Miami, bitch

Встретить Новый год в Майами — было давней, выстраданной и неубиваемой мечтой Витьки. Грёзы об Оушен Драйве, Ки-Уэсте, островах, мостах и просто океане не сдавали своих позиций никогда, чем бы Витька ни занимался в своей разнообразной деятельности. И даже с появлением в его жизни Ярика, рядом с которым меркло всё, американская мечта и не думала исчезать. Разве что только трансформировалась из «я на Сауф-бич» в «мы» на том же месте. Ярик же Витькины мечты если и разделял, то только с точки зрения фундаментального будущего. Несмотря на убойную, сногсшибательную внешность, позволявшую ему хоть сейчас в супер-модели, Ярик оставался хладнокровным реалистом. Тем не менее, его это не портило. Вообще, эти метр девяносто породистого рельефного тела, тёплые и какие-то даже бархатные, темные глаза, прямой нос, чёрные слегка удлиненные волосы и губы, такие, будто немного размазанные губы, ничего не могло испортить. Даже его характер — упёртый как стадо баранов. Но характер нивелировался родинкой над уголком верхней губы. Вот смотришь на эту родинку и забываешь обо всём. Напрочь. Как будто в башке ветер свистит. И только это лицо, в котором сосредоточен весь мир. Эти глаза, в которых весь космос. Эти губы, которые выглядят так, будто… Витька потряс головой с выгоревшими ещё летом патлами. Вот так всегда — стоит подумать о Ярике, как тут же башку сносит. И хочется к нему до одури. И его хочется. Так, как никого и никогда. И всегда мало. Хоть до смерти его затрахивай, всё равно мало. Зато тогда бы он постоянно в Витькином распоряжении был. И не бежал бы никуда — ни на пары свои дурацкие, ни на лекции, ни на дежурства, ни к родителям. Никуда вообще. Лежал бы себе спокойненько в том положении, какое бы Витька для него определил. А сам Витька драл бы безвольное тело с безумием осатаневшего маньяка… «Какой же пиздец, — Витька снова потряс головой, — такая трэшатина в мысли лезет. Не иначе с недотраху. Сколько мы уже не ебались? С позавчера, кажется… Да, точно. Позавчера Ярик вернулся домой, на удивление, не так поздно, как обычно. И в больничку свою долбаную не побежал. Снизошёл к захлебывающемуся спермотоксикозом Витьку, ага. Но, бля, вчера весь день его не видел. И сегодня уже к закату клонится. Вроде как сегодня он не дежурит. Если не приползёт никакущий от усталости, то, может, что и выгорит. А приползёт, — Витька нехорошо усмехнулся, — один хер выебу. Хоть мёртвого. Бля, снова этот трэш. Вот до чего нереализованные желания доводят». Размышляя, что о подобных завихах в его голове сказал бы сам будущий доктор, Витька побрел на кухню, где в маринаде доходила курица. Сейчас многие супермаркеты такие полуфабрикаты предлагают — очень удобно. Засунул в микроволновку или духовку, и вуаля — готовая, почти домашняя еда. Витька облокотился о столешницу, мельком взглянув на свой рабочий ноут. В открытом мессенджере ждали несколько непрочитанных сообщений. Заказы, как всегда. Сайты, которые создавал Витёк, всегда пользовались популярностью у клиентов. И платили они щедро. И передавали координаты ценного веб-дизайнера друг другу. Поэтому с финансами у Витька всегда всё в ажуре. На любую прихоть хватит. Ну, почти на любую. И удобно, когда работаешь по удалённому доступу, из любой точки мира можно. Хотя б и с того же Майами… «Майами, сука, — Витька скрипнул зубами, — там сейчас тепло, самый сезон. А здесь грёбаный ледник. А если?..» Шальная мысль, осветив, как хвостом кометы, Витькины глаза, потухла так же быстро, как и вспыхнула. «Как же, разгонится он — подготовка к квалификационному тестированию, дежурства, семейство… Хотя и визы открыты, и билеты купить сейчас не проблема. А остановиться у Саймона можно — вилла практически круглогодично пустует. Хозяин постоянно то на конгрессах, то на симпозиумах. То презентации, то игровые соревнования. Основной тестер мирового игрового гиганта - это тебе не хухры-мухры. Эх-х-х…» Витька тяжело вздыхает и механически берёт в руки пульт от небольшого телевизора, закреплённого на стене кухни. Нафиг он не нужен, по большому счёту, но Витьку иногда требуется какой-нибудь фон, помимо музыки. Музыки сейчас не хотелось. Сильно много с ней ассоциаций. А вот какой-нибудь новостной канал… Витька перещёлкивает каналы, глядя куда-то в промозглую, ледяную ночь через стеклопакет. Бросает пульт на стол, садится за ноут. Открывает сообщение в мессенджере, кивает, убеждаясь, что снова заказ. Закрывает. Отодвигает ноут. Работать не хочется. Вообще ничего не хочется. Ебаться хочется, но