Благоразумное общение или что-то пошло не так

Всего несколько дней спустя после завершения операции по спасению мира от очередного фанатика со смертоносным вирусом Хоббс совершенно не удивляется звонку от мистера Никто, в котором тот любезно просит его как можно скорее явиться в Нью-Йорк для обсуждения некоторых деталей нового задания. Когда Хоббс прибывает на оговоренное заранее место встречи, толкает двери офиса, напичканного кучей компьютерной техники, и видит перед собой «королеву Англии» собственной персоной, которую, на минуточку, не видел уже почти два месяца, то сразу же начинает закипать от злости, раздумывая, пристрелить ли Шоу на месте или просто проигнорировать его существование. В результате недолгой мыслительной борьбы за титул чемпиона с небольшим перевесом все-таки побеждает игнор-вариант. В конце концов, британский мудозвон за все это время так ни разу ему не перезвонил и вообще продинамил по всем фронтам. Это, знаете ли, обидно. — Надеюсь, я не опоздал, — обращается он к мистеру Никто, проходя мимо Шоу и не удостаивая того взглядом. Все равно не заслужил. — Так мы его, что ли, ждали? — лениво отзывается Декард с другой стороны просторного холла. — Могли бы сразу сказать, что уже позвонили супермену, я б тогда не приходил. И да, я тоже не рад тебя видеть, если тебе интересно. — Что за звук? Какой-то мерзенький, противный писк, — говорит Хоббс, демонстративно складывая руки на груди. — Как будто комар залетел и теперь назойливо жужжит над ухом, — и все еще не оборачиваясь: — Нет, неинтересно. И я вообще-то не с тобой говорил, недомерок. — Слышь, Геркулес, ты гонор-то поубавь, — Декард подходит чуть ближе. С виду может показаться, что он абсолютно расслаблен, но Хоббс знает, что это не так. — Я тоже не в восторге от твоего общества. — Вау. Открыл мне Америку, — издевательски хлопает в ладоши Хоббс. — Молодец, Колумб, пятерка. Можешь быть свободен. Аттестат вышлю почтой. — Вот в этом вся твоя проблема. Постоянно строишь из себя выскочку, думая, что невероятно остроумный. — Твоя сестра не жаловалась, — пожимает плечами Люк, уже предвкушая, как Декард сейчас из штанов начнет выпрыгивать от бешенства через три, два… — Че сказал?! — и Хоббс победно ухмыляется, даже немного жалея, что стоит к Шоу спиной. — Да ты ей вообще не уперся! — Да, да, да. А тем утром на Самоа она пела совсем другое… Да и после. — Да ты!.. — Девочки! — встревает в перебранку мистер Никто. — Перестаньте ссориться. Все мы здесь безумно рады вашему счастливому воссоединению после долгой разлуки, но у нас есть дела поважнее, которые я непременно озвучу после того, как ты, — он указывает на Шоу, — поставишь этот чертов стул на место. А ты, — обращаясь к Хоббсу, — отойдешь от монитора, за который вы оба будете расплачиваться всю свою оставшуюся жизнь, если на нем появится хоть одна царапина. Это ясно? — Предельно, — задрав нос, тут же отзывается Хоббс, как послушный вышколенный мальчик. Декард очень громко скрипит зубами, но стул все-таки опускает, хотя не удерживается от пары капель яда и шипит: — Но если я узнаю, что ты, жертва анаболиков, хоть раз лапал мою сестру своими сардельками в неподобающем смысле и неподобающих местах… — Мистер Шоу, — прерывает его мистер Никто, — если вы не заинтересованы в деле… — Я в деле, — твердо отвечает он, и Хоббс встречается с ним взглядом, все-таки решая уделить ему секунду своего внимания. Шоу выглядит на редкость угрюмее обычного. Не выспался, что ли? — Что ж, замечательно, — весело хлопает в ладоши мистер Никто, удовлетворенный ответом. — Тогда мы можем, наконец, приступить! Итак, ваша миссия, господа, если вы возьметесь за это дело… Хоббс и Шоу