивую улыбку. Упс.