Ярика пока нет. «Подрочить, что ли?..» — лениво думает Витька, но ничего не делает и в этом направлении. С настроением непонятно что творится — какое-то такое тягомотное и невнятное нечто, ворочающееся душным комком где-то под рёбрами. «Говорят, под Новый год, что ни пожелается, всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается…» — по телевизору идёт какой-то новогодний мультфильм и звучит эта наивная, детская песенка, рефреном бьющая по мозгам Витьке. «Прям-таки и всё», — фыркает Витька и неожиданно ловит себя на том, что дико, отчаянно, до боли хочет, чтобы сбылось то самое сокровенное, самое-самое… Ну хотя бы Новый год вместе встретить, а не как всегда. Мессенджер пиликает извещением о новом сообщении — и Витёк почему-то открывает его, хотя зарекся на сегодня работать. Поздравление. От Саймона. И приглашение. Дружеская вечеринка, бла-бла-бла. Но помимо этого ещё и очень выгодное предложение по работе. Крайне выгодное. От такого не отказываются просто так. А вечеринка как повод познакомиться с представителями заинтересовавшейся Витьком компании. У Витька скручивает желудок каким-то предвкушающим спазмом — стоило ж только подумать, и вот, пожалуйста. А вдруг это знак? Додумать Витёк не успел. В двери послышался звук проворачиваемого ключа, и на пороге появился улыбающийся Ярик. Порог хорошо просматривался с места за столом, где сидел Витёк, поэтому Ярика ему было видно во всей красе. Уже сколько времени вместе, а как в первый раз — тахикардия, жар в затылке, потеющие ладони и поджимающиеся яйца. «Вегетатика шалит», — язвит по этому поводу Ярик. Но Витёк, наблатыкавшись рядом со своим интерном всевозможным медицинским премудростям, в корне не согласен. Потому что если срывающееся галопом сердце, аритмию, жар и прочие явления ещё можно отнести к «шалящей вегетатике», то вот яйца — это уже серьёзно. Витёк смотрит на Ярика. Нет, не смотрит — любуется. Тащится. И жар, и ладони, и яйца — сразу же, мгновенно. И уже тянет судорогой удовольствия по члену. Уже полуэрекция. Чёртов Ярик, колдует он, что ли? Ну не может быть такая реакция постоянно на одного и того же человека вот уже, страшно даже подумать, больше года. — Я дома, — Ярик бросает ключи на комод, вешает куртку и наклоняется расшнуровать ботинки. В два прыжка Витёк оказывается рядом с ним и со стоном, крепко обхватив руками бедра Ярика, вжимает в свой пах так соблазнительно выпяченную задницу. — Сдурел? — Ярик вяло отбивается, но понятно, что происходящее ему тоже доставляет удовольствие. — Ты же меня завалишь сейчас… — Я тебя выебу сейчас, — рычит мгновенно теряющий контроль над благоразумием Витёк, яростно сдирая с обожаемой задницы узкие джинсы. — Я тебя сейчас… прямо здесь… как суку… — Бешеный, — срывающимся шёпотом, с хрипотцой, прогибаясь, помогая избавиться от одежды, почти стонет в ответ Ярик. — Какой же ты ненормальный, Ви-и-ит… Ох, бля-а-а, что ж ты со мной делаеш-ш-шь… — шипит от лёгкой боли, когда нетерпеливый Витька, только лишь сплюнув на ладонь и проведя по ложбинке между ягодиц, уже проталкивается глубже. — С-с-сука-а-а, — Витёк вжимает одну ладонь в шею Ярика сзади, впечатывая того лицом в стену, а второй помогает себе. Засунув член полностью, он ненадолго замирает, переводя дыхание и просовывая ладонь под живот Ярика. Удовлетворённо стонет, наткнувшись пальцами на стоящий член партнёра. — Какая же ты с-с-су-ука-а, — обхватывает член вокруг основания и под яйцами, крепко сжимает и начинает двигаться в быстром, рваном темпе. — Да-а-а, ещё, — стонет Ярик, запрокинув назад голову, сам насаживаясь не менее яростно и подаваясь за вцепившимися в его волосы пальцами Витьки. — Ещё-о-о… Ви-и-и-т… ох-х, да-а-а. Помоги-и-и мне, — его руки тянутся к члену. Заметив это движение, Витёк, отпустив волосы Ярика, перехватывает его руки. Заламывает за спину и, не переставая вбиваться в горячий, тесный задний проход, задирает вверх сжимаемые запястья, вызвав у партнёра скулёж. — Наказан, — рычит, с каждым толчком дергая руки Ярика выше. — Чтоб знал, сучка такая. Чтоб раньше домой приходил… — перед глазами темнеет, по позвоночнику прошивает будто электродугой, мышцы напрягаются до предела. — Бля-я-я-я, — воет Витёк, бросив руки Ярика и втискивая его в себя, перехватив под пресс. — Кончаю, с-с-с-сука-а-а. И уже содрогаясь, сливаясь в партнёра, чувствует ответную дрожь и судорожно бьющееся под ним тело. Конвульсивная пульсация стенок анала выдаивает член Витька. Сорванный крик и ответный мат свидетельствуют о том, что Ярику в очередной