***
Земля усыпана мелкими обломками. Они стеклышками калейдоскопа складываются в ужасающий узор катастрофы. Тела уже унесли. И Финн рад, что не придется смотреть на людей, которые всего несколько часов назад были полны жизни, надежд и планов на будущее, а теперь лежат на выжженной земле, словно выпотрошенные уродливые куклы. Рей тоже выдыхает с облегчением. Она терпеть не может душераздирающих картин на местах крушения. Финн отчетливо помнит, как она рыдала в туалете, разрывая снимки: старики, обнимающие друг друга даже после смерти, и оторванная детская ручка в обгоревших, но крепко сжатых пальцах матери. Он не знает, зачем вообще Рей это сфотографировала. Возможно, ей нужен был повод, чтобы отложить боль на потом и продолжить работать, нужна была гарантия, что получится выплеснуть эти чувства позже. У Финна все жертвы катастроф вызывают одинаковые, приглушенные эмоции. Он не выделяет среди прочих ни детей, ни известных личностей, которые могли бы своими знаниями и навыками изменить мир. Каждая жертва имеет свою маленькую вселенную, и в контексте этой вселенной ее оборвавшаяся жизнь наиболее ценная. Для Финна самое страшное и достойное сожаления — это смерть его самого или тех, кто ему дорог. Все остальные — незнакомцы, которых, конечно, очень жаль, но все же они незнакомцы, не способные вызвать подлинное чувство утраты. Такой подход позволяет не вовлекаться слишком сильно, держать дистанцию. В том числе и сохранять ясность ума, когда Финн прослушивает записи голосов из кабины пилотов. И все же последние слова обреченных на гибель людей продолжают всплывать в его снах. Не помогает даже хлорпротиксен. — Финн, левый двигатель, — Рей жестом подзывает его к себе. Финн проверяет двигатель на наличие веток и прочего мусора, чтобы понять, когда тот перестал работать — в воздухе или на земле. — Сделай несколько снимков, — просит он, записывая новые сведения. — Сэр, с правым крылом что-то не так, — обращается к нему один из младших следователей. Его фамилия вертится в голове, но Финн так и не вспоминает. И, судя по обращению, это взаимно. — Где оно? Правое крыло сильно обгорело, и его часть обломилась. Финн мысленно отмечает, что нужно найти недостающее. — Разрыв лонжерона, как странно, — Рэй делает несколько снимков. Она выглядит крайне встревоженной. — Это могло не только сделать крыло хрупким, но и привести к отказу гидравлики. Кажется, мы определили вероятную причину катастрофы? — Похоже, они с чем-то столкнулись. Нужно найти бортовые самописцы. — Поняла. Возвращайся в штаб и проверь, не пролетали ли они через зону боевых действий. Здесь мы справимся сами. — Полагаюсь на тебя. Финн берет служебную машину. Руки дрожат, и он ждет некоторое время, прежде чем завести мотор. В голове крутится множество вопросов. Мог ли самолет лететь так низко, что в него попала ракета земля-воздух? И если да, то кому понадобилось сбивать пассажирский самолет? С каждой новой авиакатастрофой Финн сильнее разочаровывается в человечестве: терроризм, ненадлежащее техническое обслуживание, халатность пилотов, безответственность авиакомпаний, наплевательски относящихся к жизням своих клиентов во славу капитализма. Чем больше он узнает, тем сильнее боится летать. Иронично то, что его профессия подразумевает перелеты по всему миру. Финн несколько раз ударяет себя по щекам, а затем крепко сжимает руль руками. Он обязательно докопается до правды и напишет отчет, который поможет сделать перелеты безопаснее. Такие трагедии не должны повторяться.***