фыркают. Хотя бы в закатывании глаз они оказываются солидарны, но надо признать, что эта глупая шутка от их куратора немного разбавляет атмосферу, и следующие пятнадцать минут они проводят в четкой и выверенной обстановке, обсуждая план действий как профессионалы своего дела. Но все рано или поздно подходит к концу. — Ладно, мальчики, оставлю вас ненадолго, чтобы вы могли пообщаться, — уже направляясь к выходу, говорит мистер Никто. — Уверен, вам есть, что обсудить. И помните, каждая царапина в этой комнате будет записана на ваш счет. Будьте благоразумны. Дождавшись, когда мистер Никто выйдет за дверь, Хоббс обращается к Шоу: — Что думаешь? Декард небрежно пожимает плечами. — Плевое дело. И не с таким справлялись. — Нет, про благоразумное общение. Шоу на секунду задумывается. — Шесть основных камер по периметру. Вебка у тебя за спиной. Еще две камеры вон там и там, — кивает он головой в указанном направлении, — но пишет только одна — на вход. Похоже, нам решили устроить максимально интимную обстановку, если ты об этом. — Отлично, — ухмыляется Хоббс. — Лучше некуда. Потому что у меня уже с самого момента появления здесь руки чешутся набить твою мерзкую небритую рожу, — и начинает угрожающе огибать разделяющий их стол. — Да-а? — моментально подхватывает Декард, в притворном ужасе вскидывая брови. — И что ж тебя интересно останавливает? Счет за разбитую аппаратуру? Или килограмм пончиков, который ты сожрал в столовке, перед тем как придти сюда? — не остается он в долгу и тоже делает шаг навстречу. — Жиробасина. — Это мышцы! — цедит сквозь зубы Хоббс. — Сколько еще раз повторять, что это мышцы! — Серьезно, что ли? Мышцы? Да ты вообще давно себя в зеркале видел? Отожрался как теленок на убой! Вот это уже запрещенный удар ниже пояса, который становится последней каплей для Хоббса. В конце концов, у него очень тяжелый и напряженный график работы, он испытывает огромный стресс и нуждается в потреблении большого количества калорий, из-за чего временами нарушает диету. Но зачем же так по больному?! — Ну все, урод, сам напросился! — рычит он и в мгновение ока оказывается рядом, возвышаясь над Декардом огромной каменной глыбой, так что тому приходится задрать голову. — Ой-ой-ой, как страшно! Горилла облысевшая! — язвит в ответ Декард, готовый атаковать в любой момент. — Гном! Головастик щетинистый! — зло выплевывает ему в лицо Хоббс, чеканя каждое слово, и ощущает легкий вкус победы, когда Шоу гневно сверкает на него глазами и сопит от возмущения. Проходит всего миг, и они стоят уже настолько близко, что до полного столкновения модного европейского спорткара с непрошибаемой бетонной стеной американо-самоанского производства остается пара жалких сантиметров. В воздухе повисает напряженная звенящая тишина, не предвещающая ничего хорошего — достаточно одной небольшой искры, чтобы компоненты взрывчатки сдетонировали, и все вокруг озарилось ярким пламенем. В таком положении они остаются неподвижными еще долю секунды, сверля друг друга тяжелыми взглядами из-под сердито нахмуренных бровей, а потом почти одновременно бросаются вперед… и уже на половине пути яростно встречаются губами. Шоу обхватывает ладонями лицо Хоббса, сжимает, проводит большими пальцами под челюстью, мнет шею, тянет на себя за уши, не грубо, но настойчиво, так что Хоббсу больше ничего не остается, кроме как повиноваться и уступить напору. Поэтому он склоняется ниже, а руки, которыми он только что удерживал Шоу за плечи, в срочном порядке перемещаются на спину, на лопатки, спускаются к пояснице и притягивают так близко, что между ними не остается ни миллиметра пустого пространства. Щетина у Декарда жесткая, как