раз удалось достичь оргазма, даже не прикасаясь к себе. Его пальцы бессильно цепляются за стену, скользя по ней. Ноги дрожат от напряжения. Он всхлипывает и долго, протяжно стонет, толчками выплескивая сперму на многострадальную стену. — Это пиздец какой-то, — Ярик безвольно лежит на коленях Витька, сидящего тут же, в прихожей, и перебирающего взмокшие волосы на его висках. — Ты псих, самый натуральный псих. Ни в душ не дал сходить, ничего… — Пох тот душ, — довольно чуть ли не мурлычет Витька. — Тебе ж самому в кайф. — В кайф, — улыбается Ярик, приподнимаясь и усаживаясь рядом, подмостив свои джинсы под голую задницу. — Но так всё равно нельзя. Это негигиенично и… — Пох, — Витька закрывает Ярику рот, засасывая его губы в поцелуй. Целует долго, глубоко, настойчиво. Нехотя отрывается, любуется на теперь ещё более размазанные и припухшие губы партнёра. — Пох. Это же ты. Я тебя в любом виде… — Придурок, — смеётся Ярик, ластясь и прижимаясь всем телом. — Какой же ты все-таки придурок. Как же я люблю тебя… — Жрать хочешь? — Витёк поднимается на ещё слегка подкашивающиеся ноги. — Знаю, что хочешь. Давай чеши в душ, а я пока курицу засуну и салат настрогаю. Пока выйдешь, и хавчик на подлёте будет. Давай, давай, шуруй. А то я за себя не отвечаю. — Маньяк, блин, — довольно улыбается Ярик и, собирая шмотки по прихожей, двигается в сторону душа. Витёк чуть ли не вприпрыжку бежит на кухню, делает громче звук телевизора, где транслируют какую-то рекламу с новогодним «джингл белс»-ом. В углу экрана светится гирлянда и текст: «до Нового года осталось пять дней». Суёт в духовку курицу, режет салат, чувствуя себя до охерения счастливым. Взгляд падает на ушедший в спящий режим ноут. «Не в этом году, Саймон, — почти без сожаления думает Витёк, — а может и… ведь «что ни пожелается»… Было бы просто мега-круто». Ужин проходит в непринуждённой обстановке под болтовню новостного канала. — Выключил бы ты его, — Ярик кивает на телевизор. — Нафиг надо вообще. — Да пусть трындит, — Витёк обгрызает куриное крыло, глядя на Ярика пожирающим взглядом. — Он меня хоть как-то от тебя отвлекает. — Аргумент, — смеётся Ярик. — Мне на этот ящик нужно молиться, получается. Если б не он, ходить бы мне на полусогнутых с разорванной жопой. — Прям-таки и разорванной, — прищурившись, плотоядно улыбается Витёк. — Что я, зверьё какое, что ли? Я б тебя растянул как положено, а потом бы… Бля, ну вот что ты со мной делаешь, а? Снова хочу. — Ужас, — делано закатывает глаза Ярик, тем не менее, облизывая в секунду пересохшие губы. — Я связался с маньяком. — Ещё с каким, — рычит Витька, заметив это облизывание и блеснувший похотью взгляд. — Ты даже не представляешь, что я сейчас с тобой сделаю. Он тащит Ярика в постель, забыв и о телевизоре, и об ужине. Но несмотря на маньячьи намерения, второй заход идёт более нежно, дольше, тягуче. И посткайф похож на расслабленную негу. И думать ни о чем вообще не хочется. Такая расслабленность и невесомость, как будто в космосе паришь. — Новый год скоро, — Витёк притягивает Ярика поближе к себе, укладывая его голову на свою грудную клетку. — Так быстро время летит. — Быстро, — соглашается Ярик. — А с тобой рядом вообще мгновением. А Новый год… знаешь, у меня, наверное, получится дома быть. Там почти всех пациентов домой отпускают. Тяжелые в реанимации, переводов не предвидится. Да и у нас вроде как есть доктора проштрафившиеся. Что-то говорил такое заведующий, что им в Новый год дежурить. — Да ты что? — от радости Витёк даже подскакивает на постели. — Это же круто, ну? — Ну это ещё не точно. — Слушай, а можешь точнее выяснить? Просто смотри, тут такое дело вырисовывается… — он быстро рассказывает о предложении Саймона. — И тем более Майами, ты понимаешь? Я всегда хотел, а тут одно к одному складывается. — Майами, битч, — смеётся Ярик. — Вот же тебя на нём завернуло. — Это же Флорида, Яр, — Витёк заглядывает Ярику в глаза. — Флорида, понимаешь? Ну вот чего здесь жопу морозить, когда там океан, пальмы, пляжи белоснежные. Яхты, острова. Природа умопомрачительная на Ки-Уэсте. Самая южная точка Флориды далеко-далеко в океане. Живописнейшие пейзажи. Представляешь? Хочешь, тропики тебе, а хочешь — в самом сердце гранд-Майами шопинг, клубняки… А ещё в центральной Флориде на берегу озера есть город Орландо. Самый большой во Флориде. Там парки развлечений, а совсем рядом — стартовая площадка NASA — мыс Канаверал. Тачку возьмём в прокат. Кабриолет, хочешь? Визы же открыты, полетели, а? Может и смотаем куда-то в другой