К счастью, речевой самописец находят на следующий день. Пленка не повреждена. Финн просит Бена, специалиста по расшифровке, включить запись. В начале полета ничего странного не происходит. Пилоты обмениваются приветствиями, а затем говорят только по делу. Рей протягивает досье на командира корабля, второго пилота и бортинженера. Финн не может оторвать взгляда от широкой улыбки По Дэмерона, первого пилота, командира корабля и по совместительству летчика-инструктора. Его голос на пленке тоже выделяется среди прочих — мягкий, с едва заметной хрипотцой, чарующий. Кажется, он может принадлежать только надежному и уверенному в себе человеку. Если бы Финн услышал этот голос по громкой связи в самолете, его беспокойство тотчас бы развеялось, и весь полет он больше бы ничего не боялся. Наверное, пассажиры рухнувшего самолета тоже ни о чем не беспокоились. Финн отмахивается от тревожных картин, пытается сосредоточиться. Но голос По Дэмерона выбивает почву из под ног — приходится опереться на стол. В мыслях настойчиво крутится: «Лишь бы никто не заметил!». — Ты как? — шепчет Рей, и от ее внимательного взгляда начинает сосать под ложечкой. — Все хорошо, — улыбается Финн, но улыбка дается ему нелегко. — Не отвлекайся. — Это я должна была сказать… Финн делает вид, что не расслышал. Рей слишком хорошо его знает, чтобы поверить, но все же больше ничего не спрашивает. Возможно, она думает, что жизнерадостные голоса погибших пилотов даже на его железной психике сказываются не лучшим образом. Вот только Финн понимает — дело в другом. Каждое слово По Дэмерона врезается в его разум острыми обломками фюзеляжа. Финн улавливает малейшие колебания интонаций, но смысл сказанного проходит мимо него. Остается надеяться, что Рей не пропустит ничего важного, и ему лишь останется покивать головой, соглашаясь с ее умозаключениями. Первый пилот: Би, приборы в норме? Бортинженер: Да. Второй пилот: Я схожу в туалет. Вам принести что-нибудь? Первый пилот: Из туалета? Ха-ха, не стоит. Бортинженер: М-м, сортирный юмор. Под стать сортирной доставке. Второй пилот: Да ну вас! Возьму чай и обед только для себя… Ничего необычного. Самолет достигает безопасной высоты. Погода ясная, пилоты могут расслабиться и передохнуть. Бортинженер: Какие планы на отпуск? Первый пилот: Слышал, набирают летчиков-испытателей для одного проекта. Как раз успею записаться. Бортинженер: Ни дня без полетов, а? Первый пилот: Небо — мой второй дом. Хочу летать всю жизнь и, если повезет, умереть среди облаков. Второй пилот: Только, умоляю, не нашем рейсе! Твой чай. Первый пилот: Конечно, нет. Разве я могу отнять чью-то жизнь, чтобы уйти красиво? Я еще полон сил и слишком хорош, чтобы умирать. Самый привлекательный и харизматичный из пилотов современности! Бортинженер: Современности? Не самый привлекательный пилот всех времен и народов? Что с твоей самооценкой? Второй пилот: Девушка бросила? Первый пилот: Глупости! Вот будь ты девушкой, ты бы меня бросил? Бортинженер: Он и сейчас не может. У вас контракт на три года совместных полетов. Финн невольно улыбается. Представляет расслабленную позу По Дэмерона. В его смеющихся глазах всполохи солнечного света и непоколебимая уверенность в вечном союзе с небом. Всполохи пламени, пожирающего обломки, в его остекленевших глазах. Финн едва успевает схватить мусорное ведро, когда его начинает рвать. — Все хорошо, — бормочет он, сглатывая рвотные массы. Вторая волна все же вырывается наружу, и он с силой сжимает мусорное ведро, слышит, как ломается тонкий пластик. — Отравился… Продолжайте. — Я отведу тебя в медпункт. Он отмахивается от Рей и уходит один. Внутренности вновь скручивает. В этот раз от стыда. Финн всегда был примером для других следователей. Стойкий, сдержанный. Его не тошнило, когда он стоял среди обгоревших тел или наблюдал за вскрытием, а сейчас… По Дэмерон. По Дэмерон!.. В туалете Финн высыпает на ладонь антидепрессанты и нейролептики. Больше, чем нужно, но все же недостаточно много для передозировки. Запивает их водой из-под крана, такой же горькой, как и участь По Дэмерона. Финн чувствует слабость. Думать сложно, но все же это лучше тошноты и дрожи в коленях. Так он хотя бы может притворяться нормальным. Если никто не будет задавать сложных вопросов. Если Рей не будет. Умывшись и почистив зубы, Финн возвращается обратно. Рей смотрит на него как-то странно. — Включите с того места, где пилоты обсуждают контракт. — Ты хотел сказать, перетирают за отношения? — зубоскалит Бен. Финн отвечает долгим