Legends never die

      Когда-то я мечтал вызывать у людей искренние улыбки.       На деле же видел за всю свою жизнь в большинстве оскалы презрения, ненависти или страха, а вдалбливаемое в голову с рождения понятие о собственной неправильности засело в подсознании настолько прочно, что, кажется, никакими клещами не вытащить. Да и не хочется уже...       Боятся? Так что с того, пусть боятся, я уже и сам с удовольствием подам им повод для этого! Вспышка света, пистолет в руке и неестественно широкий оскал на собственном лице – застывшая на нём навечно клоунская маска. И лишь изредка, оставшись наедине с собой, я мог отпустить эту личину, даже если то, что находилось под ней, ненавидел ещё больше.       Теперь, может быть, хотя бы моя смерть осчастливит кого-то, коль уж само существование всех раздражает и отпугивает? Не имею понятия; тем не менее, в тот момент, когда сознание моё угасло лучинкой на ветру, на губах оставалась всё та же ненормальная улыбка. Представление было сработано на славу...       А здесь светло, будто состоят из сотен свеч сами границы этой комнаты – заметьте, я не говорю "стены", заменяя нейтральным "границы", ибо всегда и никогда не было возможным определить, пощупать рукой, где конкретно они находятся. Как и нет стыков между потолком, стенами и полом, в котором на несколько сантиметров невесомо утопают подошвы обуви. Но даже так я беспрепятственно нахожу здесь дорогу, на самом деле, гораздо более принадлежа этому месту, нежели тому миру, что зовётся реальным.       Во мне тоже сейчас течёт этот свет. И эта тьма, которую, если и была когда-то здесь, всю впитал в себя, безнадёжно отравив кровь и рассудок. Так почему? Зачем мне нужно, чтобы это место оставалось таким безгрешным, слепяще-белым и нетронутым? Мне всегда нравилось лишать людей их жалких жизней, но...       ...Страшно жить, когда тебя забрасывают камнями все, кому доверял раньше и кто казался таким понимающим. Ещё страшнее – когда это начинаешь делать ты сам, медленно разлагаясь изнутри под ядом собственных мыслей. Умирать тоже очень страшно, поверьте... Но намного, намного хуже видеть ту боль, что залита на дно глаз тех отчаявшихся, кто однажды потерял близкого человека, так и не смирившись с потерей, оставшись с жизнью один на один сломленный, покинутый, умоляющий смерть забрать его следом... Меня забавляют все людские страдания... Кроме этого.       Я будто плыву в белом потоке, почти не контролируя направление, ведомый каким-то иным органом чувств, и лишь протянув руку, кончики пальцев которой точно растворяются в лучиках света, из коих соткано всё пространство. Пропуская их сквозь ладонь, чувствуешь порой перемену ощущений тёплого и холодного, как чьих-то эмоций: радости и грусти, ликования и скорби, умиротворения и гнева; из-за нереальности каждого впечатления, полученного здесь, приходится постоянно ориентироваться на сравнения с чем-либо земным.       Спустя ещё несколько шагов – или десятков шагов – это ощущение распадается, кисть теряет свою полупрозрачность, а тело обретает тяжесть. А вслед за этим атмосферу наполняют те блики, в поисках которых и блуждал здесь некоторое время вместо того, чтобы тотчас вернуться к жизни. Неопытный глаз бы сейчас вряд ли что-то обнаружил сразу, но я замечаю переливчатую дымку, что лишь чуть-чуть темнее всего вокруг.       Шаг. Ещё шаг, снова и снова. Тени становятся гуще, плотнее, и в какой-то момент пробуждается чувство, что, кроме меня, здесь есть ещё кто-то. Оглянувшись вокруг, я удостоверяюсь – это действительно так...       Несколько людей (не думаю, что мог видеть их всех ранее) ровным шагом ступают рядом, практически синхронно вертя головами в попытке рассмотреть хоть что-то. Под ногами нашими, приобретая физические очертания, постепенно все вырисовывается некая тропа, и я иду по ней где-то в середине группы, старательно играя роль такого же, как они – ничего не понимающего, потерянного, выдернутого из небытия.       Угодно ли читателям, чтобы я ответил на их безмолвный вопрос – да что они такое, мои спутники?       