***
Арсений… странный. Едва ли кто-то не замечает этого, но Антон привык к нему. За столько-то времени. К его странным каламбурам, шуткам, идеям. К нему в целом. Ну знаете: запаху, тёплым медвежьим объятиям, носу, с подкупающим рвением тычащемуся в затылок. Кайф — настоящий, до приторного семейный. Думал, что привык, пока однажды не понял одну вещь: Арсений с настойчивостью, как у продавца на рынке, пытается вынудить Антона говорить «я тебя люблю» как можно чаще. Причин этой странной нужды Антон выяснить, конечно, не смог. Не то чтобы он усердно пытался и пыхтел над поставленой задачей, но!.. мозгами пару раз раскинул чисто для галочки, но нет — понимание этой очевидной нелепицы от него ускользало, как желанная золотая рыбка. А то он загадал бы для Арсюхи одно слово на «п», и это, кстати, не «попки». Похуизм. Ему не помешает на самом-то деле. Проблема в том, что Антон не привык такое говорить каждый день, каждую минуту, каждую секунду, как этого хочет Арсений. Для него в этом нет ничего сложного… просто: зачем? Это же не «здравствуйте» и «доброе утро», зачем превращать в обыденность? Как бы это пафосно ни звучало, но Антон выражает свои чувства действиями: даст этому дуралею свою куртку, чтобы тот не отморозил себе что-нибудь, сварит гречу с курой, потому что знает, что Арсений на съемках и наверняка придёт голодный, даже носки ему покупает длинные, модные, блять, чтобы его щиколотки не мёрзли. Спасибо, что хоть не вяжет, а то мало ли. Но нет, Арсению надо, чтобы он говорил эту ебучую фразу. Прямо буквами. Прямо словами. И началось всё в любимом Поповском стиле — ебанутом то бишь, поэтому Антон нихера не понимал, потому что вопросы типа: — А вот ты когда маму поздравляешь с днём рождения, что ей говоришь? С днём рождения? А ещё что? Ага-ага, а в конце? — А ты знаешь, как с китайского переводится wo ai ni? Ну загугли? Ну Антон… — А помнишь, что Татьяна Онегину в письме писала? А какая там ещё фраза была? Не помнишь? Никак не складывались в единую картинку, сказанные в разных контекстах и так, между прочим. Антон относился к этому спокойно: ну Арс немножко ебанутенький, и Шаст просто картинно вздыхал и говорил: — Сень, ты че… — А кто такой Сеня? Я не знаю никаких Сень, — хлопал ресницами Арсений и сразу же сваливал. И чё приходил, собственно? Потом однажды ночью, когда Антон, обнимая Арсения со спины, прижимал его ближе к себе, думал обо всем этом и пытался как-то соединить неподходящие кусочки этого странного и запутанного паззла под названием «догадайся, что происходит в башке Арсения Попова» (или «какая ебала снова щелкнула у Арсения в голове») Арс сквозь сон вдруг прошептал: — Ну, Тох, ты меня не любишь что ли? А почему не говоришь тогда? — И ещё губы поджал, вызывая желание вскрыться. Ебать-копать. Тут-то шестеренки в голове Антона и закрутились. Арсений просто хочет, чтобы Антон ему говорил это чаще. С тех самых пор это стало игрой. Ну такой — типа «дурака» на раздевание. И главное, все ведь в плюсе! Антону просто интересно: до чего дойдёт Арсений в своём безумном желании чтоб-как-в-кино. А в этом он мастер — долетит на крыльях хоть до ЗАГСа, хоть до дурки. Вообще без проблем. Ведь существует же рот. Которым можно не только член сосать, но и говорить. Сень, ну ты не удивляйся так сильно. У всех в жизни бывают открытия. И этим самым ртом можно родить на свет божий что-то типа: — Антон, я ценю все твои поступки, особенно куртку, которую все фанаты сразу же спалили, да и носки, которые выглядят явно как твои, а не как мои, но мог бы ты ещё сказать, что любишь меня, блять. Пожалуйста! Антон бы понял сразу, не тупой. Но нет же, Арсений же не как нормальный человек, ему надо выебисто, с намёками полупрозрачными, с подсказочками, понятными только ему одному, вопросиками, как будто бы они на