взглядом. Бен ему никогда не нравился. Он оказался в их команде благодаря протекции Леи Органы, всеми уважаемой председательницы. Вот только в голове не укладывается, как у столь замечательной женщины мог родиться такой отброс. Хотя стоит признать, что, несмотря на скверный характер и попытки склеить Рей, Бен отличный специалист. Иногда Финна доканывают его словоблудие и несдержанный характер, и он жалуется Рей. Она лишь улыбается и терпеливо объясняет, что Бен на самом деле добрый и умный, просит не судить строго. Финн не понимает, как они вообще поладили, и боится, что однажды придется отгулять на их свадьбе. Он желает для своей обожаемой напарницы Рей замечательного супруга или супругу, а не этого… Впрочем, не ему решать. — А насчет ведра… надеюсь, ты в скором времени купишь мне новое. Не очень-то удобно работать с бумажками, не имея возможности их выбросить. — Можешь взять мое, Бен, — улыбается Рей, успокаивающе касаясь локтя Финна. — Воспроизведи запись. Ему нужно услышать, что там происходит. Последние слова заставляют забыть о Бене. Сердце сжимается, словно от того, будет Финн слушать или нет, зависит судьба По Дэмерона. Словно он не знает, какой конец ждет всех пассажиров и членов экипажа, летевших этим рейсом. Сначала на записи лишь разговоры о мелочах — как бы Финн хотел быть в сфере интересов По Дэмерона! — и регулярные проверки скорости, высоты и исправности всех систем. Ничего примечательного. А потом… Потом раздается приглушенный звук удара и маты. Второй пилот: Какого черта?! Первый пилот: Что с системами?! Бортинженер: Отказывает гидравлика! Зеленая ноль, синяя тоже, желтая… Мы остались без гидравлики!.. В кабине пилотов повисает долгая, вязкая тишина. Они прекрасно понимают, что без гидравлики самолетом управлять нельзя. По Дэмерон еще ничего не говорит, но Финн чувствует — он не сдастся, будет бороться до последнего и тогда, быть может, совершит невозможное и благополучно посадит самолет. Благополучно? Это разбросанные по земле обломки, самолетное крошево, Финн считает благополучным?! Он кривится. Мысль, жалкая, болезненная мысль, что По Дэмерон жив, опутывает сознание. Смерть всех людей на борту, должно быть, ошибка! Комитет неверно проанализировал ситуацию, но обязательно разберется с этим и вызовет По Дэмерона на допрос и тогда… Финн незаметно отправляет сообщение патологоанатому, спрашивает, нашли ли тело командира корабля. Ответ приходит незамедлительно и разбивает безумную надежду: «Да. Будешь присутствовать на вскрытии?». От смеха сводит челюсти, и только близость к Рей заставляет его сдержаться. Финн чувствует себя одураченным. Но тихий голос По Дэмерона шепчет из глубин подсознания: «Может, кто-то похожий? Обгоревшие лица несложно спутать, ведь так?». Первый пилот: Самолет не слушается… Второй пилот: Что нам делать?! Первый пилот: Свяжись с диспетчером! Попробуем дотянуть до аэропорта и сесть! Второй пилот: Вышка, прием! Это борт Эйч-Эр-2187! У нас отказ гидравлики, запрашиваем разрешение на посадку в ближайшем аэропорту! Первый пилот: Би, как приблизимся к посадочной полосе, выпустишь шасси вручную! Бортинженер: Принято! Второй пилот: О боже, мы словно по волнам плывем… Точно справишься?! Первый пилот: Да. Поговори с бортпроводниками, пусть готовятся к экстренной посадке! Финн трет переносицу. По Демерон и в самом деле храбрый, отчаянный человек. Только ему было по силам совершить этот подвиг, так почему он не смог? — На какой высоте их сбили? — Девять тысяч метров. — Слишком высоко для ракеты земля-воздух… Траектория полета? По графикам и информации с регистратора полетных данных, записям диспетчерской вышки Финн видит, что По Дэмерон и в самом деле смог выровнять самолет, сдвигая рычаги тяги. Они почти долетели до аэропорта, разбившись в десяти километрах от него. Один факт того, что По Дэмерон смог вернуть контроль в таких условиях, кажется невероятным. Сначала самолет набирал высоту и скорость, пикировал, снова ускорялся, но его получилось укротить при помощи одних только