штат, узнаешь о нострификации. А может, и во Флориде есть какой универ, как тебе надо. Полетели, Яр? — Флорида занимает первое место по уровню образования, — задумчиво произносит Ярик, глядя в потолок. — Но это по уму надо, а не с кондачка. — Ну просто отдохнём, присмотримся, — Витёк начинает тормошить Ярика. — Давай хоть раз в жизни забей на это своё «обязан». Не помрёт без тебя твоя семейка. Тем более и с работой складывается. Давай, а? Новый год же, я загадал, должно сбыться. — Ты как дитё малое, — Ярик вроде и шутит, но взгляд серьёзный, — загадал он. Ну, смотри, на работу вроде как и не надо, но на месте быть желательно, вдруг накладка какая, руки нужны будут, — осекается, наткнувшись на взгляд Витька. — Я постараюсь, Вит. Очень постараюсь. И я… я бы тоже хотел. Очень. С тобой. И мне без разницы даже куда. Хоть в чёртов Майами, хоть в тайгу под ёлку. — Я люблю тебя, гад такой, — расчувствовавшись, Витёк обхватывает Ярика руками и плотно стискивает, пряча предательски повлажневшие глаза и сглатывая несглатываемый комок в горле. — Люблю до безумия. — И я тебя. Очень… «…в эфире криминальная сводка», — резкие звуки опенинга очередной передачи перекрыли и так тихий голос Ярика. Витёк так и не дослушал, что очень хотелось слышать постоянно. Оба парня вздрогнули от внезапности. — Блядь, — почти в унисон. — Говорил же, выруби, — Ярик шарит по кровати в поисках пульта. — Да где ж он, собака. — На столе в кухне валяется, — Витёк поднимается с постели. — Счас. «…была найдена очередная уже третья по счёту жертва… предполагаемый серийный убийца… по оперативным данным квалифицировано как умышленное убийство с особой жестокостью… Разговоры о маньяке…» Витёк щёлкает кнопкой выключения. — Что там, маньяк у нас завёлся? — сонно спрашивает Ярик вернувшегося Витька. — Ага, маньяк-хуяк, — отмахивается Витёк. — Очередной висяк надо ж на кого-то списать. Вот и плодятся маньяки как кролики. Давай спать, ты никакой уже. — Угу, — повозившись, Ярик затихает, а после вдруг снова заводит прежний разговор. — А если и правда маньяк? Надо у ребят из морга спросить. Всех же к нам везут. — И криминальных? — Витёк не понимает, с чего у Ярика вдруг такой интерес к этому дерьму. — Ну, вообще-то не должны, но пока так. В любом случае Леонидыч консультирует. Спрошу. — Оно тебя чем-то беспокоит? — Витька пытается всмотреться в глаза Ярика в темноте. — Ты… тебе страшно? — Вот ещё, — слишком быстро отвечает тот. — Херня это всё, да и неправда, скорее всего. Ладно, давай спать. Следующие несколько дней пролетают быстро — Витёк, получив от Ярика «добро» на их поездку, занимается билетами, арендой, сборами и прочими организационными моментами. И чувствует себя абсолютно, бесповоротно, безобразно счастливым. Сбыча мечт произошла — что может быть лучше? А ещё и работа с перспективой такой, что не балуйся. А самое главное — они вместе с Яриком, в Майами. Сбывшаяся, просто невероятно, но сбывшаяся мечта. Витька волнуется — как бы не забыть ничего. Регистрацию лучше проходить онлайн. И приехать пораньше. Так, ещё раз написать Саймону. Уточнить все нюансы с проживанием. И дресс-код, что там за дресс-код на той вечерине будет, чтоб не облажаться. Мысли теснятся роем — билеты, регистрация, паспорта. Документы в отдельную сумку, в ручную кладь. Всё остальное в багаж. Надо спросить у Ярика, что он из шмоток хочет. Мыльно-рыльные можно не брать, чтоб не ебаться с этими жидкостями. По месту. Да вообще ничего можно не брать. Только дресс-код же, наверное. Бля, где Ярика снова носит? Уже давно должен по времени. А, он говорил, что к родителям ещё. Жрать хочется. Так, ещё раз, чтоб ничего не забыть. Че ты суетишься как дебил? Ого, времени. Где Ярик, мать его?.. Дверной замок щёлкает, в прихожую вваливается долгожданный Ярик с сеткой мандарин в руках. — Во, мать передала. Как будто я сам купить не в состоянии. — Да не рычи, — Витёк настроен миролюбиво. — Ты чего долго-то так? Родители напрягли? — Не, — мотнув головой, Ярик усаживается за стол, вытянув ноги и привалившись к стене. — Бля, устал, пиздец. Родители как родители. У нас там в отделении непонятки. — В смысле? — нехорошее предчувствие слегка царапает Витька в глотке. — Какие непонятки? Ты ж говорил, что почти все на выписку. — Говорил, — Ярик вздыхает. — Потапова выписали уже. Иванова и Ковальского домой отпустят. Миронов стабилен. Парня с ножевым — в хирургию. Тихонова в терапию переводят… — Ну? — в нетерпении перебивает Витёк. — И что тогда? — Да мальчик этот, ну, самоубийца наш