Призрачные химеры, несколько душ, чей внезапный уход – я чувствую – причинил столько боли их близким... До моего появления здесь они уже даже не были людьми, а лишь бесформенными, слабо мерцающими и гудящими каждая на свой лад тенями. Сейчас же с каждым шагом пустые, растерянные глаза всевозможных цветов наполняются смыслом и жизнью, тем же чистым светом, движения теряют свою механическую скованность, а на губах появляются улыбки, смешки, а у кое-кого – и вопросительные восклицания.       Что? Как? Каким образом? Нет, нет, спокойнее... Я не раскрою вам все карты.~ Такой второй шанс, как этот, даётся бескорыстно и без каких-либо объяснений. Считайте это, если хотите, просто придурью полоумного чудака-клоуна...       Четверо-пятеро взрослых ведут себя довольно настороженно, скорее, по привычке, как я заметил, отдёргивая руку к карману или ремням, где ранее, ещё при жизни, должно быть, хранили своё оружие. Они хотят знать, что происходит, откуда эта тропа под ногами, почему она не пускает уже обратно в сияющую бездну, куда ведёт. Забавно, что никто и не догадывается, что причиной всему именно я и моя способность.       Изредка чуть впереди между спинами мелькает силуэт рыжеволосого подростка. Но больше всего, конечно, здесь детей... Голов пять, не меньше, точно. Окружающее нас всех белое забвение не тревожит их, разгоняемое тихим смехом, когда то один, то другой, балуясь, вырываются вперёд процессии, покуда один из сопровождающих, видимо, знающий непоседливых ребят с прошлых времён, не берёт их за руки, беспокоясь. Я не могу сдержать тихую усмешку, наблюдая за этой "многодетной мамочкой". Ну да, самому как-то не выходило никогда найти общий язык с детьми... Они меня боятся.       О, наивные, чистые души, ещё не успевшие покрыться налётом яда этого мира... Даже сейчас они, не совсем понимая, что происходит, улыбаются и хихикают, считая всё это просто игрой, веря – всё скоро вернётся на круги своя. Не знают, не помнят, как чья-то рука в один миг лишала их этих самых жизней тем далёким ясным вечером. Как после этого, может быть, несколько лет блуждали здесь искорками тёплого света в поисках знакомых лиц и рук. Как в один момент я буквально за руку вытащил их на эту тропу, которая, к слову, почти подходит к концу...       А вот я свою смерть помню чётко... Может быть, даже слишком. Может быть, потому что не в первый раз уже... И это страшно. Страшно, больно, невыносимо, будто на мелкие кусочки разносится за секунду не только физическая оболочка, но и душа, чтобы вновь собраться лишь здесь, и, пусть это длится считанные мгновения, пусть такая плата кажется незначительной за возможность не прекращать существование, я готов иногда проклясть непрошенный дар, сбежать от него, скомкать и бросить в мусорку – ах, если бы это было возможно!       И тем не менее, это продолжает быть одним из главных моих козырей в рукаве, приберегаемых на крайний случай. Как и сейчас, когда работал по совершенно дурацкому плану Дос-куна, не поставив в известность ни его, ни кого-либо из прочих соучастников. Может, поэтому, пока иду в становящейся шумной компании по серебряному пути, меня, пожалуй, впервые за все разы неотступно терзает вопрос.       Пусть даже в душе лёгкими пузырьками мельтешит предвкушение вытянутых и обалдевающих выражений лиц тех, кто наверняка уже решил, что грустный клоун приказал долго жить. Всё же... Может ли всё ещё ждать меня хоть кто-то? А если да, то кто? На что надеется? Ведь ни в одном исходе той части плана не упоминалось, что меня ждёт что-то, кроме смерти...       Огромные, просто колоссальные амбиции, минимум людей... Одно название. И ещё, на тебе – зовёмся Смертью Небожителей, а умираем преимущественно сами. Забавно. Крайне забавно. Вот только вышли из-под контроля ваши игры, уважаемый Фёдор.       Не ждут? Забыли?... Может быть. Может быть, высокомерно усмехнутся, склоняя головы к карте и выписывая на ней очередные значки побед, в которые я внёс свою лепту – надо же, как оказалось просто оставить в дураках и подставить под лезвие пилы такого могущественного эсспера! Может быть, махнут рукой, открещиваясь от упоминания моего имени, как от страшного сна, а то и вовсе сморщатся недовольно: "Гоголь? Какой Гоголь?..."       