рычагов управления двигателями. Увы, удача была не на их стороне. Финн догадывается, что в какой-то момент нагрузка на крыло стала больше, чем оно могло выдержать, и кончик обломился. Это раздавило и без того крошечную надежду на спасение. Запись обрывается на криках второго пилота и бортинженера. Кажется, По Дэмерон не издал ни звука до самого последнего момента своей жизни. Словно не мог сдаться, не желал оставаться беспомощным вскриком на пленке речевого самописца. — Если не ракета, то что? В шторм они не попадали, других самолетов поблизости не было… — Возможно, моя идея покажется глупой… но… метеорит? Финн смотрит на Рей с благодарностью. Метеорит — отличный финальный штрих в жизни По Дэмерона. Невероятная и завораживающая смерть. — Давай найдем доказательства. Бен, мне нужна эта запись. — С чего вдруг? Ты никогда не просил… — Моя задача — сделать все возможное, чтобы проанализировать катастрофу и составить отчет. Твоя — делать, как я прошу. — Но… — Бен, дай ему копию. Нет времени спорить. Получив запись, Финн все же наведывается к патологоанатому. Он должен увидеть По Дэмерона. Хотя бы раз. Хотя бы так. Выслушав о повреждениях, Финн просит оставить его одного. Это кажется странным, но не настолько, чтобы отказать. Мало ли, что творится в голове у следователя? Для остальных отделов они всегда были чудакам. По Дэмерон не утратил своей красоты: с царапинами, ожогами он все еще кажется невероятно притягательным. Действительно самый симпатичный пилот современности! Финн все бы отдал, чтобы увидеть его улыбку. Он приподнимает пальцами уголки посиневших губ и пытается представить, что По Дэмерон живой и беззаботный. Не выходит. Финн судорожно вытирает руки о грубую ткань джинсов, но мерзкое ощущение словно впиталось намертво. Не стоило трогать такого По Дэмерона. Не стоило приходить. Кажется, Финн больше не может представить ни его улыбку, ни теплое рукопожатие. И даже голоса больше не слышит. — Прости, что побеспокоил, — шепчет он. — Ты отлично потрудился. Непревзойденный летчик По Дэмерон. Герой.***
Тайну падения самолета они разгадали быстро, но их домыслов было недостаточно, чтобы успокоить общественность. Предстояло много работы. Рассортировать все обломки и тщательно их изучить, чтобы подтвердить или опровергнуть их теорию об отказе гидравлики и убедиться, что все остальные системы были исправны. Провести анализ багажа и изучить техническое состояние судна, посетить место проведения техобслуживания, если оно было. Тщательнее проанализировать биографию пилотов, авиакомпанию. И найти следы метеорита. Расследование затянется на долгие месяцы, несмотря на то, что черные ящики не были сильно повреждены, а расшифровкой они занялись в обход бюрократических процедур. С одной стороны, благодаря вмешательству Леи Органы. С другой, из-за общественного давления — авиакатастрофа привлекла внимание журналистов, а семьи жертв требовали ответов. Всю сложную работу Финн спихивает на Рей. А сам часами прослушивает запись из кабины пилотов. Раз за разом, день за днем, неделю за неделей. Словно это что-то изменит. — Небо — мой второй дом. Хочу летать всю жизнь и, если повезет, умереть среди облаков. — Летай до пенсии, а я буду ждать. Ты слишком хорош, чтобы умереть молодым, ведь так? — Самый привлекательный и харизматичный из пилотов современности! Вот будь ты девушкой, ты бы меня бросил? — Нет, никогда. Как проходит полет? — Самолет не слушается… Попробуем дотянуть до аэропорта и сесть! — Я верю в тебя, По Дэмерон! — Спасибо, Финн. Я бы не справился без тебя. Телефон, через который воспроизводится запись, падает из рук. Финн ошарашенно смотрит на По Дэмерона, улыбающегося так лучезарно и нежно, что сердце на мгновение замирает, а затем пускается галопом. — Ты?.. — Что за выражение лица, Финн? Разве так встречают героя? Мог бы и порадоваться, что я наконец-то посадил самолет и пришел к тебе! — Я рад, — выдыхает Финн, смахивая слезы и крепко обнимая По Дэмерона. — Боже, как же я рад. Спасибо, что вернулся живым.