недоделанный... — Ярик снова вздыхает. — Никто не мог предположить ничего серьезного. Повезло ему, по сути. Сотрясение и перелом большеберцовой. Сложный, но не критичный. Фигня же. Особенно с учётом высоты, с которой он… Ну не важно. А сегодня у него гемоглобин упал до критических почти. УЗИ, КТ, скрытая кровь — все в норме. Нихуя не понимаю. Как будто кость отломком бедренную артерию повредила. Но заведующий сказал, чтоб я не сочинял. Хотя других вариантов нет. Ярик трёт переносицу, а Витёк, привычный уже к таким рассказам, пожимает плечами: — Ну что-то выявится. Наверное. - Да, — Ярик снова тяжело вздыхает. — Только… — Что? — Витёк не хочет думать ту мысль, что тут же занесло в его голову. — Понимаешь, мне, наверное, нужно будет выйти на дежурство… — Ярик смотрит виноватым взглядом, хрустя суставами пальцев. — Прости. Я подвёл. Я… Просто нужно. Это ещё не точно, но мне позвонят, скажут уже конкретно. Прости. — Нужно, да. Я понимаю, — Витёк садится на непонятно как взявшуюся под его задницей табуретку. — Работа, всё такое. Самоубийцы. Гемоглобин. Маньяки… «При чем тут маньяки, что я несу?..» Но маньяки, видимо, затесались из-за очередного выпуска криминальной сводки. Теперь диктор чуть ли ни в красках рассказывает, как именно убивают жертв, делая акцент на том, что убийца очень силён и, возможно, психически неуравновешен. Что все жертвы молодые мужчины буквально истерзанные и со следами сексуального насилия. И отрубленными половыми органами. Она так и сказала: «отрубленными». Витёк переводит взгляд на Ярика. Тот остановившимся взглядом смотрит на экран, где хоть и не четко, но видно и вспоротые животы, и искромсанные ножом тела, и всё остальное тоже видно. «Какой идиот пускает такое в общее вещание», — не успевает подумать Витёк, как Ярик, зажав рот рукой, срывается с места и бежит в ванную. — Что? Что? Что такое? — Витёк тормошит бледного до синевы Ярика, когда тот, вывернувшись над унитазом, бессильно сидит на полу, облокотившись о кафель. — Чего ты? В анатомичке своей ты как выживал вообще? А когда руки-ноги поломанные и кости торчат у пациентов, что, тоже блюешь? Яр, да что с тобой? — Всё нормально, — Ярик пытается говорить четко, но его зубы стучат друг о друга. — Переутомился. — Херни не неси, — Витёк настроен решительно. — Что это было только что? — Страх, — Ярик выдыхает и уже почти улыбается. — Их всех находят в том парке, через который я хожу. Там зверьё реально, я говорил с Леонидычем. И всё это, что они говорят, — он кивает на телевизор, — правда. Только ещё похлеще по факту. — Погоди, — Витёк в замешательстве. — Ты волнуешься, боишься, что с тобой… что тебя… Ярик молча кивает. — Стыдно, — выдавливает из себя. — Просто в детстве когда-то… меня… в общем, я вырвался тогда, но заикание лечили три года. — Бля, — Витька крепко обнимает Ярика. — Я ж не знал. Вот ты чего сам молчал? Сука, выкину к ебеням этот телек. — Да при чём тут телек, — Ярик поднимается. — Умыться надо. Просто, бывает, накатывает. В тот день они ничего больше не обсуждали, хотя Витьку и чесалось уточнить насчёт поездки — все ли в силе. Но справедливо рассудив, что Ярик не стал бы так кидать его, а сообщил заранее, если что не так, забил и попытался окружить своего партнёра заботой и вниманием. Тем более, звонок так и не поступил, а значит — всё в силе. Поэтому завязываем с рефлексиями и стараемся сделать хорошо Ярику. А Ярик внезапно попросил секс. Причём такой секс, который по понятиям Витька сейчас был попросту неуместен, и «как можно жестче» он бы сейчас просто не смог. Хотелось нежить, ласкать, вылизывать с ног до головы. Но Ярик требовал напора и натиска, и впервые за всё их совместное время Витёк потерпел фиаско. Разозлился на себя. Но обычно в секунды накатывающее рядом с Яриком возбуждение, показав средний палец, исчезло, как и не было. Витёк хотел, но одного хотения было мало. Наверное, Ярик обиделся. А может и нет, этого Витёк понять не мог. Но напряжение ощущалось конкретное. Оба ворочались, не в силах уснуть и старательно делали вид, что всё в порядке. Под утро Витёк выбросил из головы все ненужные мысли, настраиваясь на позитив. Смог уснуть. И проснулся далеко за полдень, когда Ярик уже умотал на работу. Спал ли в тот день сам Ярик, Витёк не знал. До Нового года оставалось три дня. Звонок из банка прозвучал, когда Витёк собирался выскочить в ближайший магазин купить какой-нибудь хавки на вечер. А вечером планировал встретить Ярика с работы. Витьку нетрудно, да и Ярик меньше нервничать будет. А чтоб не чувствовал