Может быть, тот же обер-камергер Дос-куна, Иван, ну или Ванечка-дурачок, как я успел его прозвать в шутку, просто учтиво улыбнётся, узнав поступившее известие, кивнув, дескать: "Понял-принял", просто поставит к ужину на одну чашку с чаем и тарелку меньше... Подумаешь.       Ох, любил же я его позлить, ничего не скажешь... Но ведь так весело было наблюдать за этой мордашкой, недовольно сморщенной вместо привычной вежливой, но такой неестественной улыбки! Эта извечная благодушность просто выводила меня из себя своей натянутостью и относительным безразличием к некоторым вещам, например, как раз к моему присутствию рядом. Хотя, конечно, я знал, что по другому сия "седовласка" просто не умеет...       А ещё, кажется, он принимал подобные легкомысленные шутки – навроде поменянных местами соли и сахара или внезапной атаки взявшимися из ниоткуда руками с намерением защекотать – слишком близко к сердцу, злясь и продолжая упорно игнорировать меня ещё несколько часов после... Мне обидно.       А ещё обиднее то, что в нашу последнюю встречу я так и не успел нормально извиниться перед ним за всё это. Я ведь как лучше хотел, а вот как сделать это самое "как лучше" – видимо, так и не смог понять... Так что нет, на то, что хотя бы Иван меня ждёт, можно практически не рассчитывать.       Впрочем, совсем скоро я увижу и проверю это сам, а подобные мысли – лишь лёгкая слабина в собственной душе, приходящая и отступающая подобно весеннему ветерку над крышами домов. И ветерок этот, наконец, решил оставить в покое мою голову сейчас. И впрямь, что-то я немного отошёл от темы...       Хотя общий темп шага группы замедлился, кажется, никто не обратил на это внимания, как и на то, что дымка впереди стала более плотной, более напоминая вполне осязаемый простыми людьми туман или даже бархатную прохладную штору, за которую, на самом деле, и вела наша дорога.       Всех их, я уверен, всё ещё обязательно ждут и оплакивают, молясь о том, чтобы хоть раз увидеть вновь... И пусть, пусть у многих из них не самое светлое прошлое, руки в крови, а душа будто чёрной смолой подёрнута – впредь это совсем не будет иметь значения... Конечно, если они найдут в себе силы, начав заново, ступить на этот раз на правильный путь. И этот выбор уже будет зависеть не от меня.       Последние минуты здесь проходят нисколько не тише предыдущих, напротив, сейчас мы на несколько секунд можем почувствовать себя чем-то целым, близким друг другу – почти семьёй, и я позволяю себе на миг поддаться этому, так же, как и другие, искренне улыбаясь и даже подхватив одного из детей в объятия.       И лишь когда остаются считанные шаги, я почти останавливаюсь, пропуская всех вперёд. Теперь моя работа здесь и правда закончена, по крайней мере, на сегодня. Девочка спрыгивает с моих рук и быстро нагоняет уже тающих за гранью товарищей.       Да, и... От общей группы отстаёт ещё один силуэт, почти, но уже не совсем ребёнок. Эту рыжеволосую голову я аккуратно удерживаю за плечо, когда он немного неуверенно пытается двинуться за остальными, уже переступившими за черту тропы, чтобы вернуться к прежнему образу жизни или же, может, получив второй шанс, кардинально переменить его раз и навсегда. Я надеюсь, это правда у них получится...       Вначале чужой взгляд поднимается из-под вихрастой рыжей чёлки вопросительно и встревоженно в полном непонимании происходящего, пока я тихо не поясняю с почти довольной усмешкой:       – А тебе по пути со мной. Надеюсь, Дос-куну понравится этот фокус...~       В его серо-синих глазах на пару секунд загорается живое понимание, осознание и робкая радость, возможно, как раз из-за непривычно сокращённой, но знакомой фамилии, и дальше мне уже не пришлось настаивать или уговаривать своего спутника. Кажется, он даже зашагал быстрее... Как мило. Испытывать такую привязанность к человеку, который тебя же и убил?       Делая последний шаг, я не смотрю назад. Не хочу видеть, как это место вновь растворится для меня до следующего раза. Скоро мы все будем дома...       Когда-то, ещё ребёнком, я мечтал вызывать у людей искренние улыбки.       А магия воскрешения мертвецов всё ещё работает безотказно...       Поэтому теперь всё станет хорошо.