наждачка, и неприятно царапает кожу, зато требовательные губы оказываются на удивление мягкими. У Хоббса на таком контрасте голова идет кругом от ощущений и нереальности происходящего, а потом и вовсе чуть не случается помутнение рассудка, когда Шоу трется об него всем телом и судорожно выдыхает в рот едва слышный стон. И тогда Люк вжимает Декарда в себя еще сильнее, совершенно упуская момент, когда этот задиристый хоббит вдруг замирает в его руках, потом резко разрывает поцелуй и, упираясь ладонями в грудь, пытается оттолкнуть, что у него не слишком-то выходит — все равно, что скалу пытаться сдвинуть с места. Люк тем временем еще какое-то мгновение продолжает стискивать его в своих объятиях и тянуться губами за ошеломительно сладкой добавкой, пока вдруг не слышит предупреждающий рык. В затуманенном разуме мгновенно раздается тревожный звоночек, вынуждающий притормозить и выяснить, в чем дело. Он, неохотно приходя в себя, медленно открывает глаза, концентрирует все свое внимание на крайне растерянной физиономии напротив, и сознание вмиг проясняется. Пребывая в небольшой панике, Люк быстро отпихивает от себя Декарда, на лице которого отображается очень сложный спектр эмоций. Хоббс не уверен, но полагает, что его лицо сейчас выглядит ничуть не лучше. Немного переведя дыхание, словно после гонки с препятствиями, Шоу первым ориентируется в пространстве и хрипло возмущается: — Ты… Ты че совсем охренел? Ты нафига ко мне полез? Хоббс пару раз глупо хлопает глазами, пытаясь догнать смысл сказанного, а потом начинает злиться на несправедливость обвинения. Он не может с уверенностью сказать, кто к кому из них на самом деле полез первым, поэтому решает, что лучшая защита сейчас — нападение. Раз Шоу можно, то почему ему нельзя. — Чего?! Я к тебе полез? Да это ты мне в порыве страсти чуть уши не оторвал! — Че ты несешь, придурок? Какой, нахер, страсти? — Декард кривится как от кислого лимона. — Да, — продолжает гнуть свою линию Хоббс, — набросился на меня как пантера, а потом повис как обезьянка на дереве! — Серьезно?! Тогда расскажи-ка мне, умник, кто начал засовывать мне в рот свой слюнявый язык? Хоббс давится воздухом от возмущения. Все же вроде совсем не так было. — Ничего я тебе в рот не засовывал, не придумывай! Я вообще просто хотел тебе врезать! — Люк и сам понимает, как по-идиотски это сейчас звучит. — Врезать? — смешок у Шоу выходит немного истеричным. — Чем? Своим ртом? А языком добить, что ли? Это какой-то новый супер прием, которому тебя обучили в твоем племени папуасов? — Не передергивай! Не было такого! — Ага. Засунул мне его прямо в глотку, — Декард даже пальцем себе в шею тычет для наглядности. — А потом еще и лапищи свои распускать начал, извращенец! — Не так все было! — категорически возражает Хоббс. — Ах, не так? А как? — Хочешь, чтобы я продемонстрировал? — Ну давай! — вздергивает брови Шоу. — Рискни, если жить надоело! — гневно бросает он, и Хоббс решительно сокращает расстояние между ними. Зараза, ну почему он с таким завидным постоянством раз за разом ведется на тупые провокации Шоу! Тем не менее, краем сознания Люк отмечает секундное замешательство, мелькающее в глазах Декарда, но уже в следующий момент встречает прямой упрямый взгляд. Воздух вокруг них снова раскален до предела — вот уж действительно разгон с нуля до сотни за пару секунд. И так каждый гребаный раз. Хоббс зол. Он не спешит, но уверен, что сейчас просто из принципа проломит этому вредному бриташке череп, если тот не перестанет с таким откровенным вызовом пялиться на него и поджимать свои маленькие язвительные губенки, которыми всего пару минут назад так яро облизывал его собственные. Не