себя неловко, зайдёт на работу, типа рядом был. Зачем ему быть рядом с больницей Ярика, Витёк ещё не придумал. По ходу определится. Ещё и банк. Служащие хотели обновить данные. В другой раз Витёк забил бы, но с учетом завтрашнего перелёта не хотелось бы, чтоб карту блоканули в самый неподходящий момент. Пришлось тащиться в банк. Подумав, что глупо покупать продукты, коль они все равно улетят, Витёк решил предложить Ярику зайти вечером поужинать в пиццерию. Открылась новая из хорошей сети и, что удачно складывалось, как раз возле работы Ярика. Поднявшись на этаж, где находилось травматологическое отделение, Витёк толкнул дверь и прошёл по коридору. Ни бахил, ни халата на нём не было, но медсестра, что-то писавшая за столом, даже головы не подняла. «Бардак», — подумал Витёк, идя к ординаторской. За его спиной лязгнули двери лифта. Обернувшись, Витёк увидел, как его Ярик, осторожно поддерживая какого-то пацана с загипсованный ногой, перекладывает его с каталки на кресло. Наклонился, что-то поправил. Улыбнулся ему. Улыбнулся, сука. Погладил по плечу. Ярость шибанула Витька в затылок мощным, хотя и локальным взрывом. В мгновение оказавшись рядом с Яриком, он еле выдержал, пока медсестра увезёт кресло с пациентом. — О, Вит, — удивлённо распахивает глаза Ярик, будто только сейчас заметил разъярённо сжимающего кулаки Витьку. — Ты что творишь, сука? — Витёк выплевывает слова сквозь зубы и теснит Ярика по коридору, прижимая к стене. — Ты что, блядь, творишь? — Что? — недоумённо пялится Ярик, и бледнеет, когда Витькин кулак впечатывается в стену в паре сантиметров от лица. — Охренел? — Это ты охерел, — рычит Витёк. — Ты бы его ещё выебал тут, прямо на коридоре. — Кого? — повышает голос Ярик. — Ты в своём уме? — Этого своего, — Витька чуть ли не раздирает, он шипит от злобы. — Инвалида этого ебаного. Улыбается ему, зажимается. Сука! — Ты бухой, что ли, я не пойму? — Ярик смотрит с опаской, на бледном лице одни глаза, мерцающие тревогой и беспокойством. — Вит, успокойся, ты чего? — Я чего? — Витька несёт. — Это я чего? — он снова несколько раз шваркает кулаком о стену, не обращая внимания на содранные суставы и кровь. — Охуели, суки, совсем. Это этот твой, «мальчик-самоубийца», да? Что ж он, уебок, не самоубился-то до конца? Пойти помочь ему, может? Тупой башкой о бетон, чтоб наверняка, тварь. — Вит, не неси херни, — Ярик оглядывается и пытается утянуть Витьку в ординаторскую. — Ну что ты творишь? Мне же работать тут ещё… — Ахуенная у тебя работа, я смотрю. А я-то думаю, что же это ты домой не спешишь. А ты тут с какими-то, блядь, суицидниками долбаными зажимаешься. — Да, блин, он сам не может подняться просто, Вит. Ну это же видно, нога же. Санитаров не хватает, потому я сам решил помочь. У него вообще гемоглобин шестьдесят, он еле дышит… — Да чтоб он сдох совсем! — выплевывает Витёк. — Видел я это «просто помочь». И как ты гладил его, тоже видел. Отсосал бы ещё ему, чё, бля, слабо? — Не надо всех по себе судить, Витя, — губы Ярика сжимаются в одну тонкую линию. — Ты святой у нас, да? — А ты мне тот случай по пьяни будешь до конца жизни вспоминать? Это что, месть? — Дурак ты, Витя, — Ярик сползает по стене на пол и садится на корточки, закрыв лицо руками. — Какой же ты дурак. — Идём домой, там разберёмся, — Витёк слегка успокаивается, но адреналин ещё гуляет по венам. — Давай собирайся. У тебя рабочий день все равно закончился. Завтра вылет рано утром… — У меня дежурство, Вит, — Ярик отводит глаза. — Прости. Я же говорил тебе вчера… Ну прости ты меня. Я сам не знал, а вчера трое докторов из основного штата с гриппом слегли. Некому просто… — То есть, никто никуда не летит? — для Витька вдруг резко и неожиданно остановилось время. — Но как же… я же билеты, и всё остальное… Всё же сложилось… И звонка не было же вчера… А ты, ты… это из-за этого козла, что ли? — Да ты совсем ёбнулся, — вспыхивает Ярик. — Я ему одно, а он своё талдычит. Ты меня слышишь вообще? — Я слышу, — Витёк как-то поникает и сдувается, присев рядом с Яриком в коридоре прямо на пол. — Слышу. Мечта издохла в предсмертных корчах. Хуле. — Лети сам, — Ярик поворачивается к Витьку. — Я ведь понимаю, что это важно для тебя. И предложение Саймона, и само место… Лети, Вит. — Заебись, — криво усмехается Витёк. — «Лети, Вит». Красиво на хуй послал. — Ну вот что ты?.. — Да ничего! — снова взрывается и орёт Витек, подхватываясь на ноги. — Ничего. Ебал я это всё. И Майами этот ебучий, и работу. Я с тобой хотел! С тобой, понимаешь ты, идиот безмозглый? Это