интеллектуальном шоу. Умники, блять, и умницы. Антон себя чувствует в этом шоу с названием «Жизнь с Арсением Поповым» явным хуюмником. Где каждое задание не в бровь, а в глаз. После съёмок «Где логика» (интеллектуального шоу, кстати говоря!), Арсений идёт в явное наступление. — А ты заметил, что я тебе поддавался вообще? Они договариваются встретиться недалеко от «Главкино», чтобы любопытные фанаты не заметили их вместе, Арсений садится в машину, пристёгивается и смотрит своими огромными глазами. — Мне? — Антон выпячивает губу и даже бровь выгибает. — Я же не один был, с Позом. Арсений закатывает глаза и как-то нервно поправляет челку. — Ну явно не ради Поза я так старался, точнее не старался, во: он и так меня приебнутым считает. — А это разве не так? — Антон в наигранном удивлении приподнимает брови, и Арсений ударяет его по плечу. — Ну так что сказать-то надо? — Ебать какие мы нервные. Нахуя? Спасибо? Отсосать? Я люблю тя, мой герой? Последний вариант явно ближе, но кого это ебет? — Желаю всем радоваться успехам близких, как своим? — Антон любит Арсения. Но ещё больше он любит его стебать. Арсений разочарованно выдыхает, утыкаясь взглядом в чуть запотевшее окно. Антон гаденько улыбается, пряча все свои эмоции в темноте вечера.***
Арсений очень отзывчивый. Антон просто касается подушечками пальцев его выпирающих рёбер и наблюдает за реакцией. Сенька выгибается, прикрывает глаза и тихо стонет. Антон обожает эти моменты, серьезно. Даже больше тех моментов, когда он расслабляет горло и чувствует головку члена Арсения. Когда Попов путает свои пальцы в волосах Антона, тянет и продолжает постанывать. Даже больше тех моментов, когда растягивает Арсения неторопливо, разводит пальцы, ловя губами тихие выдохи. Когда входит медленно, закидывая ноги Арсения себе на плечи. Арсений же гибкий пиздец и отзывчивый. И это такое комбо, что Антон, которому, блять, уже не пятнадцать и даже не двадцать пять, готов кончить только от этого. Антон двигается медленно, переплетает их пальцы, целует невесомо острые скулы. Арсений шепчет что-то, двигает рукой на своём члене. Неудобно. Просит поменять позу. — Доминант, бля, — шепчет Антон, когда Арсений медленно насаживается на его член, опираясь руками о грудь. Антон придерживает его за бёдра, чуть тянет, как бы говоря двигаться быстрее. И Арсений двигается. Его отросшая челка спадает на глаза, но он ее даже не поправляет, концентрируется на скорости и движении своих бёдер, и Антону одновременно и хорошо, и плохо. Это какой-то пиздец, хочется ему сказать, но он только стонет и позволяет делать с собой все, что Арсений захочет. Сенька даже сам себе дрочит — какой, блять, самостоятельный, посмотрите на него, — и Антон ожидаемо быстро и позорно кончает. Ну что ж. Антон чувствует, как член начинает расслабляться, пока Арсений доводит себя до конца, все ещё сидя на Антоне. — Охуенно, — наконец шепчет Антон: Арсений громко дышит, кивает и трогает мокрый лоб пальцами. Антон целует его в висок, приобнимает за плечи и знает: Арсений ждёт эту ебаную фразу. Но нет, не сейчас.***
Антон очень ценит Арсения, правда, но когда вдруг Шаст говорит, что ему понравился последний альбом Маркула (который, к слову, вышел год, ГОД назад), Арсений, бля, закидывает его тысячью и двумя мемасами типа «Маркул ебёт акул». В Директе Антона скапливается, кажется, сотня этих фотографий и постов - смотри, любимый, всё для тебя, но последнее сообщение: «ебать посмотри на это» заинтересовывает даже. Антон открывает диалог, видит какой-то момент из их шоу, улыбается даже, а потом снова поток фоток Маркула с клипов, концертов и просто пишет: «Ловко ты меня наебал, заставив открыть эти сообщения». Ему нравится альбом, творчество в целом, человек, но у него скоро глаз будет дёргаться, ей-богу. Мать родную забуду, но его не забуду никогда. Лучше б свой ебальник присылал с таким усердием. Или не ебальник. Почему бы и нет? «Я если и наебал, то со слюной вместо смазки». "У него такое лицо". "!!!" Антон закатывает глаза. Скидывает видео с последнего концерта Марка и пишет: «люблю этот трек» Арс отвечает: «а ещё кого любишь?» Ой, лол. «Окси?» Антон бы очень хотел видеть выражения лица Арсения в этот момент. Больше Арсений ничего не пишет.***
