Прельстиво

Сайхара-чан, милый мой Сайхара-чан, да что же с тобой такое? Ты что, плачешь? Но мы с Гонтой не собираемся тебя обижать, честное слово. Просто я приставлю к виску Гонты пистолет и заставлю Гонту трахнуть тебя без смазки, подумаешь! Что тут такого? К тому же ты сам хотел, всегда хотел. Писал мне комментарии на фэйсбуке про то, как хочешь меня, а когда на фэйсбуке запретили подобное, перебрался на тамблер. Вожделение, приправленное блёстками, да что вообще может быть прельстивее? А прельстивее, мой милый Сайхара-чан, то, что ты можешь не во всемирной паутине пищать про свои чувства ко мне, а доказать это делом. Возможно, я тебя полюблю, возможно, я буду с тобой, но кто может гарантировать это, я же лжец! И теперь, увидев, насколько Гонта большой ниже пояса, ты льёшь слёзы. Не ты ли, мразота в кепке, называл мои слёзы крокодиловыми? Твои, впрочем, крокодиловые тоже. Ты открываешь свой грязный рот и произносишь: - Ома, я могу ублажить Гонту орально, если это тебя устроит... - Меня не устроит, - отвечаю я, держа пистолет наготове. - Орально ты удовлетворишь меня, если не сдохнешь на члене Гонты и не повиснешь на нём, как ссаная тряпка. Твой желудок урчит. Кишки твои, похоже, совершенно не готовы. - Ома... я... д-д... - Конечно, Сайхара-чан, ты девственник. Ври больше. Лучше меня никто во всём мире не может врать. Ты трахался со всеми подряд, ты подхватил сифак, трипак и спидорак, поэтому я приготовил для Гонты гондоны. Я же не хочу, чтобы мой милый Гонта-чан заразился от тебя. Я передаю Гонте упаковку с резиновыми изделиями. - Ома, что Гонта должен делать с этим? - Гонта-чан, сейчас я тебе открою. Ох уж эти Маугли, гондон не могут развернуть... Вот. Теперь натягивай - и сразу входи. Не ковыряйся с Сайхарой. Ты спускаешь с себя свои штаны вместе с трусами. На них видны присохшие поллюции. Ты извиваешься в предвкушении пенетрации. - Ох, Ома, я так люблю тебя... - Гонта-чан, только взгляни на эту прелесть. Ты понимаешь, что этот урод ради меня готов на всё? Его любовь - ни что иное, как саморазрушение! У него нет ни воли, ни личности, ни собственных желаний, с тех пор, как он встретил меня. Он живёт ради того, чтобы меня удовлетворять. Моральная вегетация. Ты молчишь и уже стоишь в коленно-локтевой позе. - Ома... - ты захлёбываешься собственными слезами. - Гонта-чан, начинай. Трахай его так жёстко, как можешь. Он заслужил. Я держу пистолет у виска Гонты. Гонта впихивает в твою тугую задницу свой член. Как ты плачешь и кричишь! Если бы не моя обязанность стоять около Гонты с пистолетом, я бы принёс тебе зеркало, чтобы ты видел своё лицо, искажённое, превратившееся в слезливую и сопливую квашню с дыркой, из которой издаются громкие вопли. Мы находимся в заброшенном доме вдали от цивилизации, на самой окраине глухой деревни, сзади - лес, спереди - обрыв. Из окна - такой живописный вид на море, солнце отражается в воде. Только плевать тебе на красоту этого мира, ведь для тебя нет ничего красивее меня. Это так мило! Так прельстиво! - Сайхара-чан, тебе нравится? - говорю я, не убирая пистолет. - Мне казалось, что у Гонты маленький член. Тридцать сантиметров в длину, пять в ширину - это не член даже, ни-ши-ши! Я вообще предпочитаю фистинг, ты знал? Ты в ужасе. Тебе плохо, да? Ничего, выдержишь. Этот пранк - самый прикольный пранк, который я когда-либо устраивал! Гонта так трахает тебя, что у тебя из задницы кровь хлещет. Понял теперь, что значит - домогаться верховного лидера? Сталкерить верховного лидера? Ты не поймёшь. Тебя оттрахают, как резиновое бревно, а ты будешь счастлив, потому что сочтёшь это за любовь. Глупый Сайхара-чан, ты детектив, ты ковыряешься в преступлениях, как же твой аналитический ум не может понять, что я тебя не люблю и не полюблю никогда в своей жизни? Что ты всегда будешь для меня взаимозаменяемой игрушкой, способом развлечься средней прикольности? Спиннер вертеть приятнее, чем с тобой дрочиться, и очень странно, что ты, будучи детективом, этого не понимаешь. Тебе трудно дышать, я смотрю? Ты жадно хватаешь воздух ртом. А ведь Гонта очень нежен. Он не рукоприкладствует. Членоприкладствует, скорее. Будь я на его месте, я бы прибил тебя к полусгнившему полу, как ржавый гвоздь. А Гонта добрый и нежный. Подумаешь, раздолбал задницу до крови. У меня в первый раз с ним то же самое было! Но я выжил. И ты выживешь, как же иначе! Гонта с тобой ковыряется. Да, ковыряется. Гонта тоже глуп, потому что не ознакомился с правилами DICE. У нас в DICE запрещено убивать людей, я бы ни за что не выстрелил в него. Пистолет в моих руках - инструмент управления, а не уничтожения. Я могу контролировать кого угодно своим пальцем на спусковом крючке, но пока я его не нажму, правило DICE не нарушено. Я могу контролировать кого угодно и что угодно. И мои пранки никогда не выходят из-под контроля. Никогда не выходят из-под контроля. Не выходили из-под контроля до этого. Ты обмяк на члене у Гонты. Трогаю твой пульс - тишина. Я никогда не ценил твою жизнь, Сайхара-чан. Все вокруг, и мои друзья, и мои враги, они кем-то были. Ты был никем. Был статус детектива, блатной статус. Да и то, я думаю, те, кто тебя сочли детективом, просто букву перепутали. Не детектив, а дефектив. Безвольный, как марионетка на верёвочках, преданный до тошноты, морально вегетирующий. Я никогда не ценил твою жизнь. Но убить тебя я бы не смог. Фактически, Гонта тебя убил. Затрахал насмерть. Но на самом деле убил я. Верховный лидер организации, где одним из базовых постулатов является невозможность лишить жизни человека, сам стал убийцей. Солнечный зайчик по полу то ползёт, то прыгает. Со стороны моря пахнет солью, как, в принципе, и должно пахнуть море. В подавленном состоянии такие мелкие детали приобретают больший смысл. Гонта, уже одетый, сидит на стуле. Одна его ножка немного отколота, и под неё подложили кирпич. Стул шатается. Так и наши законы шаткие, как этот стул. Печально всё это. Но знаешь, что даёт мне надежду на душевную амнистию? У нас в DICE запрещено убивать людей. А ты человеком не был.