в силах вдруг противиться любопытству Хоббс опускает взгляд, и ему кажется, что они до сих пор немного покрасневшие от его покусываний и влажно блестят от их общей слюны. Сердце пропускает гулкий удар, затем еще один. Черт возьми, да что с ним сегодня не так?! Он тяжело сглатывает, охваченный недавними яркими воспоминаниями, и, забивая на остатки контроля, гордости и вообще всего остального, как под гипнозом подается вперед. Это полный провал, думает он, потому что Декард мгновенно напрягается всем телом, и Люк понимает, что вот сейчас уж ему точно справедливо прилетит по зубам, поэтому застывает на месте и выжидает, стараясь не делать лишних телодвижений. Вместо него их делает Шоу, невероятно удивляя, спустя несколько напряженных секунд ожидания — шумно выдыхает, слегка наклоняя голову, приоткрывает рот и несмело проводит кончиком языка по сомкнутым губам, будто спрашивая разрешения, и Люк сразу же порывисто отвечает с невероятным для самого себя энтузиазмом. Если каждый назревающий конфликт между ними будет выливаться в подобное «благоразумное общение», то Хоббс, в общем-то, не против. Так проходит еще некоторое время. Шоу вновь успевает обвить руками его шею, а Хоббс снова переместить ладони ему на спину, спустить на поясницу и остановить в опасной близости от места, за которое, недовольно проворчав, ему трогать пока еще не разрешали. Но он не отчаивается, в надежде, что однажды ему все-таки удастся исследовать эту неизведанную территорию, а пока его вполне устраивают его целые и не переломанные пальцы. Блин, о чем он вообще думает?! Несколько бесконечно долгих и, несомненно, приятных минут спустя они наконец ненадолго отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха и перевести дыхание. — Мне кажется, мы все-таки немного напутали с последовательностью, — тяжело дышит Шоу, облизывая припухшие губы. — Но результат-то все тот же, — как идиот улыбается Хоббс. — Например, ты снова висишь на мне как обезьянка. — Не всем в этом мире суждено быть Гулливерами. — Коротышка, — ласково подтрунивает над ним Хоббс и легонько целует в уголок рта. — Подставить табуретку? Когда Декард начинает возмущенно сопеть и уже собирается выпутаться из объятий, Хоббс молниеносно подхватывает его под бедра, аккуратно усаживает на стол и, придвигаясь ближе, устраивается между его ног. Давно уже нужно было так сделать. И чего только раньше не додумался. — Ладно, ладно, я пошутил. Не заводись. — Да куда уж больше-то, — смущенно выдыхает тот в шею Хоббса и взволновано комкает в кулаке его майку. У Хоббса резко перехватывает дыхание. Он прочищает горло и старается спросить как можно спокойнее, но возбуждение в голосе, накатившее с невероятной силой, все равно выдает его с головой: — Тогда, может… Может, мы могли бы… — хрипит он. — Может, и могли бы, — великодушно соглашается Шоу. — Тогда… Тогда, может… Хоббс понимает, что выглядит сейчас как полный кретин, неспособный связать пары слов, потому что и сам до конца не знает, что именно хочет предложить, но тут на помощь приходит Шоу — горячо и нетерпеливо шепчет на ухо, отчего у Хоббса невольно и очень непрофессионально подгибаются колени. — Мы могли бы подрочить друг другу прямо здесь, но я бы предпочел обойтись без свидетелей, — о том, что камеры снова подключены и уже какое-то время снимают их, Декард решает промолчать, а Хоббс воспринимает все по-своему.

***

Когда комната на мониторе пустеет, и все присутствующие пытаются подобрать с пола свои челюсти, мистер Никто решается нарушить царящую тишину: — Ну… — говорит он, уже даже не пытаясь вернуть на место свои взлетевшие до небес брови, — по крайней мере, они ничего не разгромили.