— У меня для тебя сюрприз! До Нового года остаётся, кажется, всего несколько дней, когда Арсений врывается в квартиру Антона, открывая дверь своим ключом. Антон был уверен, что Арсений из Питера не вылезет до тридцать первого числа, поэтому стоял с топорщащимися после сна волосами. Да и трусами, если честно, тоже. Антон даже сказать ничего не успевает кроме протяжного такого «э-э-э», когда Арсений напяливает на него футболку. Новую футболку. Посвящённую Антону. У Арсения даже глаза горят, когда он смотрит на футболку и Антона в ней, и Антон чувствует такой комфорт. И нежность. И вообще чувства чувствует. Сильные такие. Он обнимает Арсения, накрываемый каким-то необъяснимым порывом, и шепчет: — Я тебя… — а, точно, игра. — Хочу поблагодарить. Спасибо, Арс. Арсений сжимает футболку на его спине и кивает.***
Антон обожает Новый год. Даже несмотря на километровые пробки и такие же очереди к кассам в супермаркетах. Но все равно включает ворчливого деда. Хотя дед из них двоих явно не Антон. Ох уж эти тупые шуточки про возраст, которые сами генерируются в голове. — Мы, блять, что, в Китае? — бормочет под нос он, пока Арсений сосредоточенно выбирает жвачку: арбузная или мятная, вот в чем вопрос. — Откуда народа столько? Это всё политика: рожайте, рожайте, рожайте. А то, что людям скоро помидоров на салатец в магазинах хватать перестанет, их не волнует. Зачем? Арсений пожимает плечами, беря сразу две пачки: у них уже две ебучие тележки, хотя Арсений говорил: — Давай не будем ничего готовить дома, закажем доставку? А потом начинается: а оливьешку самим порезать, а то, а се. Так они оказываются в магазине с двумя огромными тележками, забитыми хуй знает чем. Хуй, потому что процессией руководит Сенька. Он так и говорит: тебе доверять — отмечать Новый год чипсами. Чё плохого в чипсах Антон так и не допёр, ну кроме самого очевидного — вредно. Слава богу, что люди, уткнувшись в свои списки покупок и тележки, не замечают их и не узнают. Хоть какой-то плюс. А потом домой: готовить, готовить, готовить, сменить трусы на праздничные и вроде как Новый год. Ура, товарищи! В чем смысл оливье без мазика и «селедки под шубой» без селёдки Антон так и не понял, но Арсений же, бля, блюдёт за своей фигурой, поэтому Антон просто охуевает и ставит на их маленький стол эти все фитоняшные блюда, рядом с собой припрятывая банку мазика. Ну так, на всякий случай. Пока президент говорит, по ощущениям, одну и ту же речь в десятый раз в этом тысячелетии, Антон сжимает пальцы Арсения и целует его. Целует так, как любит Арс: с конца года на новый. Под бой курантов, под крики с улицы, подъезда и соседней квартиры. С новым, бля, годом. С новым, бля, счастьем. Антон гладит его скулу, смотрит прямо в глаза и, наконец, говорит: — Арс, пойми, «я тебя люблю» — это не спасибо за что-то. Я люблю тебя не за твою футболку, не за твои подарки, я тебя люблю, потому что ты рядом, потому что поддерживаешь меня во всем. Ну и потому что ты — это ты. С тараканами своими, заебами, селедкой без селедки. И мне как-то похуй на слова, если за ними ничего не стоит. А у нас же стоит? Арсений улыбается и снова целует его. — У нас определённо стоит. Твои слова мне как-то похуй, похуй? Антон надеется, что его заебы по этому поводу остались где-то там, в старом году. И что ему разрешат положить в оливьешку майонез, он тоже надеется.