же… да что тебе объяснять, — махнув рукой, Витёк упирается лбом в стену. — Всё по пизде пошло. Всё полностью. — Вит, — Ярик тоже поднимается и гладит Витька по спине, не обращая внимания на то, что тот дёргает плечом, пытаясь сбросить руку. — Мне жаль, правда. Я тоже хотел с тобой. Очень хотел… — Хотел? — Витёк прищуривается. — Нихуя ты не хотел, Яр. Если бы хотел, мы бы завтра уже в самолете сидели. Счастливые. Понимаешь? А не вот это всё. — Ты ведёшь себя, как истеричка, — Ярик вздыхает. — Ну что мне, убить себя теперь, если так вышло? — Я полечу, — Витька решительно разворачивается и впивается взглядом в Ярика. — Я — полечу. С тобой или без тебя. И никто, слышишь ты, никто не испортит мне мою мечту и мой Новый год. Понял меня? А ты сиди тут со своим сраным отделением, своими пизданутыми суицидниками и своей тупостью. За три копейки. Ярик молчит, глядя куда-то сквозь Витьку. — Понял меня? Домой не идёшь? На койке со своим смертником спать будешь? Отлично. Не заеби до смерти только. А то ещё за маньяка примут. Ярика передернуло, а Витька вдруг увидел себя со стороны и понял, что как-то это всё, наверное, слишком. Особенно сейчас, вот эти вот слова про маньяка, как под дых. Но остановиться уже не мог… *** Приземлившись в международном аэропорту Майами, Витёк недолго задержался с волокитой. Багаж получать не нужно — летел налегке. Арендовать авто не стал, взял такси, домчавшее его до виллы Саймона за полчаса. Забрав ключи у соседа — улыбчивого афроамериканца в радужной шапке, какими грешат растаманы, Витёк закинул свою небольшую сумку в дом. Сначала хотел к океану, но декабрьское солнце палило немилосердно, поэтому спешить не стоит. Сначала душ с дороги, после немного подремать, а дальше видно будет. Проспав до самого вечера — перелёт сказался — Витёк открыл ноут в ожидании сообщения от Саймона. Друг сетовал, что не сможет присутствовать на вечеринке лично, но оставлял подробные инструкции. А Витьку внезапно стало всё равно. На эту вечерину, на «нужных людей», на перспективы и работу. Он сейчас бы с большим удовольствием морозил бы жопу где-то в тайге под ёлкой. Лишь бы рядом с этим придурком, который ни слова с того момента, как Витёк вылетел пулей из отделения, грохнув дверью. Ни слова. Накинув легкую ветровку, Витёк побрел к океану. Хотя и пляж располагался на берегу залива, приятнее было думать, что это, всё же, часть именно океана. Тем более, ветер разгуляться. И штормит. Хорошо так штормит. Уже почти стемнело, прибрежные рестораны зажгли огни. Призывные биты завлекали зайти развлечься. Танцовщицы крутились у входов на помостах, притягивая взгляды проходящих людей. Витька всего этого, казалось, не замечал. Ни пальм, ни сверкающих Ламборгини и Мазерати, ни призывных улыбок местных блядей, ни чинных пенсионеров, которых здесь было чуть ли не больше всех остальных. Ничего. Витёк шёл к океану. А спустившись на пляж, сбросил обувь и пошёл по песку, прихлёбывая на ходу виски прямо из горла бутылки, купленной в одном из кафе и завёрнутой в бумажный пакет. Остановившись в метре от полосы прибоя, Витёк раскинул руки и завыл, заорал, пытаясь перекричать рёв океана. Хорошо, что все звуки поглощаются шумом прибоя. Хорошо, что темно, и его никто не видит. Ни его, ни его пьяных слёз, ни его дыры под грудиной, откуда хлещет кровь пополам с виски. «Майами, битч, — Витёк повторяет слова Ярика, упав на колени в песок и раскачиваясь, — сука, сука, су-у-у-ка-а-а. Как же я тебя ненавижу, — кулаки в бессилии врезаются в песок, сжигая кожу.— Ненавижу, ненавижу, ненавижу-у-у. Ебаная мечта, ну сбылась, и что? И что, блядь? Не так я хотел, не так. Не так, всё не так, всё». Бархатные басы вибрировали где-то с прибрежной полосы. С другой стороны гудел океан. А между ними, завывая от тоски, корчился на песке Витька, матеря последними словами свою сбывшуюся мечту. *** К середине ночи Витька добрался до временного пристанища. Слонялся без дела по комнатам, уже даже не пытаясь бороться с пожирающей его тоской. Где-то неподалёку снимали соседнюю виллу соотечественники. Их было далеко слышно. Их и их идиотские новогодние песни и не менее идиотские поздравления «с наступающим». Витьке не хотелось даже думать, что будет в сам Новый год. И по какому времени они его будут отмечать. Скорее всего постоянно. Широка страна моя… и не моя тоже. Хоть каждый час отмечай, не промахнёшься. Закрыв окна и включив сплит-систему, Витька упал на диван. «Ярик на дежурстве сейчас. Или у родителей. Смотря как график смен поставили. С кем-то. Или сам. У него день сейчас. А здесь ночь. Непроглядная, непролазная, кромешная ночь. Не думать о нём. Просто не думать. Океан, пальмы, драйв, движуха. Ты же так этого хотел. Вот оно. Мечта сбылась. Теперь осталось только сдохнуть, мечтать уже не о чем. Прекрати нести этот бред. Блядь, я, кажется, схожу с ума. Если не уже…» Пытаясь отвлечься, Витька снова бездумно крутит в руках пульт от телевизора. Включает, ищет какие-то русские каналы. И по закону подлости попадает именно на тот самый, который смотрел тогда дома. И мультфильм тот самый, и дурацкая песенка. Витёк смеётся. Хохочет во всё горло. И если бы кто услышал этот смех, то похолодел бы от ужаса. И снова, как и тогда, дома — ведь это, правда, было именно «дома», теперь Витёк понимает это — мультфильм прерывает криминальная сводка. Новая смерть, какие-то смазанные кадры, видно часть лица жертвы — угол разорванного рта и родинка над губой… Родинка... Витька цепенеет. Мысль, невыносимая осознанием, пронзает кинжальной болью насквозь. И ещё раз, и ещё. Как тесак проворачивают. И на части, на куски… «Нет, нет, не-е-ет, — орёт Витька, — нет же, только не так, не он, нет». Стук у входной двери, синие вспышки мигалок на улице. Кто-то вызвал полицию. То ли к шумным соседям, то ли к самому Витьку. Он не соображает. Он ничего не соображает сейчас, кроме того, что ему срочно нужно домой. Витёк пытается обьяснить это полисменам, тыкая в экран телевизора и страшно косноязычными словами, будто забыв, что свободно владеет английским и испанским, что в разы облегчает понимание здесь, в Майами. В тот же день, каким-то чудом и не без помощи полиции раздобыв билет на ближайший рейс, забив на всё, Витька возвращается домой. В аэропорту, а затем и в такси упорно просматривает выпуски новостей в интернете, уговаривая себя, что ему просто привиделось, что это чудовищная ошибка. Едет в больницу, на место работы Ярика. Потому что куда же ещё, как не туда? Снова натыкается на ту сводку. Снова переживает очередной внутренний Армагеддон… — О, новый выпуск, — таксист увеличивает громкость радио. — У нас тут маньяк завёлся. Вроде как одна из жертв выжила, но в больнице без сознания. Охраняют как зеницу ока… Витька не слышит его. Витька ничего не слышит. В висках болезненным рваным пульсом бьется только «Жертва выжила». И плевать, что он сам лично видел… и родинка… Рассчитавшись с таксистом, Витёк пулей взлетает на этаж травматологии. Как раз через коридор находится ОРиТ, где должен быть тот выживший. Ярик говорил, что всех таких, кто при смерти, туда кладут… Ярик. Ярик… Ломанувшись в дверь реанимации, Витёк получает отпор от санитарки. Но через её плечо замечает охрану у входа в реанзал. — Как его зовут? — орёт Витька в лицо ничего не соображающей тётки. - Потерпевшего как зовут? Блядь, да пусти ты меня. Один из полицейской охраны уже поднялся и двинулся в сторону бушующего Витька. Из ординаторской выглянул анестезиолог, скривившись на шум. Медсестра прибежала. Из соседней травмы тоже высунулся кто-то заинтересовавшийся. Какие-то люди о чем-то пытались расспрашивать Витька, полицейский начал задавать вопросы о том, знает ли Витёк жертву, что так туда рвётся. Движение усиливалось, у Витька плыло перед глазами, и вдруг… — А что здесь происходит? — живой и невредимый Ярик стоит на пороге смежного травматологического отделения и заспанно мигает покрасневшими глазами. — Вит? Ты? Но ты же… И тут же оказывается в крепких объятиях Витька, рванувшего к нему через площадку и всех скопившихся там людей, даже снеся нескольких своим стремительным рашем. — Яр, Я-а-а-р-р, живой, живой, сука, — Витёк тискает ошарашенного Ярика, снова и снова убеждаясь, что ему не мерещится, что это не призрак, а самый настоящий, живой Яр, его Ярик, его родное счастье, кроме которого Витьку никто и ничто не нужно. Даже чёртово Майами, даже все вместе взятые мечты. — Яр-р-р-р, — рыча, Витёк утаскивает Ярика за собой, подальше от изумлённых глаз, заталкивает в попавшуюся на пути подсобку, где на них валятся какие-то швабры, щётки и прочий уборочный инвентарь, но оба этого не замечают, целуясь так, как будто от этого сейчас зависит как минимум жизнь каждого. — Я не могу без тебя, — укусом, со всхлипом, с утробным рычанием. — Я не могу без тебя, — стоном и дрожью в ответ распухшими, размазанными губами. — Вот идиоты, — беззлобно ворчит, плотнее прикрывая дверь в подсобку и стоя на «шухере», баба Галя — главная над санитарками и по совместительству самый злобный «цербер» травматологического отделения.